75

Клара доила кобылу, когда в загон ворвалась ее старшая дочь Салли.

- Кто то едет, мама! - возбужденно воскликнула Салли. Девочка общительная и взрослая - ей уже исполнилось десять, - Салли обожала гостей.

Молодая кобыла родила жеребенка преждевременно, он был слишком слаб, чтобы стоять, поэтому Клара и занялась доением. Пусть сосет из бутылки, решила она, надо сделать все, чтобы его спасти. Когда подбежала Салли, кобыла дернулась, и молоко брызнуло на руку Кларе.

- Сколько раз надо тебе повторять, как следует подходить к лошадям? - спросила Клара. Она встала и вытерла капающее с руки молоко.

- Прости, ма, - сказала скорее возбужденная, чем виноватая Салли. - Видишь, вон там едет фургон.

Теперь из дома примчалась семилетняя Бетси с развевающимися темными волосами. Бетси любила общество не меньше, чем ее сестра.

- Кто едет? - спросила она.

Фургон еще едва было видно. Он двигался вдоль Платта с запада.

- А разве я вам, девочки, не велела сбить масло? - спросила Клара. - Такое впечатление, что вы целыми днями только и торчите у окон, выглядывая путешественников.

Разумеется, их трудно было винить, потому что к ним редко кто заезжал. Они жили в двадцати милях от города, к тому же поганого города - Огаллалы. Они редко туда ездили, разве что в церковь. Так что их общество в основном состояло из тех, кто покупал у Боба, ее мужа, лошадей, а теперь, когда он покалечился, вообще почти никто не приезжал. У них по прежнему было много лошадей, даже больше, чем раньше, и Клара знала о них столько, сколько Бобу никогда бы не узнать, но немногие мужчины были расположены торговаться с женщиной, а Клара не собиралась отдавать лошадей по дешевке. Если она называла цену, то последнюю, и мужчины обычно поворачивались спиной и уезжали, ничего не купив.

- Наверное, это просто охотники за бизонами, - заметила Клара, наблюдая, как вдалеке тащится по коричневой прерии фургон. - Вы, девочки, вряд ли научитесь от них чему полезному, разве только захотите узнать, как надо плеваться табачной жвачкой.

- Я не захотю, - заявила Бетси.

- Не захочу, надо говорить, - поправила ее Салли. - Я думала, бизонов больше не осталось, за кем же они охотятся?

- Дело в том, что люди соображают медленно, вроде твоей сестры, - объяснила Клара, улыбаясь Бетси, чтобы смягчить критику.

- Ты разве не собираешься пригласить их на ночь? - спросила Салли. - Хочешь, я зарежу курицу?

- Не торопись, возможно, они проедут мимо, - возразила Клара. - Кроме того, у нас с тобой разный взгляд на кур. Ты можешь зарезать одну из моих любимиц.

- Мама, они же просто еда, - заметила Салли.

- Ничего подобного. Я их держу, потому что разговариваю с ними, когда мне одиноко. Я ем только тех, с кем неинтересно разговаривать.

Бетси сморщила носик, ее позабавило материнское объяснение.

- Да ладно, ма, - проговорила она. - Куры не умеют разговаривать.

- Разговаривают, - настаивала Клара. - Ты просто не понимаешь их языка. Я сама - старая курица, так что я их понимаю.

- Ты вовсе не старая, ма, - сказала Салли.

- Фургон еще час до нас будет добираться, - заметила Клара. - Пойдите и посмотрите, как там папа. У него утром поднялась температура. Намочите салфетку и протрите ему лицо.

Обе девочки стояли молча. Они терпеть не могли заходить в комнату больного. Обе голубоглазые, в Боба, но с темными, как у матери, волосами и с такой же фигурой, даже такие же голенастые. Боба лягнул в голову мустанг, которого он во что бы то ни стало решил объездить, хотя Клара и не советовала. Она видела, как это произошло. Он привязал кобылу к столбу крепкой веревкой и повернулся к ней спиной всего лишь на секунду. Но кобыла, быстрая, как змея, ударила его передними копытами. Боб в этот момент наклонился, чтобы поднять другую веревку, и удар пришелся как раз ему за правым ухом. Раздавшийся треск напомнил пистолетный выстрел. Кобыле удалось ударить его еще три или четыре раза, но эти удары уже не причинили большого вреда. Удар же по голове практически убил его. Они настолько были уверены, что он умрет, что даже вырыли могилу на холме к востоку от дома, где лежали уже три их сына: Джим, Джефф и Джонни, чья смерть превратила сердце Клары в камень. Во вся ком случае, она надеялась, что сердце ее стало каменным, потому что камень не способен страдать.

Тем не менее Боб не умер, но и не поправился. Он лежал с широко открытыми глазами, но не мог ни двигаться, ни говорить. Он глотал суп, если повернуть ему голову, так что он жил на курином бульоне уже три месяца после несчастного случая. Он просто лежал, уставившись в пространство большими голубыми глазами, иногда у него поднималась температура, но в остальном он был все равно что мертв. Крупный мужчина, он весил больше двухсот фунтов, так что требовалась вся ее сила, чтобы поворачивать его и убирать за ним каждый день, - он не контролировал ни желудок, ни мочевой пузырь. День за днем убирала Клара грязные простыни и засовывала их в корыто, наполненное водой из цистерны. Она никогда не делала этого в присутствии девочек; она полагала, что Боб рано или поздно умрет, и не хотела, чтобы дети чувствовали к нему отвращение, если это хоть в какой то степени от нее зависело. Она посылала их к нему лишь раз или два в день, чтобы они вытерли ему лицо, надеясь, что их присутствие может вывести его из коматозного состояния.

- Папа умрет? - часто спрашивала Бетси. Ей был всего год, когда умер Джонни, ее последний брат, и она не знала, что такое смерть, испытывая лишь любопытство.

- Я не знаю, Бетси, - отвечала Клара. - Совсем не знаю. Надеюсь, что нет.

- Ну а говорить он когда нибудь сможет? - спрашивала Салли. - У него глаза открыты, почему он не говорит?

- У него повреждена голова, - объясняла Клара. - Внутри повреждена. Может быть, рана заживет, если мы будем хорошо за папой ухаживать, и тогда он снова будет говорить.

- Как ты думаешь, он слышит, как я играю на пианино? - интересовалась Бетси.

- Иди и умой ему лицо, пожалуйста. Я не знаю, что он может слышать, - ответила Клара. Она чувствовала, что в любой момент может расплакаться, а ей не хотелось, чтобы девочки видели ее слезы. Пианино, по поводу которого они с Бобом спорили два года, доставили за неделю до несчастного случая. То была ее победа, но печальная. Она заказала его далеко, аж в Сент Луисе, и оно оказалось совершенно расстроенным, когда его наконец привезли, но в городе в салуне был француз, который и настроил его за пять долларов. И хотя она предполагала, что на пианино он играет в борделе, она наняла его за большой гонорар в два доллара в неделю, чтобы он приезжал и давал ее дочерям уроки.

Француза звали Жюлем. Канадец французского происхождения, он когда то был торговцем на Ред Ривер, но разорился, когда тамошние племена выкосила корь. Он прошел через Дакоту и добрался до Огаллалы, где играл на пианино, чтобы заработать себе на жизнь. Ему нравилось приезжать и учить девочек - он утверждал, что они напоминают ему его кузин, с которыми он когда то играл в доме своей бабушки в Монреале. Он носил черный пиджак, а усы мазал воском. Обе девочки считали его самым изысканным человеком из всех своих знакомых, и это соответствовало действительности.

Клара купила пианино на деньги, которые выручила, продав лавку родителей в Техасе, и которые хранила все эти годы. Она так и не разрешила Бобу пустить эти деньги в дело, и они часто по этому поводу ссорились. Она хотела сберечь их для детей, чтобы со временем их можно было послать куда нибудь в школу, и им не пришлось бы провести всю юность в таком суровом и одиноком месте. Часть денег она истратила на двухэтажный деревянный дом, который они построили три года назад, после того как почти пятнадцать лет прожили в землянке, вырытой Бобом в откосе около реки Платт. Клара всегда ненавидела землянку, всю эту грязь, сыпавшуюся на постель год за годом. Именно от пыли кашлял ее первенец Джим чуть ли не со дня рождения и умер, не прожив и года. По утрам Клара поднималась и шла на Платт, где мыла голову в ледяной воде, и все равно к вечеру, если ей случалось почесать голову, под ногтями застревала грязь, целый день сыпавшаяся с потолка. По непонятной причине, куда бы она ни двигала свою кровать, грязь обязательно сыпалась прямо на нее. Она закрывала потолок тканью, даже брезентом, но ей никогда не удавалось надолго избавиться от грязи. Она проникала повсюду. Ей казалось, что все ее дети были зачаты в клубах пыли, поднимающейся от простыней или сыпавшейся с потолка. Крышу облюбовали пауки и другие насекомые. Они целыми днями ползали по стенам и в конце концов попадали в кастрюли, сковородки или сундуки, где она хранила одежду.

- Уж лучше бы я жила в вигваме, как индейцы, - много раз говорила она Бобу. - Чище бы была. Когда вигвам пачкается, его можно сжечь.

Эта мысль шокировала Боба, человека по характеру крайне ортодоксального. Он поверить не мог, что женился на женщине, желающей жить как индейцы. Он работал изо всех сил, чтобы обеспечить ей достойную жизнь, а она такие вещи говорит, причем именно так она и думает. И она упрямо не отдавала ему свои деньги, год за годом хранила их детям на образование, так она говорила, хотя один за одним умерли все три их мальчика, так и не достигнув школьного возраста. Последний прожил достаточно долго, чтобы Клара научила его читать. Она читала им «Айвенго» Вальтер Скотта, когда Джеффу и Джонни было шесть и семь. Но следующей зимой оба мальчика умерли от воспаления легких с интервалом в один месяц. То была ужасная зима, земля промерзла настолько, что нельзя было выкопать могилу. Они положили мальчиков в маленьком сарайчике, плотно завернув в брезент, пока холода не много не отпустили и они не смогли вырыть могилы. Много раз Боб возвращался, доставив лошадей армейским частям, и находил Клару в ледяном сарае, сидящую около двух маленьких тел, с замерзшими на щеках слезами. Ему приходилось греть воду, чтобы смыть этот лед с ее лица. Он пытался уговорить ее не делать этого, погода стояла холодная, вдоль реки дули ледяные ветры. Она могла замерзнуть до смерти в этом сарае. «Если бы я смогла, - думала Клара, - я была бы с моими мальчиками».

Но она не замерзла, и Джеффа и Джонни похоронили рядом с Джимом. Несмотря на ее решимость не подвергать себя больше таким пыткам, она родила девочек, и ни одна из них ничем серьезным не болела. Боб не мог смириться с таким невезеньем: ему так хотелось иметь сильного сына, чтобы тот помог ему с табуном.

Но он любил девочек, хоть и не умел выразить эту любовь словами. С ними он чувствовал себя неуклюжим, их хрупкость его пугала. Он постоянно беспокоился об их здоровье и пытался их кутать. Их бесшабашность временами пугала его до полусмерти. Они были из тех, что могли пробежаться по снегу босиком, если им вздумается. Он боялся за них, а еще больше боялся, что его жена не переживет, если одна из них умрет. Сам он чувствовал себя нормально в любую погоду, но стал ненавидеть зиму, потому что страшился, что зима может забрать у него кого нибудь из семьи. Но девочки росли крепкими, в мать, тогда как все мальчики родились слабенькими. Боб понять этого не мог и надеялся, что они еще родят сына, из которого он вырастит себе помощника.

У них был всего один работник, старый мексиканский ковбой, которого звали Чоло. Несмотря на возраст, старик сохранил жилистость и силу и остался с ними в основном потому, что был привязан к Кларе. Именно Чоло, а не муж, научил ее любить и понимать лошадей. Чоло сразу сказал ей, что Бобу не удастся объездить ту кобылу, он убеждал ее уговорить мужа продать ее необъезженной или отпустить. Боб хоть всю жизнь и торговал лошадьми, по настоящему с ними обращаться не умел. Если они его не слушались, он их бил. Клара часто отворачивалась с отвращением, когда ее муж бил лошадь, потому что она понимала, что виноват он сам, его неумение, а не животное. Боб не умел сдерживаться, если лошадь злила его.

С Кларой он вел себя иначе. Он ни разу не поднял на нее руки, хотя она часто лезла на рожон. Возможно, все дело было в том, что он так до конца и не поверил, что она вышла за него замуж, не смог понять, почему она так поступила. Когда он за ней ухаживал, над ними всегда висела тень Августа Маккрае. Боб так и не уразумел, почему она предпочла его знаменитому рейнджеру или всем своим другим ухажерам. В те годы она была самой завидной невестой в Техасе, и все же она вышла за него и поехала с ним в Небраску, осталась с ним и помогала ему во всем. Боб знал, что женщинам тяжко в этом суровом краю. Женщины умирали, сходили с ума или сбегали. Жена ближайшего соседа Мод Джонс однажды утром убила себя из ружья и оставила записку: «Не могу больше слушать эти завывания ветра». У Мод был муж и четверо детей, и все равно она убила себя. Клара на время взяла ее детей к себе, но потом за ними приехали их бабушка и дедушка из Миссури. Лен Джонс, муж Мод, скоро все пропил. Однажды он спьяну вывалился из фургона и замерз насмерть всего в двухстах ярдах от салуна.

Клара же продолжала жить с Бобом, не сбежала, но в ее серых глазах появлялось выражение, пугающее Боба, когда он его замечал. Он не совсем понимал, что оно значит, но ему оно говорило, что она может уехать, если он не поостережется. Когда они только приехали в Огаллалу, он здорово закладывал за воротник. Огаллалу тогда вообще трудно было назвать городом, соседей мало, общаться не с кем. К тому же постоянная угроза нападения индейцев, хотя Клара вроде бы не слишком их боялась. Если кто и бывал у них, то в основном солдаты, которые пили, и он вместе с ними. Кларе это не нравилось. Однажды вечером он здорово напился, а когда проснулся утром, то увидел в ее глазах то самое выражение. Она приготовила ему завтрак, но смотрела холодно и заявила:

- Я хочу, чтобы ты бросил пить. На этой неделе ты трижды напился. Я не собираюсь здесь жить и постоянно ходить с грязной головой ради пьяницы.

Никогда, ни раньше, ни позже, она ему не угрожала. Боб весь день пронервничал, разглядывая унылую прерию и понимая, что жить здесь без нее он не сможет. После этого он не пил ни разу. Та бутылка, из которой он отпивал в последний раз, так и осталась стоять в буфете, пока Клара не развела виски с патокой и не использовала в качестве лекарства от кашля.

Они иногда ссорились, по большей части из за денег. Клара была хорошей женой и много работала, она никогда не позволяла себе ничего неподобающего или неуважительного, но само существование этих техасских денег беспокоило Боба. Она не давала их ему, не давала вложить в дело, в каком бы тяжелом положении они ни находились. Она и сама их не тратила, она вообще ничего на себя не тратила, разве что покупала иногда книги и журналы. Она берегла деньги для детей, так она говорила, но Боб никогда не был полностью уверен, что она не держит их на тот случай, если ей придется уехать. Он знал, что это глупо, Клара уедет, если захочет, и без денег, но он не мог выбросить эту мысль из головы. Она даже не давала построить на эти деньги дом, хотя ей очень хотелось его иметь, и им пришлось возить лес за двести миль. Разумеется, он преуспел в своей торговле лошадьми, в основном за счет армейских поставок, и мог себе позволить построить ей дом. И все равно он помнил про ее деньги. Она уверяла его, что они пойдут на образование девочек, и тем не менее она делала вещи, которых он от нее не ожидал. Предыдущей зимой она купила Чоло пальто из бизоньей шкуры, что повергло Боба в транс. Он никогда не слышал, чтобы замужняя женщина купила мексиканскому ковбою дорогое пальто. И потом это пианино. Она его тоже заказала, хотя оно обошлось им в двести долларов и еще сорок за перевозку. Но он должен был признаться, что обожал смотреть на сидящих за пианино девочек, когда они играли гаммы. А бизонье пальто спасло Чоло жизнь, когда он попал в апреле в пургу на реке Дисмал. Клара всегда поступала по своему, и по большей части ее поступки оказывались разумными, но Боб все время чувствовал, что она все это делает в обход его. Она никоим образом им не пренебрегала, во всяком случае, у него не было повода на это жаловаться, и девочки его любили, но иногда он все же ощущал себя посторонним человеком в своей собственной семье. Он никогда не признался бы в этом Кларе, он был не слишком общителен и редко говорил, если к нему не обращались, причем в основном по делу. Наблюдая за женой, он иногда чувствовал себя одиноким. Клара, казалось, это улавливала и старалась быть с ним поласковее, рассмешить рассказами о проделках дочерей, и все равно он чувствовал себя одиноким даже в их общей постели.

Теперь Боб лежал в постели весь день, уставившись пустым взглядом в потолок. Они передвинули его кровать поближе к окну, чтобы до него долетал летний ветерок и чтобы он, если захочет, смог бы посмотреть, как пасутся лошади в долине, или как кружат ястребы, или еще на что нибудь. Но Боб никогда не поворачивал головы, и никто не знал в точности, ощущает ли он дуновение ветерка. Клара стала спать здесь же на раскладушке. В доме на втором этаже имелась небольшая терраса, в хорошую погоду она ставила раскладушку там. Иногда она долго не засыпала, прислушиваясь и надеясь, что Боб придет в себя и позовет ее. Но он только снова пачкал постель. И она его не слышала, а лишь чувствовала запах. Но и в этом случае она радовалась, когда такое случалось ночью, и она могла сменить ему белье не на глазах у девочек.

Через месяц ей стало казаться, что вместе с испачканными простынями она уносит часть Боба. Он уже значительно потерял в весе, и каждое утро казался ей худее, чем накануне. Крупное тело, которое она привыкла чувствовать подле себя столько ночей, которое согревало ее в ледяные ночи и которое дало ей пятерых детей, постепенно исчезало вместе с испражнениями, и Клара была бессильна что нибудь сделать. Врачи из Огаллалы утверждали, что у Боба поврежден череп, туда гипс не наложишь. Скорее всего, он умрет. Но он все не умирал. Иногда, когда она мыла его теплой водой, вытирая испачканный пах и бедра, его член вставал, как будто не имея никакого отношения к разбитому черепу. Клара не могла смотреть на это без слез, для нее это значило, что Боб все еще надеется на мальчика. Он не мог говорить, не мог повернуться, он скорее всего никогда больше не ударит лошадь, но он все еще хотел сына. Она это понимала, когда приходила из вечера в вечер, чтобы вымыть его и убрать пятна с умирающего тела. Она перекатывала Боба на бок, придерживала его в этом положении, потому что на спине и ягодицах образовались ужасные пролежни. Она боялась, что он задохнется, если она перевернет его на живот, но она держала его на боку по часу, иногда даже задремывая. Затем она снова укладывала его на спину, накрывала и возвращалась на свою раскладушку, где часто лежала без сна, глядя на прерию и печалясь по поводу того, как несправедливо повернулась жизнь. Вот лежит едва живой Боб, ребра его все больше выступают, а он все еще хочет сына. «Я бы могла это сделать, - думала она, - но спасет ли это его? Я могла бы пройти через это еще раз - беременность, страх, потрескавшиеся соски, волнение - и, возможно, родить мальчика». Хотя она и родила пятерых детей, но иногда, лежа на раскладушке, чувствовала себя бесплодной. Ей казалось, она отказывает мужу в его последнем желании, что, будь она добрее, она бы пошла на это ради него. Как может она лежать ночь за ночью и игнорировать странную, немую просьбу умирающего, который всегда был неизменно добр с ней, хоть и немного неуклюж. Умирающий Боб продолжал просить ее о маленьком Бобе. Иногда ей чудилось, что она сошла с ума, как она вообще может о таком думать. И все же она вскоре уже с ужасом ждала того момента, когда придется подойти к нему ночью, за все время их брака она ничего не делала настолько через силу. Ей приходилось перебарывать себя, и она временами желала, чтобы Боб умер, если уж он не в состоянии поправиться. Правда заключалась в том, что она не хотела еще ребенка, особенно малышка. Почему то она была уверена, что сможет сберечь девочек, но не испытывала той же уверенности относительно мальчиков. Слишком уж хорошо она помнила те дни ледяного ужаса и душевной муки, когда она прислушивалась к кашлю умирающего Джима. Она помнила свою ненависть к болезни, унесшей Джеффа и Джонни, и свою полную беспомощность. «Я не могу снова пройти через это, - думала она, - я не выживу, даже ради тебя, Боб». Воспоминания об ужасе, охватывавшем ее при ожидании неизбежной смерти детей, были самыми яркими в ее жизни: она не в состоянии была забыть их кашель и тяжелое дыхание. Она не хотела, чтобы такое повторилось.

Кроме того, Боба трудно было назвать живым, его глаза даже никогда не мигали. Он лишь рефлекторно глотал суп, которым она его кормила. И эрекция его была лишь рефлексом на ее прикосновения, когда она мыла его, так непристойно шутила над ними жизнь. Это не вызывало в ней нежности, лишь отвращение своей грубой жизненной жестокостью. Ей казалось это насмешкой над ней, призванной заставить ее чувствовать, что она в чем то отказывает Бобу, хотя неясно было, в чем. Она вышла за него замуж, поехала за ним, кормила его, работала рядом, родила ему детей - и все же, когда она меняла ему простыни, она ощущала в себе эгоизм, с которым не сумела справиться. Что то она придержала при себе, хотя, если учесть все обстоятельства, трудно сказать, что именно. Но она все равно это чувствовала и лежала без сна на раскладушке целыми ночами, недовольная собой.

По утрам она не вставала, пока не чувствовала запах сваренного Чоло кофе. Она уже привыкла доверять Чоло варить кофе в основном потому, что делал он это лучше, чем она. Она лежала на одеяле, наблюдая, как сползает к реке туман, и дожидаясь, когда на цыпочках придут девочки. Они всегда ходили на цыпочках, как будто могли нечаянно разбудить отца, хотя его глаза были постоянно открыты.

- Ма, ты еще спишь? - спрашивала Салли. - Мы уже давно встали.

- Хочешь, соберем яйца? - предлагала Бетси. Она обожала это занятие, но предпочитала собирать яйца вместе с матерью. Некоторые куры отличались раздражительностью и клевались, когда Бетси пыталась вытащить из под них яйцо. Клару же они никогда не трогали.

- Я лучше соберу вас, - говорила Клара, прижимая к себе дочек. Когда солнце освещало бескрайние равнины, а обе ее девочки были рядом, она уже не так плохо относилась к себе, как одинокой ночью.

- Ты что, не хочешь вставать? - спросила Салли. В ней было куда больше от отца, чем в Бетси, и ее беспокоило, что мать лежит в постели, когда солнце уже поднялось. Ей это казалось неправильным, во всяком случае, отец часто огорчался по этому поводу.

- Ладно, тихо, - сказала Клара. - Солнце только что взошло.

Она никогда не умела рано вставать, несмотря на большую практику. Она поднималась по обязанности и готовила завтрак Бобу и работникам, которые были в этот момент в доме, но никогда это у нее не получалось так быстро и четко, как хотелось бы Бобу. Она всегда радовалась, когда он уезжал продавать лошадей и она могла поспать подольше или просто полежать в постели и почитать те журналы, которые она заказывала на востоке или в Англии.

В журналах для женщин печатались дамские рассказы и отрывки из романов, в которых женщины вели образ жизни, настолько отличный от ее собственного, что ей иногда казалось, что она живет на другой планете. Ей нравились дамы у Теккерея больше, чем у Диккенса, а еще больше - у Джорджа Элиота. Но почта доставлялась так редко. Иногда ей приходилось ждать по два три месяца своего журнала и раздумывать, что же произошло с героями рассказов. Читая рассказы, написанные женщинами, не только Джорджем Элиотом, но и миссис Гор, миссис Гаскелл и Шарлоттой Янг, ей иногда хотелось заняться тем же, что и они, - писать рассказы. Но эти женщины жили в городах, у них было много друзей и родственников. Она теряла присутствие духа, глядя в окно на пустые равнины, и понимала, что даже если бы у нее было время и умение писать, подходящей темы она бы не сыскала. После смерти Мод Джонс она редко встречалась с другими женщинами, да и родственников у нее, кроме мужа и детей, не было. Имелась тетка в Цинциннати, но они переписывались не чаще двух раз в год. Ее героями, возьмись она за перо, стали бы лошади и куры, потому что все знакомые мужчины не казались ей достаточно интересными. Во всяком случае, ни один из них не умел говорить так, как герои английских романов.

Иногда ей хотелось побеседовать с человеком, писавшим рассказы и печатавшим их в журналах. Ей интересно было узнать, как это делается: пишут ли они о людях, которых знали, или придумывают героев. Она один раз даже заказала себе писчей бумаги, собираясь попробовать, даже если она не знает как, но то случилось в те далекие, полные надежд годы; когда мальчики еще были живы. При той работе, которая падала на ее плечи, она так и не выбрала время, чтобы сесть и что то написать, а потом мальчики умерли, и все изменилось. Когда то один вид бумаги приносил ей надежду, но после смерти детей она перестала обращать на нее внимание. Бумага стала служить еще одним укором, подтверждением невыполнимости ее желаний. Однажды она сожгла всю бумагу, дрожа от гнева и боли, как будто бумага, а не погода, была причиной смерти ее сыновей. И на какое то время она перестала читать журналы. Она ненавидела описываемую в них жизнь: как могли люди так разговаривать и тратить время на балы и вечеринки, когда умирают дети и их приходится хоронить?

Но прошло несколько лет, и Клара снова стала интересоваться рассказами в журналах. Она обожала читать вслух, поэтому зачитывала отрывки из них дочерям, стоило им немного подрасти. Бобу это не сильно нравилось, но он терпел. Ни одна из знакомых ему женщин не читала столько, сколько его жена, и он считал, что здесь кроется причина ее своеобразного тщеславия: ее особенно внимательного отношения к своим волосам, к примеру. Это же надо, каждый день их мыть и расчесывать. С его точки зрения - пустая трата времени. Волосы, они волосы и есть.

Пока Клара наблюдала за приближающимся фургоном, замеченным девочками, она увидела Чоло, который гнал двух жеребых кобыл. Чоло, видно, тоже заметил фургон и приехал, чтобы на всякий случай быть рядом. Он отличался осторожностью, а к Кларе испытывал сложное чувство преданности и изумления. Его беспокоила ее бесшабашность. Она осмотрительно относилась к опасным лошадям, но, казалось, совсем не боялась опасных людей. Когда Чоло пытался вразумить ее, она смеялась. Она даже не боялась индейцев, хотя Чоло и показывал ей шрамы, оставленные их стрелами.

Он запер кобыл в загон и подскакал к дому, чтобы убедиться, что ей не угрожает никакая опасность со стороны тех, кто едет в фургоне. Они держали ружье в сарае, но Клара стреляла из него лишь по змеям, приспособившимся красть ее яйца. Иногда ей казалось, что куры не стоят того беспокойства, которое они причиняют. Их постоянно приходилось защищать то от койотов, то от скунсов, то от барсуков, а то и от ястребов и орлов.

- Там всего двое, Чоло, - сказала Клара, присматриваясь к фургону.

- Если это плохие люди, то там как раз двое лишних, - заметил Чоло.

- У плохих людей была бы получше упряжка, - сделала заключение Клара. - Жеребят нашел?

Чоло отрицательно покачал головой. Полностью седой - Клара никак не могла заставить его сказать, сколько ему лет. но явно семьдесят пять или даже восемьдесят. По ночам у костра Чоло вечно плел лассо из конского волоса. Кларе нравилось наблюдать за его пальцами. Когда умирала лошадь или когда приходилось какую нибудь из них пристреливать, Чоло всегда сберегал гриву и хвост. Он делал лассо и из сыромятной кожи, а однажды сплел ей лассо из оленьей кожи, хотя она и не умела им пользоваться. Боба подарок поразил до глубины души. «Клара не накинет лассо и на столб», - сказал он тогда, но Клара вовсе не удивилась. Она была довольна. Прекрасный подарок, Чоло вообще отличался хорошими манерами. Она знала, он ценит ее так же, как и она ценила его. Как раз в тот год она и купила ему пальто. Иногда, читая журнал, она видела плетущего веревку Чоло и представляла себе, что возьмись она писать рассказ, то написала бы о нем. Рассказ сильно отличался бы от тех, что печатают в английских журналах. Чоло ничем не напоминал английских джентльменов, но его доброта и умение обращаться с лошадьми, особенно в сравнении с некомпетентностью Боба, заставляли ее делать все возможное, чтобы он остался с ними. Говорил он мало, тут ей сложновато пришлось бы в рассказе, поскольку в тех, что она читала, герои говорили без конца. В детстве его украли индейцы из племени команчей, потом продавали из одного племени в другое, и так он попал на север, где и сбежал однажды во время сражения. Уже старый и проживший почти всю свою жизнь среди индейцев и белых, он все же предпочитал говорить по испански. Клара помнила немного со своих детских дней в Техасе и пыталась общаться с ним на его языке. При звуке испанских слов все его лицо сияло от счастья. Хотя он не умел читать, учителем был превосходным - он любил девочек, учил их ездить верхом, совершал с ними прогулки и называл им все, что они видели, по испански.

Скоро все кобылы в загоне начали прядать ушами и наблюдать за приближающимся фургоном. Крупный мужчина в пальто, еще тяжелее того, что носил Чоло, ехал рядом на гнедой лошади, которая выглядела так, будто вот вот упадет, если ей придется провезти его еще немного. Другой мужчина с сильно изуродованным лицом сидел на облучке фургона рядом с женщиной на сносях. Женщина правила упряжкой. Вся троица выглядела настолько уставшей, что даже вид людей после длинного пути не слишком взволновал их. В фургоне были свалены несколько бизоньих шкур. Чоло внимательно наблюдал за незнакомцами, но, похоже, они не представляли никакой опасности. Женщина натянула поводья и взглянула на них затуманенным взором.

- Мы уже в Небраске? - спросила она.

- Да, - ответила Клара. - До города миль двадцать. Не хотите ли спуститься и отдохнуть?

- Вы не знаете Ди Бута? - спросила женщина. - Я его ищу.

- Sipistolero , - тихо пробормотал Чоло, который обычно занимался покупками и знал всех в городе.

Эльмира услышала слово и поняла, что оно означает, но ей было безразлично, как назвали Ди, самое главное - он рядом. Если он близко, значит, она сможет вскоре избавиться от Большого Звея и Люка, и ей не придется больше трястись в фургоне целыми днями, а ночью дрожать от страха, что на них нападут индейцы.

- Слезайте, - пригласила Клара, - вам все равно надо напоить животных. Если хотите, оставайтесь ночевать. Завтра вы легко доберетесь до города. Мне кажется, вам не мешает отдохнуть.

- А что это за город? - спросил Люк, осторожно спускаясь на землю. Несколько дней назад он подвернул ногу, когда бежал, чтобы подстрелить антилопу, и теперь едва ходил.

Эльмире не хотелось останавливаться, даже если до Огаллалы всего полдня езды, но Звей спешился и отстегнул мулов. Хоть бы скорее увидеть Ди, подумала она, но потом решила, что еще один день ничего не изменит. Она медленно слезла с сиденья.

- Проходите в дом, - пригласила Клара. - Девочки принесут воды. Вижу, вы давно в пути.

- Мы из Арканзаса, - сказала Эльмира. Дом находился близко, но, когда она направилась к нему, он вроде поплыл в ее глазах.

- Бог мой, вот это даль! - воскликнула Клара. - Я когда то жила в Техасе. - Она обернулась и увидела, что женщина сидит на земле. Клара не успела подбежать к ней, как она завалилась на бок и осталась лежать лицом кверху на дорожке, ведущей к дому.

Клара не слишком обеспокоилась. Просто устала, решила она. Долгий путь из Арканзаса в таком фургоне вымотает кого угодно. Она помахала рукой перед лицом женщины, но без всякого результата. Чоло скоро тоже заметил, что женщина упала, и подбежал, но крупный мужчина легко поднял ее на руки, как будто она была ребенком, и понес к дому.

- Я не расслышала, как вас зовут, да и ее тоже, - заметила Клара.

Верзила молча посмотрел на нее. «Немой?» - подумала Клара. Но попозже человек со шрамами на лице тоже подошел к дому и объяснил, что нет, он просто мало разговаривает.

- Зовут Звей, - сказал он. - Большой Звей. А я Люк. Вот по дороге лицо попортил и эту чертову ногу подвернул. А женщину зовут Эльмира.

- И она приятельница мистера Бута? - поинтересовалась Клара. Они положили Эльмиру на кровать, но та не открывала глаз.

- Вот этого не знаю, но она замужем за шерифом, - сообщил Люк. После стольких дней и ночей в прерии он чувствовал себя неловко в доме, поэтому вскоре вышел и сел рядом со Звеем около фургона. Он случайно заметил двух маленьких девочек, таращившихся на них из окна второго этажа. Интересно, а где хозяин? Ведь не может же такая симпатичная женщина быть замужем за старым мексиканцем.

Попозже вечером Клара вышла и спросила, не хотят ли они поужинать с ними. Звей отказался, он был слишком робок, поэтому женщина вынесла им еду, и они поели около фургона.

Девочек очень разочаровал такой поворот событий. Они редко видели людей, и им хотелось рассмотреть незнакомцев поближе.

- Пусть они придут, ма, - прошептала Салли. Ее особенно поразил тот, со шрамами на лице.

- Я же не могу им приказывать, - объяснила Клара. - Кроме того, ты и раньше видела охотников за бизонами. И чувствовала, как от них пахнет. От этих пахнет не лучше, чем от других.

- Один какой большой, - заметила Бетси. - Он муж этой дамы?

- Не думаю, и нельзя быть такой любопытной, - укорила Клара. - Она очень утомлена. Может быть, завтра она сможет говорить.

Но девочкам суждено было услышать голос Эльмиры задолго до наступления утра. Мужчины у фургона тоже услышали его - продолжительные вопли, разносившиеся по всей прерии.

И снова Клара порадовалась, что рядом с ней Чоло, умевший обращаться с женщинами не хуже, чем с лошадьми. Трудные роды не пугали его, как других мужчин, да, впрочем, и женщин. Случай с Эльмирой тоже был сложным. Она слишком ослабла за длинный и тяжелый путь. В течение ночи она неоднократно теряла сознание. Клара ничем не могла ей помочь, разве что протереть лицо салфеткой, смоченной в холодной воде. Когда рассвело, Эльмира так ослабела, что уже не могла кричать. Клара беспокоилась за нее - слишком уж много она потеряла крови.

- Мамуль, папе плохо, от него скверно пахнет, - сообщила Салли, заглядывая в комнату. Девочки спали внизу на матрацах, чтобы не так были слышны крики.

- Оставь его в покое, я о нем позабочусь, - пообещала Клара.

- Но он болен, от него плохо пахнет, - повторила Салли. Глаза у нее были испуганными.

- Он жив, а живые не всегда благоухают, - сказала Клара. - Иди и приготовь нам завтрак, и тем мужчинам тоже. Они, верно, голодны.

Через несколько минут Эльмира снова потеряла сознание.

- Слишком слаба, - заметил Чоло.

- Бедняжка, - проговорила Клара. - Я бы тоже ослабла, проделай я такой путь. Ребенку придется подождать, пока она не наберется сил.

- Нет, он ее убьет, - заявил Чоло.

- Ну, тогда спаси хоть его, - попросила Клара, неожиданно настолько упав духом, что ей пришлось выйти из комнаты. Она взяла ведро и вышла из дома, чтобы принести воды для Боба. Утро выдалось чудесное, вся долина была залита солнечным светом. Клара заметила эту красоту и сама удивилась, что она еще способна после стольких лет отзываться на нее, когда в доме двое или даже трое умирают, а она валится с ног от усталости. Но она любила прерию ясным утром, это поднимало ей настроение все эти годы, когда, казалось, грязь, холод и смерти раздавят ее. Но льющийся по равнине свет придавал ей бодрости, заставлял ее действовать.

Больше всего она хотела посадить цветы, которые цвели бы в этом свете. Она и посадила их, выписав семена и луковицы с Востока. Свет заставил их взойти, но ветер вырвал их у нее. Ветер Клара ненавидела еще больше грязи. С грязью можно было бороться, каждое утро подметать, но ветер был бесконечен и беспощаден. Он дул снова и снова, уносясь на север и забирая с собой ее цветы, лепесток за лепестком, пока ничего не оставалось, лишь голые стебли. Клара упрямо продолжала сажать, пряча цветы в наиболее защищенных местах. Но ветер всегда находил их, хотя иногда цветы выдерживали несколько дней, прежде чем лепестки уносил ветер. В этой борьбе она не хотела сдаваться. Каждую зиму она изучала каталоги семян и обсуждала с девочками, что они посадят весной.

Возвращаясь с полным ведром воды от цистерны, она заметила двух грязных молчаливых мужчин, сидящих около фургона. Она прошла мимо них только что, не обратив внимания.

- Уже родился? - спросил Люк.

- Нет еще, - ответила Клара. - Она слишком утомлена.

Верзила проводил ее глазами, но промолчал.

- Вы так много дров в печку положили, что все сожжете, - заметила Клара, посмотрев, как идут дела у ее дочерей с завтраком.

- Ой, мам, да мы умеем готовить, - сказала Салли. Ей нравилось выставлять мать из кухни, чтобы иметь полную возможность покомандовать младшей сестрой.

- Та женщина по настоящему больна? - спросила Бетси. - Почему она так кричит?

- У нее тяжелая задача, - объяснила Клара. - Смотрите, не сожгите кашу, я бы поела немного.

Она отнесла ведро в спальню, вытащила вонючие простыни из под Боба и вымыла его. Боб продолжал, как всегда, смотреть прямо вверх. Обычно она подогревала воду, но сегодня у нее на это не было времени. От холодной воды ноги его покрылись пупырышками. Крупные ребра, казалось, выпирали еще сильнее. Клара забыла захватить чистые простыни - вечная проблема успеть все перестирать, - поэтому она прикрыла его одеялом и вышла на минуту на веранду. Она услышала, как снова начала стонать Эльмира. Клара знала, что ей следовало пойти и сменить Чоло, но она не стала торопиться. Роды могут продлиться еще целые сутки. Так уж получалось, что все происходило либо слишком медленно, либо слишком уж быстро. Жизни ее сыновей унесло как порывом ветра, а муж бездвижно лежит уже два месяца и все не умирает. Как же трудно приспособиться к этим разным ритмам, задаваемым жизнью.

Постояв немного на прохладной веранде, она вошла в комнату, где лежала Эльмира, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чоло принимает у нее окровавленного младенца мальчика.

Младенец казался мертвым, да и Эльмира с виду уже отходила, но, как ни странно, оба выжили. Чоло поднял мальчика к лицу и принялся дуть на него, пока он не задвигался и не заплакал. Тоненький звук, не громче мышиного писка. Эльмира снова потеряла сознание, но дышала.

Клара спустилась вниз, чтобы нагреть воды, и увидела, что девочки отнесли мужчинам завтрак. Они стояли рядом, пока те ели, не желая отказаться от возможности поговорить, пусть хоть и с охотниками за бизонами, один из которых пока не произнес ни одного слова. Глядя на них, Кларе захотелось плакать. Насколько же ее дети лишены друзей, что они тянутся даже к двум угрюмым мужчинам в поисках хоть какого то общества. Она не стала их окликать и согрела воду. Возможно, эти люди вскоре уедут, хотя, судя по всему, Люк охотно беседовал с девочками. Наверное, ему так же одиноко, как и им.

Когда она принесла воду, Эльмира уже пришла в себя и лежала с открытыми глазами. Бледная, ни кровинки в лице.

- Просто чудо, что вы до нас добрались, - сказала Клара. - Начнись у вас роды в пустыне, вряд ли бы вы и ребенок выжили.

Старик мексиканец завернул ребенка в ветхий байковый халат и принес, чтобы показать Эльмире, но она даже не взглянула на сына. Не хотела смотреть и нехо тела говорить.

Ей не нужен этот ребенок. Может быть, он умрет, подумала она. Ди он тоже не нужен.

Клара заметила, что женщина отвела глаза. Она молча взяла ребенка из рук Чоло и пошла с ним вниз, на солнце. Девочки все еще стояли подле фургона, хотя мужчины уже поели. Углом халата она прикрыла ребенку глазки от солнца и подошла к ним.

- Ой, ма, - воскликнула Бетси. Она никогда не видела новорожденного младенца. - Как его зовут?

- Тетя слишком устала, чтобы об этом сейчас думать, - объяснила Клара. - Но это мальчик.

- Здорово, что мы попали к вам, верно? - заметил Люк. - Мы бы со Звеем не знали, что и делать.

- Действительно, здорово, - согласилась Клара. Большой Звей некоторое время смотрел на ребенка.

- Он красный, Люк, - наконец произнес он. - Наверное, индеец.

Клара засмеялась.

- Никакой он не индеец, - возразила она. - Новорожденные почти всегда красные.

- Можно мне подержать? - попросила Салли. - Я же держала Бетси. Я умею.

Клара передала ей ребенка. Чоло тоже спустился вниз и теперь стоял на крыльце с чашкой кофе в руках.

- Звею надо в город, - сказал Люк. - Элли уже может ехать?

- Да что вы, - удивилась Клара. - Ей пришлось нелегко, она очень слаба. Поездка ее убьет. Ей надо с недельку отдохнуть. Вы можете за ней вернуться, или мы можем привезти ее в своем фургоне, когда она поправится.

Но Звей отказался уезжать. Он помнил, Элли хотела в город, так что он будет ждать, когда она сможет поехать. Весь день он просидел около фургона в тени, обучая девочек играть в колышки. Клара время от времени поглядывала на них в окно, но верзила не казался ей опасным. Заскучав от безделья, Люк отправился вместе с Чоло посмотреть на кобыл.

Когда Клара принесла ребенка к Эльмире покормить, она начала понимать, что той он не нужен. Мать отвернулась, едва Клара поднесла малыша к ней поближе. Младенец скулил от голода.

- Мэм, его надо покормить, - проговорила Клара, и Эльмира не протестовала, когда ребенка поднесли к ее груди. Но дело шло туго. Сначала вообще не было молока, и Клара начала бояться, что ребенок ослабеет и умрет, прежде чем они успеют его накормить. Наконец удалось выцедить немного молока, но так мало, что через час он уже снова плакал от голода.

«Плохое молоко, - решила Клара, - ведь женщина не ела прилично, похоже, уже несколько месяцев». Эльмира не смотрела на ребенка, даже когда он сосал грудь. Кларе самой приходилось его держать и всячески поощрять, смазывая губки молоком.

- Мне сказали, вы замужем за шерифом, - заметила Клара, решив, что не мешает поговорить. Возможно, именно муж и вынудил ее сбежать. Наверное, он ей не нужен, как теперь не нужен этот ребенок.

Эльмира не ответила. Ей не хотелось разговаривать с этой женщиной. Груди так распирало, что она едва терпела боль. Она не возражала, чтобы ребенок пил молоко, но смотреть на него она отказывалась. Ей хотелось встать и заставить Звея отвезти ее в город к Ди, но она понимала, что пока не сможет двигаться. Ноги так ослабели, что она едва шевелила ими в постели. Вниз она сможет спуститься только ползком.

Клара взглянула на Эльмиру и не стала сердиться. Ее не слишком удивило, что женщина не хочет ребенка. Она тоже не хотела Салли, боялась, что девочка может умереть. У этой женщины должны быть свои страхи - ведь она несколько месяцев ехала через пустыни с двумя охотниками за бизонами. Возможно, она от кого то убегала, возможно, кого то искала, и нет никакого смысла задавать ей вопросы, потому что она и сама могла не знать, почему она убежала.

И еще Клара вспомнила, какая ее охватила усталость, когда родилась Бетси. Она последний ребенок; это были самые тяжелые роды, и, когда все кончилось, Клара три часа не могла поднять головы. Даже говорить она тогда едва могла, а ведь Эльмире пришлось еще труднее, чем ей. Лучше всего дать ей отдохнуть. Когда она наберется сил, тогда и к ребенку отнесется иначе.

Клара спустила младенца вниз и поручила девочкам. Сама быстро вышла во двор и поймала цыпленка. Большой Звей молча наблюдал от фургона, как она ловко свернула ему шею, ощипала и вымыла.

- Последнее время в этом хозяйстве постоянно варится куриный бульон, - заметила Клара, внося цыпленка на кухню. У них осталось немного куриного бульона, она подогрела его и отнесла Эльмире. Она поразилась, застав Эльмиру на ногах и смотрящей в окно.

- Господи, да вам лучше лечь, - сказала Клара. - Вы столько крови потеряли, вам надо набраться сил.

Эльмира покорно подчинилась. Она также съела несколько ложек бульона.

- Далеко до города? - спросила она.

- Достаточно далеко, вам не дойти и не доехать, - ответила Клара. - Город никуда не убежит. Почему бы вам просто не отдохнуть пару дней?

Эльмира промолчала. Старик назвал Ди pistolero . Хотя ей и было безразлично, как называли Ди, ей бы только его найти, но новости ее обеспокоили. Кто нибудь может пристрелить его до ее появления. Он может уехать, может быть, уже уехал. Она не могла вынести этой мысли. Все ее будущее сводилось к одному: найти Ди Бута. Если она его не найдет, то убьет себя.

В течение дня Клара несколько раз безуспешно пыталась заинтересовать Эльмиру мальчиком. Эльмира разрешала его покормить, но и тут без особых успехов. Молоко было таким жидким, что через час ребенок снова просыпался от голода. Девочки все спрашивали, почему он так много плачет.

- Он есть хочет, - отвечала Клара.

- Я могу пораньше подоить корову, - предложила Салли. - И мы можем дать ему молока.

- Наверное, придется, - согласилась Клара. - Но сначала нужно его вскипятить. «Слишком жирное для такого малыша, - подумала она. - Заболит живот, и это может его убить». Она сама почти весь день проносила на руках беспомощное маленькое существо, покачивая его и что то ему нашептывая. Он уже не был красным, напротив, очень бледным, к тому же совсем маленьким, не больше пяти фунтов, так она думала. Она сама сильно устала и к вечеру начала срываться - то ругала девочек за шум, то отправлялась на веранду едва не в слезах. Может, и лучше, если он умрет, думала она, но в следующее мгновение ребенок на секунду открывал глаза, и сердце ее наполнялось жалостью к нему. И она ругала себя за черствость.

Когда стемнело, она вошла в дом и зажгла лампу в комнате Эльмиры. Заметив, что глаза ее открыты, Клара хотела передать ей ребенка. Но Эльмира снова отвернулась.

- Как зовут вашего мужа? - спросила Клара.

- Я ищу Ди Бута, - сказала Эльмира. Она не хотела называть Джули. Ребенок скулил, но ей было наплевать. Сын Джули, а ей не хотелось иметь с Джули ничего общего.

Клара снова немного покормила ребенка, а потом унесла в свою комнату, где и прилегла ненадолго. Она знала, что долго он не проспит, но ей самой тоже требовалось отдохнуть, а доверить его матери она боялась.

В какой то момент она услышала плач ребенка, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы встать. Она понимала, что следует встать и накормить Боба, но желание спать пересилило, она не могла заставить себя пошевелиться.

Потом она почувствовала руку на своем плече и увидела у кровати Чоло.

- В чем дело? - спросила Клара.

- Они уезжают, - ответил Чоло.

Клара спрыгнула с кровати и бросилась в комнату, где лежала Эльмира, - разумеется, той и след простыл. Она подошла к окну и увидела фургон к северу от загонов. За спиной она слышала плач ребенка.

- Senora , я не мог их задержать, - пояснил Чоло.

- Сомневаюсь, что они послушались бы твоей просьбы, а перестрелки нам здесь ни к чему, - проговорила Клара. - Пусть едут. Если она выживет, то может вернуться. Ты доил корову?

Чоло утвердительно кивнул.

- Жаль, что у нас нет козы, - продолжала Клара. - Я слышала, козье молоко для маленьких лучше, чем коровье. Если в следующую твою поездку в город увидишь коз, давай купим парочку.

Сказав это, она слегка смутилась. Иногда она говорила с Чоло так, будто он, а не Боб, был ее мужем. Она спустилась вниз, развела огонь в печке и принялась кипятить молоко. Когда оно вскипело и остыло, она отнесла немного наверх и дала ребенку, смачивая в молоке кусок хлопковой ткани, которую мальчик потом сосал. Дело шло медленно и требовало терпения. Ребенок был чересчур слаб, чтобы справиться с задачей, но она понимала, что, если не накормит его, он ослабеет еще больше и умрет. Поэтому она капля за каплей вливала в него молоко, когда он слишком устал, чтобы сосать тряпку.

- Я знаю, медленно у нас с тобой получается, - шептала она ему. Когда ребенок наелся, она встала и походила с ним. Ночь выдалась лунная, и она на минутку вышла на веранду. Ребенок спал, прижавшись к ее груди. «Ты мог оказаться и в более худшем положении, - подумала она, глядя на него. - У твоей матери хватило здравого смысла подождать с родами, пока она не добралась до места, где за тобой могут присмотреть».

Потом Клара вспомнила, что так и не накормила Боба. Она пошла вместе с ребенком на кухню и подогрела куриный бульон.

- Сколько же времени уходит на эти подогревания, - пожаловалась она продолжавшему спать младенцу.

Она положила его в ногах Боба и покормила мужа, наклоняя его голову так, чтобы он мог проглотить бульон. Ее удивляло, что он может глотать, хотя не способен даже закрыть глаза. Он был мужчина крупный, с большой головой, и каждый раз ее рука, которой она поддерживала голову, болела.

- Похоже, у нас появился мальчик, Боб, - сказала она. Доктора велели ей разговаривать с ним, они считали, что это как то может помочь, но Клару это только еще больше угнетало. Ей все напоминало годы их молодости, потому что она любила болтать, а Боб всегда отличался молчаливостью. Она год за годом говорила с ним, не получая ответов на свои вопросы. Он беседовал только на денежную тему. Она могла болтать два часа не переставая, а он за это время мог не вымолвить ни слова. Так что в смысле бесед в их браке ничего не изменилось, разве что ей проще стало решать денежные вопросы, отчего ей тоже становилось грустно.

Она взяла ребенка с постели и прижала к груди - она подумала, что, если он увидит ее с ребенком, ему это может помочь. Боб увидит ребенка, подумает, что это их сын. Может, так он вернется к жизни?

Она знала, что противоестественно для матери бросать ребенка через день после родов. Разумеется, дети - огромная нагрузка. Они появляются, когда в них нет нужды, и требуют к себе бесконечного внимания. Хуже того, они умирают вне зависимости от того, насколько сильно ты их любишь. Смерть ее собственных детей заморозила в ней все надежды крепче, чем суровая зима землю. Они замерзли навечно, так она думала, но ошиблась, надежды стали оттаивать. Сначала они оттаяли немного с появлением девочек, и вот теперь продолжали оттаивать, когда она держала у груди этого мальчика, которому даже не была матерью. Кларе нравилось прижимать его к себе, хотя она понимала, что он слаб и его шансы на выживание незначительны. «Я тебя украла, - думала она. - Ты у меня есть, и мне даже не пришлось ради тебя терпеть боль. Твоя мать дурочка, она отказалась от тебя, но у нее хватило ума понять, что вряд ли тебе выжить с ней и с этими охотниками за бизонами. Но дело тут вовсе не в рассудке, той женщине ты просто не нужен».

Она взглянула на Боба и поняла, что присутствие ребенка никак на него не подействовало. Как лежал, так и лежит. Неожиданно Клара разозлилась, что он оказался таким придурком, вознамерившись объездить кобылу, хотя и она, и Чоло советовали ему оставить ее в покое. И еще она злилась на себя за то, что столько лет прожила с торговцем лошадьми, у которого не хватило ума не связываться с норовистой лошадью.

И теперь он лежит, уставившись в потолок, беспомощнее ребенка. Она снова положила мальчика и снова стала кормить Боба, пока рука, поддерживающая голову, окончательно не онемела. Затем она опустила его голову на подушку и сама доела остаток супа.

76

Большой Звей не понимал, почему Эльмира оставила ребенка. Когда она вышла из дома, малыша с ней не было.

- Запрягай и поехали, - сказала она коротко. Он послушался, но плохо понимал, что происходит.

- Мы разве не возьмем ребенка? - робко спросил он перед самым отъездом.

Эльмира не удостоила его ответом. Она так устала, что даже на это у нее не было сил. Все силы ушли на то, чтобы спуститься по лестнице и подойти к фургону. Звею пришлось самому подсаживать ее в фургон, где она села, откинувшись на бизоньи шкуры, слишком утомленная, чтобы беспокоиться о запахе. Она настолько обессилела, что ей казалось, будто ее и нет вовсе. Она даже не смогла приказать Звею двигаться, это сделал за нее Люк.

- Поехали, Звей, - велел он. - Не нужен ей этот ребенок.

Звей тронул фургон, и вскоре дом уже скрылся из виду. Но он не переставал волноваться. Все оглядывался на Элли, лежащую на бизоньих шкурах с широко открытыми глазами. Почему она не хочет ребенка? Загадка. Он не слишком разбирался в этих делах, но знал, что матери заботятся о детях, тогда как мужья заботятся о женах. По его разумению, он женился на Элли и теперь собирался хорошо о ней заботиться. Чувствовал себя ее мужем. Они ведь так долго вместе ехали в этом фургоне. Люк тоже пытался на ней жениться, но Звей положил этому конец, и с той поры Люк ведет себя лучше.

Люк привязал лошадей к фургону и сидел на облучке рядом со Звеем, который то и дело оглядывался, чтобы посмотреть, спит ли Элли. Она не шевелилась, но глаза ее по прежнему были широко открыты.

- Чего ты все смотришь? - спросил Люк.

- Жалко, что она не взяла ребенка, - сказал Звей. - Мне всегда хотелось ребенка.

Это высказывание показалось Люку любопытным. Создавалось впечатление, что Звей считал ребенка своим.

- А тебе то что? Он ведь не твой, - заметил Люк, чтобы развеять подозрения. Даже если бы Звей и набрался храбрости, чтобы подступиться к Элли, в чем Люк сильно сомневался, они недостаточно долго путешествовали, чтобы сотворить ребенка.

- Мы же женаты, - ответил Звей. - Так что, наверное, он наш.

Люку пришло в голову еще более странное подозрение - что Звей вообще не понимает, как обстоят дела в отношениях между мужчиной и женщиной. Они много дней провели рядом со стадами бизонов и наблюдали, как быки покрывают коров, но, видно, Звей никогда не соотносил происходящее с родом людским. Люк вспомнил, что тот и к шлюхам никогда не ходил. Он обычно сторожил фургон, пока другие охотники ездили в город. Звея всегда считали непроходимо тупым, но Люк даже не подозревал, что тот туп до такой степени. В это трудно было поверить, и Люк решил убедиться, что не ошибся.

- Ладно, подожди, Звей, - проговорил он. - С чего ты взял, что он твой?

Звей долго молчал. По улыбке Люка он видел, что тот хочет над ним посмеяться, но ему не хотелось шутить по поводу ребенка. Он вообще не хотел, чтобы Люк о нем говорил. И без того жуть как жалко, что она уехала и бросила малыша. Он решил не отвечать.

- Что с тобой такое, Звей? - спросил Люк. - Вы ведь с Элли по настоящему не женаты. Если она с тобой поехала, это вовсе не значит, что она вышла за тебя замуж.

Звей огорчился, скорее всего, Люк говорит правду.

А ему так приятно было думать, что они с Элли поженились.

- Нет, мы женаты, - наконец произнес он.

Люк начал смеяться. Повернулся к Элли, которая все еще сидела, прислонившись к шкурам.

- Он думает, ребенок его, - сказал Люк. - На самом деле думает, что его. Похоже, он считает, что достаточно посмотреть на тебя, и готово.

Потом Люк долго смеялся. Звей молча грустил. Вечно Люк находит повод его высмеять.

Эльмира начала замерзать. Дрожа, она протянула руку к стопке одеял, но вытащить сил не хватило.

- Помогите мне, мальчики, - попросила она. - Я замерзаю.

Звей тут же передал поводья Люку и помог ей укрыться. Несмотря на теплую ночь, Эльмиру била дрожь. Он навалил на нее одеяла, но она продолжала дрожать. Сидящий на облучке Люк время от времени похохатывал, вспоминая про ребенка Звея. Они не проехали и пяти миль, как Эльмира впала в забытье. Она сжалась в одеялах, разговаривая сама с собой по большей части о человеке по имени Ди Бут. Взгляд у нее был таким диким, что Звей испугался. На мгновение его рука коснулась ее, и он почувствовал, что она такая горячая, будто лежит под палящим солнцем.

- Люк, у нее лихорадка, - забеспокоился он.

- Я тебе не врач, - ответил Люк. - Нам не надо было уезжать.

Звей умыл ее водой, но с таким же успехом он мог лить воду на плиту - такой Элли была горячей. Звей не знал, что и делать. Такой горячий человек вполне может умереть. Он повидал немало смертей, и часто они бывали вызваны лихорадкой. Он не понимал, зачем она рожала ребенка, если в результате так заболела. Пока он ее умывал, она села, выпрямившись, и по смотрела на него широко открытыми глазами.

- Ди, это ты? - спросила Элли. - Где ты был? - И снова упала на шкуры.

Люк гнал мулов с предельной скоростью, но путь все равно был дальним. Небо на востоке уже светлело, когда они наткнулись на наезженный путь и въехали в Огаллалу.

Городишко оказался небольшим, всего одна улица с салунами и магазинчиками, да еще несколько хибар повыше, на берегу Платта. Один из салунов все еще был открыт. Троица ковбоев стояла около него, готовясь сесть на лошадей и отправиться на работу. Двое потрезвее хохотали над третьим, который так нализался, что пытался сесть на лошадь не с той стороны.

- Черт, Джо, ты что, задом наперед поедешь? - сказал один. На фургон они внимания не обратили. Пьяный ковбой не попал ногой в стремя и свалился на мостовую. Остальные два так обхохотались, что им пришлось отойти за салун и поблевать.

- Где тут живет доктор? - спросил Люк наиболее трезвого с виду. - У нас тут больная женщина.

Услышав про женщину, ковбои остановились и уставились на Элли. Она целиком была укрыта одеялами, виднелись лишь волосы.

- Откуда она? - поинтересовался один.

- Из Арканзаса, - ответил Люк. - Где найти доктора?

Элли от высокой температуры впала в полусонное состояние. Открыв глаза, она увидела здания. Наверное, этот тот город, где Ди. Она принялась спихивать с себя одеяла.

- Вы не знаете Ди Бута? - спросила она ковбоев. - Я ищу Ди Бута.

Ковбои смотрели на нее так, будто оглохли. Волосы длинные и спутавшиеся, одета лишь в ночную рубашку. Рядом сидит верзила - охотник за бизонами.

- Мэм, Ди Бут в тюрьме, - вежливо сказал один из ковбоев. - Вон то здание, видите?

Стало уже заметно светлее.

- Где живет врач? - снова спросил Люк.

- Не знаю, есть ли здесь врач, - ответил ковбой. - Мы только вчера приехали. Я про Бута знаю, потому что о нем говорили в салуне.

Элли начала пытаться перелезть через борт фургона.

- Помоги мне, Звей, - попросила она. - Я хочу видеть Бута. - Она перебросила одну ногу через борт, но неожиданно снова почувствовала слабость. Она вцепилась в борт, чтобы не упасть.

- Помоги мне, Звей, - повторила она.

Звей вынул ее из фургона, как будто она была тряпичной куклой. Эльмира сделала два шага и остановилась. Она знала, что, сделай она еще шаг, обязательно упадет, но ведь Ди находился всего лишь через улицу. Стоит ей увидеть Ди, она снова почувствует себя здоровой.

Звей стоял рядом, почти такой же большой, как лошади ковбоев.

- Понеси меня, - попросила она.

Звей испугался. Он никогда не носил женщин, тем более Элли. Он может ей повредить, если не будет осторожен. Но она смотрела на него, и он понял, что должен попытаться. Он поднял ее на руки и снова почувствовал, что она легкая, как кукла. И пахло от нее совсем не так, как от всего, что ему приходилось держать в руках раньше. Ведь ему все больше приходилось носить шкуры да туши убитых животных.

Пока он ее нес, из дверей тюрьмы вышел человек и остановился на углу. Он оказался помощником шерифа по имени Леон, вышедшим по малой нужде. Он изумился при виде огромного мужчины с маленькой женщиной в ночной рубашке на руках. Ничего более удивительного не приходилось ему наблюдать за все время его работы помощником шерифа. Он забыл, что собирался делать.

- Я хочу видеть Ди Бута, - проговорила женщина еле слышно.

- Ди Бута? - удивился Леон. - Верно, он у нас, но он скорее всего спит.

- Я его жена, - сказала Элли. Еще один сюрприз.

- Вот не знал, что он женат, - заметил Леон.

Леон с беспокойством поглядывал на охотника за бизонами, мужика приличных размеров. Ему пришло в голову, что парочка может попытаться выкрасть Ди Бута из тюрьмы.

- Я - его жена. Мне нужно его видеть. Звею необязательно туда идти, - заявила женщина.

- Ди, наверное, слышит вас, он тут, вот в этой камере. - Леон указал на окно с решеткой в стене тюрьмы.

- Неси меня туда, Звей, - велела Эльмира, и Звей послушался.

Окно оказалось крошечным, и в камере было почти темно, но Эльмире удалось разобрать фигуру человека, лежащего на нарах. Одной рукой он закрывал глаза, так что поначалу она не была уверена, что это Ди. Если так, то он сильно потолстел, что не похоже на Ди, который всегда гордился своим гибким и ловким телом.

- Ди, - позвала она. - Ди, это я. - Она еле шептала, и человек на нарах не проснулся. Элли рассердилась, она так далеко ехала и нашла его, а он ее не слышит. - Скажи ему что нибудь, Звей, - шепотом попросила она. - У тебя голос громче.

Звей растерялся. Он никогда не встречался с Ди Бутом и понятия не имел, что говорить. Да и неловко как то.

- Не знаю, чего сказать, - объяснил он.

К счастью, этого не понадобилось. Вернулся помощник шерифа, и сам взялся за дело.

- Просыпайся, Бут, - позвал он. - К тебе пришли.

Спящий стремительно вскочил с диким выражением на лице. Элли узнала его, хотя он сильно изменился, и в худшую сторону. Он взглянул на окно с испугом и так и остался стоять, уставившись на них.

- Кто это? - спросил он.

- Да ты что? Это же твоя жена, - произнес Леон.

Ди подошел к окну, всего то два шага. Элли заметила, что он несколько дней не брился, - еще один сюрприз. Ди ревностно относился к бритью и всегда пользовался услугами лучшего парикмахера в городе, у которого брился каждое утро. Глаза, которые она вспоминала почти каждый день во время путешествия, веселые глаза Ди, погрустнели, и в них прятался страх.

- Это я, Ди, - проговорила она.

Ди уставился на нее и огромного мужика, держащего ее на руках. Элли поняла, что он может неправильно воспринять Звея, хотя ревностью Ди никогда не отличался.

- Это просто Звей, - прошептала она. - Он и Люк привезли меня сюда в фургоне.

- А там больше никого нет? - спросил Ди, подходя к окну и пытаясь выглянуть.

Эльмира не могла понять, в чем дело. Он ее узнал, но все равно не глядел на нее. Казался испуганным, в волосах застряли нитки от матраца, на котором он спал. Густая щетина делала его много старше того Ди, которого она помнила.

- Это же я, - прошептала Эльмира. Она начала пугаться. Чувствовала такую слабость, что с трудом могла держать глаза открытыми, а ей так необходимо было поговорить с Ди. Она не хотела до этого разговора потерять сознание, но вместе с тем боялась, что так и случится.

- Я ушла от Джули, - сообщила она. - Я не могу так жить. Я все время думала только о тебе. Мне надо было ехать с тобой и даже не пытаться начинать другую жизнь. Я села на баржу торговцев виски, а сюда меня Звей и Люк привезли в фургоне. Я родила ребенка, но бросила его. Я старалась найти тебя как можно быстрее, Ди.

Ди все пытался заглянуть за их спины, как будто ждал, что там окажутся еще люди. Наконец он бросил эту затею и посмотрел на нее. Ей хотелось увидеть знакомую улыбку, но Ди уже было не до улыбок.

- Они собираются меня повесить, Элли, - сказал он. - Потому я так и испугался, что ждал их, линчевателей.

Эльмира не верила своим ушам. Ди никогда не совершал опрометчивых поступков, во всяком случае, ничего такого, за что его могли бы повесить. Он играл в карты и флиртовал, но ведь за это не вешают.

- Почему, Ди? - спросила она. Ди пожал плечами.

- Убил мальчонку, - ответил он. - Пытался его просто напугать, а он дернулся не в ту сторону.

Эльмира совсем запуталась. Она никогда не слышала, чтобы Ди Бут стрелял из пистолета. Оружие у него было, но он никогда его даже не вынимал, насколько она знала. Почему он пытался напугать мальчишку?

- Он что, приставал к тебе? - спросила она. Ди снова передернул плечами.

- Это был сын поселенца. Меня наняли, чтобы я согнал поселенца с земли. Большинство бросаются наутек, если ты пару раз выстрелишь поверх голов. А этот дернулся не в ту сторону.

- Мы тебя выручим, - заверила Эльмира. - Звей и Люк мне помогут.

Ди посмотрел на верзилу, державшего на руках Элли. Он и в самом деле выглядел достаточно большим, чтобы разнести маленькую тюрьму на части. Но, разумеется, не с больной женщиной на руках.

- Они должны меня повесить в следующую пятницу, - проговорил он. - Но, конечно, они могут попытаться меня линчевать и раньше.

Звей почувствовал на руке что то влажное. Элли была такой невесомой, ему не составляло труда держать ее. Солнце уже поднялось, и они могли лучше разглядеть камеру и пленника. Но Звей не понимал, отчего он ощущает такую мокроту. Он немного передвинул Элли и, к своему ужасу, увидел, что весь в крови.

- У нее кровь, - испугался он.

Ди посмотрел и увидел, что кровь капает с ночной рубашки Элли.

- Отнеси ее к врачу, - велел он. - Леон знает, где он живет.

Ди начал кричать, подзывая помощника шерифа, который вскоре появился из за угла тюрьмы. Эльмира не желала уходить. Ей хотелось остаться и говорить с Ди, уверить его, что все будет в порядке, что они его выручат. Она никому не позволит повесить Ди Бута. Она смотрела на него, но говорить уже не могла. Не могла сказать то, что хотела. Пыталась, но слова не произносились. Глаза закрывались сами по себе, и, как она ни старалась держать их открытыми и смотреть на Ди, они продолжали закрываться. Она попыталась разглядеть лицо Ди, когда Звей уносил ее, но оно потерялось в солнечных бликах. Затем, помимо воли, голова ее откинулась на руку Звея, и она могла видеть только небо.

77

Джули казалось, что его преследует проклятие. Разыскивая Эльмиру, он старался быть осторожным, но несчастные случаи шли за ним по пятам. Такого в Форт Смите с ним не случалось никогда. Через три дня после Доджа его новая лошадь, оказавшаяся не вполне объезженной, покалечилась, пытаясь сбросить путы. Джули денек подождал, надеясь, что нога заживет, но стало только хуже. Надо же случиться такому - потерять двух лошадей за одну поездку, особенно если учесть, что до этого он никогда не терял лошадь.

Но это событие поставило его в тяжелое положение: другую лошадь он сможет достать, если вернется в Додж. К северу до самой реки Платт лежали только равнины, пешком вряд ли дойдешь. Джули безумно не хотелось возвращаться, но выбора не было. Додж Сити как магнитом тянул его к себе. Он пристрелил лошадь, как пристрелил первую, спрятал седло и двинулся назад. Он мрачно шел, стараясь не думать о том, что Элли отдаляется от него все дальше и дальше.

Он переплыл через Арканзас, появился в городе в мокрой одежде, купил еще одну лошадь и через час уехал. Старик - торговец лошадьми, как обычно полупьяный, готов был торговаться, но Джули прервал его.

- Не слишком ты быстро движешься к цели, парень, - хихикнул старик. Джули посчитал, что тот вполне мог бы и промолчать. Он тронулся в путь и вскоре уже переправился через реку.

Всю дорогу его преследовало воспоминание о событии, происшедшем несколько лет назад в Форт Смите. Торговец хлопком, один из самых приятных людей в городе, отправился по делу в Мемфис, а его жена в его отсутствие заболела. Они пытались послать ему телеграмму, чтобы сообщить печальные новости, но он уже находился на пути назад и телеграмму не получил. Звали того человека Джон Фишер. Въезжая в Форт Смит, Джон Фишер заметил похоронную процессию около церкви. Как человек душевный, он подъехал, чтобы узнать, кого хоронят, а все люди остановились как вкопанные, потому что хоронили его жену. Джули помогал закапывать гроб. Он никогда не забудет выражения лица Джона Фишера, осознавшего, что он опоздал всего на один день - его жена умерла накануне в полдень. Несмотря на отменное здоровье, Джон Фишер после этого прожил всего год. Если он встречал на улице кого нибудь из тех, кто ухаживал за его женой во время болезни, он всегда спрашивал:

- Как ты думаешь, Джейн бы поправилась, если бы я раньше вернулся? - Все говорили ему, что нет, ты ничего не смог бы изменить, но Джон Фишер им не верил.

У Джули не было оснований думать, что Эльмира больна, но тем не менее он настолько беспокоился, что ненавидел всяческие отсрочки. К счастью, новая лошадь оказалась сильной и выносливой. Джули гнал ее без устали, останавливаясь только тогда, когда чувствовал, что лошади необходим отдых. Он внимательно за ней присматривал, понимая, что не может себе позволить потерять и этого коня. У него оставалось всего два доллара плюс немного кофе и бекона и ружье. Он надеялся подстрелить антилопу, но ему не везло. Так что в основном он пробавлялся беконом.

Около реки Репабликан его снова постигла неудача. Он остановился на ночь на небольшом пригорке, вконец вымотанный, и, спутав ноги лошади, заснул как убитый. Но спал плохо. Ночью он почувствовал жгучую боль в ноге, но слишком хотел спать, чтобы взволноваться всерьез. Наверное, его покусали красные муравьи.

Проснулся он от резкой боли и увидел, что правая нога у него распухла так, что ему пришлось вспороть штанину, чтобы выяснить, в чем дело. Он увидел следы змеиных зубов прямо под коленкой. По видимому, ночью к нему подобралась змея, а поскольку он спал не спокойно и вертелся, то напугал ее. Он не слышал звуков гремушки, но то могла быть молодая змея или какая нибудь, потерявшая свою гремушку.

Сначала он до смерти перепугался. Его ужалили ночью, яд уже несколько часов находился в организме. Поздно уже было делать надрез и высасывать яд. Лекарствами он не запасся и помочь себе ничем не мог. Со своего холма он мог видеть далеко на север вдоль реки, до самой Небраски, как ему казалось. Обидно, что такое случилось почти на виду у того места, куда он направлялся. У него и вода почти кончилась, поскольку, находясь так близко от реки, он не слишком ею запасался.

На холме негде было спрятаться от солнца. Он прикрыл лицо шляпой и лег головой на седло, стыдясь собственной беспечности. Он впал в забытье и вел долгие разговоры с Роско. Он ясно видел его лицо. Роско вроде не винил его в своей смерти. Если ему самому суждено умереть тоже, это уже большого значения не имело.

Но Джули не умер. Однако нога болела ужасно. Ночью начался дождь, и ему ничего не оставалось, как сжаться под одеялом. Зубы начали стучать помимо его воли. Он чувствовал себя настолько скверно, что не возражал бы умереть.

Но утром на жарком солнце он быстро обсох. Ощущал слабость, но умирать вроде не собирался. На ногу он старался не смотреть. Она выглядела так скверно, что он не знал, что и думать. Попадись ему доктор, тот наверняка отрезал бы ее, и все тут. Если Джули пытался согнуть ее хоть чуть чуть, его пронизывала резкая боль, но тем не менее ему необходимо было добраться до реки, иначе он умрет от жажды, несмотря на дождь. Он был так слаб, что не смог собрать воду.

Джули встал, но не смог опереться на правую ногу. Он перевалился животом через лошадь и доехал до реки. Прошло три дня, прежде чем у него хватило сил вернуться за седлом. Поездка к реке вымотала его на столько, что у него не было сил пуговицу расстегнуть. Рано утром ему удалось подстрелить журавля, и мясо несколько взбодрило его. Нога все еще не пришла в норму, но и не отвалилась. Он уже мог слегка на нее наступать.

Через пять дней после того, как его ужалила змея, он оседлал лошадь и поехал вдоль реки. После Доджа ему не встретился ни один человек. Он беспокоился по поводу индейцев, в его состоянии он стал бы для них легкой добычей, но вскоре Джули настолько устал от одиночества, что не прочь был бы даже встретить одного двух индейцев. Он уже начал сомневаться, а есть ли вообще люди здесь, на севере.

Ближе к Небраске равнина приобрела коричневый оттенок. Хотя Джули уже убедился, что скорее всего не умрет, он постоянно мучился от приступов головокружения, когда в глазах мутилось и выделялась обильная слюна. Ночью он просыпался от того, что говорил с Роско. Его это смущало, хотя вокруг никого не было.

Но он продолжал ехать. Ручьи стали попадаться чаще, и он перестал беспокоиться насчет воды. Однажды ему показалось, что он заметил вдалеке всадников, но когда он повернул к ним, то увидел двух бизонов, потерянно стоящих посреди прерии. Джули было прицелился в одного, но решил, что такого количества мяса ему не нужно, а если он убьет одного, другому будет так же одиноко в прерии, как и самому Джули. Он поехал дальше и вечером убил большую дикую курицу, бросив в нее камень.

Через три дня он увидел Платт, извивающийся между холмами. Вскоре он напал на наезженную фургонами дорогу и дальше придерживался ее.

Немного погодя он заметил одинокий деревянный дом в полумиле от реки. Рядом располагалось несколько загонов и сараев, и недалеко пасся довольно большой табун лошадей. Джули захотелось заплакать - это значило, что он все таки не заблудился. Никто не станет строить дом, если поблизости нет города. После стольких одиноких недель в прерии он понял, что любит города, хотя, вспомнив, что ему пришлось пережить, он уже не слишком надеялся найти Элли. Разве способна женщина преодолеть такое расстояние?

Когда он приблизился к дому, то заметил старика, едущего от реки на лошади, с которой стекала вода. К северу от реки Джули заметил еще лошадей. Старик был сед и по виду явно мексиканец. Через седло перекинуто ружье. Джули остановился, чтобы подождать старика.

Старик смотрел главным образом на его ногу. Джули и забыл, как безобразно он выглядит, он даже запамятовал, что нога все еще желтая и голая, поскольку он срезал штанину, когда конечность слишком распухла.

- Плохо дело? - спросил старик по английски.

- Было хуже, - ответил Джули. - Огаллала далеко?

- Двадцать миль, - сказал старик. - Я - Чоло. Пройдите в дом. Вы наверняка голодны.

Джули не стал спорить. Он почти забыл, что люди могут есть за столом, в доме. Он столько времени продержался на полусыром беконе или дичи, что засмущался при мысли о нормальном столе. Он знал, что вид его непрезентабелен.

Приближаясь к дому, он неожиданно услышал взрывы смеха. Из за угла выбежала маленькая девочка, за которой гналась другая, немного побольше. Первая забежала в один из сараев, рассчитывая спрятаться, но сестра настигла ее в дверях, и они принялись возиться и визжать. Старшая девочка пыталась надеть что то на шею младшей, и наконец ей это удалось, после чего маленькая начала подпрыгивать, а старшая, смеясь, убежала.

Когда они подъехали к крыльцу, из дома вышла женщина в сером платье и фартуке и с младенцем на руках. Она явно была не в духе, потому что крикнула что то девочкам, которые прекратили верещать, посмотрели друг на друга и медленно пошли к дому. Младенец на руках женщины жалобно скулил, но определенно производил меньше шума, чем девочки. Женщина обратилась к старшей, которая что то ей объясняла, а младшая, в свою защиту, показывала в сторону сарая. Женщина выслушала их и начала быстро говорить, ругая девочек, так решил Джули.

После стольких дней одиночества вид женщины заставил Джули нервничать. Тем более что женщина явно была рассержена. Но когда они подъехали совсем близко, то выяснилось, что, вне зависимости от ее настроения, он не мог отвести от нее взгляда. Ее глаза сверкали, когда она выговаривала дочерям. Те отнюдь не молчали, каждая старалась ответить, но мать их не слушала. У женщины были густые темные волосы, забранные на затылке в пучок, несколько растрепавшийся.

Старый мексиканец не принял всерьез их ссоры. Напротив, она его позабавила. Он слез с лошади, как будто ничего не происходит.

- Но она посадила мне на шею кузнечика, - жаловалась младшая. - Я ее ненавижу.

- Мне безразлично, кто кого ненавидит, - заявила женщина. - Я целую ночь не спала из за ребенка, вы же знаете, у него болит животик. Совсем необязательно вам визжать под моим окном, в прерии достаточно места для этого. Чего чего, а места у нас достаточно.

- Это был кузнечик, - настаивала младшая.

- Ну и что, ты разве их раньше не видела? - спросила женщина. - Тебе придется побеспокоиться о чем то, кроме кузнечика, если ты еще разбудишь ребенка.

Женщина была довольна худа, но от гнева ее щеки порозовели. Девочки наконец угомонились, женщина подняла глаза и, увидев его, несколько воинственно приподняла подбородок, как будто собиралась и его призвать к порядку. Потом заметила его разноцветную ногу, и взгляд ее изменился. Серые глаза смотрели на него с беспокойством.

- Спешивайтесь, senor , - предложил старик.

Девочки оглянулись и впервые увидели постороннего человека. Они мгновенно перестали суетиться и застыли в неподвижности.

Женщина улыбнулась. Похоже, она сменила гнев на милость.

- Привет, я - Клара, - сказала она. - Извините за суету. Мы - народ шумный. Спешивайтесь, сэр. Добро пожаловать.

Джули так давно не разговаривал, если не считать тех нескольких слов, что он сказал Чоло, и своих односторонних бесед с Роско, что ему пришлось откашляться.

- Спасибо, я не хотел бы причинить вам беспокойство, - смутился он.

Клара рассмеялась.

- Вы не выглядите достаточно крепким, чтобы причинить кому либо беспокойство, - проговорила она. - У нас тут свои проблемы, ради разнообразия будет интересно столкнуться с чем то новым. Это мои дочери, Салли и Бетси.

Джули кивнул девочкам и слез с лошади. После долгой езды нога затекла, так что он с трудом, хромая, подошел к веранде. Ребенок продолжал плакать. Женщина укачивала его, наблюдая, как хромает Джули.

- Змея ужалила, - сообщил Чоло.

- Наверное, я на нее ночью скатился, - объяснил Джули. - Я ее и не видел. Проснулся, а нога желтая.

- Ну, если вы до сих пор не умерли, полагаю, вам нечего бояться, - заметила Клара. - Надо вас накормить. Если вспомнить, сколько больных у нас появилось за последнее время, то мне, верно, стоит открыть здесь больницу. Проходите в дом. Девочки, накройте на стол.

Старик помог Джули подняться по ступенькам и пройти в просторную кухню. Клара ворошила дрова в плите, все еще держа ребенка на руках.

- Если вы хотите сначала умыться, девочки принесут воду, - предложила Клара. - Я не расслышала вашего имени.

- Меня зовут Джули Джонсон, - ответил Джули. - Я из Арканзаса.

Клара едва не уронила кочергу. Девочки рассказали ей, что человек со шрамами на лице сообщил, что та женщина с ними была замужем за шерифом из Арканзаса по фамилии Джонсон. Она не слишком поверила, женщина не показалась ей из тех, кто имеет привычку выходить замуж. Кроме того, коротышка бормотал что то насчет верзилы - охотника за бизонами, который считает, что женат на ней. Девочкам все показалось жутко занимательным - это надо же, у них в доме женщина, которая замужем за двумя мужчинами сразу. Все еще больше осложнялось там, что сама женщина заявляла, что ее муж - Ди Бут, тот самый стрелок, которого повесили на прошлой неделе. Чоло был в это время в городе и доложил, что повешение прошло гладко.

Клара повнимательнее присмотрелась к стоящему в ее кухне человеку. Худой, взгляд затуманенный, как будто не может поверить, что все еще жив после такого путешествия. Она сама была в подобном состоянии, когда они с Бобом приехали в Огаллалу из Техаса, а ведь ее не жалила змея, да и вообще обошлось без особых происшествий.

Но если он муж той женщины, то ребенок, пускающий слюни у ее груди, может оказаться его сыном. Клара почувствовала приступ раздражения, злилась она в основном на себя. Она уже привязалась к малышу. Ей нравилось лежать с ним рядом на кровати и наблюдать, как он сучит ручонками. Он долго рассматривал ее, сдвинув брови, как будто пытался понять, что к чему. Но когда она смеялась и протягивала ему палец, он хватался за него, переставал хмуриться и весело курлыкал. Если не считать резей в желудке, он был вполне здоровым малышом. Клара знала, что мать его скорее всего все еще в Огаллале, что она должна отвезти ребенка в город и выяснить, не передумала ли женщина и не хочет ли забрать своего сына, но постоянно откладывала поездку. Ей не хотелось отдавать малыша, и, если он не настолько нужен своей матери, чтобы та сама приехала и забрала его, тогда она слишком глупа, чтобы его иметь. Клара напоминала себе, что ей пора отвыкать от младенцев. Вряд ли у нее самой будут еще дети, так что она должна найти себе другой способ занять себя. Но она так любила малышей. Ей они доставляли радость.

Она никогда не думала, что может появиться отец, и вот прошло всего три недели, а он уже стоит в ее кухне, грязный, усталый, с больной ногой.

Клара еще поворошила дрова, стараясь собраться с мыслями. Затем обернулась и посмотрела на Джули.

- Мистер Джонсон, - спросила она, - вы случайно не ищете свою жену?

Джули от неожиданности чуть не упал.

- Да, ее зовут Элли - Эльмира, - подтвердил он. - Откуда вы знаете?

Он начал дрожать. Клара подошла, взяла его за руку и подвела к стулу. Девочки стояли в дверях, наблюдая за каждым ее движением.

- Я давно ищу Элли, - продолжал Джули. - Я не знаю, куда она отправилась. Она маленькая, я боялся, что она умерла. Вы видели ее?

- Да, - ответила Клара. - Она остановилась на ночь три недели назад вместе с двумя охотниками за бизонами.

Джули все казалось чудом. Пересечь такие бескрайние равнины и оказаться как раз в том месте, где только что была Элли. Женщина, внимательно наблюдавшая за ним, казалось, прочитала его мысли.

- К нам многие заезжают, - сказала она. - Расположить дом именно в этом месте оказалось самым умным из того, что сделал мой муж. Любой, едущий вдоль Платта и нуждающийся в лошади, не проедет мимо. Тут проходит единственная дорога. Если бы не это, мы давно бы уже умерли с голоду.

- Мне кажется… - начал он и замолчал. Все, на что он надеялся, - найти ее когда нибудь. Он рисковал и потерял троих, и если Эльмиры не было здесь, то она наверняка в городе. Он снова задрожал, а потом заплакал, не мог сдержаться. После всех мучений он нашел ее.

Клара молча подала ему суровое кухонное полотенце. Нахмурившись, взглянула на девочек, и они неохотно вышли. Она проводила их до двери во двор, чтобы дать мужчине возможность взять себя в руки.

- Почему он плачет? - спросила Бетси.

- Он ослаб, проделал такой длинный путь и, видно, уже не надеялся добраться, - объяснила она.

- Но он мужчина, - возразила Салли. Насколько ей было известно, их отец никогда не плакал.

- У мужчин тоже есть слезы, как и у нас, - проговорила Клара. - Пойдите и принесите воды. Думаю, нам следует предложить ему помыться.

Она вернулась на кухню. Джули еще не совсем пришел в себя. Слишком велико было чувство облегчения. Младенец, пришедший в хорошее расположение духа, сосал собственные пальцы и строил ей глазки. «Надо, пожалуй, сказать ему», - подумала Клара. Она выдвинула стул и села около стола.

- Мистер Джонсон, - начала она, - у меня есть для вас и другие новости. - Она взглянула в лицо ребенку, потом на него, ища сходства. Ей показалось, что лоб у малыша тот же, и хотя у него волос было маловато, зато они того же цвета, что и у Джули. А тот был совсем не дурен, лишь изнурен и грязен. Она решила заставить его побриться, когда он отдохнет, чтобы сравнить его лицо с лицом мальчика. Он может воспользоваться бритвой Боба. Неделю назад она ее точила, когда брила мужа.

Джули смотрел, как она играет с ребенком. После слез он ощущал пустоту, но его признательность этой женщине за то, что она просто сидит перед ним и обращается с ним ласково, была так велика, что он чувствовал: вполне может снова расплакаться, если попытается заговорить. Женщина казалась ему такой прекрасной и доброй, каких и не бывает. По морщинкам вокруг рта чувствовалось, что она старше него, но кожа все еще сохранила мягкость, а ее лицо, обращенное к младенцу, было прекрасным. Его несколько беспокоили ее слова о дополнительных новостях. А вдруг кто нибудь из спутников Эльмиры стащил у нее что нибудь?

- Если та женщина ваша жена, то получается, что это ваш сын, - сказала Клара. - Она родила его в ту ночь, что провела здесь. Потом уехала. Торопилась в город. Я думаю, она так и не поняла, какого хорошего мальчика родила. Мы тут все его очень полюбили.

Джули до сих пор и не взглянул как следует на ребенка. Он решил, что младенец Кларин, она ведь сказала, что ее зовут Клара. Она спокойно смотрела на него добрыми серыми глазами. Но ее слова настолько неправдоподобны, что в них просто невозможно было поверить. Эльмира ничего не говорила ему о том, что хочет ребенка или что собирается завести малыша. Для него, настолько уставшего, что он едва сидел, то была еще одна тайна. Может, это объясняет, почему Эльмира сбежала? Хотя ему это ничего не объясняло. Что касается маленького мальчика, дрыгающего ножонками на коленях Клары, то Джули не знал, что и думать. Он пока не мог постичь самую возможность того, что у него есть сын. Его усталый ум отказывался ему служить. От этой мысли к нему вернулось ощущение одиночества, как недавно в прерии.

Клара поняла, что сейчас с ним каши не сваришь.

- Извините, мистер Джонсон, - сказала она, немедленно поднимаясь. - Мне бы стоять у плиты, а не беспокоить вас сообщениями, с которыми вам из за усталости трудно справиться. Вы поешьте и отдохните. Мальчик никуда не денется, мы все обсудим завтра.

Джули промолчал, но чувствовал себя неловко. Кларе приходилось не только заботиться о нем самом и кормить его, она еще ухаживала за ребенком, который, возможно, его сын. Он старался придумать, что бы сказать, но ничего в голову не приходило. Клара жизнерадостно возилась у плиты, по большей части держа ребенка на руках и только изредка кладя его на стол, когда ей требовались обе руки для работы.

- Подхватите его, если он начнет скатываться, - попросила она. - Вот и все.

Она накормила Джули мясом с картошкой и бобами. Джули сначала казалось, что он слишком устал, чтобы есть, но запах пищи возбудил в нем такой аппетит, что он съел все до последнего кусочка.

- Я заставила Боба сделать мне загородку от ветра, - сообщила она. - Десять или двенадцать лет я наблюдала, как мой огород уносит ветром, и мне это надоело.

Джули вопросительно посмотрел на нее.

- Боб - мой муж, - объяснила она. - Он покалечился. Вряд ли выживет.

Она развела и согрела немного молока и, пока Джули ел, покормила ребенка из соски, надетой на банку из под джема.

- Мы из этой соски жеребят поим, - улыбнулась она. - Иногда у кобыл сначала нет молока. Хорошо, что у парнишки большой ротик.

Ребенок жадно сосал соску, которая и в самом деле, по разумению Джули, казалась довольно большой.

- Я зову его Мартином, - заметила Клара. - Поскольку он ваш, вы можете сами дать ему имя. Мне кажется, что Мартин - хорошее имя для мужчины. Человек с таким именем может стать судьей или, к примеру, заняться политикой. Девочкам тоже это имя нравится.

- Не думаю, что он мой, - возразил Джули. - Элли никогда ничего об этом не говорила.

Клара рассмеялась. Он удивился.

- Вы давно женаты? - спросила она.

- Около шести месяцев, - ответил он. - К тому времени, как она уехала.

- Ну, тогда вы были молодоженами, - заметила Клара. - Она могла быть вами недовольна и ничего не сказать.

- У нее уже был сын, Джо, - объяснил Джули. - Он поехал со мной, когда я отправился за Джейком Спуном. Только Джо убили в прерии. Элли еще об этом не знает.

- Вы сказали, Джейком Спуном? - переспросила Клара. - Я его знаю. Он за мной когда то ухаживал. Примерно год назад я встретила его в Огаллале, но я явно не понравилась женщине, с которой он был, так что мы почти и не поговорили. Почему вы поехали за Джейком?

Все случилось так давно, Джули уже подзабыл, как было дело.

- Джейк играл, и возникла ссора, - пояснил он. - Джейк выстрелил из ружья для охоты на бизонов, пуля прошла сквозь стену и убила моего брата. Меня в то время в городе не было. Пич, моя невестка, потребовала, чтобы я догнал его. Жаль, что я ее послушался.

- На мой взгляд, это случайность, - заметила Клара. - Хотя понимаю, что это маленькое утешение для семьи. Джейк не убийца.

- Ну, я все равно его не поймал, - продолжал Джули. - Сбежала Эльмира, и Роско поехал, чтобы сообщить об этом мне. Теперь и Роско мертв. Так что я не думаю, что это мой ребенок.

Клара все еще изучала их лица, младенца и измученного, усталого мужчины. Интересно, что передалось от отца к сыну?

- Когда сбежала ваша жена? - спросила она.

- Ну, месяца четыре назад, - ответил Джули. - Давно.

Клара хмыкнула.

- Мистер Джонсон, не думаю, чтобы вы были слишком сильны в арифметике, - заметила она. - Я уверена, что сейчас вы смотрите на юного мистера Джонсона. Я так думала и не зная дат, но даты все ставят на свои места.

Джули не знал, что и сказать. Клара, похоже, радовалась своим выводам, но он сам ничего не чувствовал. Загадка, и все тут.

- Я, верно, веду себя ужасно, - проговорила Клара. - На меня общество всегда так действует. Мне не надо бы к вам приставать, пока вы не отдохнули. Девочки сейчас принесут воду. Вымойтесь. Можете спать в их комнате, там удобная кровать.

Позже, вымывшись, он улегся спать и проспал несколько часов, даже ни разу не пошевелившись. Клара взяла ребенка и на минутку зашла в комнату. Он не побрился, но, по крайней мере, вымылся. Без всей этой грязи он оказался очень молодым, может быть, всего несколькими годами старше ее первого сына, если бы тот выжил.

Затем она пошла взглянуть на Боба. Из раны сочился отвратительный гной. Швы на голове сняли, но сама рана воспалилась. Наверное, какая нибудь инфекция. Клара осторожно промыла ее и вышла с ребенком на балкончик.

- Ну, Мартин, вот и твой папа появился, - улыбнулась она ребенку. - Хорошо, что наш дом стоит прямо на дороге. Интересно, что подумает о нас твой папа, когда соберется с мыслями?

Ребенок махал ручонками в теплом воздухе. Внизу, в загоне, девочки наблюдали, как Чоло объезжает двухлетнюю кобылу.

Клара посмотрела на малыша и дала ему палец.

- Тебе ведь не очень интересно, что думает о тебе твой папа, верно, Мартин? - спросила она. - Но мы знаем, что мы о нем думаем.

78

Когда вернулся Гас, Лорена сидела в палатке. Она сидела там и надеялась, что он не умер. Она почему то все время думала, что он мог умереть. Его не было всего три дня, но они показались ей вечностью. Ковбои ее не беспокоили, но все равно она ощущала страх. Диш Боггетт устанавливал ей палатку и держался поблизости, но ей это было безразлично. Лорене хотелось, что бы за ней присматривал только Гас.

Потом, когда уже почти стемнело, она услышала лошадиный топот и, выглянув из палатки, увидела подъезжающего к ней Гаса. Она так обрадовалась, что ей захотелось броситься к нему навстречу, но рядом находился Диш, подрезавший копыта своей лошади, и она сдержалась.

- Она в порядке, Гас, - сообщил Диш Боггетт, когда Гас спешился. - Я старался.

- Премного благодарен, - сказал Гас.

- Она на меня даже почти не смотрела, - пожаловался Диш. Он сказал это спокойно, но чувства его были уязвлены. Безразличие Лорены огорчало его безмерно. - Поймали конокрадов? - спросил он.

- Поймали, но они успели убить Уилбергера и еще четверых, - ответил Август.

- Повесили?

- Да, повесили всех, включая Джейка Спуна.

- Надо же, - поразился Диш. - Мне он не нравился, но я никогда не считал его убийцей.

- Он и не был убийцей, - согласился Август. - Джейк любил пошутить и не любил работать. У меня точно те же недостатки. Мне повезло, что меня не повесили.

Он стащил седло с усталой лошади. Лошадь легла на землю и принялась кататься, чтобы почесать запотевшую спину.

- Как поживаете, мисс? - сказал Август, открывая полог палатки. - Ну ка, обнимите меня.

Лорена послушалась. Она даже покраснела, услышав его просьбу.

- Если можно попросить, чтобы тебя обняли, то как насчет поцелуя? - спросил Август.

Лорена подняла лицо. Его бакенбарды щекотали ей щеки, и она едва не расплакалась. Она тесно прижалась к нему.

- Жаль, что мы не захватили ванну в эту поездку, - заметил Август. - Я такой грязный, что целовать меня все равно что целовать ежа.

Позднее он сходил к фургону и принес им поесть. Она поели, сидя у палатки. Вдалеке пел ирландец. Гас рассказал ей про Джейка, но Лорена почти ничего не почувствовала. Джейк не поехал ее искать. Она много дней надеялась, но, когда этого не случилось, надежда умерла, и воспоминания умерли вместе с ней. Она слушала рассказ Гаса с таким ощущением, будто он говорит о постороннем человеке. Она хорошо помнила Ксавье Ванза. Иногда она видела его во сне - он стоял с мокрой тряпкой в салуне. Она помнила, как он плакал в то утро, как предлагал отвезти ее в Галвестон.

Но Лорену пугали все эти смерти. Теперь, когда она нашла Гаса, она страшилась, что он тоже может умереть. Она не могла без него обойтись. И все же каждую ночь она видела сон, что он умер, а она не может найти его тело. Когда она просыпалась и слышала его дыхание, то прижималась к нему так крепко, что он просыпался. Ночи стояли жаркие, и от таких тесных объятий они потели.

- Чего ты боишься? - спросил Август.

- Мне приснилось, что ты умер, - ответила Лорена. - Прости, что разбудила тебя.

Август сел.

- Не суетись, - ответил он. - Мне все равно нужно сходить полить травку.

Он вышел из палатки, помочился и долго стоял в лунном свете, остывая. В палатке было душно, и Лорена тоже вышла.

- Хорошо, что эта трава от меня не зависит, - заметил Август. - Здесь ее куда больше, чем я могу полить.

Они стояли лагерем на травянистой равнине, такой огромной, что трудно было представить, что мир тянется и за ее пределами. И они, и стадо - лишь крошечные точки в океане травы. Лорене стали нравиться обширные пространства - много лучше, чем теснота салуна.

Гас смотрел на луну и почесывался.

- Я все жду, когда мы увидим горы, - сказал он. - Знаешь, я вырос в горах, в Теннесси. Я слышал, здесь горы куда выше, чем там. Говорят, у них даже летом на вершинах снег, не то что в Теннесси.

Он уселся на траву.

- Давай посидим, - предложил он. - Соснем утром. Выведем из себя Колла.

- Почему он уезжает ночами? - спросила Лорена.

- Ему хочется побыть одному, - объяснил Август. - Вудроу не слишком общителен.

Лорена вспомнила про другой повод для волнений - женщину в Небраске.

- Когда мы туда приедем, Гас? - спросила она. - Я имею в виду Небраску.

- Не знаю, - ответил он. - Небраска к северу от реки Репабликан, а мы и до реки еще не добрались. Недели через три, пожалуй.

Лорена испытывала страх, от которого не могла избавиться. Та женщина может забрать его у нее. Она снова задрожала, ничего не могла с собой поделать. Гас обнял ее, чтобы помочь ей справиться.

- Ну, это естественно, что ты беспокоишься, - произнес он. - Жизнь, она вся состоит из случайностей. Что больше всего тебя волнует?

- Я боюсь, что ты умрешь, - ответила Лорена. Август хмыкнул.

- Точно, обязательно умру, - сказал он. - А еще что?

- Я боюсь, что ты женишься на той женщине.

- Сомневаюсь, - ответил Август. - У той женщины были уже две или три возможности выйти за меня замуж, но она ими не воспользовалась. Она дама независимая, ты тоже такой была.

Верно, подумала Лорена. Она была независимой, но теперь она только и думала о том, как бы удержать Гаса. Он того стоил.

- Странно, что люди предпочитают дневной свет, - заметил он. - Большинство животных живет в темноте.

Лорене хотелось, чтобы он желал ее. Он и желал, она знала, но он никак это не выказывал. Ей это было не нужно, но если бы она могла убедиться, что он все еще хочет ее, то, может, не так боялась бы его потерять.

- Пойдем, - прошептала она, надеясь, что он ее правильно поймет.

- Надо же, - изумился он. - Времена меняются. Помнится, не так давно мне пришлось мухлевать в карты, чтобы заполучить тебя. Давай не полезем в эту душную палатку. Я вынесу постель сюда.

Лорену не волновало, что их могут увидеть ковбои, да и вообще кто нибудь. Ее заботил лишь Гас. Пусть весь остальной мир смотрит на них. Но Гас просто обнял ее и поцеловал. И всю оставшуюся часть ночи крепко обнимал ее. Когда Лорену разбудило солнце, стадо уже ушло.

- Кто нибудь нас видел? - спросила она.

- Если видел, считай, им повезло. Где им еще увидеть двух таких красавцев, как мы? - Он засмеялся и встал, чтобы сварить кофе.

79

Ньют все никак не мог позабыть Джейка, как тот улыбался и как подарил ему лошадь. Он ездил на иноходце через два дня на третий и успел к нему привязаться. Вскоре он стал его любимцем. Джейк не сказал ему, как зовут лошадь, и это его беспокоило. Иноходцу нужно было имя.

Джейка повесили так быстро, что Ньют плохо все помнил, вроде кошмарного сна, который запечатлевается лишь частями. Он помнил, как был потрясен, увидев Джейка со связанными руками, на лошади и с петлей на шее. Он помнил, насколько усталым выглядел Джейк, слишком усталым, чтобы всерьез расстраиваться. И никто почти ничего не говорил. Ньюту казалось, что нужно было все обсудить, у Джейка могли быть серьезные оправдания. Но никто его ни о чем не спросил.

Теперь же не только никто не говорил о Джейке, никто вообще не говорил. Капитан Колл держался обособленно на дальнем краю стада весь день, а ночью спал в сторонке. Мистер Гас находился с Лореной и появлялся лишь во время завтрака или ужина. Если Дитц бывал поблизости, что в последнее время случалось редко, он тоже больше молчал. Целыми днями он ехал далеко впереди стада, разведывая путь. Стадо шло легко, предводительствовал техасский бык, вытеснивший Старого Пса. Он уступал это свое место, только если ему срочно требовалось понюхать под хвостом у понравившейся ему коровы. Он вовсе не растерял свою воинственность. Диш, которому приходилось ехать рядом, со временем возненавидел его больше, чем Нидл Нельсон.

- Не понимаю, чего мы его не прирежем, - возмутился как то Диш. - Ведь дай ему время, и он кого нибудь из нас прикончит.

- Если он попытается прикончить меня, то умрет вместе со мной, - мрачно заметил Нидл.

Разумеется, всем работникам было любопытно поподробнее узнать о Джейке. Они задавали бесконечные вопросы. Их поразило, что фермеров пытались сжечь.

- Может, они пытались представить дело так, будто там поработали индейцы, - предположил Джаспер.

- Да нет, Дэн Саггс просто хотел позабавиться, - возразил Пи Ай. - Более того, он их повесил уже мертвых. Застрелил, повесил и потом сжег.

- Поганый, видно, был тип, этот Дэн, - заключил Джаспер. - Я его однажды встречал. У него были такие маленькие прищуренные глазки.

- Я рад, что он никогда не прищуривался в моем направлении, если он так обращался с белыми, - проговорил Нидл. - А Джейк как к ним попал?

- Если хотите знать мое мнение, - вставил Берт Борум, - то, связавшись с этой шлюхой, Джейк покатился вниз.

- Ты можешь держать свое мнение при себе, черт побери, - вспылил Диш. Он всегда болезненно реагировал на всякое упоминание о Лорене.

- То, что ты влюблен в шлюху, не значит, что я должен молчать, - возразил Берт.

- Поговори у меня, и я забью тебе зубы в глотку, - пригрозил Диш. - Не Лори сделала из Джейка преступника.

Берт всегда считал, что Диш необоснованно считается лучшим работником, и не собирался ему ни в чем уступать. Он снял пояс с пистолетом, Диш последовал его примеру. Они принялись медленно ходить по кругу, не переходя на кулаки. Каждый ждал удобного момента. Их осторожность вызвала массу остроумных замечаний зрителей.

- Ты только гляди, как вытанцовывают, - заметил Нидл Нельсон. - У меня был бойцовый петух, так он любому из них дал бы прикурить.

- Если будут продолжать в таком темпе, к зиме, глядишь, и подерутся, - согласился Джаспер.

Диш наконец бросился на Берта, но, вместо того чтобы боксировать, они обхватили друг друга и вскоре уже катались по земле, причем без видимого перевеса в ту или другую сторону. Дерущихся заметил Колл и подскакал к ним. Он подъехал к ним вплотную, и, увидев его, они расцепились. Он собирался задать им суровую взбучку, но стоящие вокруг ковбои хохотали, и он решил, что этого достаточно. Кроме того, эти парни по природе своей соперники и рано или поздно должны были обязательно сцепиться. Он повернулся и уехал, так и не сказав ни слова.

Увидев, что он уезжает, Ньют окончательно расстроился. Капитан все меньше и меньше говорил с ним или вообще с кем нибудь. А Ньюту необходимо было поговорить с кем нибудь о Джейке. Ведь он был другом капитана и мистера Гаса. Неправильно, что его убили, похоронили и начисто забыли.

Как обычно, понял его и помог Дитц. Дитц умел чинить все вещи, и он как раз чинил упряжь Ньюта, когда тот решился высказаться.

- Мы хотя бы должны были отвести его в тюрьму, - сказал он.

- Они бы его все равно повесили, - заметил Дитц. - Я так думаю, он предпочел бы, чтобы это сделали мы.

- Я уже жалею, что мы вообще тронулись в этот путь, - проговорил Ньют. - Столько людей умерли. Я не думал, что мы убьем Джейка. Если он никого не убивал, тогда это несправедливо.

- Ну, там же еще были и лошади, - добавил Дитц.

- Он любил лишь иноходцев, - припомнил Ньют. - Зачем ему красть лошадей, если у него уже был конь. То, что он был с ними, не делает его конокрадом.

- По понятиям капитана, делает, - добавил Дитц. - И мистера Гаса тоже.

- Они с ним даже не поговорили, - с горечью произнес Ньют. - Просто взяли и повесили. И не жалко им было вовсе.

- Им было жалко, - заключил Дитц. - Но что тут говорить, ничего ведь не изменишь. Он ушел, не волнуйся за него. Так ему покойнее.

Он на секунду положил руку на плечо Ньюта.

- Ты успокойся, - повторил он. - О спящих не надо беспокоиться.

«Как это не беспокоиться, - подумал Ньют. - Разве такое забудешь?» Пи Ай говорил об этом, как о погоде, как о чем то естественном - произошло, и все тут. Но Ньют не мог забыть. Вспоминал каждый день, если ничто его не отвлекало.

Ньют не мог этого знать, но и Колл тоже практически постоянно думал о Джейке. И от этих мыслей ему становилось тошно. Он не мог сосредоточиться, часто не слышал, когда к нему обращались. Ему хотелось повернуть время вспять, к тому моменту, когда Джейка еще можно было спасти. Много раз он мысленно спасал Джейка, как правило, заставив его остаться со стадом. Стадо приближалось к реке Репабликан, а мысли его были далеко, на Бразосе, где Джейк сбился с пути истинного.

Иногда ночами Колл злился на себя за то, что мучается такими думами. Получалось что то вроде тех дел с Мэгги, о которых постоянно напоминал ему Гас. Колл старался думать о чем нибудь другом, но никаких толковых мыслей в голову не приходило. Просто размышления и разговоры о чем то уже ничего не меняли, а за последнее время и говорить то было не с кем, поскольку Гас большую часть суток проводил с женщиной. Только изредка он приезжал, и они двигались несколько миль рядом, но о Джейке никогда не вспоминали. В этом случае ничего особо сложного не было. Он помнил ситуации и посложнее. Однажды им пришлось повесить мальчишку за то, что заставил его сделать его отец.

Когда они увидели реку Репабликан, Гас как раз ехал рядом. Издалека она широкой не казалась.

- Именно в этой утонул сын Памфри, верно? - спросил Август. - Надеюсь, она милостиво обойдется с нами, у нас и так каждый человек на вес золота.

- Так бы не было, если бы и ты работал, - заметил Колл. - Ты собираешься оставить ее в Огаллале или как?

- Ты о Лори или о кобыле, на которой я сижу верхом? - поинтересовался Гас. - Если речь идет о Лори, то тебя не убудет, если ты назовешь ее по имени.

- Не понимаю, какое это имеет значение, - сказал Колл, а сам вспомнил, что для Мэгги это тоже имело значение, ей хотелось услышать, как он произносит ее имя.

- Ну, вот у тебя есть имя, - попытался объяснить Гас. - Тебе что, все равно, пользуются им люди или нет?

- Можно сказать, что все равно, - ответил Колл.

- Да уж, что есть, то есть, - согласился Август. - Ты так уверен в своей правоте, что тебе плевать, говорят ли с тобой люди вообще. Я рад, что часто бывал не прав, так что имел разговорную практику.

- Зачем тебе быть неправым, чтобы разговаривать? - удивился Колл. - Мне казалось, ты стараешься этого избежать.

- Если не можешь избежать, надо научиться справляться, - заметил Август. - Если тебе приходится сталкиваться лицом к лицу со своими собственными ошибками лишь пару раз в жизни, это необыкновенно болезненно. Я со своими имею дело каждодневно, так что мне ошибиться - что два пальца обсосать.

- И все же я надеюсь, что ты оставишь ее там, - настаивал Колл. - Мы до Монтаны вполне можем нарваться на индейцев.

- Я посмотрю, - пообещал Август. - Мы привязались друг к другу. Я не брошу ее, если не буду знать, что она в надежных руках.

- Ты собираешься жениться?

- Я посмотрю, - повторил Август. - Дважды я уже делал куда худший выбор. Но брак - дело серьезное, не будем это сейчас обсуждать.

- Ну разумеется, ты еще не разлюбил ту, другую, - заметил Колл.

- У той тоже есть имя - Клара, - напомнил Гас. - Надо же, как ты упорно не желаешь называть женщин по именам. Удивительно, что ты дал имя своей кобыле.

- Это Пи Ай ее назвал, - сознался Колл. И то правда. Пи Ай назвал ее так сразу же, как только она его в первый раз укусила.

В тот день они переправились через реку, потеряв одну корову. За ужином Джаспер здорово развеселился. Он без всяких на то оснований жутко боялся этой реки, а теперь, благополучно оказавшись на другом берегу, считал, видимо, что будет жить вечно. У него было такое хорошее настроение, что он даже сплясал джигу, как умел.

- Не тем ты делом занялся, Джаспер, - заметил Август, которого это выступление сильно позабавило. - Тебе бы в борделях плясать. И получил бы ты за это кое что такое, чего иначе не мог бы себе позволить.

- Как ты думаешь, капитан отпустит нас в город, когда мы доберемся до Небраски? - спросил Нидл. - Мы уж давно в городе не были.

- Если не отпустит, то придется мне жениться на телке, - сказал Берт.

По Кампо сидел, прислонившись спиной к колесу фургона, и бренчал на своем тамбурине.

- Скоро будет сушь, - сообщил он.

- Ну и ладно, - согласился Соупи. - Я так намок там, на Ред, что мне по гроб жизни хватит.

- Лучше мокро, чем сухо, - возразил По. Его привычная жизнерадостность сменилась угрюмостью.

- Ну уж нет, если потонешь, - заметил Пи Ай.

- Если станет сухо, нечего будет варить, - добавил По Кампо.

Ньют и братья Рейни начали частенько говорить о шлюхах. Наверное, капитан разрешит им пойти с остальными, когда они будут около города. Больше всего они спорили о том, сколько надо платить проститутке. Во время разговоров вокруг костра точных цифр не называлось. Парни Рейни постоянно подсчитывали свои заработки и все сомневались, хватит ли. Дело осложнялось тем, что всю дорогу они играли в карты в кредит, на свои будущие заработки. Старшие ковбои делали то же самое, и вся система долгов была крайне запутанной. Поскольку ни о чем другом, кроме Огаллалы, они последнее время думать не могли, вопрос о наличных обсуждался постоянно, и многие долги прощались под обещание их.

- А что, если они нам не заплатят здесь? - спросил пессимист Нидл однажды вечером. - Мы же договорились насчет Монтаны, так что вполне можем не получить денег в Небраске.

- Да нет, капитан заплатит, - уверил их Диш. Не смотря на свою привязанность к Лорене, ему, как и другим, до смерти хотелось в город.

- С чего бы это, Диш? - удивился Липпи. - Какое ему дело, поимеешь ты бабу или нет?

Это высказывание большинству показалось обоснованным и дало повод для серьезного беспокойства. К тому времени как они переправились через Стинкингуотер, они так переживали, что ни о чем другом и думать не могли. В конце концов с этим вопросом к Августу обратилась делегация, возглавляемая Джаспером. Однажды утром они окружили его, когда он приехал за завтраком, и поделились своими страхами.

Август долго смеялся, когда понял, что их волнует.

- Ах вы, девушки, - сказал он. - Вам только оргии подавай.

- Да нет, нам нужны женщины, - несколько раздраженно поправил его Джаспер. - Тебе хорошо смеяться, у тебя есть Лори.

- Все так, но что хорошо для меня, необязательно годится для слабоумных, - возразил Гас.

Однако на следующий день он дал всем знать, что в Огаллале им заплатят половину заработка. Колл большого энтузиазма по этому поводу не проявил, но ребята поработали хорошо, и он не мог отказать им в одном дне в городе.

Настроение поднялось у всех, кроме По Кампо. Тот продолжал уверять, что их ждет сушь.

80

После того как спала температура, Эльмира так ослабела, что едва могла повернуть голову на подушке. Первое, что она увидела, был Звей, стоящий под окном маленького домика доктора. Шел дождь, но он стоял в своем пальто из шкуры бизона и смотрел на нее.

На следующий день он снова был на своем посту, и на следующий тоже. Ей хотелось окликнуть его и спросить, не знает ли он чего нового о Ди, но сил не хватало. Говорить она могла лишь шепотом. Ухаживающий за ней доктор, коротышка с огненно рыжей бородой, казался не здоровее нее. Он так сильно кашлял, что иногда ему приходилось ставить приготовленное для нее лекарство на стол, чтобы не пролить его. Звали его Патрик Арандель, и после каждого приступа кашля руки у него тряслись. Но он принял ее и ухаживал за ней постоянно в течение первой недели, все время думая, что она умрет.

- Он верный, как собака, - шептал он ей, когда она уже достаточно оклемалась, чтобы понимать слова. До этого она просто бессмысленно на него смотрела. Доктор, конечно, имел в виду Звея.

- Я не могу его даже заставить пойти поесть, - говорил доктор. - Я сам живу на чае, но он мужчина крупный. На чае ему не продержаться. По моему, он уже тысячу раз спросил меня, выживете ли вы.

Доктор сидел на стуле около ее кровати и с ложки поил ее лекарством.

- Это даст вам силы, - приговаривал он. - Когда вас сюда привезли, в вас почти не осталось крови.

Эльмира жалела, что на окне нет занавески. Тогда бы ей не было видно Звея. Он смотрел на нее часами. Она чувствовала его взгляд, но была слишком слаба, чтобы отвернуться. Люк куда то исчез, во всяком случае, не показывался.

- Где Ди? - прошептала она, когда смогла говорить. Доктор ее не расслышал, настолько слабым был голос, но заметил, что губы ее шевельнулись. Ей пришлось повторить вопрос. - Ди Бут? - прошептала она.

- А, вы следили за этой историей? - удивился доктор. - Повесили его точно по расписанию примерно через неделю, как вас сюда привезли. Похоронили на холме Бут. Смешно, верно, ведь он тоже был Бутом? Он убил девятилетнего мальчика, так что по нему здесь никто тосковать не станет.

Эльмира закрыла глаза, надеясь, что умрет. С этого момента она принялась выплевывать лекарство, и оно текло по рубашке. Доктор сначала ничего не понял.

- Тошнит? - спросил он. - Это естественно. Попробуем ка суп.

Он попробовал покормить ее супом, но Эльмира и его целый день выплевывала. Однако она слишком ослабела, чтобы бороться с доктором, чье терпение могло сравниться разве что с терпением Звея. Они терпеливо держали ее в тюрьме, а ей хотелось лишь умереть. Ди больше не было, а она проделала такой путь, чтобы найти его. Она ненавидела Звея и Люка за то, что они привезли ее к доктору, ведь если бы они этого не сделали, наверняка бы она умерла там, на улице. Ей меньше всего хотелось поправиться и продолжать жить, но дни шли, доктор все сидел рядом на стуле, кормил ее супом, а в окно заглядывал Звей и пялился на нее, хотя она даже головы в его сторону не поворачивала.

Даже не глядя, она чувствовала Звея по запаху. Стояла жара, и доктор оставлял окна на целый день открытыми. Она слышала лошадиный топот и чувствовала запах Звея, стоящего всего в нескольких ярдах от нее. Ее беспокоили мухи, и доктор предложил позвать Звея, который был бы счастлив сидеть рядом и отгонять от нее мух, но Эльмира даже не ответила. Если Ди умер, ей не о чем больше разговаривать.

Ей пришло в голову попросить Звея застрелить ее. Конечно, он даст ей пистолет, если она ему скажет, но вряд ли у нее хватит сил нажать курок. Лучше попросить его сделать это. Это решит все проблемы, и вряд ли Звею сильно достанется, если он сообщит, что застрелил ее по ее же собственной просьбе.

От одной мысли попросить Звея застрелить ее ей полегчало. Но дни шли, она уже могла сидеть в постели, а с просьбой этой к Звею все не обращалась. Она то и дело вспоминала то солнечное пятно, в котором исчезло лицо Ди. Испарилось в солнечном свете. Она все время об этом думала, во сне видела так ясно, что просыпалась, только чтобы услышать храп Звея. Он спал под окном, прислонившись спиной к стене дома, и храпел громче спящего быка.

- Куда делся Люк? - спросила она однажды.

- Уехал в Санта Фе, - ответил Звей. Она впервые заговорила с ним после месяца молчания. Ему уже казалось, что она никогда больше не будет разговаривать. - Нанялся к каким то торговцам, - добавил он. - Проехал такой путь, а теперь двинулся назад.

- Как я понимаю, ваш ребенок умер, - однажды сказал доктор. - И где ему выжить в прерии. Вы и сами едва не умерли.

Эльмира промолчала. Она помнила, как болела грудь, вот и все. Она забыла ребенка, женщину с двумя дочерьми и большой дом. Может, и вправду ребенок умер. Потом она вспомнила Джули, Арканзас и многое из того, что забыла. Лучше ни о чем не вспоминать, все не имело значения в сравнении с Ди. Все прошло, давно прошло. Когда нибудь она попросит Звея застрелить ее, тогда ей ни о чем не придется думать.

Но она все откладывала - и скоро поправилась на столько, что стала ходить. Недалеко, лишь до двери, чтобы взять горшок или выставить его из комнаты. В такую жару все запахи усиливались. Даже Звей в конце концов снял свое пальто и теперь стоял у окна в старой рубашке с такими дырами спереди, что из них торчали густые волосы, росшие у него на груди.

Доктор ни разу не спрашивал ее о деньгах. Она выздоравливала, но ему самому становилось все хуже. Она слышала через стену, как он кашляет, и иногда видела, что он сплевывает в платок. Его руки сильно тряслись, и от него всегда пахло виски. Эльмиру беспокоило, что он не спрашивает про деньги. Она привыкла платить за себя. Наконец она сама завела об этом разговор. Она знала, Звей пойдет и заработает денег, если она попросит.

- Вы бы мне сказали, сколько я вам должна, - проговорила она, но Патрик Арандель лишь покачал головой.

- Я сюда сбежал от денег, - признался он. - Мне это удалось. Хотя это нелегко - сбежать от денег.

Эльмира больше не упоминала про деньги. Если он хочет, чтобы ему заплатили, пусть скажет сам, она попытку сделала.

Затем как то днем, без всякого предупреждения, открылась дверь и вошел Джули. Звей, как обычно, стоял под окном. Лицо Джули сильно похудело.

- Я нашел тебя, Элли, - произнес он со слезами на глазах. Звей внимательно наблюдал, но тень падала таким образом, что она не знала, видит ли он слезы Джули.

Эльмира отвернулась. Она не знала, что ей делать. Больше всего она жалела, что так и не попросила Звея застрелить ее. И теперь ее нашел Джули. Он не вошел в комнату, но стоял в дверях, дожидаясь приглашения войти.

Она не пригласила его и ничего не сказала. Создавалось впечатление, что неудачи сговорились преследовать ее - иначе каким образом он проехал через все эти равнины и нашел ее?

Наконец Джули решился войти в комнату и закрыть за собой дверь.

- Доктор сказал, что тебе уже можно разговаривать, - сообщил он, вытирая глаза рукавом. - Но если не хочешь, не говори. Я недолго побуду. Я только хотел, чтобы ты знала, что я здесь.

Эльмира взглянула на него и затем снова уперлась взглядом в стену. «Ну и дурак же ты, - подумала она. - Нечего было тебе за мной таскаться. Надо было всем сказать, что я умерла».

- У меня для тебя плохие новости, - продолжал Джули, и глаза его снова наполнились слезами. - Очень плохие, и все моя вина. Джо убили, и Роско с девушкой. Один бандит их убил. Мне следовало с ними остаться, хотя не думаю, что результат был бы другим.

«Во всяком случае, ты не стоял бы тут и ничего бы мне не рассказывал», - подумала Эльмира.

Сообщение о смерти Джо не взволновало ее. Она вообще крайне редко о нем думала. Он появился, когда у нее было полно других хлопот, так что у нее не вошло в привычку волноваться по его поводу. Хотя от него было меньше неприятностей, чем от Джули. По крайней мере, у него хватило ума понять, что он ей не нужен, и оставить ее в покое. Если он умер, ничего не поделаешь. Она даже плохо его помнила, да и говорил он мало. Просто ему не повезло на этих равнинах. Такое же могло случиться и с ней, и жаль, что не случилось.

- Элли, ребенок здоров, - сообщил Джули. - Я даже не знал, что он наш, вот что самое смешное. Увидел, что Клара его держит, и понятия не имел, что он наш. Она назвала его Мартином, если ты не возражаешь. Так что у нас теперь семья, - добавил Джули. Сердце у него сжималось, и он едва мог говорить, потому что Элли не повернула головы и ничем не показала, что она его узнала. И не произнесла ни слова. Ему хотелось думать, что виной тому ее слабость, но в душе он знал, что не только в этом дело. Она не обрадовалась, что он ее нашел. Ее не волновал ребенок, ей было безразлично, что Джо умер. После первого выражения удивления лицо ее оставалось неподвижным.

И все это время огромный мужчина в дырявой рубашке молча стоял у окна и смотрел в комнату. «Наверное, один из охотников за бизонами», - решил Джули. Врач хорошо говорил об этом человеке, рассказывал, как он предан Эльмире, но Джули не понимал, почему он стоит там. Сердце его замирало, потому что Эльмира не хотела взглянуть на него. Он ведь так долго сюда добирался. Но она все равно не поворачивалась в его сторону, и он не думал, что виной тому только болезнь.

- Мы привезем ребенка, как только ты захочешь его увидеть, - пообещал Джули. - Я могу снять здесь комнату и подождать, пока ты выздоровеешь. Мальчик крепкий. Клара сказала, что вполне можно его сюда свозить. У них есть небольшой фургон.

Эльмира ждала. Если она будет молчать, рано или поздно он уйдет.

Голос его дрожал. Он сел на стул у кровати, на котором обычно сидел доктор. Через некоторое время он взял ее за руку. Звей все наблюдал. Джули подержал ее руку всего несколько секунд. Опустил ее и встал.

- Я буду заезжать, Элли, - пообещал он. - Доктор сообщит мне, если я буду тебе нужен.

Он помолчал. Ее молчание угнетало его. Она сидела, опершись спиной о подушку, и молчала, как будто умерла. Ему это напомнило их жизнь в Арканзасе, когда она сидела на полатях, и у него было ощущение, как будто ее нет вообще. Когда он узнал, что она жива и находится в доме врача в Огаллале, он спрятался за сарай Клары и час плакал от облегчения. После всех бед и сомнений он нашел ее.

Но сейчас это чувство облегчения исчезло, он вспомнил, как с ней трудно, как нельзя ей ничем угодить, даже тем, что он разыскал ее в Огаллале. Он не знал, что еще сказать. Она вышла за него замуж и родила ему ребенка, но повернуть голову и взглянуть на него она не желала.

Может, он поторопился, размышлял он, спотыкаясь на пороге дома доктора, потому что голова у него кружилась от пережитых волнений. Верзила у окна продолжал смотреть.

- Я очень признателен вам за то, что вы помогли Элли, - обратился Джули к нему. - Я оплачу вам все расходы.

Звей промолчал, и Джули направился к своей лошади.

Элли видела, как он проехал мимо окна. Она встала и наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду. Звей то же смотрел.

- Звей, - окликнула его Эльмира. - Подгони фургон. Я хочу уехать.

Звей удивился. Он привык, что она лежит в постели в доме доктора. Ему нравилось стоять на солнышке и смотреть на нее. Она была такой хорошенькой, когда лежала в постели.

- Разве ты не больна? - спросил он.

- Нет, пригони фургон, - повторила она. - Я хочу уехать сегодня.

- Куда уехать?

- Уехать отсюда, - проговорила Эльмира. - Куда угодно. Хоть в Сент Луис.

- Я не знаю дороги в Сент Луис, - заметил Звей.

- Ладно, бери фургон, дорогу найдем, - торопила она. - Есть же какая нибудь дорога. - У нее уже не хватало терпения на этих мужчин. Эти бесконечные вопросы. Даже Звей, вообще еле говорящий, и тот задавал их.

Звей сделал, как она велела. Доктора дома не было, он уехал к фермеру, сломавшему бедро. Эльмира хотела оставить записку, но передумала. Доктор - человек не глупый, он быстро сообразит, что она уехала. И солнце еще не село, когда они покидали Огаллалу, направляясь на восток. Эльмира лежала в фургоне на бизоньих шкурах, Звей правил. Его лошадь была привязана к фургону сзади. Она попросила его увезти ее, чем он безмерно гордился. Люк все пытался его запутать, но теперь и Люка не было, а человек, пришедший навестить Эльмиру, остался позади. Она попросила его увезти ее, а не того другого человека. Это могло означать только, что они женаты, как он и надеялся. Она мало с ним разговаривала, но все же попросила увезти ее, и Звей был счастлив. Он отвезет ее туда, куда она захочет.

Единственное, что его беспокоило, это слова хозяина платной конюшни, маленького высохшего человечка, ростом еще ниже Люка. Он спросил, куда он направляется, и Звей показал на восток, поскольку знал, что Сент Луис на востоке.

- Вам тогда лучше оставить здесь свои скальпы, - предупредил он. - Если доберетесь, кто нибудь пришлет вам их по почте.

- Почему? - поразился Звей. Он никогда не слышал, чтобы скальпы посылали по почте.

- Из за сиу, - ответил хозяин.

- Мы от Техаса проехали и ни одного индейца не видели, - заметил Звей.

- Так вы и сиу вряд ли увидите, - заверил хозяин конюшни. - Зато они увидят вас. Вы просто болван, что тащите женщину на восток.

Звей сказал Эльмире об этом разговоре, когда подсаживал ее в фургон.

- Там могут быть индейцы, - заметил он.

- Мне все равно, - ответила Эльмира. - Поехали.

По дороге из Техаса она многие ночи не спала, ожидая нападения индейцев. Никого она так и не увидела, но страх жил в ней вплоть до Небраски. Слишком уж много пришлось ей слышать разговоров на эту тему.

Теперь же ей было наплевать. Болезнь изменила ее, и еще - смерть Ди. Страха не осталось. Они остановились в нескольких милях от города и разбили лагерь. Она большую часть ночи провела в фургоне, безуспешно пытаясь заснуть. Звей спал на земле и громко храпел, зажав в руках ружье. Ей не хотелось спать, но и страха она не ощущала. Небо затянуто облаками, низкое и темное. Все, что угодно, могло возникнуть из темноты - индейцы, бандиты, змеи. Доктор даже говорил, что в этих краях водятся пантеры. Но она не слышала ничего, кроме шума ветра и шуршания травы. Ее беспокоило только, как бы Джули снова не погнался за ней. Ехал же он за ней от самого Техаса. Может, если он покажется, Звей убьет его. Удивительно, почему она его настолько терпеть не могла, но факт оставался фактом. Если он не оставит ее в покое, ей придется попросить Звея убить его.

Звей проснулся рано. Слова хозяина платной конюшни беспокоили его. Он трижды попадал в схватку с индейцами, но каждый раз при этом был не один. Теперь же ему пришлось бы сражаться одному. Жаль все же, что Люк поторопился податься в Санта Фе. Люк не всегда правильно себя вел, но стрелял он метко. Хозяин конюшни вел себя так, будто уже считал их мертвыми. Утром, однако, они еще были живы, но Звей беспокоился. Он чувствовал, что, вероятно, не слишком толково объяснил все Элли.

- Это тут сиу из Огаллалы, - сказал он, заглядывая в фургон. Утро выдалось теплым, и она откинула одеяло. - Он сказал, армия их тут взбудоражила, - добавил Звей.

- Я тебя еще не так взбудоражу, если ты не кончишь болтать насчет индейцев, - пригрозила ему Эльмира. - Я же вчера тебе сказала. Я хочу уехать подальше, пока Джули снова не появился в городе.

Ее глаза сверкали, как когда то, еще до болезни. Устыдившись, что рассердил ее, Звей принялся варить кофе.

81

Джули вернулся из города в таком угнетенном состоянии, что даже говорить не мог. Клара попросила его выполнить несколько поручений в Огаллале, но встреча с Эльмирой так взволновала его, что он обо всем забыл. Даже вернувшись на ранчо, он не мог вспомнить, что его о чем то просили.

Клара сразу поняла, что ему пришлось пережить тяжелый удар. Когда он приехал и даже не привез почту, ей очень хотелось что нибудь сказать насчет его дырявой памяти. И она, и девочки с нетерпением ждали журналы и каталоги, и они ужасно расстроились, что он проехал мимо почты и не забрал их. Но Джули выглядел таким убитым, что она воздержалась от замечаний. За ужином Клара несколько раз пыталась разговорить его, но он молча сидел и практически ничего не ел. После путешествия через равнины Джули ел с огромным аппетитом, так что удар он, судя по всему, получил серьезный.

Клара видела, как он отзывчив на любую доброту; она проявляла ее по отношению к нему в разных обстоятельствах, поступила она так и на этот раз, придержав язык и дав ему время пережить то, что случилось с ним в городе. Но что то в его угрюмом молчании раздражало ее.

- Все такие унылые, - заметила Бетси, быстро схватывающая настроение людей.

- Угу, - согласилась Клара. Она держала ребенка, который курлыкал и сосал свой кулачок. - Хорошо, что у нас есть Мартин, - добавила она. - Он у нас единственный мужчина, который еще не разучился разговаривать.

- Он не разговаривает, - заметила Салли. - Какой это разговор.

- Все какие то звуки, - сказала Клара.

- По моему, ты злючка, - заявила Салли. Она частенько нападала на мать и сестру. - Папа бы говорил, если бы не болел.

- Ладно, - смирилась Клара. - Беру свои слова назад. - По правде говоря, она могла легко припомнить тысячу ужинов, во время которых Боб не произнес ни единого слова.

- Все равно ты злючка, - настаивала недовольная Салли.

- Ну да, и ты такая же, - парировала Клара, глядя на дочь.

Джули сознавал, что разговор имеет какое то к нему отношение, но он не мог заставить себя понять, в чем дело. Он отнес тарелку в раковину и поблагодарил Клару за ужин. Затем вышел на крыльцо, радуясь темноте. Ему казалось, что он вот вот расплачется. Странное дело - он не знал, что он должен делать. Он никогда не слышал, чтобы жены поступали так, как Эльмира. Он уселся на ступеньки, опечаленный и вконец запутавшийся, даже хуже, чем в тот день, когда он здесь впервые появился. Со смертью ничего нельзя поделать, но ведь Эльмира жива. Он должен что то сделать, вот только что?

Вышли девочки и какое то время переговаривались у него за спиной, но он не обращал на них внимания. Болела голова, хотелось лечь, хотя он по опыту знал, что, если ляжет, голова разболится еще больше.

Вышла Клара, все еще с ребенком на руках, и села в качалку.

- Вы, похоже, неважно себя чувствуете, мистер Джонсон, - сказала она.

- Пожалуйста, зовите меня Джули, - попросил он.

- С удовольствием, - согласилась она. - Вы так же можете забыть о миссис. Мне кажется, мы с вами знаем друг друга уже достаточно, чтобы перейти на имена.

Джули вовсе не считал, что хорошо ее знает, но промолчал. Он вообще ни одну женщину не знал хорошо.

- Хочу попросить вас об одолжении, - обратилась она к Джули. - Не могли бы вы помочь мне перевернуть моего мужа, или вы слишком плохо себя чувствуете?

Разумеется, он ей поможет. Он уже делал это несколько раз. Ее муж так исхудал, что он просто поднимал его и держал, пока Клара меняла простыни. Сначала он ощущал неловкость, потому что больной никогда не закрывал глаз. Ночью он воображал, что может подумать этот человек, увидев другого мужчину рядом с женой. Клара же деловито суетилась, подсказывая ему, что делать, если он не проявлял достаточной сообразительности. Джули представить себе не мог, что видит и что думает этот человек, если, разумеется, он еще может думать.

Клара протянула ему фонарь, и они вошли в дом. Она на минутку оставила ребенка с девочками. У дверей в спальню Клара остановилась и прислушалась.

- Каждый раз я боюсь обнаружить, что он уже не дышит, - сказала она. - Всегда останавливаюсь и слушаю.

Но Боб еще дышал. Джули поднял его, и Клара сняла простыни.

- Черт, забыла воду. - Она направилась к двери. - Салли, принеси ведро воды, - крикнула Клара, и через некоторое время появилась девочка с ведром.

- У Бетси мальчик может упасть с кровати, - заявила она. - Она не умеет с ним обращаться.

- Ну так ей придется научиться, - заметила Клара. - Вы, девочки, кончайте спорить по поводу ребенка.

Джули смущался, держа в руках больного, голого мужчину, пока его жена обтирала его губкой. Ему виделось в этом что то неподобающее. Клара, казалось, понимала, что он чувствует, и поторопилась постелить постель.

- Обычная работа медицинской сестры, мистер Джонсон, - объяснила она. - Я сначала пыталась его одевать, но ничего из этого не вышло. Бедняга себя не контролирует.

Она помолчала и взглянула на него.

- Я и забыла, что мне полагается звать вас Джули, - добавила она.

Джули казалось, что голова у него лопнет. Ему было все равно, как она его называет. Голова болела так, что он с трудом спустился по ступенькам. На нижней площадке он стукнулся о дверь. Наверху верещал ребенок.

Клара собиралась вернуться к ребенку, но, заметив, как Джули ударился о дверь, передумала. Он снова вышел на крыльцо и опустился на ступеньки, как будто окончательно лишившись сил. Клара наклонилась и положила руку ему на лоб. От неожиданности он подскочил, будто его ударили.

- Господи, да ты пуглив, как молодой жеребенок, - заметила она. - Я боялась, что у тебя температура, но вроде нет.

- Голова болит, - пожаловался он.

- Тогда надо приложить что нибудь холодное, - решила она.

Вернувшись в дом, она взяла тряпку и немного воды. Насильно протерла ему лоб и виски. Он вынужден был признать, что холодная вода помогает.

- Спасибо, - поблагодарил он.

- Да не благодари ты меня за тряпку, - сказала Клара. - Из меня сестра милосердия никудышная. Слишком нетерпелива. Я даю человеку неделю другую, и, если он не поправляется, по мне, уж скорее бы он умер.

- Но это не касается детей, - добавила она немного погодя. - С детьми я веду себя иначе. Пусть хоть пять лет болеют, лишь бы жили. Я просто пришла к выводу, что, как ты ни ухаживай, пользы мало. Если люди могут, они поправляются, а иначе умирают.

Несколько минут они молчали.

- Ты жену нашел? - спросила Клара. - Я знаю, это не мое дело, но я все равно спрашиваю.

- Да, - ответил Джули. - Она была у доктора.

- Судя по всему, она не слишком тебе обрадовалась, - заметила Клара.

Джули хотелось, чтобы она оставила его в покое. Она приняла его и накормила, спасла его жену и заботилась о его ребенке, и все равно ему хотелось, чтобы она оставила его в покое. Он сам ощущал такую слабость, что если бы не опирался спиной о перила, то скатился бы по ступенькам. Ему нечего было сказать, нечего предложить. Но в Кларе чувствовалось нечто безудержное, она не могла остановиться. Голова у него трещала, ему хотелось застрелиться, ребенок верещал наверху, а она все задавала вопросы.

- Она, наверное, еще больна, - произнес он. - Она мало говорила.

- Она хочет забрать ребенка?

- Она ничего не сказала, - ответил Джули.

- Она вообще о нем спрашивала?

- Нет, - признался Джули. - Она вообще ни слова не сказала.

Младенец перестал плакать. Джули услышал плеск в реке - домой возвращался припозднившийся Чоло. Даже в безлунную ночь можно было рассмотреть его седые волосы, когда он ехал к загону.

- Джули, я знаю, что ты устал, - продолжала Клара. - Я понимаю, что ты расстроен. Но я все же хочу сказать тебе одну ужасную вещь. Я раньше была деликатной, но Небраска из меня все это вытрясла. Я не думаю, что этой женщине нужны ты или ребенок. Не знаю, что ей нужно, но она бросила младенца, даже не взглянув на него.

- Она, верно, была не в себе, - проговорил Джули. - Ей пришлось проделать длинный путь.

Клара вздохнула.

- Путь она проделала длинный, но все хорошо соображала, - заметила она. - Не для каждой женщины каждый ребенок желанен. А многие жены терпеть не могут своих мужей. Это твой и ее ребенок, - добавила Клара. - Но ей он не нужен, я уверена, и если она захочет доказать мне обратное, то пусть поторопится.

Джули не понял, о чем это она, да и не слишком заинтересовался. Он был чересчур подавлен, чтобы обращать внимание на ее слова.

- Я люблю маленьких, - продолжила Клара. - Детишек и жеребят. Я быстро привязываюсь к ним. И необязательно к своим детям.

Она помолчала. Она понимала, что он хочет, чтобы она заткнулась, но твердо решила высказаться до конца.

- Я начинаю любить Мартина, - сказала она. - Не я его родила, но он уже не принадлежит и твоей жене. Маленькие обычно принадлежат самим себе. Какими они вырастут, зависит от того, кто полюбит их. Я оставлю себе Мартина, если и она, и ты от него отказываетесь.

- Но ваш муж болен, - возразил Джули. Зачем этой женщине еще ребенок, когда на ее шее две девочки и большое хозяйство?

- Мой муж умирает, - поправила Клара. - Но, выживет он или умрет, я собираюсь вырастить этого ребенка.

- Я не знаю, что делать, - признался Джули. - Прошло столько времени с тех пор, как я что то делал правильно. Я уж и не помню. Я не знаю, смогу ли я вернуть Элли в Форт Смит. Да они уже, наверное, наняли нового шерифа.

- Найти работу - самая легкая из твоих проблем, - заметила Клара. - Если хочешь, я дам ее тебе. Чоло сейчас работает и за себя, и за Боба, он так вечно не продержится.

- Я всегда жил в Арканзасе, - возразил Джули. Ему и в голову не приходило, что можно поселиться в другом месте.

Клара засмеялась.

- Иди спать, - велела она. - Для одного вечера я достаточно тебе надоела.

Он послушался, но на следующее утро выглядел не лучше, да и чувствовал себя так же скверно. Он едва говорил с девочками, хотя они суетились вокруг него. Клара отослала их собирать яйца, чтобы иметь возможность поговорить с Джули наедине.

- Ты понял, что я вчера сказала насчет Мартина? - спросила она.

Нет, он не понял. Ему только хотелось, чтобы она посидела тихо. Он не знал, что делать, как не знал с той минуты, когда покинул Форт Смит. Иногда ему просто хотелось поехать домой. Пусть Элли уезжает, если не хочет быть его женой. Пусть ребенок остается у Клары, если он ей так нужен. Когда то он считал, что справляется со своей работой шерифа. Вдруг, если он вернется и снова займется этим, он опять станет справляться? Он не был уверен, как долго он еще сможет выносить свою постоянную неудачливость.

- Если уж твоей жене не нужен Мартин, то, может, у тебя есть мать или сестры, которые могли бы его вырастить? - спросила Клара. - Дело в том, что я не хочу, чтобы он пробыл со мной год или два, а потом бы его у меня отняли. Если мне придется от него отказаться, то чем скорее, тем лучше.

- Нет, мама умерла, - ответил Джули. - У меня только братья.

- Я потеряла трех сыновей, - сказала Клара. - Я не собираюсь отдавать еще одного ребенка женщине, не знающей, чего она хочет.

- Я спрошу ее, - пообещал Джули. - Завтра или послезавтра съезжу в город. Может, она будет чувствовать себя лучше.

Но он понял, что не может ждать, он снова должен ее увидеть, пусть даже она на него и не взглянет. По крайней мере, он сможет смотреть на нее и знать, что он ее нашел после всех мытарств. Возможно, если он будет терпелив, она смягчится.

Он оседлал лошадь и поехал в город. Но в доме доктора он никого не нашел. Комната, где лежала Элли, опустела, да и верзилы нигде не было видно.

Порасспросив жителей, он нашел доктора, который принимал роды в одном из борделей.

- Она уехала, - сообщил он. - Вчера пришел домой, а ее уже нет. И записки не оставила.

- Но ведь она больна, - возразил Джули.

- Просто несчастна, - произнес Патрик Арандель. Ему было жаль молодого человека. Пять бездельничающих шлюх прислушивались к разговору, а в соседней комнате рожала их подруга.

- Она очень расстроилась, когда повесили того убийцу, - добавил доктор. - Да и роды ее едва не убили. Я думал, что она таки умрет, такая у нее держалась температура. Хорошо, что она уехала. Это значит, она решила еще немного пожить.

Хозяин платной конюшни только покачал головой, когда Джули спросил, в каком направлении они уехали.

- В неправильном. - сказал он. - Если они не наткнутся на сиу, считайте, что им повезло.

Джули растерялся. Он даже не привез в город ружье и свою постель. А у них был целый день, хотя в фургоне они далеко не могли уехать. Но он потеряет еще полдня, если вернется на ранчо, чтобы забрать свое снаряжение. Ему хотелось последовать за ними с одним пистолетом, он даже поехал в восточную часть города. Но перед ним лежала лишь бескрайняя равнина, которая уже однажды едва не поглотила его.

Джули повернулся и быстро поскакал на ранчо. Он едва не загнал лошадь, но вовремя вспомнил, что взял ее взаймы, и сбавил темп. Когда он подъезжал к ранчо, то уже не гнал коня. Казалось, он снова потерял все силы, и голова у него опять разболелась. Он с трудом расседлал коня. Вместо того чтобы пойти в дом, Джули сел за сараем и заплакал. Почему она все время уезжает? Что он должен делать? Разве она не знала про индейцев? Похоже, ему суждено гоняться за ней вечно, но, даже когда он находил ее, проку от этого не было.

Встав, он увидел Клару. Она возвращалась с огорода с корзинкой овощей. Было жарко, и она закатала рукава платья. Руки тонкие, но крепкие, как будто состоящие только из костей.

- Она уехала? - спросила Клара. Джули кивнул. Он не хотел говорить.

- Пойдем, поможешь мне почистить кукурузу, - предложила Клара. - Она уже почти созрела. Я так скучаю по ней зимой, что могу съесть десяток початков.

Она пошла к дому, неся тяжелую корзину. Не услышав его шагов за собой, она обернулась. Джули вытер слезы и последовал за ней в дом.

82

На следующее утро, как только он сумел подняться, Джули пришел на кухню и застал там Чоло за затачиванием длинного узкого ножа. Малыш лежал на столе, дрыгая голыми ножонками, а Клара в мужской шляпе давала девочкам последние указания.

- Не кормите его только потому, что он орет. Кормите по часам.

Она посмотрела на Джули, и он смутился. Он не был болен, но тем не менее чувствовал себя таким слабым, будто долгое время пролежал в лихорадке. На столе стояла тарелка с холодными яйцами и куском бекона - вне сомнения, его завтрак. Он проснулся последним, и это заставило его подумать, что он им в тягость.

Чоло встал. Они с Кларой явно собирались что то делать. Джули понимал, что должен предложить помощь, но с трудом дошел и до стола. Он не мог ничего понять. Малярия его давно прошла, а сил все равно не было.

- Нам надо кастрировать нескольких лошадей, - объяснила Клара. - Мы слишком долго откладывали, надеялись, что Боб выздоровеет.

- Терпеть не могу, когда вы это делаете, - заявила Салли.

- Тебе еще больше не понравится, если тут будет бегать куча жеребцов, - заметила Клара. - Один из них вполне может попасть тебе копытом по голове, как тот мустанг отцу.

Она остановилась около стола и пощекотала малышу голую пятку.

- Я бы хотел помочь, - предложил Джули.

- С виду энергии в тебе маловато, - отозвалась Клара.

- Я не болен, - возразил Джули. - Наверное, переспал.

- В чем то ты явно перестарался, - заметила она. - Оставайся здесь и поговори с этими девицами. Это потруднее, чем кастрировать лошадей.

Джули девочки нравились, хотя он не слишком много с ними разговаривал. Такие милые, все время щебечут. В основном они спорили, кто будет ухаживать за ребенком.

Клара и Чоло ушли, а Джули медленно съел свой завтрак, чувствуя себя виноватым. Потом он вспомнил, что случилось, - Элли уехала туда, где полно индейцев. Он должен ехать за ней сразу же, как поест. Лежащий на столе ребенок потянулся к нему. Джули почти не смотрел на него, хоть он и казался хорошим малышом. Кларе он был нужен, девочки из за него ссорились, а Эльмира бросила его. Мысли Джули путались.

После завтрака он взял ружье, но, вместо того что бы уехать, отправился к загонам. Время от времени до него доносилось ржание молодой лошади. Он уже не чувствовал такой слабости, и ему пришло в голову, что он может попытаться быть полезным, а за Элли поехать попозже.

Стояла жара, и лошади взбивали копытами облака пыли. Он удивился, заметив, что Клара сама занималась кастрированием, а старик держал поводья. Работа тяжелая, лошади сильные, и им явно не помешал бы еще один человек в помощь. Джули быстро перелез через загородку и помог старику связать задние ноги дрожащего молодого гнедого.

Клара на мгновение оторвалась от работы и вытерла потное лицо полой рубашки. Все руки у нее были в крови.

- Не лучше ли кому нибудь из нас заняться этим? - спросил Джули.

- Нет, - ответил Чоло. - У нее лучше получается.

- Боб меня научил, - объяснила Клара. - Когда мы сюда приехали, у нас не было работников. У меня не хватало сил держать лошадь, так что пришлось делать более грязную работу.

Они кастрировали пятнадцать молодых коней и оставили их в загоне, где можно было за ними присмотреть. Джули уже не чувствовал слабости, но его все равно удивило, как тяжело трудятся Клара и старик мексиканец. Они ни разу не отдохнули, пока работа не была закончена, и к этому времени основательно пропотели. Клара вымыла руки около желоба с питьевой водой для лошадей и сразу же направилась к дому.

- Надеюсь, эти лентяйки готовят обед, - заметила она. - У меня появился аппетит.

- Вы что нибудь знаете насчет ситуации с индейцами? - спросил Джули.

- Я знаю Красное Облако, - ответила Клара. - Боб к нему хорошо относился. Они жили на наших лошадях в ту суровую зиму четыре года назад, когда не могли найти бизонов.

- Я слышал, они опасны, - сказал Джули.

- Верно, - подтвердила Клара. - Но Красному Облаку все надоело. Боб относился к нему по доброму, и нам не приходилось их бояться. В молодости я больше боялась индейцев. Команчи заезжали прямо в Остин и забирали детей. Мне постоянно снилось, что они украдут меня, и я нарожаю красненьких ребятишек.

Джули никогда не пребывал еще в такой нерешительности. Он должен ехать, но, с другой стороны, вроде бы и нет. Хоть он и здорово поработал, есть ему не хотелось, и после обеда он значительно дольше, чем необходимо, занимался чисткой ружья.

Закончив, он прислонил ружье к перилам, говоря себе, что должен встать и ехать. Но он не успел подняться, как из дома вышла Клара и без всякого предупреждения положила ребенка ему на руки. Она практически уронила его ему на колени, что показалось Джули неосторожным. Он едва успел подхватить малыша.

- Хороший признак, - заметила Клара. - По крайней мере, если кто сбросит его с крыши, ты его поймаешь.

Малыш уставился на Джули широко открытыми глазами, по видимому, удивившись не меньше него. Джули взглянул на Клару, которая явно злилась.

- Думаю, пришло время тебе поглядеть на него повнимательнее. - сказала она. - Он твой сын. Он может вырасти похожим на тебя и тогда доставит тебе больше радости, чем любая женщина. Ты ему нужен куда больше, чем ей.

Джули боялся, как бы не навредить ребенку. Еще он боялся Клару.

- Я не умею обращаться с детьми, - признался он.

- Конечно, и еще ты не жил нигде, кроме Арканзаса, - проговорила Клара. - Но ты совсем не глуп, и никто не прибил тебя гвоздями к Арканзасу. Ты можешь жить в любом месте и научиться управляться с детьми, это удавалось даже куда более тупым.

И снова Джули подивился неутомимости Клары. Элли не хотела на него смотреть, но и не донимала его постоянно словами, как Клара.

- Оставайся здесь, - продолжала она. - Слышишь меня? Оставайся здесь! Мартину нужен отец, а мне - хороший работник. Если ты потащишься снова за этой женщиной, то тебя убьют или индейцы, или тот охотник за бизонами, или же ты попросту заблудишься и умрешь с голоду. Удивительно, как ты умудрился и сюда добраться. Ты не знаешь прерии, и я считаю, что и жену свою ты тоже не знаешь. Сколько времени ты ее знал до женитьбы?

Джули попытался вспомнить. Суд в Миссури длился три дня, но он познакомился с Элли за неделю до этого.

- Наверное, недели две, - ответил он.

- Маловато, - заметила Клара. - Даже самый умный человек не узнает женщину достаточно хорошо за две недели.

- Ну, ей хотелось выйти замуж, - пояснил Джули. Больше он ничего вспомнить не мог. Элли ясно дала ему понять, что хочет замуж.

- Возможно, ей просто необходимо было сменить обстановку, - предложила Клара. - Людям иногда хочется переменить занятие. Они думают, что стоит попробовать что то другое. Со мной так же. Я частенько думаю, что неплохо бы было собрать манатки и девочек и уехать к моей тетке в Ричмонд.

- И что вы там будете делать? - поинтересовался Джули.

- Может, книги писать, - ответила Клара. - Мне хочется попробовать. Но наступает чудесное утро, я вижу пасущихся лошадей и понимаю, что буду скучать по ним. Так что вряд ли я поеду в Ричмонд.

Как раз в этот момент ребенок начал хныкать и вертеться у него на руках. Джули с надеждой взглянул на Клару, но она не сделала попытки взять малыша. Джули не знал, что делать. Он боялся уронить ребенка, который извивался в его руках, как пойманный кролик, и орал так, что стал краснее свеклы.

- Он болен? - спросил Джули.

- Нет, с ним все нормально, - ответила Клара. - Возможно, он выговаривает тебе за то, что так долго не обращал на него внимания. Я его за это не виню.

С этими словами она повернулась и пошла в дом, оставив его с ребенком, который немедленно принялся орать еще сильнее. Джули подумал, что, может, кто нибудь из девочек выручит его, но ни одной поблизости не было видно. Ему казалось безответственным со стороны Клары оставить его с ребенком. Он еще раз подумал, что она не слишком душевная женщина. Но ведь и Элли тоже такова, по правде сказать.

Он боялся встать, чтобы не уронить извивающегося младенца. Потому он так и сидел, поражаясь, с чего это люди заводят детей. Откуда можно знать, что хочет ребенок и что для него сделать?

Но так же внезапно, как начал плакать, малыш за молчал. Пискнул еще пару раз, сунул кулачок в рот и снова уставился на Джули. Джули успокоился и остался сидеть.

- Поговори с ним, - сказала появившаяся в дверях Клара.

- А что говорить?

Она фыркнула с отвращением.

- Представься, если ничего лучше придумать не можешь, - посоветовала она. - Или спой ему песню. Он - мальчик общительный. Любит поболтать.

Джули посмотрел на малыша, но не мог вспомнить ни одной песни.

- Ну помурлыкать ты по крайней мере можешь? - спросила Клара с таким видом, будто он совершил преступление, не начав немедленно петь.

Джули вспомнил песню, которую слышал в салуне и которая ему нравилась, - «Лорена». Он попытался напеть мотив. Все еще извивающийся ребенок немедленно перестал двигаться и внимательно уставился на него. Джули чувствовал себя глупо, но, поскольку его пение с закрытым ртом успокаивало малыша, он продолжал гудеть. Ребенка он держал практически на расстоянии вытянутой руки.

- Прислони его к плечу, - велела Клара. - Не надо его так держать, он ведь не газета.

Джули послушался. Младенец вскоре обслюнявил ему рубашку, но не плакал. Джули продолжал напевать «Лорену».

Тут, к его радости, Клара взяла ребенка.

- Уже прогресс, - заметила она. - И Рим не в один день строился.

Стемнело, а Джули все еще не уехал. Он сидел на веранде, положив ружье на колени, и старался собраться с духом, чтобы встать и уехать. Как ни крути, Элли все еще его жена. Она может быть в опасности, так что его обязанность попытаться ее спасти. Если он сейчас не уедет, он так и будет вечно сдаваться. Он может вообще никогда не узнать, жива она или умерла. Он не хотел быть человеком, который позволил своей жене вот так просто уйти из его жизни. Но именно это он сейчас и делал. Он слишком устал для решительных действий. Если его не убьют индейцы, или если их не убьют индейцы, и если он не заблудится на этих равнинах и еще раз найдет ее в какой нибудь чужой комнате, она может снова от него отвернуться. И что тогда? Она будет убегать, а он за ней гнаться, пока в самом деле не случится какая нибудь беда.

Когда Клара вышла, чтобы позвать его ужинать, он уже устал думать. Он даже поморщился, заслышав ее шаги, потому что ему казалось, что она плохо к нему относится и может сказать что нибудь резкое. И снова он ошибся. Она спустилась по ступенькам и подняла голову, наблюдая за журавлями, пролетавшими на фоне закатного неба вдоль серебряной ленты Платта.

- Правда, дивные птицы? - тихо спросила она. - Если бы я уехала, то, верно, скучала бы по ним не меньше, чем по лошадям.

Джули не думал, что она может уехать. Уж очень она казалась на своем месте.

Посмотрев на птиц, она повернулась к нему, как будто только что заметила.

- Ты хочешь остаться? - спросила она.

Джули не хотелось отвечать на этот вопрос. Пусть будет, что будет. Он не стремился принимать решения, но вместе с тем он и не уехал.

- Наверное, мне не надо больше ее преследовать, - наконец вымолвил он. - Наверное, надо оставить ее в покое.

- Не стоит приносить жертвы людям, которые в этом не нуждаются, - заметила Клара. - Пустая трата времени и сил.

- Мам, уже все остыло, - сказала Бетси с порога.

- Я позволила себе минутку полюбоваться летом, - ответила Клара.

- Ну, ты же всегда говоришь, что ненавидишь остывшую еду, - резонно заметила Бетси.

Клара взглянула на дочь и начала подниматься по ступенькам.

- Пойдем, Джули, - позвала она. - Эти девочки позаботятся, чтобы мы не нарушали правил.

Он положил ружье в чехол у седла и последовал за ней в дом.

83

Пока стадо катилось по коричневой прерии к реке Платт, разговоры о шлюхах вытеснили все другие темы. Верно, они всегда обожали поболтать об этом, но на некоторых участках пути их интересовали и другие вопросы, например погода, карты, отдельные лошади, воспоминания о прошлом. После смерти Джейка они много говорили о причудах правосудия и причинах, побудивших в общем то приятного человека пойти по кривой дорожке. Иногда они вспоминали о своих семьях, хотя, как правило, такие разговоры заканчивались приступами острой тоски по дому. Это была опасная тема.

До Огаллалы оставалась еще неделя пути, а все другие темы, кроме шлюх, уже никого не интересовали. Ньют и братья Рейни даже удивлялись. Они и сами интересовались этим вопросом, правда, в довольно расплывчатом виде, но, слушая разговоры взрослых по вечерам и при каждой остановке, пришли к выводу, что, видно, есть в этом что то большее, чем кажется на первый взгляд. Визит к проститутке скоро стал казаться одной из самых заманчивых перспектив, предлагаемых жизнью.

- А что, если капитан даже не захочет останавливаться в Огаллале? - спросил однажды Липпи. - Он не любит останавливаться.

- Никто не заставляет его останавливаться, - сказал Нидл. - Он может двигать дальше, если захочет. Это нам надо остановиться.

- Мне кажется, он не любит шлюх, - заметил Липпи. - Насколько я помню, он почти не заходил в салун.

Джаспера раздражал пессимизм Липпи. Его донельзя расстраивало малейшее предположение, что им не придется побывать в Огаллале.

- Заткнулся бы ты, - посоветовал он. - Нам плевать, что будет делать капитан. Мы поедем в город.

По Кампо, закончивший готовить ужин, постарался уладить спор.

- Мне кажется, вам надо пойти к парикмахеру, а про шлюх забыть, - посоветовал он. - Они возьмут ваши деньги, а что вы получите взамен?

- Кое что приятное, - произнес Нидл.

- Стрижка выдержит месяц, а то, что вы получите от девки, всего мгновение, - добавил По. - Разве что она подарит вам кое что совсем нежелательное.

Последовала жаркая дискуссия, из которой Ньют заключил, что шлюхи иногда приносят не только удовольствие. Порой можно и заболеть, хотя конкретно никто ничего не объяснил.

Но По Кампо стоял на своем. Он продолжал агитировать за парикмахерскую, считая, что ее надо предпочесть борделю.

- Если ты думаешь, что я стрижку предпочту шлюхе, ты совсем с ума соскочил, - заверил Джаспер.

Ньют и братья Рейни оставили наиболее скользкие вопросы другим, а сами занялись обсуждением экономической стороны дела. Длинные летние дни, спокойное стадо и дикая жара способствовали размышлениям по поводу возможного визита в город. Так время бежало быстрее.

Иногда один из братьев Рейни подъезжал к Ньюту, чтобы обсудить пришедшую в голову свежую мысль.

- Соупи говорит, они раздеваются, - однажды сообщил Бен Рейни.

Ньют однажды видел мексиканочку, которая задрала юбку, переходя через реку. Под юбкой ничего не было. Когда она заметила, что он наблюдает, то хихикнула. С той поры он часто, когда бывал свободен, крался к реке, надеясь снова увидеть, как она переходит реку. Тот беглый взгляд составлял все его познания насчет голых женщин. Он столько раз прокручивал эту картину в голове, что она порядочно поизносилась.

- Думаю, это здорово дорого стоит, - предположил он.

- Примерно месячную зарплату? - предположил Джимми Рейни.

Однажды к концу дня приехал Дитц, чтобы сообщить, что до Платта десять миль. Все в лагере радостно завопили.

- Черт, интересно, в какой стороне город? - поинтересовался Соупи. - Я уже готов ехать.

Колл понимал, что все мужики рвутся в город. Принесший радостные новости Дитц сам выглядел подавленным. После того как повесили Джейка, он был сам не свой.

- Заболел? - спросил Колл.

- Не нравится мне этот север, - ответил Дитц.

- Здесь хорошая трава, - заметил Колл.

- Все равно не нравится, - повторил Дитц. - Света мало.

У Дитца был отсутствующий вид, что озадачило Колла, поскольку и в более трудные времена тот сохранял свою жизнерадостность. Теперь Колл часто замечал, как Дитц верхом на лошади смотрит на юг, туда, откуда они приехали. Иногда за завтраком Колл видел, что он сидит, уставившись в огонь. Так смотрят старые животные, чье время истекло, в края, недоступные для остальных. Это выражение глаз Дитца так расстраивало Колла, что он решил поговорить об этом с Августом. Гас сидел на одеяле босиком и с помощью острого перочинного ножа подрезал ногти. Женщины видно не было, но Колл все равно остановился поодаль, чтобы не беспокоить ее.

- Хочешь поговорить со мной, подъезжай ближе, - пригласил Август. - Я босиком к тебе не пойду.

Колл спешился и подошел.

- Не понимаю, что происходит с Дитцем, - сказал он.

- Ну, Дитц у нас чувствительный, - проговорил Август. - Может, ты оскорбил его в лучших чувствах, с тебя станет.

- Я не оскорблял его чувств, - возразил Колл. - Я всегда стараюсь с ним быть повнимательнее. Он у нас лучший.

- Лучший из всех, кто когда либо у нас был, - согласился Август. - Может, заболел?

- Нет, - ответил Колл.

- Надеюсь, он не собирается нас бросить, - заволновался Август. - Боюсь, никто другой не сможет найти воду.

- Он сказал, ему север не по душе, - заметил Колл. - Только это.

- Слышал, мы завтра выходим к Платту, - продолжал Август. - И все парни стосковались по венерическим болезням.

- Знаю, - ответил Колл. - Я бы с удовольствием проехал мимо этого города, но нам надо пополнить запасы.

- Отпусти их, пусть порезвятся, - посоветовал Ав густ. - Может, это их последний шанс.

- Почему это последний?

- Старина Дитц может что то предчувствовать. Он ведь здорово чувствительный. Нас всех могут убить индейцы в ближайшие пару недель.

- Сомневаюсь, - заметил Колл. - Ты что то не более оптимистичен, чем он.

- Нет, - согласился Август. Он знал, что они недалеко от дома Клары, из за чего Лорена очень нервничала.

- Что ты со мной сделаешь? - спрашивала она. - Оставишь в палатке, а сам поедешь к ней?

- Нет, мэм, - отвечал он. - Я возьму тебя с собой и представлю по всем правилам. Ты же не багаж. Клара скорее всего месяцами других женщин не видит. Она тебе обрадуется.

- Она может знать, кто я такая, - заметила Лорена.

- Да, она знает, что ты человеческое существо, - ответил Август. - Тебе не следует ни перед кем склонять голову. Наверное, добрая половина женщин в этой стране начинала так же, как и ты, работая в салунах.

- Но не она, - заметила Лорена. - Готова поспорить, она то всегда была леди. Потому ты и хотел на ней жениться.

Август хмыкнул.

- Леди может перерезать тебе горло с такой же легкостью, как и индеец, - сказал он. - У Клары острый язычок. Она раньше часто меня прикладывала.

- Я боюсь с ней знакомиться, - говорила Лорена. - Мало ли что она может сказать.

- Ну, не волнуйся, она будет вежлива, - уверил ее Август. - Это мне надо будет быть настороже.

Но ему никак не удавалось ее успокоить. Она чувствовала, что может потерять его, и все тут. Она предлагала ему себя, больше она ничего не умела. Что то в ее предложении наводило на него тоску, хотя он его и принял. В его объятиях она ненадолго верила, что он любит ее, но вскоре она снова начинала тосковать.

- Ты зря себя изводишь, - повторял он. - Муж Клары вполне может дожить до девяноста шести лет, да к тому же столько времени прошло, может, мы уже и не нужны друг другу. У меня для Клары не хватит энергии. Да и раньше не хватало.

Позднее, когда она наконец засыпала, он сидел в палатке и размышлял. Ему хорошо был виден огонь костра. Парни, не занятые в ночном, стояли вокруг и обменивались шутками. Скорее всего, все они ему завидовали, потому что у него была женщина, а у них - нет. Раз начав, любовь трудно остановить. Он начал ее с Лори, и неизвестно, будет ли ей конец. Если ему повезет, он снова сможет наслаждаться теми простыми удовольствиями, что и мужчины, сидящие у костра и обменивающиеся шутками. Хоть он и очень привязался к Лори, ему все равно хотелось освободиться и не иметь никаких обязанностей, играть в карты и все.

На следующее утро он ненадолго оставил Лорену и подъехал к Дитцу.

- Дитц, ты когда нибудь тратил много времени, чтобы хотеть чего то невозможного? - спросил он, желая перейти сразу к делу.

- Я так считаю, я хорошо пожил, - ответил Дитц. - Капитан мне прилично платил. Всего два раза болел, да еще разок был ранен на реке.

- Ты не ответил на мой вопрос, - заметил Август.

- На хотение у меня нет времени, - отрезал Дитц. - Я лучше поработаю.

- Да, но чего бы ты в самом деле хотел, если бы это было возможно, прямо сейчас?

Дитц некоторое время ехал молча и потом сказал:

- Вернуться на реку.

- Черт, но ведь Рио Гранде не единственная река, - возразил Август. Однако прежде чем смогли продолжить разговор, они заметили группу всадников на холме к северу. Август сразу понял, что это солдаты.

- Бог ты мой, а вот наконец и кавалерия! - промолвил он.

Солдат было человек сорок. Лошади в табуне забеспокоились при виде стольких незнакомых лошадей. Колл и Август поскакали вперед, чтобы встретить солдат в полумиле от стада, которое начало волноваться при виде всадников.

Командиром оказался коротышка с седыми усами и лычками капитана. Создавалось впечатление, что вид стада его рассердил. Вскоре стало ясно, что он пьян.

- Я - капитан Вивер, а это Диксон, наш разведчик, - пояснил капитан. - Куда, черт побери, вы тащите все это стадо?

- Мы считали, что направляемся в Монтану, - спокойно ответил Август. - Мы что, попали в Иллинойс?

Колл рассердился на Гаса. Вечно он лезет со своими шуточками.

- Нет, но вам захочется там оказаться, если вас найдет Красное Облако, - заверил капитан Вивер. - Вы в самом центре военных действий с индейцами, вот вы где.

- С чего бы это могло кому нибудь понадобиться тащить скот в Монтану? - удивился Диксон разведчик. Вид у него был нагловатый.

- Мы решили, что там удобно сидеть и смотреть, как срут коровы, - ответил Август. Как хорошо знал Колл, наглости свойственно было будить в нем комика.

- Мы слышали, что в Монтане прекрасные пастбища, - объяснил Колл в надежде смягчить плохое впечатление, производимое Августом.

- Может, и есть, только вам, говнодавам, их не видать, - разозлился Диксон.

- Что же, - заметил Август, - мы не всегда были говнодавами. Лет эдак двадцать мы сражались с команчами в штате Техас. Разве местные индейцы не валятся с лошадей, когда в них всадишь пулю другую, как остальные?

- Некоторые падают, но другие продолжают переть вперед, - проговорил капитан Вивер. - Но я не собираюсь болтать все утро. Разве вы не видели признаков индейцев?

- Наш разведчик ничего не докладывал, - ответил Колл, жестом подзывая Дитца.

- А, у вас разведчиком черномазый, - заметил Диксон. - Неудивительно, что вы заблудились.

- Мы не заблудились, - неожиданно разозлился Колл, - а этот негр может выследить тебя до преисподней.

- И доставить назад на вилах, если мы его об этом попросим, - добавил Гас.

- С чего это вы взяли, что можете так с нами разговаривать? - возмутился капитан Вивер.

- А разве это уже не свободная страна? - удивился Август. - Кто просил вас подъезжать к нам и оскорблять нашего разведчика?

Подскакал Дитц, и Колл спросил его, не видел ли он признаков индейцев.

- Отсюда до реки - нет, - ответил Дитц. Неожиданно вмешался бледный молодой лейтенант.

- Мне кажется, они подались на восток, - произнес он.

- Мы поехали на восток, - поправил его Вивер. - Где, ты думаешь, мы были всю последнюю неделю?

- Они могли двигаться быстрее и уехать дальше, - заметил Август. - Индейцы обычно так и делают. По виду ваших кляч можно предположить, что они обогнали бы вас даже на своих двоих.

- Вы на редкость нахальны, - заключил Вивер. - Эти индейцы убили женщину и охотника за бизонами два дня назад. А три недели назад они вырезали целую семью к юго востоку отсюда. Если они вам попадутся, вы пожалеете, что не оставили вашу говядину в Техасе.

- Поехали, - приказал Колл, резко поворачивая лошадь.

- Нам нужны лошади, - заявил капитан Вивер. - Наши выбились из сил.

- А не мое ли заявление на этот счет показалось вам нахальным? - поинтересовался Август.

- У вас есть лишние, как я заметил, - продолжал Вивер. - Мы их забираем. К западу от Огаллалы живет торговец лошадьми. Вы можете купить себе там, если нужно, а счет направить армии.

- Благодарю, но нет, - отказался Колл. - Нам нравятся те, что у нас есть.

- Я не прошу, - заявил Вивер. - Я конфискую ваших лошадей.

Август рассмеялся. Но не Колл. Он видел, что Вивер говорит на полном серьезе.

- Нам они нужны, - вмешался Диксон. - Нам нужно охранять здесь границу.

Август снова рассмеялся.

- Кого вы в последнее время защитили? - поинтересовался он. - Вы нам рассказали о тех, кого вам как раз защитить и не удалось.

- Я устал болтать, - отрезал Вивер. - Иди и приведи лошадей, Джим. Возьми с собой двоих, и выберите тех, что получше.

- Вы не можете взять наших лошадей, - заметил Колл. - У вас нет таких прав.

- Черт, или я получу этих лошадей добром, или я сдеру с вас шкуру, - разъярился Вивер. - Иди и возьми их, Джим.

Молодой лейтенант, явно нервничая, повернул лошадь, чтобы ехать к табуну.

- Попридержи ка прыть, сынок, - проговорил Август. - Разговор еще не окончен.

- Вы станете противодействовать офицеру американской армии? - спросил Вивер.

- Вы на таком же расстоянии от торговца лошадьми, что и мы, - заметил Колл.

- Да, но мы едем в другом направлении, - заявил офицер.

- Вы ехали как раз в этом направлении, когда наткнулись на нас, - настаивал Август. - Когда вы успели передумать?

Диксон разведчик слушал разговор с презрительным выражением лица. Презрение было обращено как к Гасу с Коллом, так и к Виверу.

- Если вам нужны эти лошади, чего вы их не заберете? - спросил он. - Вы же капитан.

- Я считаю ваше поведение предательством, - заявил Вивер. - Вас могут повесить за предательство.

Колл разглядывал остальное войско. В бытность свою рейнджером он всегда дивился, насколько неэффективно действует кавалерия, а те, кого он видел перед собой, вообще казались никуда не годными. Половина заснули в седлах, как только колонна остановилась, а лошади выглядели так, будто им требуется месяц пастись на хорошем пастбище, чтобы прийти в себя.

- Далеко Огаллала? - спросил Колл.

- Меня Огаллала не интересует, - отрезал Вивер. - Меня интересует Красное Облако.

- Мы этого Красного Облака не знаем, - заметил Август. - Но если он хоть чего нибудь стоит как вождь, Богу молитесь, чтобы вы его не поймали. Полагаю, уважающий себя индеец даже есть ваших лошадей откажется. Никогда еще не приходилось видеть более унылых кляч.

- Ну, мы уже десять дней на них ездим, и вообще это не ваша забота. - Вивер трясся от возмущения. Хотя говорил все больше Гас, именно на Колла он смотрел с ненавистью.

- Поехали, - бросил Колл. - Говорить с ним бесполезно. - Он видел, что маленький капитан доведен уже до такой стадии кипения, что по малейшему поводу может взорваться.

- Джим, бери лошадей, - повторил Вивер.

- Нет, - сказал Колл. - Наших лошадей вы не получите. И я могу дать вам совет. Ваши люди утомлены. Если вы встретите индейцев, вернее всего, именно вы будете уничтожены. Вам нужны не свежие лошади, вам нужны свежие люди.

- Вот чего мне не требуется, так это советов какого то паршивого ковбоя, - заявил Вивер.

- Мы сражались с индейцами команчи и кайова, а также с мексиканскими бандитами, и мы все еще живы, - пояснил Колл. - Вам стоит к нам прислушаться.

- Если я встречу тебя в городе, обязательно надеру уши, - пообещал Диксон, обращаясь к Коллу.

Колл не обратил на него внимания. Он повернул лошадь и поехал прочь. Август отпустил поводья лошади лейтенанта.

- Оставьте мне этого черномазого, - потребовал Вивер, - я слышал, они нюхом чуют индейцев. В конечном итоге те всего лишь красные негры.

- Нет, - сказал Колл. - Я боюсь, вы не будете с ним прилично обращаться.

Они направились к фургону. Оглянувшись, увидели, что всадники все еще не тронулись с места.

- Как ты думаешь, нападут? - спросил Август.

- Нападут на коровье стадо? - удивился Колл. - Не думаю. Вивер сумасшедший, но не до такой степени.

Они подождали, но всадники, постояв несколько минут на холме, повернулись и уехали.

84

В тот же день они переправились через Платт к востоку от Огаллалы и повернули стадо на северо запад. С холма севернее реки они разглядели небольшое скопление лачуг и деревянных домов, составлявших городок. Это зрелище настолько заворожило ковбоев, что они с трудом могли сосредоточиться на работе и расположить стадо в удобном месте на ночлег.

Колл пытался их предостеречь, говорил, что здесь много индейцев, но никто его не слушал. Даже Диш Боггетт рвался в город. Колл выделил шестерых в первую группу: Диша, Соупи, Берта, Джаспера, Нидла и ирландца. Они все надели чистые рубашки и рванули к городу с такой скоростью, будто за ними гналась банда индейцев.

Август поставил палатку и минуту смотрел на то, как они удаляются. Ковбои вопили и махали шляпами, проезжая мимо.

- Ты только погляди на них, Лори, - сказал он. - Не терпится попасть в город.

Лорену это не волновало. Она заклинилась на одной мысли.

- Когда ты к ней поедешь? - спросила она.

- Ну, завтра, наверное, - ответил он. - И ты со мной поедешь.

- Я останусь здесь, - заявила Лорена. - Я буду бояться открыть рот.

Ее руки тряслись при мысли о той женщине, но она помогла Августу забить колышки.

- Я сам собираюсь в Огаллалу, - заметил Август. - Не хочешь со мной?

- Зачем тебе туда? - спросила она.

- Ну, город все таки, - ответил он. - Хочется чего нибудь цивилизованного, поесть в ресторане, к примеру. Или хоть зайти в бар и пропустить стаканчик виски. Поедем со мной, - снова предложил он. - Там, наверное, есть пара магазинчиков, купим тебе что нибудь из одежды.

Лорена поразмыслила над его предложением. С той поры, как Гас спас ее, она ходила в мужской одежде. Там, где они проезжали, купить ничего было нельзя. Ей понадобится платье, если она поедет с Гасом к этой женщине. Но она не была уверена, что действительно хочет к ней ехать, хотя ее грызло любопытство. И еще страх. Странная жизнь у нее получалась: живет в палатке, разговаривает лишь с Гасом, но она уже привыкла ко всему этому. Мысль о городе пугала ее практически так же, как и мысль о той женщине.

- Тебе что, женщина нужна? - спросила она, видя, что он собирается ехать в город.

- Зачем мне женщина, когда у меня есть ты? - удивился он. - У вас, у женщин, странно мозги устроены. Вот чего мне в самом деле хочется, так это сесть на стул и выпить виски. И в картишки бы перекинулся с удовольствием.

- Ты же хочешь ту, другую женщину, несмотря на меня, - настаивала Лорена. - Я так думаю, ты можешь и нас обеих хотеть и еще шлюху. Иди и развлекайся, мне безразлично.

- Поехали со мной, - предложил Август. - Я куплю тебе новых платьев.

- Купи мне одно сам, - попросила Лорена. - Какое понравится.

- Но я не знаю твоего размера, - возразил он. - Почему ты так боишься городов? Там тебя абсолютно никто не знает.

Но она не соглашалась, поэтому он перестал настаивать и поехал сам, задержавшись у фургона, чтобы попросить По отнести Лорене еду. Там он увидел Колла, не находящего себе места. Поскольку наиболее опытные работники уехали, он решил остаться соста дом и купить все необходимое завтра, когда они вернутся.

- Поехали со мной в город, - предложил ему Август. - Здесь тихо, как в церкви в понедельник. Я угощу тебя ужином, и мы сможем пофилософствовать.

- Нет, я останусь, - отказался Колл. - Мне философия без надобности.

- Твоя философия - слишком много беспокоиться, - сказал Август. - Если бы мы не повесили Джейка, он поехал бы со мной с радостью.

- Черт, он сам виноват, - огрызнулся Колл.

- Верно, но когда я вижу город, то вспоминаю, как приятно было с ним вместе ужинать, - заметил Август.

Он проскакал пять или шесть миль до Огаллалы со странным чувством: он только что осознал, как ему не хватает Джейка Спуна. Много раз, вернувшись из разведки с Бразоса, они ехали в Остин и делили ночь между выпивкой, женщинами и картами. После таких экскурсий Клара и Колл едва с ними разговаривали целую неделю. Смягчить сердце Клары было еще труднее, чем Колла.

Теперь Джейка нет, а Клара рядом. Ему иногда казалось, что лучше не ездить к ней, просто продолжать путь до Монтаны, и пусть прошлое остается прошлым. Ни одна женщина не смогла так глубоко проникнуть ему в душу, как Клара. Воспоминания были настолько приятными, что он почти боялся испортить их сегодняшним впечатлением от прежней возлюбленной. Возможно, она стала домашним тираном, для чего у нее имелись все задатки еще в девушках. Или она превратилась в уработавшуюся, вымотанную поселенку, безо всяких следов былой красоты и темперамента. Может, он взглянет на нее и ничего не почувствует. С другой стороны, он мог взглянуть на нее и снова ощутить себя молодым и влюбленным, и в этом случае просто повернуться и уехать будет нелегко.

И тут еще Лорена. За эти последние недели она проявила себя лучше, чем все знакомые ему женщины, - более отзывчивой, чем его жены, добрее Клары. Ее красота снова расцвела. Ковбои постоянно придумывали повод проехать мимо ярдах в двадцати, чтобы взглянуть на нее. Он должен считать, что ему повезло, во всяком случае, все в команде, возможно, за исключением Колла, именно так и считали. Пусть прошлое сохранит свой ореол, не надо мешать его с сегодняшним.

Но он знал, что просто проехать мимо Клары он не сможет, чем бы ему их встреча ни грозила. Она значила для него больше всех других женщин и была, пожалуй, единственной в его жизни, по кому он скучал.

Он помнил, что она сказала, когда сообщила ему, что выходит замуж за Боба, - что она хочет, чтобы он, Гас, стал другом ее дочерям. Так что он, по крайней мере, может приехать и предложить эту дружбу. И интересно взглянуть, похожи ли девочки на свою мать.

К собственному удивлению, он остался не слишком доволен визитом в Огаллалу. Добравшись до магазинчика, где продавали платья, как раз перед закрытием, он с трудом уговорил его хозяина задержаться. Там Гас накупил массу всякой одежды для Лори - от нижних юбок до платьев, а также шляпку и теплое пальто, поскольку в Монтане их ждали холода. Он даже купил себе черное строгое пальто, более подходящее для священнослужителя, и черный шелковый галстук в виде шнурка. Хозяин вскоре уже раздумал закрываться и принялся предлагать Августу муфты и перчатки и всякие другие странные вещи. В конце концов он накупил столько, что даже подумать о том, чтобы все унести, было смешно. Завтра они приедут с фургоном и все заберут, хотя кое что для Лори он взял с собой, на случай, если ей захочется это надеть, когда они поедут к Кларе. Гас купил ей гребенок, щеток и зеркало - женщины ведь любят любоваться собой, а Лорена, на сколько ему было известно, не имела такой возможности еще с Форт Уэрта.

Найти единственную гостиницу в городе не составляло труда, но ресторан оказался прокуренным небольшим зальцем, лишенным какой либо привлекательности, где сидел всего один посетитель - строгий человек с густыми бакенбардами. Август решил, что он предпочел бы шумный бар, но найти его оказалось не так то легко.

Он зашел в один, где увидел огромную вешалку из рогов лося рядом с дверями и где клиентура состояла в основном из шкуродеров, которые поставляли мясо армии. Никого из их команды там не оказалось, хотя он и заметил пару знакомых лошадей, привязанных у входа. Вероятнее всего, ребята направились прямиком в бордель, заключил он. Он попросил бутылку и стакан, но компания шкуродеров производила такой шум, что выпивка не доставила ему удовольствия. Игрок средних лет с тоненькими усиками и галстуком в жирных пятнах приметил его и подошел.

- Вы похожи на человека, который не возражал бы перекинуться в картишки, - заметил он. - Меня зовут Шоу.

- Игра вдвоем меня не интересует, - ответил Август. - Да и шумно здесь чересчур. Трудно напиться в таком шуме.

- Это не единственная забегаловка в городе, - сообщил мистер Шоу. - Можно найти и поспокойнее.

Как раз в этот момент вошла раскрашенная и напудренная девица. Несколько шкуродеров приветствовали ее выкриками, но она подошла к столу, где сидел Август. Тощая, с виду не больше семнадцати.

- Нелли, оставь нас в покое, - попросил игрок. - Мы только что собрались достать карты.

Девушка не успела ответить, как раздался грохот - один из шкуродеров за соседним столом упал, опрокинув стул. Он заснул, откинувшись на стуле, и, потеряв равновесие, свалился на пол. Падение его не пробудило, он так и остался лежать на полу мертвецки пьяным.

- Да ладно тебе, Шоу, - проговорила девица. - Вас же всего двое. Что это за игра?

- Я сказал то же самое, - заметил Август. Подошел бармен, взял упавшего пьяного за воротник и выволок на улицу.

- Не желаете пройти со мной, мистер? - спросила Нелли.

К удивлению Августа, игрок неожиданно ударил девушку, не сильно, но достаточно, чтобы смутить ее.

- Послушайте, - заметил Август. - Вот это уже лишнее. Молодая леди ведет себя вполне прилично.

- Никакая она не леди, а потаскушка, и я не хочу, чтобы она мешала мне развлекаться, - заявил игрок.

Август встал и пододвинул Нелли стул.

- Садитесь, мисс, - пригласил он. - А ты убирайся, - добавил он, обращаясь к игроку. - Я не играю с теми, кто плохо обращается с женщинами.

На лице игрока появилось хищное выражение. Он проигнорировал Августа и злобно уставился на девушку.

- Что я тебе сказал? - возмутился он. - Если ты не перестанешь мне мешать, я тебя так изобью, ты долго не забудешь.

Девушка дрожала и готова была расплакаться.

- Я не позволю потаскухе мешать мне играть, - заявил игрок.

Август ударил его в грудь, причем так сильно, что тот отлетел к соседнему столику, где сидели трое или четверо шкуродеров. Мужчины посмотрели на него с изумлением: игрок не мог перевести дыхание и беспорядочно махал руками, видимо, боясь, что помрет, так и не успев сделать следующий вдох.

Август даже не повернул головы в его сторону. Девушка нерешительно села, но продолжала испуганно поглядывать на игрока. Один из шкуродеров спихнул игрока со стола без лишних церемоний, и теперь тот стоял на полу на четвереньках, все еще пытаясь перевести дыхание.

- С ним все в порядке, - уверил Август девушку. - Выпить хотите?

- Да, - ответила девушка и, когда бармен принес стакан, одним глотком выпила налитое Августом виски. Но она все не могла отвести глаз от игрока. Он уже дышал и стоял теперь у бара, держась за грудь.

- У вас и раньше были с ним неприятности? - поинтересовался Август.

- Он муж Рози, - ответила девушка. - Рози - женщина, на которую я работаю. Они не ладят. Рози посылает меня работать, а он прогоняет.

Она попыталась скрыть страх и выглядеть завлекательно, но настолько безуспешно, что Август поморщился. Она была похожа на маленькую испуганную девочку.

- На Рози работать трудно, - призналась она. - Не хотите пойти со мной? Мне надо что то побыстрее сделать. Если Шоу пожалуется ей, она меня изобьет. Она еще злее, чем он.

- Мне кажется, вам надо сменить босса, - посоветовал Август. Едва он успел налить виски в стакан девушки, как она залпом выпила его.

- Здесь еще только одна бандерша, и она ничуть не лучше, - сообщила Нелли. - Вы уверены, что не хотите пойти со мной? Мне нужен клиент.

- Мне кажется, вам лучше откупиться от Шоу, если все так сложно. Дайте ему и Рози по пятерке, а остальное оставьте себе. - Он протянул ей двадцать долларов.

Девушка удивленно посмотрела на Августа, но деньги взяла и выпила еще виски. Потом подошла к бару и разменяла купюру у бармена. Вскоре она уже разговаривала с Шоу, как будто ничего не произошло. Расстроенный Гас купил бутылку, чтобы взять с собой, и уехал из города.

От полной луны на прерию ложились тени. Пи Ай пытался петь, но его голос не шел ни в какое сравнение с голосом ирландца.

Гас удивился, увидев, что Лорена сидит у палатки. Обычно она старалась из нее не выходить. Спешившись, он подошел и, коснувшись ее щеки, обнаружил, что она влажная. Она сидела там и плакала.

- Лори, ну что опять случилось? - спросил он.

- Я ее боюсь, - откровенно призналась она. Голос от расстройства звучал глухо. - Боюсь, она отнимет тебя у меня.

Август не стал ее разубеждать. Вразумлять ее было бесполезно. Он сам виноват, не следовало так откровенничать насчет женщины, в которую когда то был влюблен. Он снял с лошади седло и сел рядом с ней на траву.

- Я решила, ты к ней поехал, - проговорила она. - Я не поверила, что ты уехал в город.

- Смотри, какая чудесная луна! - сказал он. - Эти равнины в полнолунье совсем неплохо выглядят.

Лорена не подняла головы. Луна ее не интересовала. Ей хотелось, чтобы он ее успокоил насчет той женщины. Если Гас собирается бросить ее, она хотела это знать, хотя и не могла представить, что с ней будет в этом случае.

- Ты когда нибудь петь любила? - спросил он.

Она промолчала.

- Наверное, приятно уметь петь, - заметил он. - Если бы я умел петь, как ирландец, я бы пел с утра до вечера. Может, даже нашел бы себе работу в баре, как Липпи.

Лорене не хотелось с ним разговаривать. Она ненавидела себя за это. «Пусть лучше что нибудь случится и мы оба погибнем, - подумала она. - Так я по крайней мере не останусь одна».

85

Ньют, братья Рейни и Пи Ай собрались в город на следующий день. То, что предыдущая компания добиралась назад по одному или по двое и в жутком виде, ни в коей мере не охладило их рвение. Джаспер Фант по пути назад заблевал всю свою лошадь, не найдя сил не только спешиться, но и просто наклониться.

- Ну и жалкий же у тебя вид, - сердито заметил По Кампо, увидев его. - Я же говорил, что так и будет. Теперь у тебя и денег нет, и самочувствие отвратительное.

Джаспер от комментариев воздержался.

Следующими появились Нидл Нельсон и Соупи Джонс. Выглядели они не лучше Джаспера, но, по крайней мере, их лошади не были изгажены.

- Хорошо, что больше не будет городов, - заявил Нидл Нельсон спешиваясь. - Мне кажется, я еще одного города не переживу.

- Если это лучшее, что может предложить Небраска, то я пас, - добавил Соупи.

Выслушав все отчеты о приключениях, которые лишь подтвердили его предсказания, По Кампо неохотно согласился одолжить Августу фургон.

- Там в городе полно воров, - спорил он. - Его могут украсть.

- Если так, то только вместе со мной, - заверил Август. - И хотел бы я посмотреть на вора, которому это удастся.

Он обещал Липпи свозить его в город. Тот сильно тосковал по своей старой профессии и надеялся хотя бы услышать там игру на пианино.

Колл тоже решил поехать, чтобы помочь закупить припасы. Он пытался составить список необходимых вещей, а то, что По Кампо пребывал в дурном расположении духа, не облегчало его задачу.

- Сейчас лето, - сказал По. - Нам много не нужно. Купите бочку для воды, мы наполним ее в реке. Скоро станет очень сухо.

- Почему ты решил, что будет сухо? - спросил Август.

- Обязательно будет сушь, - настаивал По Кампо. - Если нам не повезет, придется пить лошадиную кровь.

- Мне кажется, я вчера уже ее напился, - заметил Джаспер. - Мне никогда раньше не было так плохо, чтобы блевать на лошадь.

Ньют и другие парни устремились в город, оставив Пи Ая далеко позади, но, оказавшись в городе, растерялись, не зная с чего начать. Пару часов они просто гуляли по длинной улице, разглядывая людей. Все они уже так давно не заходили в помещение, что испытывали робость. Они разглядывали витрину большого хозяйственного магазина, но войти постеснялись. На улице царило оживление, кругом солдаты, фургоны и даже несколько индейцев. Шлюх они не видели. Те несколько женщин, которых они встретили на улице, оказались домашними хозяйками, вышедшими за покупками.

В городе, разумеется, имелось несколько салунов, но сначала они не решались зайти. Наверное, из за их возраста все на них станут пялиться, да и денег на выпивку у них не было. То немногое, что у них имелось, они берегли на женщин, во всяком случае, таковы были их планы. Но, проходя мимо магазина в пятый или шестой раз, они заколебались и вошли, чтобы взглянуть на товар. Они глаз не могли оторвать от оружия: ружья для охоты на бизонов, пистолеты с длинными отдающими синевой дулами, но все явно им не по карману. Единственное, что они купили, - это кулек конфет. Поскольку они не пробовали конфет несколько месяцев, эти показались им восхитительными. Они сели в тенечке и быстренько уговорили весь кулек.

- Хоть бы капитан набил весь фургон конфетами, - размечтался Бен Рейни. Такая возможность имелась, поскольку как раз в этот момент к магазину подъехал с фургоном Август, а рядом ехал капитан на Чертовой Суке.

- Да нет, он этого не сделает, - сказал Джимми Рейни. Тем не менее, слегка осмелев и поднабравшись опыта, они снова вошли в магазин и купили еще два кулька.

- Давайте побережем один до Монтаны, - предложил Ньют. - Нам может больше не встретиться городов. - Но его не услышали. Пит Спеттл и остальные быстренько все умяли.

Как раз когда они приканчивали конфеты, из салуна напротив показался Диш Боггетт.

- Давайте спросим его про шлюх, - предложил Бен. - Боюсь, сами мы их не найдем.

Они догнали Диша у платной конюшни. Он был довольно мрачен, но, по крайней мере, не шатался, что выгодно отличало его от тех ковбоев, которые уже вернулись в лагерь.

- Что делает в городе зеленая молодежь? - спросил он.

- Мы хотим женщину, - признался Бен.

- Тогда идите в салун с черного хода, - объяснил Диш. - Там их навалом.

Диш сейчас ездил на маленькой ладной кобылке, которую звал Милочка. По характеру она была прямой противоположностью Чертовой Суке. Самое настоящее домашнее животное. Диш кормил ее с руки остатками ужина. Он утверждал, что ночью она видит лучше, чем любая лошадь. Во время всех паник в стаде она ни разу не заступила в яму.

Он настолько привязался к ней, что всегда чистил перед тем, как оседлать, и держал для этих целей щетку в седельной сумке.

- А сколько надо платить? - спросил Джимми Рейни, имея в виду проституток. Они все нервничали при одной мысли, что женщины где то совсем рядом.

- Зависит от того, на сколько времени ты ее берешь, - пояснил Диш. - Мне попалась довольно миленькая, Мэри зовут, но не все такие. Там есть одна, они ее прозвали Телкой, так мне хоть месячное жалованье предложи, я к ней не подойду. Но для вас, новичков, думаю, она сгодится. В первый раз не стоит ожидать высшего качества.

Пока они разговаривали, в конце улицы появились с полдюжины солдат во главе с верзилой разведчиком Диксоном.

- Вон опять солдаты, - произнес Ньют. Диш на солдат даже не взглянул.

- Остальные, видно, заблудились, - заметил он. Он почистил Милочку и только приготовился оседлать ее, как разведчик и солдаты неожиданно направились к ним.

Ньют испугался, он знал, что от солдат всегда одни неприятности. Он бросил взгляд на капитана и мистера Гаса, грузивших в фургон бочку для воды. Судя по всему, они решили внять советам По Кампо.

Диксон, показавшийся Ньюту необыкновенно большим, подъехал на своем вороном практически вплотную к Дишу Боггетту. Диш сохранил ледяное спокойствие и положил на спину кобыле седельное одеяло.

- Сколько за кобылку? - спросил Диксон. - У нее стильный вид.

- Не продается, - ответил Диш, потянувшись за седлом.

Наклонившись, Диксон сплюнул табачную жвачку прямо на шею Диша. Коричневая жижа потекла за воротник рубашки.

Диш выпрямился и схватился рукой за шею. Когда он понял, в чем дело, его лицо вспыхнуло.

- Вы, проклятые ковбои, чересчур уж много воображаете про своих лошадей, - разъярился Диксон. - Мне надоело слушать, что ваши клячи не продаются.

- Эта не продается, можешь быть уверен, да и когда я с тобой разделаюсь, ты все равно уже ездить не сможешь, - заявил Диш, с трудом справляясь со своим голосом. - Я не позволю на меня безнаказанно плевать!

Диксон снова плюнул. На этот раз Диш стоял к нему лицом и жвачка попала ему на грудь. Диксон и солдаты расхохотались.

- Ты сам слезешь с лошади или мне стащить тебя с этого мешка с костями, на котором ты сидишь? - спросил Диш, глядя верзиле прямо в глаза.

- Надо же, какой боевой, - усмехнулся Диксон. Он снова плюнул на Диша, но тот увернулся и бросился на верзилу. Он собирался сбить его с лошади, но Диксон оказался слишком сильным и быстрым. Никто и не заметил, что в руке он держал пистолет, так что, когда Диш схватил его, он ударил его дважды по голове.

К ужасу Ньюта, Диш беззвучно повалился на землю, упав прямо навзничь под копыта лошади Диксона. Из раны за ухом хлестала кровь, намокшие темные волосы еще больше потемнели. Шляпа с него свалилась, и Ньют подобрал ее, не зная, что еще сделать.

Диксон сунул пистолет назад в кобуру. Он еще раз плюнул на Диша и потянулся к поводьям его кобылы. Наклонившись, он расстегнул подпругу и сбросил седло Диша на землю.

- Это научит тебя спорить со мной, ковбой, - сказал Диксон. Затем посмотрел на парней. - Пусть пошлет счет за эту кобылу армии США, - заявил он. - Если он вообще вспомнит о ее существовании, когда очнется.

Ньют стоял, как парализованный. Он видел, как Диксон дважды ударил Диша, и думал, что тот, может быть, уже мертв. Все произошло так быстро, что Бен Рейни не успел вытащить руку из кулька с конфетами.

Но Ньют твердо знал, что нельзя позволить верзиле увести лошадь Диша. Когда Диксон повернулся, чтобы уехать, он вцепился мертвой хваткой в уздечку. Милочка, которую тащили в разные стороны, попыталась попятиться, почти оторвав Ньюта от земли. Но он не выпустил уздечки.

Диксон попытался вырвать у него лошадь, но Ньют уже вцепился обеими руками в удила и не отпускал.

- Ну и вредные же эти ковбои, - заметил Диксон. - Даже щенки.

У стоящего рядом с ним солдата с седла свисал арапник из сыромятной кожи. Диксон протянул руку, взял его и, не говоря больше ни слова, подъехал вплотную к кобыле и принялся стегать им Ньюта.

Разозленный Пит Спеттл прыгнул вперед и попытался выхватить арапник, но Диксон ударил и его, и он упал со сломанным носом.

Ньют старался прижаться плотнее к кобыле. Сначала Диксон бил его по рукам, но, когда это не дало результата, начал хлестать его по чем попадя. Один удар рассек ему ухо. Он попытался спрятать голову, но Милочка напугалась и стала вертеться, подставляя Ньюта под удары арапника. Диксон принялся хлестать его по шее и спине. Но Ньют зажмурился и не разжимал рук. Один раз он взглянул на Диксона и увидел на его лице улыбку - глаза у верзилы были маленькие и злые, как у кабана. Ньют пригнулся, и удар пришелся по Милочке, лошадь попятилась и заржала.

Ее ржание привлекло внимание Колла. Погрузив тяжелую бочку, они с Гасом снова зашли в магазин. Август подумывал, а не купить ли пистолет поменьше вместо старого кольта, но отказался от этой мысли. Он взял вещи, купленные для Лорены, а Колл взвалил на плечи мешок муки. Они услышали ржание лошади еще в лавке, а выйдя, увидели, как Диксон бьет Ньюта арапником, а кобыла Диша Боггетта крутится вокруг своей оси. На земле лежали двое, один из них - Диш.

- Я так и думал, что этот сукин сын дрянь порядочная, - заметил Август. Он бросил вещи в фургон и вытащил кольт.

Колл сбросил на землю мешок муки и быстро вскочил на Чертову Суку.

- Не стреляй в него, - приказал он. - Последи за солдатами.

Он видел, как Диксон снова изо всей силы ударил Ньюта по плечам и спине, и его наполнил такой гнев, какого он не испытывал уже много лет. Он пришпорил кобылу, она пронеслась по улице, мимо удивленных солдат. Занятый арапником Диксон последним увидел Колла. Капитан и не пытался сдержать Чертову Суку. Диксон попробовал убраться с дороги в последнюю минуту, но его лошадь занервничала и бросилась вперед, так что обе столкнулись в лоб. Колл удержался в седле, а Чертова Сука на ногах, но лошадь Диксона упала под ним, а сам он отлетел в сторону. Милочка едва не затоптала Ньюта, пытаясь выбраться из свалки. Лошадь Диксона старалась подняться практически под брюхом Милочки. Пыль стояла столбом.

Диксон вскочил. Падение не причинило ему вреда, но он несколько растерялся. Пока он разворачивался, Колл спешился и побежал к нему. Он не показался Диксону крупным мужиком, и его удивило, что он так на него бросается. Он потянулся за пистолетом, забыв, что вокруг кисти у него все еще обернут арапник. Это помешало ему вытащить пистолет, и тут на него налетел Колл, примерно так же, как его лошадь налетела на лошадь Диксона. Диксон снова оказался на земле, и, когда он повернул голову, чтобы посмотреть вверх, Колл заехал ему сапогом в глаз.

- Ты не можешь… - начал он, собираясь сказать, что нельзя драться ногами, но новый удар сапога прервал его.

Стоящие рядом шестеро солдат так изумились, что не могли двигаться. Маленький ковбой так остервенело бил Диксона по физиономии, что, казалось, голова сейчас слетит с плеч. Затем он просто встал над Диксоном, который выплевывал кровь вместе с зубами. Когда Диксон поднялся на ноги, ковбой тут же уложил его снова и сапогом вдавил его лицо в грязь.

- Да он убьет его к чертям собачьим, - проговорил один побледневший солдат. - Он убьет Диксона.

Ньют тоже так думал. Ему никогда не приходилось видеть выражения такой ярости на лице Колла. Становилось ясно, что верзиле Диксону не устоять перед маленьким капитаном. Диксон даже ни разу его не ударил, даже не сделал попытки. Ньют боялся, что его стошнит при виде того, как капитан расправляется с Диксоном.

Диш Боггетт сел, держась за голову, как раз во время, чтобы увидеть, как капитан тащит за рубашку громилу разведчика. Драка несколько переместилась вниз по улице к кузнице, где стояла большая наковальня. К изумлению Диша, Колл сел на Диксона верхом и принялся молотить его физиономией о наковальню.

- Он его убьет, - произнес Ньют, забыв, что еще несколько секунд назад он сам с радостью прикончил бы верзилу.

Тут он увидел, как подбежал Август, вскочил на Чертову Суку и снял с седла лассо Колла.

Подъехав к кузнице, он накинул веревку на плечи капитана. Затем развернул лошадь и поехал по улице. Сначала Колл не выпускал Диксона. Он крепко за него держался и оттащил на несколько футов от наковальни. Но Август продолжал спокойно ехать, держа веревку натянутой. В конце концов Колл выпустил верзилу, обернулся с безумным взглядом и кинулся на того, кто заарканил его, не разобравшись сразу, кто это. Кожа с костяшек его пальцев была полностью содрана, так он постарался с Диксоном, но он настолько зашелся в гневе, что не думал ни о чем, кроме своего очередного противника. Он хотел убить его. Он не знал, мертв ли Диксон, но этого следующего он прикончит обязательно.

- Вудроу, - резко бросил Август, когда Колл собрался броситься на него.

Колл услышал имя и узнал свою кобылу. Август подъехал на шаг и ослабил петлю. Колл узнал и его и остановился. Он обернулся, чтобы посмотреть на шестерку солдат, сидящих верхом с белыми лицами. Он сделал шаг в их сторону, сбросив с плеч лассо.

- Вудроу! - резко повторил Август. Он вытащил свой огромный кольт, полагая, что, возможно, придется утихомиривать Колла с помощью этой штуки. Но Колл остановился. Мгновение все стояли неподвижно.

Август спешился и повесил лассо на луку седла. Колл все еще стоял посреди улицы, переводя дыхание. Август подошел к солдатам.

- Забирайте вашего приятеля и проваливайте, - спокойно велел он.

Диксон лежал рядом с наковальней и не шевелился.

- Думаете, он умер? - спросил сержант.

- Если ему повезло, то нет, - ответил Август. Колл сделал несколько шагов и поднял свою шляпу, которая слетела с него во время драки. Солдаты медленно проехали мимо. Двое спешились и принялись пристраивать Диксона на его лошадь. Но пришлось спешиться всем шестерым, только тогда они смогли уложить тяжеленного верзилу поперек седла. Колл молча наблюдал. При виде Диксона в нем опять поднялся гнев. Если бы тот пошевелился, Колл бросился бы на него снова.

Но Диксон не пошевелился. Он висел на лошади, и кровь с его головы и лица стекала в пыль. Солдаты расселись по лошадям и увели лошадь Диксона за собой.

Тут Колл заметил Диша, сидящего на земле около седла. Он медленно подошел к нему. За ухом Диша зияла большая рана.

- Тебе здорово перепало? - спросил Колл.

- Нет, капитан, - ответил Диш. - Видно, у меня крепкая башка.

Колл повернулся к Ньюту. На шее и щеке юноши начали вспухать рубцы от ударов. Одно ухо было в крови. Ньют все еще крепко держал Милочку, на что Диш впервые обратил внимание. Он встал.

- Тебе досталось? - спросил Колл парня.

- Нет, сэр, - ответил Ньют. - Немного постегал. Я не хотел отдавать ему лошадь Диша.

- Ну, сейчас ты уже можешь ее отпустить, - заметил Диш. - Он уехал. Но я очень тебе признателен, Ньют.

Ньют так крепко сжимал пальцы, что с трудом оторвал их от удил. На ладонях даже образовались глубокие вмятины, а пальцы так побелели, будто в них не осталось крови. Но он отпустил кобылу. Диш взял поводья и похлопал ее по шее.

Август подошел и наклонился над Питом Спеттлом, который выдувал носом кровавые пузыри.

- Давай ка покажем тебя доктору, - сказал он.

- Не хочу к доктору, - отказался Пит.

- Ну и упрямая же подобралась компания, - заметил Август, подходя к Бену Рейни. Взяв у него кулек, он съел конфету. - Никто не желает слушаться умного совета.

Колл сел на Чертову Суку и медленно свернул лассо. Несколько городских жителей молча наблюдали за происходящим. Некоторые из них не сводили глаз с человека на серой кобыле.

Когда лассо было свернуто, Колл подъехал к Августу.

- Ты привезешь жратву? - спросил он.

- Ага, - ответил Август, - привезу.

Колл видел, что все пялятся на него, и ковбои, и жители города. Гнев прошел, и он почувствовал себя смертельно усталым. Саму драку он не помнил, но люди смотрели на него, как на заморское чудо. Он чувствовал, что требуются какие то объяснения, хотя ему самому дело казалось проще пареной репы.

- Терпеть не могу грубиянов, - заявил он.

С этими словами он повернул лошадь и поехал прочь из города. Наблюдатели стояли молча. Какой ни суровой была жизнь в таком городке и как ни часто им приходилось сталкиваться с внезапной смертью, сейчас они понимали, что стали свидетелями чего то из ряда вон выходящего, чего предпочли бы не видеть вовсе.

- Милостивый Боже, Гас, - промолвил Диш Боггетт, глядя вслед уезжающему капитану. Как и остальных, его потряс внезапный гнев Колла. Он много раз видел, как люди дерутся, но ничего подобного ему наблюдать не приходилось. Хоть он и сам ненавидел Диксона, ему неприятно было видеть, как его убивают. Он даже не хотел бы, чтобы его застрелили.

- Тебе когда нибудь уже приходилось наблюдать такое? - спросил он Августа.

- Однажды, - ответил тот. - Он таким же образом убил мексиканского бандита. Я не успел его остановить. Мексиканец зарезал троих белых, но не это вывело его из себя. Он оскорбил Колла.

Гас взял еще конфету.

- Не стоит оскорблять Вудроу Колла, - добавил он.

- Он из за меня? - спросил Ньют, невольно чувствуя себя виноватым. - Потому что Диксон стегал меня арапником?

- Частично, - ответил Август. - Колл и сам не знает, что вызвало его ярость.

- Да он бы его убил, если бы ты его не заарканил, - сказал Диш. - Он бы любого убил. Любого!

Август, пережевывавший конфету, спорить не стал.

86

Именно из за драки ребята в тот день и попали к шлюхам. Диш оседлал кобылу и уехал, а Август закончил грузить фургон и тоже собрался уезжать. Когда он повернул фургон, то увидел, что Ньют и братья Рейни разговаривают с Пи Аем, который ходил бриться и пропустил драку. Пи Ай настолько переборщил с туалетной водой, что Август ощущал проистекающий от него запах за десять футов. Он и мальчишки стояли вокруг окровавленной наковальни, и ребята рассказывали ему о событиях. Пи вроде бы и не очень удивился.

- Ну, он боец, наш капитан, - спокойно констатировал он. - Его лучше не задевать, он любого отлупит.

- Отлупит? - изумился Бен Рейни. - Он не лупил. Он наехал на человека на лошади, потом едва не оторвал ему голову пинками, пока тот лежал на земле.

- По понятиям капитана, это и значит отлупить, - пояснил Пи Ай.

Август остановил фургон.

- Ребятки, вы собираетесь здесь поболтаться? - спросил он.

Парни переглянулись. Драка настолько вывела их из равновесия, что они позабыли все свои планы, те немногие, что имелись.

- Ну, у нас другого случая посмотреть город не будет, - сказал Ньют, боясь, что Август прикажет им возвращаться в лагерь.

Но Август вовсе не собирался этого делать. У него в кармане лежали четыре монеты по десять долларов, которые он намеревался потихоньку сунуть парнишкам. Но Колл уехал, так что скрываться нужда отпала. Он кинул одну Ньюту и дал по одной каждому из парней.

- Это премия, - объяснил он. - Трудно получать удовольствие от такого роскошного города без гроша в кармане.

- Эй, ежели уж ты раздаешь деньги, Гас, то и мне давай, - потребовал Пи Ай.

- Нет уж, ты потратишь их на парикмахеров, - ответил Август. - А эти ребятки найдут им лучшее применение. Они заслужили встряску перед тем, как отправиться на крайний север.

Он дернул вожжи и выехал из города, размышляя о том, как же молоды эти мальчики. Возраст никогда не мешал Гасу. Более того, он чувствовал, что с годами стал еще энергичнее. Но все равно он взгрустнул, думая о мальчишках. Как бы он ни превосходил их, ему никогда уже не быть на их месте, никогда не отправиться в бордель в первый раз. Им предстоит открыть для себя мир женщин. Разумеется, если в этот мир они войдут с черного хода в борделе в Огаллале, некоторые с перепугу рванут назад, под крылышко По Кампо, но некоторые и не испугаются.

Парни стояли около кузницы, обсуждая неожиданную удачу. В одно мгновение все расчеты, производимые за последнюю неделю, оказались ненужными. У них появились деньги. От этого кружилась голова и было немного страшно.

- Десяти долларов хватит на шлюху? - спросил Бен Рейни Пи Ая.

- Давненько не приценивался, - ответил Пи Ай. Он расстроился, что не вовремя зашел в парикмахерскую и пропустил драку.

- Почему, Пи? - спросил Ньют. Ему было любопытно. Все другие работники полетели как оголтелые. Даже Диш поехал, а он утверждает, что влюблен в Лорену. Но Пи весь этот шум не трогал. Даже у костра он не принимал участия в разговорах о женщинах. Пи был старым другом Ньюта, и ему хотелось знать его мнение о женщинах.

Но Пи не слишком разговорился.

- Ну, я чаще остаюсь с фургоном, - сказал он, что ничего не объясняло. И правда, пока они стояли и старались обрести привычку тратить деньги, он сел на лошадь и уехал. В городе остались, кроме них, лишь Липпи и ирландец.

И все же они никак не могли решиться подняться по ступенькам черного хода, как велел им Диш. Было решено отыскать Липпи, который считался любителем походить по бабам.

Они нашли его крайне расстроенного перед салуном.

- Во всем городишке только одна пиана, да и та сломанная, - пожаловался он. - Какой то шкуродер ее разбил. Ехал так далеко и не услышал ни ноты.

- А что надо делать со шлюхами? - спросил Джимми Рейни. Он чувствовал, что не сможет перенести неизвестности.

- Надо же, какой дурацкий вопрос, - удивился Липпи. - Делаешь то же, что бык делает с телкой, только спереди, если хотите.

Вместо того чтобы прояснить вопрос, это окончательно сбило их с толку, по крайней мере Ньюта. Его представление о практической стороне дела было по меньшей мере туманным. Теперь, по словам Липпи, существовал не один способ, что ничуть не облегчало задачу для человека, не имеющего вообще никакого опыта.

- Ну а как, просто попросить? - спросил он. - И мы не знаем, сколько надо платить.

- Ну, цены разные, зависит от девицы и от бандерши, - сказал Липпи. - Гас однажды дал Лорене пятьдесят долларов, но это была явно завышенная цена.

Внезапно он понял, что снова проговорился, причем перед мальчишками. Они - самый ненадежный народ в смысле секретов.

- Мне не надо было вам говорить, - пошел он на попятный. - Гас пообещал прострелить мне еще одну дыру в животе, если я проговорюсь.

- Мы никому не скажем, - уверил его Ньют.

- Как бы не так, - заметил Липпи. Он и без того был подавлен из за ситуации с пианино. Он любил музыку и надеялся, что сможет немного поиграть или хотя бы послушать в Огаллале. Но ничего лучше бармена с губной гармошкой он не нашел, да и тот играл плохо. А теперь он еще выболтал секрет Гаса.

Потом Липпи неожиданно пришло в голову, что он сможет выкрутиться, если как следует подпоит парней. Они молоды, пить не привыкли. Напоить их, так они не то что про Огаллалу, вообще про Небраску забудут. И уж наверняка не вспомнят случайной фразы. Он успел заметить, что они ничем, кроме конфет, еще не успели побаловаться.

- Ну вы, ребятки, слишком трезвы для шлюх, - начал он. - Надо немного попить пивка, прежде чем подступаться к дамам.

- Почему? - удивился Ньют. Хоть он и знал, что шлюхи чаще всего встречаются в салунах, он не знал, что их клиенты должны напиваться.

- Ну, эти девицы частенько грязноваты, - поведал Липпи. - Черт, да они валяются с разными там охотниками за бизонами и все такое. Надо здорово накачаться спиртным, прежде чем иметь с ними дело. Иначе выйдешь утром пописать, а твой петушок отвалится прямо у тебя в руке.

Поразительная информация. Мальчики переглянулись.

- Лучше я не буду, - мрачно произнес Пит Спеттл. Ему не нравилось в городе все, кроме свалившихся с неба десяти долларов Августа.

- Да он шутит, - заверил Джимми Рейни. - Как это он отвалится?

- Ну если напрочь не отвалится, то течь из него будет, как из моего живота, - продолжал Липпи. - Вы, ребятки, напрасно сомневаетесь. Я жил рядом со шлюхами, когда вас еще на свете не было.

- А где взять пиво? - спросил Ньют. Идея выпить пива заинтересовала его не меньше, чем посещение проституток. Он никогда не решался зайти в салун, боясь, что появится капитан и застукает его.

- Ну, пива то я вам достану, - обещал Липпи. - Деньги есть?

Мальчики переглянулись, не желая ставить Липпи в известность о своем благосостоянии, дабы он этим как нибудь не воспользовался. К счастью, помимо денег Гаса, у них были еще три доллара.

Они достали мелочь и протянули ее Липпи. Они знали, что все настоящие ковбои пьют, так что им тоже не терпелось попробовать.

- Этого хватит? - спросил Ньют.

- Еще как, - ответил Липпи. - Я куплю кучу пива, да еще бутылку виски в придачу.

Липпи оказался верен своему слову. Через десять минут он вернулся с пивом и четвертинкой виски. В его глазах появился блеск, но ребята, взволнованные перспективой выпивки, ничего не заметили. Липпи отдал им выпивку и немедленно поехал вниз по улице.

- Ты куда? - спросил Ньют.

- Парикмахер сказал, что в гостинице остановился коммивояжер, у которого есть аккордеон, - объяснил Липпи. - Если он к нему не слишком привязан, я его куплю. Мы сможем хорошо повеселиться у фургона, если у нас будет аккордеон.

- Ты бы лучше новую шляпу купил, - осмелел Джимми Рейни. Липпи носил все еще тот самый отвратительный головной убор, что и в Лоунсам Дав.

- Эта шляпа выглядит так, будто побывала в желудке у телки с поносом, - заметил Ньют, гордясь своим остроумием. Но Липпи отъехал уже слишком далеко, чтобы расслышать, так что его остроумие пропало зря.

Но пиво не пропало. Чувствуя, что неприлично пить посреди улицы, парни зашли за платную конюшню и как следует приложились. Сначала они пили осторожно, посчитав пиво горьким. Но чем больше они пили, тем меньше обращали внимания на горький вкус.

- Давайте попробуем виски, - предложил Бен Рейни. Предложение было немедленно принято. После прохладного пива виски показалось им огнем в жидком виде, и результаты тоже не замедлили сказаться. После трех основательных глотков из бутылки Ньют заметил, что мир здорово изменился. Пока они пили, солнце быстро садилось, но тут вдруг все вроде остановилось. Они уселись, прислонившись спинами к стене платной конюшни, и смотрели, как солнце висит неподвижно, красное и великолепное, над коричневой прерией. Ньюту казалось, что оно так и будет висеть часами. Он опорожнил еще пару бутылок пива и почувствовал себя совсем легко. По правде, он чувствовал себя настолько легко, что ему приходилось время от времени опираться о землю руками, чтобы не улететь. Улететь туда, где висит солнце. Поразительно, что несколько глотков спиртного могут произвести такое впечатление. Глупо, но через некоторое время ему захотелось лечь и обхватить себя, обхватить землю, что бы не слететь с нее.

Младший из братьев Рейни, Джимми, как выяснилось, совсем не переносил спиртного. Она стал блевать практически сразу же, как начал пить. Пит Спеттл пил уверенно, но все мрачнел и мрачнел, а Бен Рейни получал большое удовольствие и явно выпил больше, чем свою долю.

Они быстро разделались с пивом. Пока они занимались этим, солнцу удалось сесть, и закатное небо начало темнеть. На нем уже появились звезды, а они все еще сидели вчетвером за платной конюшней, не приблизившись к женщинам ни на один шаг.

Ньют решил, что так не пойдет. Он встал и обнаружил, что больше никуда улетать не собирается, хотя когда он попытался шагать, то выяснилось, что имеются некоторые трудности с порядком перестановки ног. Его это слегка разозлило, потому что раньше он никаких трудностей с ходьбой не испытывал, и не понимал, с чего это вдруг его ноги так странно себя ведут.

Но тем не менее он продвигался вперед и смело направился к черному ходу салуна.

- Я встречусь с одной, - заявил Ньют. Он продолжал шагать, боясь, что, если остановится, все планы порушатся. Остальные с трудом поднялись и последовали за ним. Бен Рейни тащил бутылку виски. Зря он это делал, бутылка давно опустела.

Ньют благополучно добрался до лестницы и взобрался по ней. Он вовсе не стремился в предводители, и его сердце трепетало, как заячий хвост. Еще он боялся, что, если не поостережется, его может вырвать.

Лестница показалась ему длинной и крутой, но все же он вскоре обнаружил, что стоит на верхней площадке. Дверь была приоткрыта, и кто то явно находился в комнате. Он мог различить лишь, что фигура крупная.

Не успел он открыть рот, как увидел женщину, практически голую, вышедшую из комнаты с полуоткрытой дверью. Ноги у женщины были голые, и это настолько поразило Ньюта, что он не мог поверить своим глазам.

- Кто там, Телка? - спросила женщина с голыми ногами.

- Похоже, этот красавчик проглотил язык, - сказала темная фигура хриплым голосом. - Он не представился.

- Меня зовут Ньют, - сказал он, внезапно жалея, что они все это затеяли.

Другие парни тем временем поднимались по лестнице.

Фигура, оказавшаяся женщиной, встала на пороге и обозрела собравшуюся компанию. Крупная особа, да и воняло от нее примерно как от Пи Ая после парикмахерской. К своему удивлению, Ньют увидел, что и у нее голые ноги.

- Тут целое войско молокососов, - сообщила она своей товарке. - Видать, вчера из школы.

- Тогда пусть поскорее идут, пока мы не заняты, - поторопила ее подруга. - Если, конечно, они могут себе это позволить.

- У нас есть деньги, - уверил ее Ньют. - Мы гоним стадо, и нам только что заплатили.

- Не знала, что ковбои теперь такие молодые, - проговорила крупная женщина. - Покажи ка денежки.

Ньют вытащил золотую монету, и женщина наклонилась, чтобы рассмотреть ее при тусклом свете.

- Беру свои слова назад, - обратилась она к подруге. - Это компания богатых скотоводов.

Ньют заметил, что она не отдала ему назад монету, но он не знал, надо что говорить или нет. Может, за то, чтобы войти туда, где женщины ходят голые, надо заплатить десять долларов.

Крупная женщина придержала дверь, и он вошел, стараясь не споткнуться, поскольку ноги становились все менее надежными. Остальные вошли за ним. Они оказались в холле без всякой мебели под взглядами двух женщин.

- Это Мэри, а я Телка, - произнесла крупная женщина. Ее мощный бюст стремился вырваться из тесного плена платья. При свете стало ясно, что она не старая, просто очень большая. По сравнению с ней вторая девушка казалась тоненькой, как былинка.

- Этот уже заплатил. - Телка равнодушно положила руку на плечо Ньюта. - Надеюсь, вы, ребята, такие же богатенькие, а если нет, милости просим вниз по лестнице.

Братья Рейни немедленно вытащили деньги, но Пит Спеттл воздержался. Он было сунул руку в карман, но вместо того, чтобы вытащить деньги, достал ее пустой и немедленно повернул к двери. Они слышали, как он спускался по лестнице.

- Эти двое похожи на братьев, - сделала заключение Телка, оглядывая братьев Рейни.

- Бери их, Телка, - проговорила Мэри. - Я возьму того, кто пришел первым.

- Ну, может, так, а может, и нет, - заявила Телка. - Я его первая увидела, мне и выбирать.

Ньют уже жалел, что не последовал примеру Пита Спеттла. В холле было жарко и душно. Он боялся, что его вырвет. Кроме того, из разговора он понял, что это те шлюхи, которых описал им Диш. Одна из них Телка, а вторая - та самая, которая понравилась Дишу. Телка все еще не сняла руку с его плеча, так и стояла, оглядывая собравшихся. Один зуб спереди у нее был черный. От ее огромного тела до него доходили волны жара, как от печки, а от запаха туалетной воды, которой она пользовалась, его мутило.

- У нас еще вся ночь впереди, - заметила Мэри. - Мы не можем тратить много времени на этих сосунков. - Она взяла Бена Рейни за руку и быстро увела в маленькую комнату в конце холла.

- Мэри нервничает, если хоть минуту простаивает, - пояснила Телка. - Пойдем, Ньют.

Джимми Рейни вовсе не хотелось оставаться одному в холле.

- А мне что делать? - жалобно спросил он.

- Просто стой столбом, - велела Телка. - Мэри - девушка быстрая, особенно с сосунками. Она вернется за тобой через минуту.

Джимми остался одиноко стоять в холле.

Она привела Ньюта в маленькую комнату, где не было ничего, кроме железной кровати и таза с водой на маленьком столике. На подоконнике стояла незажженная керосиновая лампа без стекла. Окно открыто, и можно было видеть все еще красный край прерии, как будто там полоской насыпали угли.

- Издалека? - хрипло спросила Телка.

- Да, мэм, из Техаса, - ответил Ньют.

- Ну, тогда скидывай портки, техасец, - велела она и, к его удивлению, расстегнула три пуговицы на платье, стянула его и бросила на кровать. Она осталась в чем мать родила, а поскольку он стоял как вкопанный, наклонилась и стала расстегивать ему штаны.

- Самая неприятная проблема с ковбоями - постоянные сложности с сапогами, - поделилась она с ним, расстегивая ему ширинку. - Мне платят не за то, что бы смотреть, как ковбои сражаются с этими проклятущими сапогами, так что я теперь просто не стелю на постель простыни. Если они не в состоянии снять их быстро, пусть делают, за чем пришли, в сапогах.

Тем временем она расстегнула ему штаны и вытащила его петушок, который, вырвавшись на свободу, проявил некоторые признаки жизни. Ньют все не мог перестать удивляться размерам женщины - ее спокойно хватило бы на двоих таких, как он.

- Не думаю, что у тебя что нибудь получится, - предположила она. - Но проверить никогда не мешает.

Она подвела его к окну и зажгла керосиновую лампу. Ее огромные груди колыхались и отбрасывали странные тени на стены. К изумлению Ньюта, она плеснула водой на его петушок. Потом взяла кусок мыла и намылила его так энергично, что он кончил, не успев сдержаться.

Он пришел в ужас, уверенный, что его поступок является страшным нарушением правил приличия, куда хуже, чем неумение быстро снять сапоги. Разумеется, он видел, как ребята дрочат, но с помощью теплой воды, мыла и женщины все случилось значительно быстрее.

Телка лишь хихикнула, показав гнилой зуб.

- Забыла, что вы, сосунки, так на взводе, что вас и помылить нельзя, - заметила она, обтирая его тряпкой.

Она подошла к кровати и легла на соломенный матрац, шумно заскрипевший в знак протеста.

- Иди, попытайся, - предложила она. - Может, тебя и на второй раз хватит.

- Мне сначала снять сапоги? - спросил Ньют, мучительно страдая от своей неопытности и боясь сделать еще ошибку.

- Да ладно, валяй как есть, вряд ли дело того стоит, - проговорила Телка, весьма неделикатно почесываясь. - Но у тебя довольно неплохой.

Он наклонился над ней, и она схватила его, пытаясь помочь, но он находился слишком далеко.

- Двигайся сюда, там в конце кровати тебе делать нечего, - велела она. - Ты заплатил десятку, имеешь право хоть попытаться. Некоторые девушки взяли бы с тебя десять долларов, только чтобы помылить, но мы с Мэри девушки честные.

Ньют позволил себе подчиниться ее руководству и сначала вроде бы ему что то удалось, но через мгновение он из нее выскользнул. Он попытался снова, но не смог найти нужное место. Живот у Телки был огромный и скользкий. Ньют делал новые безуспешные попытки. Но голова кружилась и опять казалось, что он летит, поэтому он схватился за ее руки, чтобы удержаться.

На Телку все его манипуляции впечатления не произвели.

- Ты приходи в следующий раз, когда получишь деньги, - сказала она. - Надевай штаны и пришли сюда другого сосунка.

Встав с кровати, Ньют неожиданно вспомнил Лорену. Именно этим она занималась несколько месяцев в Лоунсам Дав со всеми мужиками при деньгах. Он остро пожалел, что у него тогда не было этих десяти долларов. Хоть Телка и вела себя весьма дружелюбно, он предпочел бы, чтобы Лорена его намылила, хотя он одновременно сознавал, что, будь здесь Лорена, он никогда не решился бы войти.

- Здесь вас только двое? - спросил он, застегивая штаны. Он немного заинтересовался Мэри и, несмотря на всю неловкость ситуации, решил, что, может, навестит ее, если появится еще десятка.

- Я и Мэри, - подтвердила Телка. - Ко мне идут те, кто любит бабенок потолще, а к ней те, кто предпочитает худых. А если клиенту все равно, то тогда с ним идет та, которая свободна.

Она все еще лежала голая на кровати.

- Пойду позову Джимми, - проговорил Ньют. Но когда он открыл дверь, Джимми стоял почти вплотную к ней. Скорее всего, он подслушивал, что не понравилось Ньюту, но в полутьме холла Джимми выглядел таким бледным, что он не стал на него злиться.

- Твоя очередь, - сказал Ньют. Джимми вошел, а Ньют спустился по ступенькам и нашел там Пита Спеттла. - Почему ты ушел? - спросил он.

- Обещал маме беречь деньги, - пояснил Пит.

- Жаль, что больше нет пива, - заметил Ньют. Хотя его визит к Телке не принес ему ничего, кроме неловкости, он не чувствовал себя разочарованным. Только то, что у него остался всего четвертак, остановило его от посещения Мэри. Может, с ней ему повезло бы больше. При всей странности происшедшего, ему было дико интересно. Его не волновали заплаченные десять долларов, но, как выяснилось, только он так относился к этому вопросу. Спустившийся вскоре за ним по лестнице Бен Рейни жаловался, что с них взяли слишком много.

- Сомневаюсь, что это заняло больше минуты после того, как она меня помыла, - сообщил он.

Скоро вышел и Джимми Рейни, но он ничего не рассказал. Его все еще тошнило, поэтому он постоянно отставал, чтобы поблевать, пока они ходили по городу, разыскивая Липпи.

- Черт, быть шлюхой куда лучше, чем ковбоем, - продолжал Бен, который все никак не мог пережить потерю десяти долларов. - Мы всего то зарабатываем тридцатку в месяц, а эти две содрали с нас тридцать долларов за три минуты. Содрали бы и сорок, если бы Пит не сбежал.

Ньюту такие рассуждения не казались убедительными. Шлюхи продавали нечто уникальное. То, что плата превышала заработок первоклассного ковбоя, не имело значения. Он подумал, что станет наверняка не меньшим гулякой, чем Джейк и мистер Гас, когда вырастет и у него будут деньги.

Они нашли Липпи по звукам аккордеона, который он умудрился купить, но еще не вполне освоил. Он сидел на ступеньках крыльца салуна и пытался выдавить из инструмента «Подружку бизона» перед аудиторией, со стоящей из одного шкуродера и ирландца.

- У него ничего не получается, - заявил шкуродер. - Чертовски похоже на завывания мула, будь он проклят.

- Я же его только что купил, - объяснил Липпи. - Я научусь к тому времени, как мы приедем в Монтану.

- Ага, а если сиу тебя словят, ты будешь верещать еще шибче, чем этот музыкальный ящик, - заверил шкуродер.

Ирландец расщедрился и купил ребятам по бутылке пива. Несмотря на то, что уже давно стемнело, на улице толпилось много народу. Неожиданно где то послышались выстрелы, но никто не пошел смотреть, в чем дело.

Бутылки пива хватило, чтобы Джимми Рейни снова принялся блевать. Пока они ехали в лагерь, Ньюту взгрустнулось, ведь трудно даже представить, когда им удастся снова посетить бордель.

Он ехал и жалел, что у него не было еще десяти долларов, когда что то напугало лошадей. Они так и не узнали, что именно, хотя Пит Спеттл уверял, что видел пантеру. Но так или иначе, Ньют и Бен оказались на земле, не успев сообразить, что произошло, а Пита и Джимми их перепуганные лошади унесли куда то в темноту.

- А вдруг это индейцы? - предположил Бен, когда они поднялись на ноги.

В ярком лунном свете никаких индейцев не наблюдалось, но они все равно на всякий случай вытащили пистолеты, пригнулись и прислушались к замирающему топоту копыт их убегающих лошадей.

Пришлось идти в лагерь пешком с пистолетами наготове. Как выяснилось, чересчур уж наготове, потому что Бен едва не пристрелил своего брата, когда Джимми наконец вернулся, чтобы посмотреть, что с ними случилось.

- А где Пит? - спросил Ньют, но Джимми не знал. На лошадь Джимми можно было сесть вдвоем, но уж никак не втроем, так что Ньюту пришлось пройти две последние мили пешком, злясь на себя за то, что не держал как следует поводья. Это уже второй случай, когда он вынужден возвращаться в лагерь пехом, и он был уверен, что назавтра все будут прохаживаться на его счет.

Но, вернувшись, он обнаружил, что его лошадь пасется с остальным табуном, а не спит один лишь По Кампо. По вообще мало спал. Когда бы ребята ни возвращались, он всегда делал им бутерброды и подогревал кофе.

- Хорошо прогулялся? - спросил он, предлагая Ньюту кусок холодного мяса. Ньют взял его, но, когда сел, выяснил, что слишком устал, чтобы есть. Он так и заснул с куском мяса в руке.

87

Клара была наверху, когда заметила четырех всадников. Она только что вымыла мужа, а за ребенком внизу присматривали девочки. Она случайно выглянула в окно и увидела их все еще далеко, на северном берегу Платта. В их краю нельзя оставлять без внимания ни одного приближающегося всадника. В первые годы она пугалась при виде любого человека и бежала искать Боба или убеждалась, что ружье под рукой. Нередко бывало, что индейцы одевались как белые, чтобы обмануть поселенцев и застать их врасплох, да и вокруг было полно белых, не менее опасных, чем индейцы. Если она бывала одна, то обычно при виде всадника приходила в ужас.

Но все эти годы им везло с визитерами, и Клара постепенно перестала вздрагивать от страха при виде всадника на горизонте. Всем их бедам виной были погода и болезни, а не пришлые люди. Но привычка внимательно присматриваться сохранилась, поэтому она подошла к окну с чистой простыней в руках и наблюдала, как всадники спустились с далекого холма и скрылись за высоким берегом реки.

Что то в них поразило ее. Она за долгие годы научилась разбираться не только в лошадях, но и во всадниках. Что то в приближающихся людях показалось ей знакомым, но настолько смутно, что она вскоре отвернулась и только вскользь подумала, кто бы это мог быть. Она закончила уборку и пошла умыться, поскольку дул ветер и она вся пропылилась, работая в загонах. Эта пыль, казалось, умела проникать сквозь одежду. Она подумала, не сменить ли блузку, но стоит ей это сделать раз, и не успеет она оглянуться, как начнет принимать ванны по утрам и менять туалеты трижды в день, на манер светской дамы, а у нее не было до статочно одежды, да и светской дамой она себя не считала. Посему она ограничилась умыванием и забыла про всадников. Джули и Чоло работают в загонах и непременно их увидят. Вероятнее всего, это кто то из армии за лошадьми. Красное Облако здорово пощипал их, так что еженедельно двое или трое обращались к ней с просьбой продать лошадь.

Один из таких покупателей принес Джули новости о его жене, хотя, разумеется, солдат не знал, что она его жена, когда рассказывал, что в прерии нашли тела женщины и охотника за бизонами, убитых индейцами. Клара стирала и рассказа не слышала, но когда она немного погодя вышла в загон, то сразу поняла, что что то случилось. Джули стоял у загородки белый как мел.

- Ты заболел? - спросила она. Чоло вместе с солдатом поехал выбирать лошадь.

- Нет, мэм, - произнес он еле слышно. Иногда он злил ее тем, что называл «мэм», хотя это случалось только в тех случаях, когда он бывал слишком расстроен, чтобы думать.

- Это Элли, - добавил он. - Тот солдат сказал, что в шестидесяти милях отсюда индейцы убили женщину и охотника за бизонами. Уверен, это она. Они в ту сторону поехали.

- Пошли в дом, - предложила она. Он еле передвигал ноги и в течение нескольких дней никуда не годился, ослабев от тоски по женщине, которая только и делала, что сбегала от него и издевалась над ним с первого дня их брака.

К этому времени девочки привязались к Джули и постоянно ухаживали за ним, таская ему еду и споря между собой, кто будет накрывать на стол. Клара не вмешивалась, хотя ее бесила глупость этого мужчины. Девочки такого отношения не понимали и прямо это высказывали.

- Ма, да ведь его жену зарезали, - напомнила Бетси.

- Знаю, - ответила Клара.

- Ты такая сердитая, - добавила Салли. - Тебе не нравится Джули?

- Мне Джули очень нравится, - возразила Клара.

- Он считает, что ты на него сердишься, - заметила Бетси.

- А какая ему разница? - слегка улыбнулась Клара. - Вы ведь так над ним трясетесь. От меня он никогда такого не дождется.

- Мы хотим, чтобы ты его любила, - проговорила Бетси. Из сестер она была более прямой.

- Сказала же, он мне нравится, - ответила Клара. - Я знаю, люди не всегда разумны и часто любят тех, кому на них наплевать. До какой то степени я готова это принять. Но лишь до какой то степени. Я считаю, что это сущая болезнь - так горевать по человеку, которому ты был более чем безразличен.

Девочки немного помолчали.

- Вы это запомните, - посоветовала Клара. - Постарайтесь не полюбить дурака. Тут вы всегда найдете у меня поддержку. Некоторые считают, что долг женщины всегда оставаться с мужем, раз уж вышла замуж. Я утверждаю, что это чушь. Тут как посмотреть. Если мужчина оказывается не на высоте, самое время положить всему конец.

Она села за стол лицом к девочкам. Джули был во дворе и слышать ее не мог.

- Джули никак не хочет смириться с тем, что его жена никогда не любила его, - пояснила она.

- Она должна была его любить, - заявила Салли.

- Если речь идет о любви, то тут уж никаких «должна», - заметила Клара. - А она не любила. Ей даже Мартин был не нужен. Мы с вами уже дали и Джули, и Мартину больше любви, чем та женщина. Я знаю, у нее были свои беды, да и не думаю, что она была полностью в своем уме. Мне жаль, что она решила сбежать от мужа и ребенка и так погибнуть.

Она замолчала, давая девочкам возможность задать вопросы. Интересно, смогут ли они уловить суть дела?

- Мы хотим, чтобы Джули остался здесь, - наконец высказалась Бетси. - А то ты с ним так сурова, что он уедет, и его тоже убьют.

- Ты полагаешь, я такая плохая? - улыбнулась Клара.

- Довольно плохая, - отрезала Бетси. Клара рассмеялась.

- И вы будете не лучше, если не исправитесь. У меня есть право на такое отношение, знаете ли. Мы с вами очень хорошо ухаживаем за Джули Джонсоном. И меня раздражает, что он позволяет топтать себя ногами и даже не понимает, что этого нельзя делать и что ему это не по душе.

- Ты могла бы быть потерпеливее, - сказала Салли. - Ты же терпеливая с папой.

- У папы голова разбита, - заметила Клара. - Он ничего не может поделать.

- А он был на высоте? - спросила Бетси.

- Да, шестнадцать лет, - ответила Клара. - Хотя мне не нравилось, когда он пил.

- Хоть бы он поправился, - вздохнула Салли. Она всегда была отцовской любимицей и поэтому особенно сильно по нему тосковала.

- Разве он не умрет? - спросила Бетси.

- Боюсь, что да, - сказала Клара. Она старалась, чтобы эта мысль не слишком овладевала умами девочек, хотя ей иногда и казалось, что она не права. Бобу лучше не становилось, так что надежды на выздоровление практически не было.

Салли начала плакать, и Клара обняла ее и прижала к себе.

- Все равно, у нас есть Джули, - заявила Бетси.

- Если только я его не выставлю, - заметила Клара.

- И даже не думай! - возмутилась Бетси, сверкая глазами.

- Ему может надоесть, тогда он сам уедет, - привела новый аргумент Клара.

- С чего это ему надоест? Столько всего надо делать, - не согласилась Салли.

- Не будь с ним такой суровой, мама, - взмолилась Бетси. - Мы не хотим, чтобы он уезжал.

- Ему не помешает кое что уяснить для себя, - решила Клара. - Если он собирается оставаться, то пусть научится обращаться с женщинами.

- Он обращается с нами очень хорошо, - заметила Салли.

- Так вы еще не женщины, - возразила мать. - Я тут одна женщина, так что ему лучше постараться и не сердить меня.

Джули вскоре вернулся к работе, но настроение его не улучшилось. Он и так не мог похвастаться чувством юмора, и над ним трудно было подсмеиваться, что раздражало Клару. Ей всегда нравилось дразнить людей, и она вечно горевала, что судьба подбрасывает ей мужчин, которые не в состоянии понять, когда над ними шутят. Боб никогда не обращал внимания на ее поддразнивания, даже и не замечал ничего, и ее способности в этом смысле слегка заржавели от недостатка практики. Разумеется, она дразнила девочек, но это было не одно и то же, что смеяться над взрослым мужчиной. Ей часто хотелось ущипнуть Боба за то, что он такой твердолобый. Джули в этом смысле ничем от него не отличался, более того, они с Бобом были сделаны из одного и того же теста - сильные, но начисто лишенные воображения.

Когда она, умывшись, спустилась вниз, то услышала голоса и встала как вкопанная, потому что ни на секунду не усомнилась в том, чей голос она слышала. Та струна в памяти, которую слегка задел вид всадников, неожиданно зазвучала в полную силу. Ни один голос в мире не мог принести ей больше радости, а сейчас она слышала голос Августа Маккрае, который ни с чем не спутать. Он ни чуточки не изменился за шестнадцать лет. Глаза ее неожиданно наполнились слезами. Голос унес прочь прожитые годы. Она стояла на лестнице, забыв, где находится, так остро она вспомнила все те другие случаи, когда Август неожиданно появлялся и Клара в своей маленькой комнатке наверху слушала, как он разговаривает с ее родителями.

Сейчас он говорил с девочками. Клара пожалела, что не сменила блузку. Гасу всегда нравилась ее внешность. Она спустилась вниз и выглянула в окно кухни. Точно, там стоял Гас, держа за поводья коня, и разговаривал с Бетси и Салли. Рядом верхом сидел Вудроу Колл, а на гнедой лошади - молодая блондинка в мужской одежде. Четвертым в группе был симпатичный молодой парень на гнедой кобыле.

Клара заметила, что Гас уже очаровал девочек. Джули Джонсону повезет, если он еще получит тарелку супа из их рук, пока Гас поблизости.

Она с минуту стояла у окна, изучая его. С ее точки зрения, он вовсе не постарел. Только рано поседел. Он всегда заставлял ее чувствовать себя начеку, этот Гас. Его страсть к беседам могла сравниться только с ее. Она на секунду задержалась в дверях кухни с улыбкой на губах. Только один его вид вселял в нее энергию. Она стояла в тени, он ее еще не заметил. Затем она сделала пару шагов вперед, и Август обернулся. Их глаза встретились, и он улыбнулся.

- Надо же, как всегда, очаровательна, - заметил он.

К огромному удивлению дочерей, Клара сошла со ступенек прямо в объятия этого незнакомого человека. В ее взгляде было нечто такое, чего им никогда не приходилось видеть. Она подняла к нему лицо и поцеловала прямо в губы, что было так странно и неожиданно, что девочки запомнили эту сцену на всю жизнь.

Ньют тоже так удивился, что не знал, куда спрятать глаза.

Когда Клара поцеловала Гаса, Лорена опустила глаза и ощутила тяжесть в сердце. Вот она, эта женщина, Гас любит ее, и для нее все потеряно. Надо было ей остаться в палатке, не смотреть на все это, но ей хотелось поехать. Теперь бы она отдала все, чтобы оказаться в другом месте, но было уже поздно. Когда она снова подняла голову, то увидела, что Клара отступила на шаг назад и смотрит на Гаса. Лицо ее сияло от счастья. Лорена обратила внимание на ее тонкие руки и крупные кисти. Двое мужчин, заметив небольшую толпу, направлялись к ним от загонов.

- Что же, представь своих друзей, Гас, - попросила Клара. Она положила руку ему на плечо и направилась с ним к всадникам.

- Ну, Вудроу ты знаешь, - произнес Гас.

- Как вы поживаете? - промолвил растерявшийся Колл.

- А это мисс Лорена Вуд, - продолжал Гас, протягивая ей руку, чтобы помочь спешиться. - Она с нами проехала весь путь. Из самого Лоунсам Дав, надо сказать. Этот молодой джентльмен - Ньют.

- Ньют? - переспросила Клара.

- Ньют Доббс, - добавил Август после паузы.

- Здравствуйте, мисс Вуд, - приветствовала ее Клара. К удивлению Лорены, она смотрела на нее вполне дружелюбно, чего она обычно не могла сказать о других женщинах.

- Не знаю, жалеть вас или завидовать вам, мисс Вуд, - продолжала Клара. - Я имею в виду, что вы ехали так долго с мистером Маккрае. Знаю, он занимателен, но занимательность в таком количестве может покалечить человека на всю жизнь.

И Клара рассмеялась. То был счастливый смех - ее забавляло, что Август счел возможным явиться с женщиной, что она поразила девочек, поцеловав его, и что Вудроу Колл, которого она всегда недолюбливала и считала лишь слегка интереснее пня, не нашел ничего другого после шестнадцати лет, кроме как сказать «Как вы поживаете?». Все это было очень неожиданно, а, по ее разумению, она пробыла в Небраске достаточно долго, чтобы заслужить хоть какое то разнообразие в жизни.

Она видела, что молодая женщина ее боится. Она спешилась, но глаз не поднимала. Тут как раз подошли Чоло и Джули, причем на лице у Джули было написано явное удивление.

- Надо же, шериф Джонсон, - проговорил Август. - Вот уж верно говорят, мир тесен.

- Только для тебя, Гас, ты уж, верно, всех в нем знаешь, - заметила Клара. Она взглянула на все еще молчащего Джули. Он смотрел на нее, и ей пришло в голову, что, скорее всего, это потому, что она держит Гаса за руку. Ей снова захотелось рассмеяться. За несколько минут появление Августа Маккрае все перемешало, как бывало и в прошлом. Дружба ее с Августом всегда была особенной. Никто так и не смог понять, влюблена она в него или нет. Ее родители раздумывали над этим годами, и разговоры на эту тему зачастую заменяли их любимые нравоучения из Библии. Даже когда она согласилась выйти за Боба, многие удивлялись роли Августа в ее жизни, потому что она вскоре дала понять всем, что не собирается отказываться от него только потому, что выходит замуж. Ситуация была тем более забавной, что сам Боб боготворил Августа и, по всей вероятности, находил странным, что она предпочла его Гасу, - разумеется, если у него хватило ума понять, что она могла при желании выйти за Маккрае.

Но это обожание было односторонним, так как Гас считал Боба одним из самых скучных из живущих на земле людей и не скрывал этого.

- Чего ты выходишь замуж за этого дубаря? - часто спрашивал он Клару.

- Он меня устраивает, - отвечала та. - Две такие скаковые лошади вроде нас с тобой никогда не уживутся. Я всегда захочу быть первой, да и ты тоже.

- Никогда не думал, что ты выйдешь замуж за человека, которому нечего сказать, - говорил он.

- Разговоры еще не все, - отвечала она и потом часто с горечью вспоминала эти свои слова, когда Боб месяцами почти не произносил ни слова.

Теперь Гас вернулся и мгновенно обворожил девочек - в этом сомневаться не приходилось. Салли и Бетси во все глаза, хотя и несколько смущаясь, смотрели на этого седого человека, который приехал и поцеловал их мать.

- А где Роберт? - из вежливости спросил Август.

- Наверху, он болен, - ответила Клара. - Ему попало копытом по голове. Он в плохом состоянии.

На мгновение вспомнив безмолвную фигуру на кровати, она подумала, как же несправедлива жизнь. Боб постепенно уходил, но сознание этого не уменьшало ее радости при виде Гаса и его друзей. И погода стояла отличная, как по заказу, для такого знаменательного дня.

- Девочки, идите и поймайте трех цыплят, - велела она. - Полагаю, мисс Вуд порядочно надоела говядина. Такой чудесный день, попозже можно устроить пикник.

- Ой, мама, давай устроим, - обрадовалась Салли. Она обожала пикники.

Кларе хотелось поговорить с Гасом наедине, но надо было подождать, пока общая сумятица уляжется. Мисс Вуд стояла, опустив очи долу, и молчала, но если она и поднимала глаза, то только, чтобы взглянуть на Гаса. Клара привела их в кухню и оставила на минутку, так как услышала плач ребенка.

- Вот видишь, ты зря беспокоилась, - шепнул Август Лорене. - У нее маленький ребенок.

Лорена осталась при своем мнении. Женщина казалась доброй, она даже предложила Лорене принять ванну, но она все равно боялась. Ей хотелось лишь снова оказаться в пути вместе с Гасом. Скорее бы кончался этот визит, тогда можно снова быть с Гасом наедине. Тогда она не станет так бояться.

Вошла Клара с ребенком на руках.

- Это сын Джули. - Она протянула ребенка Гасу, как пакет.

- Стой, зачем он мне? - удивился Гас. Ему редко приходилось держать на руках детей, так что практики недоставало.

- Подержи или передай мисс Вуд, - велела Клара. - Я не могу держать его и готовить.

Вошли Колл, Джули и Чоло, осматривавшие лошадей, потому что Колл намеревался купить нескольких животных, да и не хотелось ему сидеть на кухне и заниматься болтовней.

Лорену рассмешил вид Августа с ребенком. Каким то образом то, что женщина вот так просто передала ему младенца, разрядило обстановку. Лори тоже перестала нервничать и стала наблюдать, как ребенок сосет свой толстенький кулачок.

- Если это сын шерифа Джонсона, то где же тогда его жена? - поинтересовался Гас.

- Умерла, - ответила Клара. - Она здесь останавливалась с двумя охотниками за бизонами, родила и уехала. Джули объявился двумя неделями позже, весь черный от беспокойства.

- И ты их обоих усыновила, - подхватил Август. - Всегда была захапистой.

- Вы только послушайте его, - возмутилась Клара. - Не видел меня шестнадцать лет и туда же, критикует. Мне больше Мартин нужен, - добавила она. - С возрастом мне все меньше и меньше нужны взрослые мужики.

Лорена помимо воли улыбнулась. Ей нравилась Кларина насмешливая манера разговаривать. Неудивительно, что она нравится Гасу, самому большому любителю поговорить.

- Дай мне его, - попросила она, протягивая руки к ребенку. Август с облегчением передал ей младенца. Он наблюдал за Кларой, и ему не нравилось, что извивающийся ребенок отвлекает его. Что касается духа, перед ним была прежняя Клара, худее лицом, но полнее в груди. Больше всего изменились ее руки. В юности у нее были изящные ручки с длинными пальцами и тонкими запястьями. Сейчас именно кисти ее рук привлекли его внимание. Выполненная этими руками работа сделала их больше и сильнее, они теперь напоминали мужские. Она чистила картошку и исключительно ловко управлялась с ножом. Руки уже не так красивы, но глаз от них нельзя было отвести: руки сильной женщины, возможно, излишне сильной.

Хотя он лишь взглянул на ее руки, Клара этот взгляд уловила и как всегда догадалась, о чем он думает.

- Все верно, Гас, - сказала она. - Загрубела я порядком, но в этом краю долго не процветешь.

- А ты вовсе не отцвела, - заметил он, давая ей понять, как он рад, что она во многом осталась самой собой, той самой, которую он с таким удовольствием вспоминал.

Клара улыбнулась и на минутку отвлеклась, чтобы пощекотать ребенка. Она и Ньюту улыбнулась, заставив не привыкшего к женским улыбкам паренька покраснеть. Девочки не сводили с него глаз.

- Вы должны извинить нас, мисс Вуд, - сказала она. - Мы с Гасом давно привязаны друг к другу. Чудо, что мы оба живы, особенно учитывая, через что нам пришлось пройти. Нам хочется наверстать упущенное, так что не обижайтесь на нас.

Лорена вдруг поняла, что вовсе и не обижается, во всяком случае, реагирует значительно спокойнее, чем несколько минут назад. Приятно сидеть на кухне и держать на руках ребенка. Приятно даже слушать, как Гас препирается с Кларой.

- Так что же случилось с женой мистера Джонсона после того, как она отсюда уехала? - спросил Август.

- Она искала своего старого возлюбленного, - рассказала Клара. - Он оказался убийцей, которого повесили, пока она поправлялась после родов. Джули съездил к ней, но она не захотела с ним даже говорить. Она и один из охотников за бизонами поехали дальше, и их убили сиу. Ты тоже поберегись, а то они и тебя достанут, - предупредила она.

- Полагаю, ни один индеец не рискнул побеспокоить тебя, - проговорил Август. - Все индейцы знали, что тут им ничего не светит.

- Мы подкармливали некоторых из них в зимнее время, когда исчезли все бизоны, - объяснила Клара. - Боб отдавал им старых лошадей. Лучше конское мясо, чем ничего.

Она налила немного молока в бутылочку и показала Лорене, как кормить ребенка. Младенец пил молоко и не сводил глаз с Лорены.

- Вы ему явно понравились, мисс Вуд, - заметила Клара. - Наверное, дело в том, что он никогда еще не видел блондинок.

Ребенок вдруг расчихался, и Лорена напугалась, что сделала что то не так, но Клара лишь рассмеялась, и малыш вскоре успокоился.

Немного позднее, пока Клара жарила кур, вернулся Колл из загонов. Он хотел купить лошадей и выбрал нескольких, но ни Чоло, ни Джули договариваться с ним не стали. Они охотно показали ему лошадей, но сказали, что решать вопрос о цене следует с Кларой. Ему это показалось странным: двое взрослых мужиков, а деловые вопросы надо обсуждать с женщиной.

- Мне сказали, что вы - торговец лошадьми, - обратился он к Кларе.

- Правильно, - ответила она. - Я действительно торгую лошадьми. Вы, девочки, последите тут за цыплятами, а я посмотрю, что выбрал капитан Колл.

Она снова взглянула на парня, покрасневшего от ее улыбки. Он говорил что то Салли и не заметил, что Клара на него смотрит. По ее разумению, он был вылитой копией капитана Колла, такая же фигура, те же движения. «Почему тогда твоя фамилия Доббс?» - подумала она.

По дороге к загонам Колл старался придумать, что бы сказать, но так ничего и не придумал.

- У вас очень симпатичное ранчо, - наконец произнес он. - Надеюсь, мы построим что нибудь похожее в Монтане.

- Я только надеюсь, что вы доберетесь туда живыми, - проговорила Клара. - Вам следует остановиться здесь и лет пять подождать. Полагаю, к тому времени в Монтане будет безопаснее.

- Мы хотим быть там первыми, - заметил Колл. - Вряд ли там хуже, чем когда то в Техасе.

Клара так дорого запросила за своих лошадей, что Коллу захотелось вообще отказаться. Он знал, что с ее мужем он скорее бы договорился, будь тот на ногах. Когда Клара называла цену, в ее взгляде было что то несгибаемое. Вроде она приглашала его поторговаться. В свое время он часто торговался насчет лошадей, но ни разу - с женщиной. Он ощущал робость. Хуже того, он чувствовал, что не нравится ей, хотя, насколько он мог помнить, он никогда не давал для этого оснований. Колл некоторое время молча раздумывал над ситуацией. Так долго, что Клара потеряла терпение.

Ньют пошел за ними, решив, что может понадобиться, если капитан купит лошадей. Он видел, что женщина рассердила капитана. Его удивило, что она на это не обратила внимания. Если капитан сердился на мужчин, они беспокоились, а эта женщина просто стоит, темные волосы развеваются по ветру, и не собирается уступать. Поразительно, он никогда не думал, что кто нибудь сможет противостоять капитану, разве что мистер Гас.

- Я пренебрегаю моими гостями, - сказала Клара. - Кто знает, когда я снова увижу Гаса Маккрае. Так что думайте, сколько хотите.

Ньют еще больше удивился. Капитан не вымолвил ни слова. Получилось так, что женщина вроде дала ему указание.

Повернувшись, женщина увидела Ньюта. Он не успел опустить глаза, и она заметила, что он разглядывает ее. Он страшно смутился, но, к его удивлению Клара снова улыбнулась весьма дружелюбно, но, когда она повернулась к Коллу, улыбка исчезла с ее лица.

- Что же, цена высокая, но и лошади хорошие, - проговорил Колл, удивляясь, как мужчины могут работать на эту вредную женщину.

Тут он вспомнил, что тот, кто помоложе, - шериф, гонявшийся за Джейком.

- Вы ведь из Арканзаса, верно? - спросил он.

- Из Форт Смита, - ответил Джули.

- Мы повесили вашего преступника, - сообщил Колл. - Он связался с дурной компанией. Мы их поймали в Канзасе.

Джули не сразу понял, о чем он говорит. Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, как он покинул Форт Смит, погнавшись за Джейком Спуном. Он давно уже о нем забыл. Известие о его смерти ничуть его не взволновало.

- Сомневаюсь, что мне самому удалось бы его поймать, - сказал Джули. - У меня с лошадьми вышли неприятности около Доджа.

Клара вернулась в дом в большом гневе. То, как Колл молча стоял и даже не делал попытки поторговаться, просто ждал, что она сбросит цену, вывело ее из себя. Чем больше она об этом думала, тем меньше хотелось ей иметь дело с Коллом.

- Не могу сказать, что я в восторге от твоего партнера, - сообщила она Августу. Он уговорил девочек отдать ему куриные потроха и сейчас ел их с тарелки.

- Он не умеет обращаться с женщинами, - объяснил Август, которого ее гнев позабавил. Она от этого хорошела, и он не имел ничего против, коль скоро злилась она не на него.

- Ма, а пахту с собой возьмем? - спросила Бетси. Они с Салли без материнского разрешения сменили платья и едва могли усидеть на месте, возбужденные перспективой пикника.

- Да, сегодня мы гуляем, - радовалась Клара. - Я попросила Чоло запрячь мулов в маленький фургон. Кто нибудь из вас, смените пеленки малышу, а то он сильно благоухает.

- Я помогу, - вызвалась Лорена, что удивило Августа. Она отправилась наверх с девочками. Клара стоя прислушивалась к их шагам по лестнице. Затем остановила свои темно серые глаза на Августе.

- Она ненамного старше моих дочерей, - заметила она.

- Только не читай мне нотаций, - попросил он. - Не моя вина, что ты уехала и вышла замуж.

- Выйди я за тебя, ты давно бы меня бросил ради кого нибудь помоложе и поглупее, так я думаю, - предположила Клара. Она подошла к нему и, к его удивлению, положила свою натруженную руку ему на плечо.

- Мне нравится твоя девушка, - заявила она. - Вот что мне не нравится, так это то, что ты все эти годы провел рядом с Вудроу Коллом. Я его терпеть не могу, и мне обидно, что он владеет такой большой частью тебя, а я - такой маленькой. Мне кажется, я могла бы претендовать на большее.

Август растерялся. Он снова видел в ее глазах гнев, на этот раз направленный на него.

- Где ты был последние шестнадцать лет? - спросила она.

- Все больше в Лоунсам Дав, - ответил он. - Я написал тебе три письма.

- Я их получила. И чего ты за это время добился?

- Выпил бочку виски, - сказал Август.

Клара кивнула и продолжила собирать корзинку для пикника.

- Если это все, чего ты добился, то ты вполне мог делать это в Огаллале и быть мне другом, - проговорила она. - Я потеряла трех сыновей, Гас. Мне нужен был друг.

- Чего же ты мне не написала? - спросил он. - Я ведь не знал.

Клара сжала губы.

- Надеюсь, я еще встречу мужчину, который сам сможет все сообразить, - продолжила она. - Я писала тебе, но рвала письма. По моему понятию, если ты не приехал по собственной инициативе, то какая мне от тебя польза?

- Ну, ты ведь была замужем, - повторил он, не понимая, зачем с ней спорит.

- Я никогда не была настолько замужем, чтобы отказаться от друга, - заявила она. - Хочу, чтобы ты перед отъездом взглянул на Боба. Бедняга лежит там уже два месяца и тает.

Гнев исчез из глаз. Она подошла и села рядом на стул, глядя на него свойственным ей пристальным взглядом, как бы стараясь прочесть в его лице историю тех шестнадцати лет, что он провел вдали от нее.

- Откуда у тебя мисс Вуд? - спросила она.

- Она некоторое время жила в Лоунсам Дав, - ответил он.

- И что делала?

- Что могла. Но не суди ее строго, - попросил он. Клара спокойно посмотрела на него.

- Я не сужу женщин так строго, - заметила она. - В определенных обстоятельствах я тоже могла бы заняться тем же.

- Сомневаюсь.

- Правильно, но ведь ты вовсе не так хорошо знаешь женщин, как воображаешь, - отрезала Клара. - Тут ты себя переоцениваешь.

- Ну и зануда же ты, - удивился Август.

Клара улыбнулась своей прежней насмешливой улыбкой.

- Я говорю честно, - промолвила она. - А большинство мужчин считают это занудством.

- Ну, если тебе интересно, так Лори пустилась в этот путь с нашим старым приятелем Джейком Спуном, - сказал Август. - Он, как обычно, был беспечен, и ее украл по настоящему отпетый негодяй.

- Ясно, а ты ее спас? - догадалась Клара. - Неудивительно, что она глаз с тебя не сводит. Что случилось с Джейком?

- Он плохо кончил, - ответил Август. - Мы его повесили. Он связался с шайкой убийц.

Клара даже не вздрогнула, узнав эти новости. Она слышала, как по ступенькам спускаются девочки и Лорена, которая несла ребенка. Клара встала, уступая ей место. Ребенок не сводил с Лорены глаз.

- Бетси, найди Джули и остальных и спроси, не хотели бы они помыться перед тем, как мы поедем на пикник, - велела Клара.

- Сомневаюсь, что тебе удастся вытащить Вудроу Колла на пикник, - заметил Август. - Он будет рваться к работе.

Но Колл поехал. Он вернулся в дом, все еще придумывая, как бы заставить Клару сбавить цену, и тут увидел, что девочки грузят вещи в маленький фургон, Лорена держит ребенка, а Гас несет кувшин с пахтой.

- Вы не согласитесь править фургоном, капитан? - спросила Клара и, не дожидаясь ответа, передала ему вожжи. При стольких свидетелях он не рискнул протестовать и проехал с фургоном три мили на запад вдоль Платта, где росла небольшая рощица.

- Не так хорошо, как у нас с тобой на Гваделупе, Гас, но лучшего тут не найдешь, - заметила Клара.

- А, ты имеешь в виду твой садик, - догадался Август.

Клара сначала удивилась - она и забыла, что называла так то место, где они любили когда то устраивать пикники.

Погода стояла ясная, и пикник всем ужасно понравился, кроме капитана Колла и Джули Джонсона, которые чувствовали себя неловко и ждали, чтобы все поскорее кончилось. Девочки пытались затащить Джули в реку побродить по воде, но он упорно сопротивлялся. Ньют вошел в воду, потом Лорена, закатав штанины брюк. Лорена и Бетси ушли так далеко по течению, что скрылись из виду. Ребенок спал в тенечке, а Клара и Август разговаривали. Шестнадцатилетний перерыв в общении вовсе не оказался помехой. Потом Август закатал свои брюки и пошел бродить по воде с девочками, а Клара и Лорена наблюдали с берега. Всю привезенную еду съели, причем половину пахты Колл выпил единолично. Он ее всегда любил, а в последнее время еще и соскучился по ней.

- Вы не планируете вернуться в Арканзас, мистер Джонсон? - спросил он.

- Я еще не знаю, - ответил Джули. По правде говоря, он о будущем совсем не думал.

Август съел большую часть курицы и дивился, насколько спокойно чувствует себя Лорена. Ей нравились девочки, и это напомнило ему, что она и сама еще девочка, несмотря на все ее приключения. Он знал, что она очень быстро вошла во взрослую жизнь, и, вероятно, ей почти не пришлось насладиться юностью.

Когда пришла пора возвращаться, он помог Лори и девочкам залезть в фургон, а они с Кларой пошли сзади. Ньют, в восторге от пикника, разговорился с Салли и ехал около фургона. Лорена вроде совсем перестала волноваться, они с Бетси сразу нашли общий язык и весело болтали.

- Ты лучше эту девушку здесь оставь, - посоветовала Клара, удивив Августа. Он сам об этом думал.

- Сомневаюсь, что она согласится, - заметил он.

- Если не будешь лезть, то может согласиться, - настаивала Клара. - Я с ней поговорю. Нечего ей тащиться в Монтану. Она может не выжить.

- В некоторых отношениях она не так уж молода, - заметил Август.

- Мне она нравится, - заявила Клара, не обращая на него внимания. - Полагаю, ты на ней женишься, и я посмотрю, как ты на старости лет заведешь себе пяток ребятишек. Вероятнее всего, меня это будет раздражать, но я переживу. Не тащи ее в Монтану. Она или умрет, или ее убьют, или она состарится раньше времени, как я.

- Я бы не сказал, что ты сильно состарилась, - заметил Август.

- Ты тут всего один день. Есть кое что, на что я еще способна, а есть вещи, с которыми я завязала.

- И с какими же вещами ты завязала? - поинтересовался Август.

- Сам поймешь, если поживешь здесь подольше.

- Я вижу, что ты пригрела молодого мистера Джонсона, - заметил Август. - Если я попытаюсь остаться, боюсь, он меня переиграет.

- Он почти такой же скучный, как Вудроу Колл, но милее, - проговорила Клара. - Он делает, что ему велишь, а я стала ценить это свойство в мужчинах. Ведь никогда нельзя быть уверенной, что люди делают именно то, что им велели.

- Значит, ты собираешься за него замуж?

- Нет, это как раз одна из вещей, с которыми я покончила, - ответила Клара. - То есть не совсем… Бедняга Боб ведь еще жив. Но если он умрет, я больше замуж не выйду.

Август хмыкнул.

- Я надеюсь, ты не собираешься поставить себя в сомнительное положение? - спросил он.

Клара улыбнулась.

- Что сомнительного в том, чтобы иметь жильца? Многие вдовы берут в дом жильцов. И к тому же девочки ему нравятся больше, чем я. Может, к тому времени как Салли подрастет, он и созреет для повторной женитьбы.

В этот самый момент Салли оживленно беседовала с Ньютом, которому впервые пришлось разговаривать с настоящей молодой леди.

- Кто его мать? - спросила Клара. Ей мальчик нравился как внешне, так и по поведению. - Никогда не думала, что Колл может ухаживать за женщинами.

- Да нет, он и не может, - согласился Август. - Он с трудом заставляет себя находиться на расстоянии пятидесяти футов от тебя.

- Это я знаю, - проговорила Клара. - Он весь день злится, потому что я не торгуюсь. Я назначила последнюю цену. Но этот парень - его сын, и не надо меня разубеждать. У них походка одинаковая, фигура, да и лицами они похожи.

- Думаю, ты права, - согласился Август.

- Разумеется, права. Но ты не ответил на мой вопрос.

- Его матерью была женщина по имени Мэгги. Проститутка. Она умерла, когда Ньюту было шесть лет.

- Мне парень нравится, - заключила Клара. - Я бы и его с удовольствием оставила. Ему примерно столько лет, сколько было бы Джимми, если бы он не умер.

- Ньют - славный парень, - заметил Август.

- Разве не чудо, что они вырастают славными? - спросила Клара. - У него спокойные манеры, у этого мальчика. Мне нравится. Удивительно увидеть такую мягкость в сыне капитана Колла.

- Ну, Ньют не знает, что Колл его отец, - пояснил Август. - Думаю, он слышал намеки, но точно он не знает.

- А Колл, разумеется, не сознается, хотя тут и слепой увидит? - спросила пораженная Клара. - Никогда хорошо про Колла не думала, а сейчас думаю еще хуже.

- Колл не любит признавать свои ошибки, - проговорил Август. - Такой уж он.

- Какие ошибки? - изумилась Клара. - Какая же это ошибка, если он вырастил такого славного парня? В моем Джимми было некоторое буйство. Я с ним не справлялась, хотя он умер, когда ему было только восемь. Возможно, он закончил бы, как Джейк. И откуда что берется? В Бобе этого нет.

- Не знаю, - произнес Август.

- Но у меня были еще два необыкновенно милых сына, - продолжала Клара. - Особенно Джонни, последний. Я так полностью и не оправилась после смерти этого ребенка. Удивительно, что девочки еще прилично себя ведут. Мне кажется, что я обделяю их своей любовью. Во мне все выгорело в ту зиму, когда умерли Джефф и Джонни.

Некоторое время они шли молча.

- Почему ты не скажешь парню, кто его отец? - спросила Клара. - Если он пробудет здесь подольше, я сама это сделаю. Он должен знать, кто его отец. Он ведь, наверное, думает об этом.

- Я всегда считал, что Колл как нибудь разберется сам с этим вопросом, - объяснил Август. - Я и сейчас так думаю.

- А я нет, - отрезала Клара.

Большой серый волк выскочил на берег, взглянул на них и умчался прочь. Впереди в фургоне пищал ребенок, и Лорена с девочками старались его успокоить.

Когда они вернулись на ранчо, Колл сдался и согласился заплатить назначенную Кларой цену. Ему это было не по душе, но не мог же он торчать здесь вечно, а ее лошади не шли ни в какое сравнение с теми клячами, которых ему предлагали в Огаллале.

- Прекрасно, помогите ему, мальчики, - велела Клара. Чоло и Джули пошли выполнять указание. Ньют вместе с девочками разгружал фургон.

Ему не хотелось уезжать. Салли рассказала ему, что будет делать, когда вырастет. Она собиралась на восток, в школу, а затем хотела играть на рояле профессионально, так она заявила. Ньюту это показалось необычным. Он знал только одного музыканта - Липпи, а подумать, что Салли будет делать то же, что и Липпи, не мог. Но ему нравилось слушать, как она рассказывает ему о своих планах.

На ступеньках его остановила Клара. Она положила ему руку на плечо и проводила до лошади. Ни одна женщина еще так с ним не поступала.

- Ньют, нам очень приятно было с тобой познакомиться, - проговорила Клара. - Запомни, если тебе не понравится в Монтане, возвращайся сюда. Здесь работы навалом.

- Мне бы хотелось этого, - вполне искренне признался Ньют. После того как он увидел ранчо и познакомился с девочками, он стал удивляться, зачем они гонят стадо так далеко. Как ему казалось, в Небраске достаточно места.

Большую часть пути из Лоунсам Дав Ньют думал, что нет ничего приятнее, чем быть ковбоем, но теперь, когда они добрались до Небраски, его мнение изменилось. Познакомившись с Телкой и другими шлюхами в Огаллале, а также с жизнерадостными дочками Клары, он открыл для себя мир женщин, показавшийся ему необыкновенно интересным. Знакомство с этим миром он счел слишком коротким. Хотя он почти весь день побаивался Клару, да и сейчас этот страх не совсем прошел, он весьма остро ощущал ее привлекательность.

- Спасибо за пикник, - сказал он. - Я никогда раньше не бывал на пикниках.

Что то в парне трогало Клару. Мальчики всегда трогали ее больше, чем девочки. У этого мальчика в глазах одиночество, хотя он всегда готов улыбнуться.

- Приезжай, когда сможешь, мы устроим еще пикник, - пригласила она. - Полагаю, ты Салли понравился.

Ньют не знал, что и ответить. Он сел на лошадь.

- Наверное, мне надо поехать и помочь, мэм, - смутился он.

- Если тебе дадут выбирать одну из моих лошадей, ты возьми вон того гнедого с белой звездой во лбу, - посоветовала она.

- Да нет, первым будет выбирать Диш, - пояснил Ньют. - Он у нас старший.

- Ну а я не хочу, чтобы Диш его получил, - заявила Клара. - Я хочу, чтобы он принадлежал тебе. Идем.

Она пошла к загону и направилась прямиком к Коллу.

- Капитан, - обратилась она к Коллу, - среди купленных вами лошадей есть гнедой трехлеток с белой звездой во лбу. Я хочу подарить этого коня Ньюту, так что не отдавайте его никому. Стоимость гнедого удержите из общей суммы.

- Подарить? - изумился Колл. Ньют, слышавший разговор, тоже удивился. Эта женщина заломила такую цену, а теперь хотела подарить ему коня.

- Да, я дарю ему гнедого, - подтвердила Клара. - Мне будет спокойнее, если у Ньюта будет надежная верховая лошадь, раз вы действительно собрались в Монтану. - С этими словами она повернулась и ушла в дом.

Колл посмотрел на парня.

- С чего бы это она? - спросил он. Разумеется, хорошо, что у мальчишки будет приличная лошадь, да они еще и сэкономят пятьдесят долларов.

- Не знаю, - ответил Ньют.

- Вот всегда так с женщинами, - сказал Колл вроде бы самому себе. - Делают всякие бессмысленные вещи. Она гроша не хотела уступить. Большинство торговцев обязательно скинули бы доллар, чтобы протолкнуть сделку.

88

После того как Ньют и Колл угнали лошадей, Клара зажгла фонарь и повела Августа в комнату, где лежал ее муж. Лорена на кухне играла с девочками в шашки. Джули наблюдал за ними, но принять участие в игре они его так и не уговорили. Даже Бетси, его любимице, это не удалось, а Бетси обычно могла заставить Джули делать все, что ей заблагорассудится. Его смущало присутствие Лорены. Но ему нравилось сидеть и смотреть на нее при свете керосиновой лампы. Ему казалось, что ничего прекраснее на свете он никогда не видел. До этого он встречал ее лишь однажды, в то ужасное утро, когда ему пришлось похоронить Роско, Джо и Дженни, и он был слишком убит горем, чтобы обратить на нее внимание. Да и в то время она была худой и в синяках после общения с Синим Селезнем и индейцами. Теперь же она поправилась и синяков не было в помине.

Клара и Август час просидели в комнате больного. Август все никак не мог привыкнуть к его открытым глазам. Клара уже давно на это не реагировала.

- Вот так и лежит уже два месяца, - сказала она. - Мне кажется, он что то видит, но не слышит.

- Мне он напомнил старину Тома Мастарда, - заметил Август. - Он был с нами рейнджером в самом начале. Его лошадь однажды ночью сорвалась с обрыва Бразоса, там, где соляной язык, и свалилась на Тома. Сломала ему спину. Том не мог пошевелиться, когда мы его нашли, но глаза были открыты. Мы повезли его в Остин, но он через неделю умер. И все это время не закрывал глаз.

- Пусть бы уж Боб умер, - проговорила Клара. - Что это за жизнь. Он ведь любил работать, а сейчас ничего не может.

Они вышли на терраску, там было прохладнее.

- Зачем ты сюда приехал, Гас? - спросила она. - Ты ведь не ковбой.

- По правде говоря, я надеялся, что ты овдовела, - признался он. - И, похоже, не слишком просчитался.

Клару позабавила откровенность ее бывшего поклонника.

- Ты просчитался на много лет, - сказала она. - Я уже костлявая старуха, а ты просто обманщик. Всегда им был. Я думаю, что лучше всего будет оставить у меня твою будущую невесту, чтобы я попробовала ее слегка пообтесать.

- Я никогда, честно говоря, не рассчитывал попасть в такое положение, - заметил он.

- Верно, но тем не менее ты получаешь от этого удовольствие, раз уж так случилось. - Клара взяла его за руку. - Она почти такого же высокого о тебе мнения, как и ты сам, Гас. Мне тут с ней не сравниться. Слишком уж хорошо тебя знаю. Она моложе и прелестнее, а для вас, мужиков, это важно.

Август уже подзабыл, как Кларе нравилось дразнить его. Даже рядом с умирающим мужем она не могла отказать себе в этом удовольствии. С Кларой надо было быть таким же смелым, как и она. Он подумал, не поцеловать ли ему ее.

Клара поняла его намерение по взгляду и удивилась. Хоть она часто целовала девочек и осыпала поцелуями малыша, прошли годы с той поры, как ее целовал мужчина. Боб иногда чмокал ее в щеку, возвращаясь из поездки. В иных вариантах семейной жизни, по разумению Боба, поцелуи не предусматривались. Стоя на террасе рядом с Августом, Клара почувствовала печаль. Все ее поцелуи остались в тех далеких годах, когда за ней ухаживали Джейк и Гас, двадцать лет только в воспоминаниях.

Она снова посмотрела на Гаса, недоумевая, действительно ли он так смел или просто глупит. Он не приблизился к ней, чтобы поцеловать, но стоял и смотрел в лицо.

- Чем старше скрипка, тем слаще музыка, - улыбнулся он.

- И это лишний раз подтверждает, что ты обманщик, - сказала она. - Ты зря ехал так далеко, вот что.

- Вовсе нет, - возразил он. - Я счастлив тебя видеть.

Клара неожиданно разозлилась.

- Ты что, решил, что можешь иметь обеих? - возмутилась она. - Мой муж еще жив. А тебя я шестнадцать лет не видела. Растила детей и лошадей все эти годы. Трое сыновей умерли, да и порядочно лошадей. На этом для меня с романтикой было покончено, если ты ее имеешь в виду. Я люблю читать про это в журналах, но все осталось позади, когда я уехала из Остина.

- И не жалеешь? - поинтересовался Август.

- Ну, как сказать, - ответила Клара. - И да, и нет. Я слишком сильная для обычного человека и чересчур ревнивая, если уж мои чувства затронуты. Я удивилась, что ты рискнул привезти ко мне в дом женщину.

- А я то думал, что она тебе понравилась, - заметил он.

- Она мне понравилась. Но мне не понравилось, что ты ее привез. Разве ты еще не понял? Она моложе и красивее меня.

- Все произошло случайно, я ведь уже говорил, - попытался оправдаться Август.

- Что то не припомню я у тебя таких случайностей с уродинами, - съязвила Клара. - Мне все равно, как это произошло. Ты всегда жил в моих мечтах, Гас. Я думала о тебе каждый день часа по два три.

- Тогда мне жаль, что ты не написала.

- Я не хотела, чтобы ты приезжал. Мне необходимы были эти мечты. Я знала, что ты гуляка и поганец, но мне приятно было думать, что ты меня любил.

- Я и в самом деле тебя люблю, Клара, - заверил он. - Я порядком привязался к Лори, но это совсем другое чувство.

- Ну так она тебя любит, - заявила Клара. - Если ты достанешься мне, она пропадет. Ты это знаешь?

- Да, я это знаю, - согласился Август, а сам думал, что нет на свете другой такой женщины, как та, что с гневом смотрит ему в лицо.

- Ты ее погубишь, если я скажу «останься»? - спросила Клара.

- Думаю, да, - ответил Август.

- Это не ответ.

- Да, ты знаешь, я это сделаю, - настаивал он. - Я придушу Боба и брошу Лори на растерзание.

Клара вздохнула, вместе со вздохом освобождаясь от гнева.

- Уж эти мне слова, - заметила она. - Боб умрет, когда сможет, а я постараюсь сделать, что смогу, для твоей невесты. Вот только ее красота выводит меня из себя. Я привыкла всегда быть самой молоденькой и хорошенькой, а теперь это не так.

- Ты все еще здорово хорошенькая, да и это совсем не главное, - заметил он.

- Для таких, как ты, это девяносто девять процентов, - возразила она. - У тебя не было времени ко мне приглядеться. Я уже далеко не самая хорошенькая. Самая хорошенькая сидит внизу.

- Все равно мне хотелось бы тебя поцеловать.

Она улыбнулась. Гас счел улыбку за поощрение, но когда он склонился к ней, результат оказался настолько безжизненным, что через секунду Клара отвернула голову и рассмеялась.

- Ты проделал слишком длинный путь для такого неуклюжего ухаживания, - проговорила она, но настроение у нее улучшилось. Гас выглядел довольно присмиревшим - один из тех редких случаев неудачи, которые ей приходилось наблюдать.

- Ты сто очков вперед дашь любой женщине в умении расхолодить мужика, - произнес он слегка огорченно. Несмотря на все осложнения, он чувствовал, что к нему возвращается его старая любовь к ней. Чувства так переполняли его лишь при одном взгляде на Клару, что его слегка трясло. Удивительно, что такое могло происходить, потому что и в самом деле она была довольно костлява и щеки излишне ввалились, да и характер оставлял желать лучшего. И все равно все внутри у него дрожало.

- Думаешь, я грубая, Гас? - спросила она с улыбкой.

- Меня никогда не поражала молния, но полагаю, что от этого не жарче, чем быть сраженным тобой, - сказал он.

- Все еще хочешь на мне жениться?

- Не знаю, - признался он.

Клара засмеялась, взяла его за руку и повела вниз.

- Как насчет молодого шерифа? - спросил он, задерживая ее. Ему не хотелось, чтобы их уединение было нарушено.

- Какого шерифа?

- Ну, Джули Джонсона. Создается впечатление, что ты его усыновила.

- Мне больше нужен малыш, но, полагаю, будет справедливо пригреть и папашу, - сообщила она.

- Пригреть и что с ним делать?

- А какая тебе разница? Ты же помолвлен. Если ты можешь разъезжать по всей стране с хорошенькой женщиной, то и мне причитается мужчина. Уж и забыла, какой ты ревнивый. Ты и к Джейку ревновал, а я ведь с ним лишь слегка флиртовала.

- Чтобы он поговорил, так ведь?

- Теперь уж никто из нас не услышит, как он говорит, - вздохнула Клара. - И я больше не выйду за муж.

- С чего это ты так уверена?

- Я недостаточно уважаю мужчин, - пояснила она. - Мне честных встретилось - кот наплакал, и ты не из их числа.

- Я честен наполовину, - возразил Август.

- Совершенно верно, - согласилась она и повела его вниз.

Войдя в кухню, Клара сразу же удивила его, предложив Лорене остаться у них, пока стадо движется к Монтане.

- Мы вам будем рады, да и помощь ваша пригодится, - проговорила она. - Монтана не место для леди.

Лорена покраснела, услышав эти слова, - никто ни когда не называл ее леди. Она знала, она этого не заслуживает. Вот Клара - леди. Она никогда раньше не встречала таких, как Клара, и за один лишь день та понравилась ей больше, чем кто либо, за исключением Гаса. Клара обращалась с ней исключительно вежливо, пригласила ее в дом, тогда как все другие порядочные женщины шарахались от нее, как от чумной, из за ее профессии.

Лорена сидела на кухне с девочками и малышом и чувствовала себя счастливой как то по новому. Она даже припомнила далекие дни, когда ей было четыре года и она гостила у бабушки в Мобиле. Дом бабушки был похож на дом Клары - она была там лишь однажды, насколько ей помнилось. Бабушка уложила ее в мягкую постель, в такой мягкой она никогда не спала раньше, и пела ей колыбельную песню, пока она не заснула. Лорена берегла это свое самое счастливое воспоминание настолько, что все эти годы, когда ее мотало по стране, она боялась его побеспокоить: ей казалось, что когда нибудь она попытается подумать об этом, а воспоминание исчезнет навсегда. Она страшилась потерять этот свой единственный счастливый эпизод в памяти. Если это случится, нет смысла продолжать жить.

Но в доме Клары она не боялась вспоминать бабушку и мягкую постель. Дом Клары был как раз таким, в каком она мечтала когда нибудь жить, во всяком случае, в детстве. Но когда родители ее заболели и умерли, вместе с ними умерла и надежда поселиться в подобном доме. Дом Мосби ничего общего с таким жилищем не имел, а потом она начала жить в гостиницах и маленьких комнатках. Постепенно она перестала думать о приятных домах и обо всем, что с ними связано, вроде маленьких девочек и младенцев.

Потому когда Клара спустилась вниз и предложила ей остаться, у нее было впечатление, что ей что то вернули, что то давным давно потерянное и основательно забытое. Как раз перед приходом Клары и Гаса девочки приставали к ней, чтобы она научила их шить. Лорена довольно прилично шила. Девочки жаловались, что у матери никогда нет времени поучить их. Их мать, к которой у них было много претензий, больше интересовалась лошадьми, чем шитьем.

Девочки совсем не удивились, когда Клара предложила Лорене остаться.

- Пожалуйста, останьтесь, - попросила Салли. - Тогда мы сможем научиться шить.

- Нашьем себе новых платьев, а то у нас все старое, - добавила Бетси.

Лорена взглянула на Гаса. Он казался озадаченным, что с ним случалось редко. Она даже подумала, что его беспокоит мысль о том, что она останется.

- Ты вернешься, Гас? - спросила она. Она спокойно задала этот вопрос при Кларе и девочках. Высказавшись, Клара принялась варить кофе.

Август видел, что ей хочется остаться. Спроси его кто утром, возможно ли такое, он ответил бы отрицательно. Лорена не хотела расставаться с ним после своего спасения. Но за короткое время в гостях у Клары она изменилась. Она отказалась поехать в Огаллалу и боялась зайти в магазин, но она не боялась остаться у Клары.

- Разумеется, я вернусь, - улыбнулся он. - Такой дамский угодник, как я, не сможет отказать милым дамам.

- Прекрасно, значит, договорились, но, Лори, эти девицы вас измотают, - предупредила Клара. - Вы еще можете пожалеть, что не поехали со стадом. Понимаете, я собираюсь передать их на ваше попечение. Со мной они лишь ссорятся, и я от этого устала. Вы будете спорить с ними, а я - объезжать лошадей.

После кофе Клара послала дочерей спать и тактично отправилась наверх сама, чтобы дать возможность Гасу и Лорене побыть немного наедине. Она видела: Август слегка удивлен тем, что ей так легко удалось уговорить Лорену остаться.

Лорена была в смятении, ей и в голову не приходило, что ей могут предложить остаться и спрашивать ее согласия. Сначала она боялась, что Гас обиделся. Она с испугом взглянула на него, не зная, как объяснить ему свое желание пожить у Клары. Еще утром она намеревалась держаться около него, чего бы ей это ни стоило.

- Я рад, что ты останешься, - заверил Август. - Поможешь Кларе и повозишься с девочками. Ты достаточно провела времени в грязной палатке Уилбергера. В Монтане, говорят, суровые зимы.

- Никогда не думала, что захочу остаться, - призналась Лорена. - Даже в голову это не приходило, пока она не спросила. Разве ты все еще не хочешь жениться на ней, Гас?

- Нет, - соврал Август.

- Не понимаю, почему нет, - недоумевала она. Теперь, когда она немного узнала Клару, ей казалось вполне естественным, что Гас хочет на ней жениться.

- Ну, время нас изменило, - заметил он, испытывая неловкость от этого разговора. Лорена внимательно смотрела на него. Женщины и раньше смотрели на него так, и он всегда ежился под их взглядами, поскольку это означало, что его ложь шита белыми нитками.

- Не думаю, что что то может изменить нас, Гас, - возразила она. - Может, ты еще захочешь на ней жениться, когда вернешься.

- Но ведь я вернусь к тебе, Лори, - уверил ее Август. - Разумеется, к тому времени и ты можешь измениться. И не захочешь меня.

- С чего бы это вдруг?

- Ты можешь обнаружить, что в этом мире есть кое кто, кроме меня, - объяснил он. - Могут найтись и другие, кто хорошо к тебе отнесется.

Его слова повергли Лорену в замешательство. Со времени ее спасения жизнь казалась простой: все сводилось к Гасу. Если он уедет, все может перемениться, а когда он вернется, эти перемены могут стать такими глубокими, что жизнь уже никогда не будет простой.

Но когда жизнь была простой, она все время беспокоилась, что Гасу она не по нраву. Он терпел это по доброте душевной. Она не знала, не понимала значения многих вещей. Никогда не ожидала, что во всем мире может найтись место, где ей предложат остаться. Даже в ее мечтах о Сан Франциско никто никогда не предлагал ей остаться. За все годы в Лоунсам Дав она крайне редко разговаривала с другими женщинами, и уж никто никогда не обращался к ней. Теперь все изменилось, потому что Клара сама выступила с таким соблазнительным предложением.

- Ты можешь не уезжать до утра? - спросила она.

- Нет, я поеду, как только оседлаю лошадь, - ответил Август. - Мне требуется большая сила воли, чтобы покинуть дом, где так много милых дам, и присоединиться к грубым ковбоям. Лучше поеду сразу, а то еще передумаю.

Клара спустилась вниз, чтобы проводить его. Она держала на руках немного приболевшего ребенка. Они вышли во двор. Лорена нервничала, не уверенная в том, что она поступает правильно. Чоло собирался с Гасом в Огаллалу, чтобы привезти ту одежду, что накупил ей Август.

Клара посвятила пять минут попытке уговорить его обосноваться где нибудь на Платте.

- Тут в трех днях езды дешевая земля, - заметила она. - Можешь купить хоть весь север штата, если за хочешь. Зачем тащиться в Монтану?

- Ну, мы сразу именно туда нацелились, - ответил он. - Мы с Коллом привыкли всегда доводить свои дела до конца, даже если это лишено смысла.

- Абсолютно лишено, - подтвердила Клара, - и мне ужасно хотелось бы, чтобы кто нибудь оторвал тебя от этого человека. Он тебя не стоит, Гас. Кроме того, в Монтане вы можете не справиться с индейцами.

- Ты от этих самых индейцев откупилась лошадьми, - напомнил он. - Может, в Монтане мы откупимся коровами.

- Мне все это не нравится, - настаивала Клара. - Какой из тебя скотовод? Зачем ты упрямишься? Ты и так проделал длинный путь. Ты мог бы устроиться здесь, это пошло бы на пользу и Лорене, и мне.

Августа позабавило, что его старая возлюбленная призвала Лори в союзники. Обе женщины, его старая любовь и новая, стояли у головы лошади и волновались. Больше того, Клара, похоже, начинала выходить из себя. Лорена же просто грустила. Он обнял их по очереди и поцеловал.

- Мы слышали, что Монтана - последнее еще не заселенное место, - сказал он. - Мне хотелось бы увидеть еще одно незаселенное место перед тем, как я окончательно постарею и усядусь в качалку.

- Это Небраска то заселена? - удивилась Клара.

- Ну, ты же уже здесь, - пошутил он, добавив: - Так будет недолго. Скоро здесь кругом понастроят школ.

С этими словами он сел на лошадь и повернул к реке.

Женщины стояли не двигаясь, пока не смолк топот копыт. Лорена чувствовала, что поступила неправильно. Что то внутри нее говорило, что ей следовало бы поехать и присматривать за ним. Но она знала, что это глупо. Уж кто кто, а Гас в состоянии позаботиться о себе.

Она стояла с сухими глазами, ничего не чувствуя, но Клара расплакалась от огорчения и сожаления.

- Он всегда отличался упрямством, - сказала она, стараясь взять себя в руки.

- Он так быстро уехал, - заметила Лорена. - Как вы думаете, мне не надо было ехать с ним? Я не знаю, как лучше.

- Нет, я рада, что ты осталась, - заверила Клара. - Хватит с тебя суровой жизни, хотя нельзя сказать, чтобы здесь было легко. Но все легче, чем в Монтане.

Она обняла Лорену за плечи, и они пошли к дому.

- Пойдем, - предложила она. - Я покажу тебе, где ты будешь спать. У нас есть миленькая комнатка, она тебе понравится.

89

Диш Боггетт ужасно расстроился, когда Август вернулся без Лорены. Его потрясло, что он мог оставить ее. Хоть он и ревновал ее постоянно к Гасу, она, по крайней мере, находилась рядом. Вечерами он часто видел, как она сидит у палатки. Он постоянно видел ее во сне. Один раз ему даже приснилось, что она спит рядом с ним. Во сне она была такой прекрасной, что у него все болело, когда он проснулся. Его крайне рассердило, что Гас смог позволить себе оставить ее на Платте.

Ньют очень радовался своей новой лошадке, которую назвал Конфетка. То был первый настоящий подарок, полученный им в жизни, так что он рассказывал всем желающим слушать, какая замечательная женщина живет на Платте, умеющая не только объезжать лошадей, но и устраивать пикники. Его восторг вскоре вызвал зависть других ковбоев, которые не получили от Огаллалы ничего, кроме похмелья, и которым не довелось познакомиться с девочками и побывать на пикнике.

Хотя он был уверен, что поступил правильно, оставив Лорену у Клары, Август вскоре обнаружил, что скучает по ней больше, чем предполагал. Он скучал и по Кларе, так что несколько дней пребывал в крайне мрачном расположении духа. Он привык вставать поздно и по утрам сидеть у палатки с Лореной. Наедине с ним в пустынном краю, где ее никто не беспокоил, она оказалась прекрасным спутником, тогда как в ковбоях, сгрудившихся вокруг костра По Кампо, по его понятиям, не было ничего прекрасного.

Стоял разгар лета, и жара не отпускала до самого заката. Стадо упрямилось, двигалось с трудом, животные постоянно останавливались, чтобы пощипать травку или просто постоять. Несколько дней они ехали вдоль Платта, но, когда река повернула на юг, в сторону Колорадо, Колл направил стадо на северо запад.

По Кампо жутко расстраивался, что они удаляются от реки. В то утро, когда они свернули, он настолько задержался вместе с фургоном, что стадо успело скрыться из виду. Правящий фургоном Липпи разволновался. Ведь говорили, что в этих краях полно индейцев, так что они вполне могут подкрасться и снять с них скальпы.

- Чего мы ждем? - спросил он. - Мы и так уже мили на три отстали.

По Кампо стоял у кромки воды, глядя через реку на юг. Он вспоминал сыновей, убитых Синим Селезнем на реке Канейдиан. Он нечасто думал о них, но, когда такое случалось, печаль переполняла его настолько, что у него не хватало сил двигаться. Мысль о сыновьях, лежащих в могилах в Нью Мексико, заставляла его думать, что он предал их, что ему надо было застрелиться и быть похороненным вместе с ними, потому что разве не должен родитель всегда оставаться со своими детьми? Но он уехал, сначала на юг, где убил свою неверную жену, а теперь вот на север, а тем временем убийца его сыновей, Синий Селезень, все еще ездит по llano , разве что кто нибудь пристрелил его, в чем По Кампо сильно сомневался. Страхи Липпи по поводу индейцев его мало трогали, а вот вид текущей воды бередил его чувства, и это в основном была печаль.

Наконец он повернулся и поплелся за стадом, а Липпи медленно последовал за ним в фургоне. И все равно По ощущал, что они совершают ошибку, уходя от реки. Он стал мрачен, перестал гордиться своим умением готовить, и, если ковбои жаловались, он отмалчивался. Он начал экономить воду, что раздражало других мужчин, возвращавшихся грязными и мучимыми жаждой. По Кампо давал каждому лишь по одной кружке.

- Ты пожалеешь, что транжирил эту воду, когда тебе придется пить собственную мочу, - сказал он однажды Джасперу.

- Я не собираюсь пить ни свою, ни чью либо мочу, - возмутился Джаспер.

- Тогда ты никогда не испытывал жажды, - заметил По. - Я однажды пил мочу мула. И поэтому выжил.

- Ну, вряд ли она на вкус хуже, чем то пиво в Огаллале, - вставил Нидл. - У меня с той поры язык шелушится.

- Он у тебя шелушится не от выпитого, - вмешался Август. - Этим наградила тебя та, в чью койку ты залез.

Замечание повергло мужчин в уныние. Они и без того сильно переживали, потому что все, с кем им пришлось общаться в Огаллале, уверили их, что они погибнут, не дойдя до Монтаны. Чем дальше они двигались, тем мрачнее становилась местность: трава уже не была такой сочной и обильной, как в Канзасе или Небраске, виднелись лишь песчаные холмы, покрытые редкими пучками травы. Дитц каждый день ездил очень далеко, разыскивая воду. Он всегда ее находил, но ручьи становились все меньше, а вода в них - все более соленой.

- Почти так же погано, как в Пекосе, - заметил Август.

Колла, казалось, все увеличивающаяся сушь не волновала. Наоборот, он стал более веселым, с ним легче было иметь дело, чем обычно. Казалось, он заключил сам с собой что то вроде мира.

- Ты так воодушевился, потому что я оставил Лори? - спросил Август однажды утром, когда они ехали рядом. Далеко на юге виднелась темная полоса гор. К северу же - лишь пыльная равнина.

- Это меня не касалось, - ответил Колл. - Я не просил тебя ее оставлять, хотя, с моей точки зрения, это самое лучшее решение.

- Мне думается, зря мы не прислушались к нашему повару, - сказал Август. - По моему, тут пахнет засухой.

- Если мы доберемся до реки Паудер, с нами все будет в порядке, - уверил его Колл.

- А что, если Джейк нам соврал? - спросил Август. - Что, если Монтана вовсе не рай, как он утверждал? И выяснится, что мы проделали чертовски длинный путь впустую?

- Я хочу ее увидеть, - настаивал Колл. - Мы станем первыми, чей скот будет там пастись. Тебе это не интересно?

- Не слишком, - ответил Август. - Я на пасущийся скот насмотрелся, до конца дней хватит.

На следующий день вернувшийся из разведки обеспокоенный Дитц сообщил:

- Нет воды, капитан.

- Ты далеко смотрел?

- Миль на двадцать, кое где и дальше, - ответил Дитц.

Равнина, расстилающаяся перед ними, казалась белой от жары. Конечно, двадцать миль скот пройдет, хотя лучше выждать день и гнать стадо ночью.

- Мне говорили, если ехать прямо на запад, то попадешь на ручей Солт, который уже приведет к реке Паудер, - проговорил Колл. - Не должно быть слишком далеко.

- А в такую жару слишком далеко и не требуется, - заметил Гас.

- Попробуй посмотреть прямиком на севере, - предложил Колл.

Дитц сменил лошадь и снова уехал. Вернулся он совсем поздно, уже давно стемнело. Колл остановил стадо, и ковбои гужевались вокруг костра, играли в карты. Пока они играли, техасский бык кружил между коровами, то и дело забираясь на какую нибудь из них. Август одним глазом смотрел в карты, а другим следил за быком, ведя приблизительный счет своим и его победам.

- Это уже шестая с тех пор, как мы сели играть, - сообщил он. - У этого поганца запас прочности поболе, чем у меня.

- И поболе возможностей, - добавил Аллен О'Брайен. Он вполне привык к жизни ковбоя, но все еще не мог забыть Ирландию. Вспоминая свою маленькую женушку, он плакал от тоски по дому, да к тому же песни, которые он пел, напоминали ему о ней.

Вернулся Дитц и сообщил, что на севере воды нет.

- И нет антилоп, капитан, - заметил он. Равнины западнее Небраски пестрели антилопами.

- Я сам посмотрю утром, - решил Колл, - Ты отдыхай, Дитц.

Колл понял, что ему не заснуть, и встал в три, чтобы оседлать Чертову Суку. По Кампо поднялся и развел небольшой костер, но Колл выпил только чашку кофе.

- Ты здесь раньше бывал? - спросил он. Ковбои часто обсуждали многочисленные приключения старика. У По Кампо была привычка время от времени выдавать интригующую информацию. К примеру, однажды он описал ущелье реки Колумбия. Как бы между прочим, он упомянул Джима Брайдера.

- Нет, - ответил По Кампо. - Я этих краев не знаю. Но одно могу сказать - здесь сухо. Напоите лошадь перед отъездом.

Коллу манера старика показалась слегка покровительственной, он и сам знал, что надо напоить лошадь перед тем, как отправляться в пустыню.

- Не ждите меня к ужину, - сказал он.

Весь день он ехал на запад, и местность становилась все более унылой. Даже для овец не годится, подумал Колл. И ящерицам по вкусу не придется. По сути дела, ящерицы были единственными встреченными им живыми существами. В ту ночь он остановился среди равнины, настолько выжженной солнцем, что земля практически побелела. По его предположению, он проехал миль шестьдесят. Сомнительно, чтобы стадо смогло пройти так далеко без воды, хотя Чертова Сука чувствовала себя нормально. Он поспал несколько часов и снова поехал, и перед рассветом добрался до ручья Солт. Ручей не тек, но в отдельных мелких его озерцах воды было достаточно. Вода плохая, но лучше, чем никакой. Вся беда в том, что стадо находилось от этой воды почти в восьмидесяти милях, в нормальных условиях на такой переход требовалось четыре дня. Но сейчас эти восемьдесят миль надо проделать всухую, что вряд ли можно считать нормальными условиями.

Колл дал отдохнуть кобыле, позволил ей вволю покататься по траве. Затем пустился в обратный путь и ехал напрямик, остановившись лишь однажды на пару часов на отдых. Он прибыл в лагерь перед рассветом, обнаружив, что кое кто из ковбоев все еще играет в карты.

Пока он снимал седло с кобылы, на него заворчала одна из свиней Гаса. Они обе лежали под фургоном рядом с Липпи, деля с ним тень. Хряк уже стал здоровенной свиньей, но необходимость путешествовать не давала ему растолстеть. Колл иногда думал, что смешно тащить за собой свиней, когда перегоняешь коровье стадо, но они себя хорошо зарекомендовали. К тому же еду они себе добывали сами и прекрасно плавали. При переходе через реку им не требовалось никакой помощи.

Август смазывал ружье.

- Сколько ты проехал на этой лошадке? - спросил он.

- До ближайшей воды и обратно, - ответил Колл. - Нет, ты когда нибудь видел такую лошадь? Она даже не устала.

- И далеко вода? - поинтересовался Август.

- Миль восемьдесят, - сообщил Колл. - Какое твое мнение?

- Я об этом и не думал, - заметил Август.

- Мы не можем сидеть здесь, - сказал Колл.

- Отчего же? - удивился Август. - Мы можем остановиться в любом месте, где захотим. Нас гонит дальше только наше упрямство. Как, любопытно, мы на этом упрямстве продержимся следующие восемьдесят миль?

Колл взял тарелку и плотно поел. Он ждал, что По Кампо напомнит о своих пророчествах, но старик повар лишь раздавал еду и молчал. Дитц помогал Пи Аю обрезать копыта у его лошади, с чем Пи Ай никогда не мог справиться самостоятельно.

- Нашли воду, капитан? - улыбнулся Дитц.

- Нашел, в восьмидесяти милях отсюда, - ответил Колл.

- Далековато, - заметил Пи Ай.

Они стояли у последнего ручья, найденного Дитцем, и Колл отошел в сторонку, чтобы все хорошенько обдумать. Недалеко пробежал волк. Ему показалось, что это тот же самый волк, которого он видел в Небраске после пикника, но он уверил себя, что такого быть не может. Зачем волку следовать за стадом коров?

Дитц закончил подрезать копыта лошади и вытер пот с лица рукавом рубашки. Пи Ай молча стоял рядом. Несмотря на то, что они почти всю свою сознательную жизнь прожили бок о бок, они практически никогда по настоящему не разговаривали. В этом не было нужды. Они обменивались информацией, вот, пожалуй, и все. Если быть до конца честным, то у Пи Ая были некоторые сомнения относительно того, надо ли вообще говорить с неграми, хотя он хорошо относился к Дитцу, уважал его и был ему признателен за то, что тот подрезал копыта его лошади. Пи Ай знал, во многих отношениях Дитц куда более компетентен, чем он, например, как следопыт. Он понимал, что, если бы не Дитц и его способность находить воду, они все давно бы погибли во время кампаний в llano . Еще он помнил, что Дитц несколько раз рисковал жизнью, чтобы спасти ему жизнь, и тем не менее теперь, когда он стоял рядом с ним, единственной темой для разговора оказалась необыкновенная привязанность капитана к Чертовой Суке.

- Здорово он любит эту лошадку, - заметил он. - А она может его когда нибудь убить.

- Она не убьет капитана, - возразил Дитц. У него было плохое предчувствие. Казалось, они движутся на север бесконечно, а зачем - он понять не мог. Жизнь в Техасе была такой мирной и упорядоченной. Ему безумно нравилось ездить в Сан Антонио и класть деньги в банк. Они всегда жили в Техасе, и он никак не мог постичь, зачем они тащатся в такие дикие места, где, наверное, и банков то нет, чтобы деньги туда положить.

- Далековато мы забрались, и не наши это места. - Дитц взглянул на Пи. В этом было все дело: человек должен держаться своих привычных мест, а не бродить где то, не зная, есть ли там реки или озера. - И еще, тут будет здорово холодно, - добавил он, как будто это служило доказательством безрассудности затеянного путешествия.

- Ну, я хоть надеюсь, что мы туда доберемся до того, как реки покроются льдом, - произнес Пи. - Я всегда боялся тонкого льда.

С этими словами он отвернулся, и продолжительный разговор закончился.

Ко второй половине дня Колл вернулся с прогулки и решил, что они пойдут вперед. Они могли идти вперед или назад, а назад он возвращаться не привык. Неразумно было рассчитывать перегнать стадо на восемьдесят миль всухую, но за те годы, что он гонялся за индейцами, он понял, что некоторые невозможные вещи часто оказываются возможными. Самое главное - не думать слишком долго и не бояться, а двигаться вперед. Часть скота может погибнуть, но он и не рассчитывал добраться до Монтаны, не потеряв ни одной коровы.

Он приказал ковбоям загнать скот и лошадей в воду и держать их там.

Ни слова не говоря подошел Август, разделся и долго плескался в маленьком ручье. Ковбои, сдерживавшие стадо, видели, как он сидит на мелком месте и время от времени плещет водой на свои седые волосы.

- Мне иногда кажется, что Гас сумасшедший, - заметил Соупи Джонс. - Чего он сидит в воде?

- Может, он рыбу ловит, - ехидно проговорил Диш Боггетт. Он не любил Соупи и считал, что Гас может мыться столько, сколько захочет.

Август вышел из воды и пошел к фургону. С волос стекала вода.

- Похоже, в ближайшее время нам предстоит увидеть много песка, - сообщил он. - Колл, в тебе есть что то от пророка. Все норовишь завести нас в пустыню.

- Ну, там все же есть вода, - заметил Колл. - Я ее видел. Если мы сможем подобраться поближе, они почуют воду и пойдут сами. Как ты думаешь, на каком расстоянии корова чует воду?

- Во всяком случае, не в восемьдесят миль, - ответил Август.

Они погнали стадо за два часа до захода солнца и гнали всю ночь через пустынную местность. Ковбои и раньше ездили ночью, и им нравилось гнать стадо по прохладе. Но большинство ожидали, что Колл остановится для завтрака, а он не остановился. Он ехал впереди. Они продолжали с надеждой смотреть, что он подаст знак и По Кампо накормит их, но он молча ехал вперед. Так они двигались до полудня, и к этому времени самые слабые коровы уже тащились далеко позади. Но даже наиболее сильные устали и капризничали. Наконец Колл остановился.

- Отдохнем, пока не станет прохладнее, - сказал он. - Затем снова будем гнать всю ночь. Должны к тому времени приблизиться к воде.

Но он не был уверен в этом. Как они ни старались, вряд ли прошли больше тридцати пяти - сорока миль. Так что риск оставался.

Позже, когда ковбои отдыхали, лежа кто где, с запада налетел ветер. Сначала он был таким жарким, будто дул с горячих углей. Когда они уже приготовились двинуться в путь, ветер настолько усилился, что превратился в настоящую песчаную бурю. Скот отказывался идти ему навстречу.

Ньют и братья Рейни, как обычно, подгоняли отстающих. Ветер завывал над равниной, песок вроде как пел, едва касаясь земли. Ньют выяснил, что смотреть против ветра нельзя, мгновенно слепнешь. Так что он наклонил голову и старался по большей части держать глаза закрытыми. Лошадям тоже не нравился песок. Они брыкались и упирались, не желая двигаться против ветра.

- Не повезло, - обратился Август к Коллу. Он завязал лицо платком и надвинул поплотнее шляпу.

- Мы не можем здесь остановиться, - заметил Колл. - Мы еще и полдороги до воды не прошли.

- Верно, и кое кто тут и останется, когда этот ветер стихнет, - предположил Август.

Колл помог Липпи и повару привязать все покрепче в фургоне. Ненавидящий ветер Липпи выглядел испуганным. По Кампо молчал.

- Сегодня тебе лучше ехать верхом, - сказал Колл По Кампо. - Если ты пойдешь пешком, можешь потеряться.

- Мы все сегодня ночью можем потеряться, - согласился По Кампо. Он взял старую рукоятку от топора, которой часто пользовался в качестве трости, и пошел пешком, правда, стараясь держаться рядом с фургоном.

Никто из ковбоев, повидавших достаточно песчаных бурь, не помнил такого заката. Солнце было похоже на догорающие угли, окаймленные черным по горизонту. Когда солнце село, край земли был кроваво красным в течение нескольких минут, затем на красном появились черные полосы. Скоро все исчезло в клубах песка. Джаспер Фант в тысячный раз пожалел, что не остался в Техасе. Дишу Боггетту казалось, что над его головой течет песчаная река. Когда он взглянул вверх, то в странном свете заходящего солнца ему померещилось, что мир перевернулся, и то, что должно быть под ногами, находится сейчас над головой. Он ощущал, что, стоит ветру прекратиться, вся эта песчаная река упадет и погребет его.

Колл велел им держаться как можно ближе к стаду и заставлять его двигаться. Те коровы, которым удастся отбиться, наверняка скоро умрут от голода.

По разумению Августа, приказ был глупым.

- Удержать это стадо ты сможешь, если накинешь на него лассо, а где взять такое большое лассо?

Не успело стемнеть, как выяснилось, что он прав. Коровы не желали идти против ветра. Быстро обнаружилось, что необходимо закрывать глаза лошадей куртками или рубашками, но, несмотря на все старания ковбоев, небольшие группы коров начали отбиваться от стада. Ньют безуспешно пытался повернуть две группы в нужном направлении, но коровы не обращали на него внимания, даже если он наезжал на них грудью. В конце концов он оставил их в покое, испытывая чувство вины, но недостаточно глубокой, чтобы рисковать заблудиться самому. Он понимал, что если отстанет от стада, то почти наверняка пропадет. Он знал, что до воды далеко, да он и не сможет ее найти, хотя и ехал на славном гнедом, подаренном ему Кларой.

Колл места не находил от беспокойства. Это надо же, как им не повезло с этой песчаной бурей. Она замедляла передвижение и лишала животных последних сил, необходимых, чтобы добраться до воды. Но сделать он ничего не мог. Он пытался завязать глаза Чертовой Суке старой рубашкой, но она так энергично трясла головой, что ему пришлось отказаться от этой затеи.

В самый разгар бури стадо, казалось, разбилось на отдельные куски. Видимость была не более десяти футов, так что небольшие кучки коров отбивались от стада незаметно для ковбоев. Дитц, более чем все уверенный в своей способности найти воду, ехал с западного края стада и заворачивал отбившийся скот, если он попадался ему на глаза. Но скоро стало так темно, хоть глаз выколи, и даже Дитц перестал что то видеть.

Август ехал сквозь бурю с безразличием, вспоминая только что оставленных им двух женщин. Он не интересовался отбившимся скотом. То дело Колла. Сам он чувствовал, что заслужил это наказание песчаной бурей за то, что оказался дураком и оставил женщин. Чувство вины не было свойственно Августу, он просто раздражался, потому что по идиотски просчитался.

К огромному облегчению Колла, буря кончилась через три часа. Ветер постепенно стих, и песок снова улегся под ноги, вместо того чтобы метаться над головой. Вышла луна, высыпали звезды. До утра не представлялось возможным подсчитать потери, но по крайней мере основное стадо все еще находилось под их контролем.

Но буря и длинный перегон накануне взяли свое. К восходу солнца большинство ковбоев спали в седлах. Они хотели остановиться, но Колл гнал стадо вперед. Он знал, что за ночь они отстали, и не собирался останавливаться, потому что им хотелось спать. Все утро он колесил по стаду, уговаривая людей гнать его поэнергичней. Он не был уверен, какое расстояние они уже прошли, но знал, что у них впереди еще целый день пути. Недостаток воды начал сказываться на лошадях, а наиболее ослабленные коровы вообще еле передвигали ноги.

Дитц пригнал обратно большую часть отбившегося скота, который не успел далеко уйти. Равнина была такой плоской, что видно было за много миль, во всяком случае, Августу и Дитцу, чемпионам в смысле зрения.

- Вон ту группу ты пропустил. - Август показал на северо запад. Дитц взглянул, кивнул и уехал. Джаспер тоже посмотрел, но не увидел ничего, кроме волн жары и неба.

- Мне, видно, уже требуются очки, - пожаловался он. - Я не вижу ничего, кроме ничего.

- Слабые мозги - слабое зрение, - заметил Август.

- У нас у всех слабые мозги, иначе мы не были бы тут, - заключил Соупи с горечью. В последнее время он по непонятным причинам часто пребывал в расстройстве.

В полдень Колл наконец остановился. Лошади окончательно вымотались, подгоняя отстающих. Когда ковбои собрались у фургона, большинство выпили по кружке воды и свалились наземь, мертвецки усталые, не подстелив даже одеяла. По Кампо аккуратно распределял воду, позволив каждому выпить лишь по три глотка. Ньюту казалось, он может выпить и тысячу глотков. Ничего вкуснее в своей жизни он не пил. Никогда даже не думал, что такой желанной может быть эта простая жидкость. Он вспомнил, как не задумываясь пил ее раньше до отвалу. Если у него еще будет случай напиться, он постарается получить от этого максимум удовольствия.

Колл позволил им отдохнуть три часа и потом велел взять лучших верховых лошадей. Некоторые из коров настолько ослабели, что ковбоям приходилось спешиваться, тянуть их за хвост и орать изо всех сил. Колл понимал, что, если за следующий переход они не дойдут до воды, ему придется бросить скот, чтобы спасти лошадей. Даже после отдыха языки у некоторых коров вываливались. Они упрямились, не хотели двигаться, но усилиями утомленных людей стадо снова двинулось в путь.

Весь конец дня и большую часть ночи стадо тащилось, спотыкаясь, по равнине, а наиболее слабые отставали все больше и больше. К рассвету стадо растянулось почти на пять миль, а большинство ковбоев так же безучастно тряслись рядом. День выдался таким жарким, как когда то в Техасе, ни малейшего ветерка, и людям казалось, что вся влага из их тел выходит вместе с потом. Они ждали вечера с нетерпением, постоянно поглядывая на солнце, но оно казалось неподвижным, будто кто то прикрепил его к небу проволокой.

К концу дня многие коровы начали поворачивать назад, к той воде, от которой они ушли два дня назад. Ньют, пытавшийся остановить их, едва не вылетел из седла, когда три бычка налетели на него чуть ли не в лоб. Он заметил, к своему ужасу, что животные вроде ослепли, они шли, спотыкаясь, с белыми глазами. Испугавшись, он подъехал к капитану.

- Капитан, они слепнут, - ужаснулся он. Колл выглядел мрачным.

- Это не настоящая слепота, - объяснил он. - Так бывает, когда их мучает жажда. Они стараются повернуть к старому водоему.

Он велел ковбоям забыть про слабый скот и стараться гнать более сильный.

- К ночи мы должны добраться до воды, - обнадежил он.

- Если доживем до ночи, - заметил Август.

- Не можем же мы просто остановиться и умереть, - возразил Колл.

- Я и не собираюсь, - согласился Август. - Но кое кто может. Ирландец почти без сознания. Он не приучен к такой сухой местности.

И верно, от страшной жары Аллен О'Брайен едва не свихнулся. Он временами начинал петь, хотя язык распух и губы потрескались.

- Не надо петь, - сказал ему Колл. Аллен зло посмотрел на него.

- Мне хочется плакать, - пояснил он, - да слез нет. Эта проклятая страна выжгла все мои слезы.

Колл не спал три дня и сам не совсем хорошо соображал. Он знал, что вода уже близко, но все равно усталость заставляла его сомневаться. А вдруг до нее было сто миль, а не восемьдесят. Если так, им не дойти. Он пытался вспомнить, копался в уме, припоминая детали, указывающие, где река, но чем сильнее он сосредоточивался, тем труднее ему было вспомнить. Он ехал на Чертовой Суке, но временами ему казалось, что он сидит верхом на старом Бене, муле, на которого он всецело полагался во время своих странствий по llano . Бен обладал редким чутьем в смысле направления и хорошо чувствовал воду. Некоторые презирали Колла за то, что он ездит на муле, но он не обращал на них внимания. Ставки были высоки - жизнь или смерть, - и Бен был самым надежным из всех когда либо встреченных им животных, хоть и не блистал красой.

Ковбои утром выпили последнюю воду, ее едва хватило, чтобы смочить языки. По Кампо строго распределял ее и заботился, чтобы всем досталось поровну. Хотя старик всю дорогу шел пешком со своей палкой, он не казался сильно уставшим.

Колл же устал настолько, что чувствовал, как перестает соображать. Как ни старался, он постоянно засыпал. Однажды заснул на несколько минут, а когда проснулся, как от толчка, ему показалось, что он сражается у Форт Фантом хилл. Он оглянулся, высматривая индейцев, но увидел лишь ослепших от жажды животных с вывалившимися длинными языками, еле переводящих дыхание. Он снова заснул, а когда опять проснулся, было уже темно. Чертова Сука шла рысью. Когда он открыл глаза, то заметил, что мимо пробежал техасский бык. Он потянулся к поводьям, но с удивлением заметил, что руки пусты. Тут он увидел Дитца, ведущего кобылу в поводу.

Никто и никогда раньше не вел его лошадь в поводу. Колл смутился.

- Слушай, я не сплю, - сказал он почти шепотом. Дитц остановился и передал ему поводья.

- Не хотел, чтобы вы свалились, капитан, - сказал он. - Вода уже близко.

Это чувствовалось по ускорившемуся движению стада и по тому, как лошади начали прядать ушами. Колл попытался стряхнуть сон, но создавалось впечатление, что он увяз в нем. Он все видел как в тумане, двигался через силу и был не в состоянии быстро оценить ситуацию.

Подскакал сравнительно свежий Август.

- Давай ка поставим всех впереди, - предложил он. - Нам надо попытаться их растянуть, когда они подойдут к воде. Иначе они все сверзнутся в первую же лужу и подавят друг друга.

Большинство коров слишком ослабли, чтобы бежать, но на рысь они перешли. Колл наконец проснулся и помог Августу, Дишу и Дитцу разбить стадо на три группы. Им это не вполне удалось. Стадо двигалось, подобно армии слепых, чуя ноздрями воду. К счастью, они вышли к реке выше, чем Колл в первый раз, и воды там оказалось больше. Так что скот распределился самостоятельно.

Колл еще не опомнился от смущения по поводу того, что заснул в седле. Но он знал, что Дитц поступил правильно. Колл все еще вспоминал Бена и тот жаркий день у Форт Фантом хилл, и если бы он свалился с кобылы, то там же бы и заснул. Но впервые в жизни у него не хватило сил остаться на высоте до конца, и это его тревожило.

Весь следующий день стадо подходило к реке, те самые коровы, которые, по разумению Колла, должны были превратиться в трупы, разбросанные по равнине. День у воды привел их в норму. Когда отставшие перестали появляться, Август и Диш произвели подсчет, и выяснилось, что они потеряли лишь шесть голов.

Большую часть дня ирландец просидел в луже, пытаясь оклематься. Он не помнил, что терял сознание, и злился, когда кто нибудь дразнил его. Ньют, собиравшийся пить весь день напролет, как только доберется до воды, вскоре выяснил, что больше не может выпить ни глотка. Он отдыхал, играя в разные игры с братьями Рейни.

Дитц отправился на разведку и, вернувшись, доложил, что местность к западу скверная - мало травы и воды. Далеко на севере виднелись очертания гор, и все горячо обсуждали, что это за горы.

- Это Роки Маунт, - сказал Август.

- Нам придется на них взбираться? - спросил Джаспер. Он пережил реки и засуху, но вовсе не хотел лазить по горам.

- Нет, - ответил Колл. - Мы двинем на север, по реке Паудер, прямо в Монтану.

- И сколько дней нам еще ехать? - поинтересовался Ньют. Он почти забыл, что Монтана существует на самом деле и что они когда нибудь туда приедут.

- Я так думаю, недели три, может, больше, и мы подойдем к Йеллоустон, - предположил Колл.

- Уже Йеллоустон? - удивился Диш Боггетт. То была последняя река, во всяком случае, последняя, о которой они слышали. При упоминании о ней все замолчали, глядя на далекие горы.

90

Они отдыхали на ручье Солт два дня, чтобы дать время и людям, и животным прийти в себя. Ковбои большую часть времени спорили, что там, за горами, и как много времени потребуется, чтобы туда добраться.

Колл, как обычно, спал в некотором отдалении от лагеря. Он знал, что все в хорошем настроении, потому что слышал, как они пели почти всю ночь напролет. Теперь, когда у него было время поспать, он выяснил, что заснуть трудно. Он всегда был уверен, что у него хватит энергии на любую ситуацию, но сейчас начал в этом сомневаться. Его мучила усталость, но она не приносила ему сна. Он чувствовал, что вымотался, и хотел скорее попасть в Монтану. Осталось всего несколько сотен миль, но эти мили казались ему длиннее, чем те, что остались позади.

Однажды, приехав в лагерь, он застал собравшихся у костра ковбоев в возбуждении. Некоторые держали ружья. Это удивило его, ночь прошла вполне мирно.

- Двенадцать лошадей пропали, - сообщил Диш Боггетт. - Индейцы украли.

Дитц выглядел понурым, а мальчишка Спеттл лишь покачал головой. Оба утверждали, что ничего не слышали.

- Ну вы, ребята, так орали песни, что и мертвого можно было разбудить, - заметил Август. - Я считаю, они нас пожалели и не забрали всех лошадей и стадо в придачу. Никто бы и не заметил.

Колл расстроился. Он не спал почти всю ночь и абсолютно ничего не заметил. Все годы подготовки не помогли.

- Видимо, они хорошо умеют обращаться с лошадьми, - сказал он.

Дитц считал, что это в основном его вина, поскольку именно он должен был следить за появлением индейцев. Он всегда умел их слышать, но он сидел у фургона, слушая пение, и не заметил ничегошеньки.

- Они пришли пешком, капитан, - констатировал он. По крайней мере, он нашел их следы.

- Смело с их стороны, - заметил Колл. - Но теперь им уже не приходится идти пешком.

Он решил взять с собой лишь Гаса и Дитца, хотя таким образом лагерь оставался без человека, имеющего опыт борьбы с индейцами на тот случай, если их первый рейд был пробным. С другой стороны, те, кто украл лошадей, наверняка имеют основательную поддержку где то поблизости. Если придется брать с боя индейский лагерь, три человека - минимальное количество, чтобы преуспеть.

Через десять минут все трое были готовы отправиться в путь. Колл понимал, что они оставляют команду перепуганных людей.

Август развеселился, глядя на них.

- Ребятки, расслабьтесь, а то вас понос проберет, - посоветовал он.

- Если они забрали этих клятых лошадей, то вполне могут появиться снова и захватить нас, - заметил Джаспер. - Они ведь захватили Кастера, так? А он сражался с индейцами всю свою жизнь.

Колла больше беспокоила ситуация с травой. Ее было слишком мало, чтобы стадо могло долго продержаться.

- Пасите их выше по реке, - распорядился он. - Начните с завтрашнего дня, если мы не вернемся, но не торопитесь. Пусть спокойно пасутся. Через несколько дней мы доберемся до Паудера.

Глядя на удаляющихся всадников, Ньют сильно нервничал. Все из за Липпи - тот все утро живописал, что чувствует человек, когда его скальпируют. Самого Липпи никогда не скальпировали, так что достоверно он знать этого не мог, но это его не останавливало, и он продолжал говорить, пугая всех.

Конокрады уехали на юго запад. Колл считал, что, если повезет, они поймают их за день, но ничего не вышло. Местность становилась все более голой, и единственными признаками жизни были редкие канычи и многочисленные гремучие змеи.

- Если тут обосновываться, придется разводить змей, - заметил Август.

Ночью они немного отдохнули, и к середине дня были уже на расстоянии ста миль от стада, причем без всяких видимых результатов.

- Черт, да они заедут в долину реки Уинд, пока мы их нагоним, а я часто слышал, что в смысле сухости долина реки Уинд еще хуже, чем Пекос, - сказал Август.

- У нас лучше лошади, чем у них, - возразил Колл. - Нагоним.

Но прошел еще день, прежде чем им удалось сократить расстояние.

- Считаешь, стоит так заводиться из за двенадцати лошадей? - спросил Август. - Я такого унылого края никогда не видел. Тут блоха с голоду сдохнет.

И верно, край был уныл до чрезвычайности, на земле местами выступала соль. Кое где возвышались холмы цвета охры, начисто лишенные растительности.

- Нам не стоит начинать мириться с конокрадством, - настаивал Колл.

Дитц уехал вперед на разведку и к середине дня вернулся. В волнах жары он казался больше, чем был на самом деле.

- Лагерь впереди, - сообщил он. - У них там голод и мало воды.

- Сколько? - спросил Колл.

- Не сосчитал, - ответил Дитц. - Немного. Откуда быть многим при такой жизни?

- Предлагаю дождаться ночи и спереть кляч назад, - высказался Август. - Сейчас слишком жарко, чтобы сражаться. Украсть их, и пусть ради разнообразия красные немного попреследуют белых.

- Будем ждать ночи, можем потерять половину лошадей, - возразил Колл. - По ночам они наверняка выставляют более надежную охрану.

- По такой жаре не хочется с тобой спорить, - проговорил Август. - Хочешь сейчас, пусть так и будет. Просто поедем и перебьем всех.

- Много мужчин не заметил, - вмешался Дитц. - Больше женщины и дети. И здорово бедные, капитан.

- Что ты хочешь этим сказать - «здорово бедные»? - удивился Колл.

- Хочу сказать, они голодают, - ответил Дитц. - Они уже зарезали одну лошадь.

- Бог мой, - изумился Август. - Ты хочешь сказать, они украли лошадей на мясо?

Так оно и оказалось. Они осторожно приблизились к лагерю и увидели, что все племя собралось вокруг мертвой лошади. Всего человек двадцать индейцев, в основном женщины, дети и старики. Колл разглядел только двух взрослых воинов, хотя и эти были практически мальчишками. Индейцы вытащили внутренности лошади, резали их на куски и ели. Обычно вокруг лагеря полно собак, но здесь их не было.

- Полагаю, это не те воинственные индейцы равнин, о которых мы наслышаны, - заключил Август. Почти все индейцы молчали, сосредоточившись на еде. Все изможденные. Две старухи срезали мясо с задней ноги, а двое воинов, видимо те, кто украл лошадей, поймали еще лошадь и готовились перерезать ей горло. Чтобы не допустить этого, Колл вытащил пистолет и выстрелил в воздух.

- Ладно, перестань, - остановил его Август. - Не будем же мы в них стрелять, хотя, по правде говоря, то был бы акт милосердия. Думаю, у них и оружия нет.

- Я ни в кого и не стрелял, - объяснил Колл. - Но ведь это наши лошади.

При звуке выстрела все индейцы, оторопев, подняли головы. Один из молодых воинов схватил старое однозарядное ружье, но стрелять не стал. Похоже, то было единственное ружье в племени. Колл снова выстрелил в воздух, чтобы отогнать парней от лошади, и преуспел больше, чем рассчитывал. Те, кто ел, поднялись на ноги, все еще держа в руках кишки, и рванулись бежать к четырем маленьким вигвамам, стоящим немного в стороне. Молодой человек с ружьем тоже отступил, помогая старушке. Она вся перемазалась в крови от пиршества.

- У них пикник, - заметил Август. - У нас тоже был пикник два дня назад, и в нас никто не стрелял.

- Мы можем оставить им двух или трех лошадей, - предложил Колл. - Но я не хочу потерять гнедого, которого они собрались прирезать.

В спешке племя позабыло маленького мальчика, едва умеющего ходить. Он стоял у шеи мертвой лошади и плакал, разыскивая мать. Племя молча стояло у вигвамов. Какое то время единственным звуком был плач ребенка.

- Он слепой, - сказал Дитц.

Август понял, что Дитц прав. Ребенок не видел, куда идет, и через секунду споткнулся о груду окровавленных потрохов и упал прямо на них.

Дитц, находившийся ближе всех к мертвой лошади, подошел и поднял ребенка. Мальчик продолжал жалобно плакать.

- Тихо, - велел ему Дитц. - Смотри, какой грязный. Весь в крови измазюкался.

В этот момент раздался боевой клич со стороны вигвамов, и Дитц, подняв голову, увидел, что к нему бежит один из воинов, парнишка не старше Ньюта. Тот самый, что схватил ружье, только на этот раз он заменил ружье старым копьем. Дитц протянул вперед ребенка и улыбнулся - совсем, мол, ни к чему боевой клич. Дитц продолжал протягивать ребенка и улыбаться, рассчитывая, что воин поймет, что он дружелюбно настроен. Парню ни к чему копье, пусть просто отнесет верещащего мальчика его матери.

Колл и Август тоже думали, что парень скорее всего остановится, когда поймет, что Дитц настроен дружелюбно. Если нет, то Дитц с ним справится, он всегда был хорош в рукопашной.

Только в последнюю секунду они осознали, что воин не остановится. Он несся в полном отчаянии и не замечал дружеской улыбки Дитца. Он стремительно приближался.

- Стреляй, Дитц, - закричал Колл, поднимая свой пистолет.

Дитц тоже в последнюю секунду увидел, что индеец не остановится. Молодой воин не был слеп, но взгляд его казался таким же невидящим, как и у ребенка. Он все еще выкрикивал свой боевой клич, в полной тишине он звучал дико, и глаза его горели ненавистью. Старое копье выглядело несерьезно. Дитц снова протянул вперед ребенка, рассчитывая, что парень поймет его намерения.

- Вот, возьми, я просто хотел помочь, - сказал он, и только в этот момент понял, что опоздал, молодой индеец не может остановить бега, как не может подавить свою ненависть. Его глаза сверкали. Дитц почувствовал глубокое сожаление, что вызвал ненависть этого тощего парнишки, которому не желал никакого зла. Он попытался уклониться, надеясь улучить момент, поставить ребенка на землю и, возможно, урезонить молодого воина.

Но когда Дитц повернулся, парень вонзил копье ему в бок и вверх, в грудь.

Колл и Август выстрелили почти одновременно. Индеец умер, так и не выпустив копья. Они подбежали к Дитцу, который все еще держал в руках ребенка, хотя около фута копья ушло в его тело.

- Не возьмете его, капитан? - спросил Дитц, протягивая ребенка Коллу. - Не хочу, чтобы он снова садился в кровь.

И Дитц упал на колени. Удивился, увидев рядом мертвого индейца. На мгновение он испугался, что каким то образом убил его, но потом заметил, что его пистолет все еще в кобуре. Так что это, верно, капитан или мистер Гас. Печально, что мальчику пришлось умереть, потому что он не смог понять, что они друзья. Еще одна печаль. Возможно, парнишка был так голоден, что плохо соображал.

Тут он заметил, что стоит на коленях, и попытался встать, но мистер Гас положил руку ему на плечо и попросил подождать.

- Нет, пока не поднимайся, Дитц, - произнес он. - Отдохни минутку.

Дитц заметил торчащую из его бока рукоятку копья. Он знал, что туда его воткнул мертвый мальчик, но ничего не ощущал. Капитан стоял перед ним, неуклюже держа на руках индейского мальчика. Дитц грустно посмотрел на капитана. Он надеялся, что теперь капитан поймет, почему Дитц так не хотел уезжать из Техаса.

Все перепугалось, и теперь этот молодой индеец умер. Индейцы не хотели понять, что они их друзья.

Насколько было бы лучше, если бы они остались там, где жили, у старой реки. Дитцу снова захотелось вернуться, посидеть ночью в загоне и подумать про луну. Много раз он засыпал, размышляя о луне, о том, удалось ли индейцам на нее забраться. Иногда ему снилось, что он и сам на луне, - такие глупые сны. Но воспоминание усыпляло его, и, еще раз взглянув с сожалением на мертвого мальчика, он осторожно лег на бок. Мистер Гас встал рядом с ним на колени. Дитц сначала подумал, что он хочет вытащить копье, но он лишь придержал его, чтобы не дрожало.

- Где маленький Ньют? - спросил Дитц.

- Ты же знаешь, он с нами не ездил, - сказал Август. - Остался с ребятами.

Тут Дитцу стало казаться, что что то происходит с головой мистера Гаса. Она вроде выросла. Он даже не мог ее всю разглядеть, как будто смотрел сквозь воду, как будто вернулся на старую реку и лежал на дне, глядя на мистера Гаса сквозь тонкий слой воды. Голова мистера Гаса еще выросла и уплыла в сторону. Она поднималась к небу, подобно луне. Он едва мог ее разглядеть, но на мгновение вода разошлась, и он увидел несколько травинок совсем у глаз. Затем, к его облегчению, вода снова сошлась и закрыла его, на этот раз глубокая и теплая.

- Ты не можешь вытащить копье? - спросил Колл. Он не знал, что делать с ребенком, а Дитц лежал у его ног и умирал.

- Через минуту вытащу, Колл, - ответил Август. - Пусть побудет мертвым минутку.

- Он умер? - спросил Колл. Хотя он по опыту знал, что такие вещи случаются быстро, он не хотел принять этого с Дитцем. - Наверное, индеец попал прямо в сердце, - добавил он, хотя смысла в этом замечании не было никакого.

Август промолчал. Он отдыхал, раздумывая, следует ли ему вытащить копье или просто обломить его. Если он попробует вытащить его, то может извлечь вместе с ним половину Дитца. Конечно, Дитц был мертв, так что это вроде роли не играло. И все же, чего он точно не хотел делать, так это увечить Дитца после смерти.

- Нельзя ли отдать этого орущего младенца женщинам? - спросил он. - Поставь его на землю, может, они подойдут и возьмут его.

Колл сделал несколько шагов в сторону сбившихся в кучку индейцев и протянул им мальчика. Никто не двинулся с места. Он прошел еще немного вперед и поставил мальчика на землю. Когда он обернулся, то увидел, что Август уперся ногой в тело Дитца и пытается вытащить копье, которое не поддавалось.

Август сдался и сел рядом с умершим.

- Не могу я этого сделать сегодня, Дитц, - пояснил он. - Если надо, пусть кто нибудь другой делает.

Колл встал на колени у тела Дитца. Он все еще не мог избавиться от изумления. Хотя ему пришлось видеть много неожиданных вещей во время сражений, этот случай был самым необычным. Индейский мальчик, не больше пятнадцати лет от роду, подбежал к Дитцу и убил его.

Август, видимо, был потрясен не меньше, потому что не находил, что сказать.

- Наверное, это наша вина, - заметил Колл. - Надо было раньше стрелять.

- Не хочу и начинать думать обо всем том, что мы должны были сделать для этого человека, да не сделали, - произнес Август. - Если у тебя хватит сил ехать верхом, давай отсюда сматываться.

Им удалось обломить конец копья, чтобы оно не болталось в воздухе, и они погрузили тело Дитца на его лошадь. Пока Август привязывал тело понадежнее, Колл собрал лошадей. Индейцы молча наблюдали. Он передумал и отделил трех, которые не слишком многого стоили. Потом подъехал к индейцам.

- Лучше привяжите их, - велел он. - Иначе они последуют за нами.

- Сомневаюсь, чтобы они понимали по английски, Вудроу, - заметил Август. - К тому же мы убили их лучшего воина; с ними теперь покончено, если они не переберутся на другое место. На этих лошадях им зиму не продержаться.

Он оглянулся, разглядывая высохшую равнину, голые холмы, потрескавшиеся от жары. Холмы казались разноцветными, в красных и белых пятнах, как будто земные соки вытекали сквозь трещины.

- Уж лучше Монтана пусть будет другой, - сказал он. - Если там окажется так же, то я вернусь, выкопаю этого проклятого Джейка Спуна и разбросаю его кости.

Они ехали всю ночь, весь день и всю следующую ночь. Август просто трясся без всяких дум, а Колл мучительно укорял себя. Грош цена всей его болтовне на счет того, чтобы быть начеку, быть всегда готовым, - вот, пожалуйста, приехали в индейский лагерь и позволили, чтобы Джоша Дитца убили. Он должен был предвидеть. Они все должны были предвидеть. Ему случалось видеть людей, убитых мальчиками индейцами не старше десяти лет, и старухами, которые, казалось, с трудом передвигали ноги. Первое правило рейнджеров: любой индеец может убить. И вот, пожалуйста, взяли и въехали в лагерь, и теперь Джоша Дитца нет. Он никогда не называл его по имени, но сейчас он вспомнил ту дурацкую вывеску Гаса и как Дитц беспокоился по ее поводу. Дитц в конце концов решил, что его собственное имя - Джош, так что теперь он его так и будет вспоминать, подумал Колл. Как Джоша Дитца. Чувство вины обострялось еще от того, что всего несколько дней назад Джош Дитц проявил о нем заботу и вел его лошадь в поводу во время песчаной бури, поняв, что Колл вымотался вконец.

И вот он стоял с пистолетом в руке и позволил, чтобы друга убили. Они все решили, что индейцы слишком оголодали, чтобы что то предпринять. Этой ошибки он никогда себе не простит.

- Мне кажется, он чувствовал, что скоро умрет, - произнес Август, к удивлению Колла, когда они ехали через потрескавшиеся долины в направлении ручья Солт.

- Что ты хочешь этим сказать - «чувствовал»? - спросил Колл. - Он не мог знать. Просто один из немногих парней, у которого осталось мужество.

- Я думаю, он чувствовал, - повторил Август. - Он ведь стоял и ждал.

- Так у него же был на руках ребенок, - напомнил ему Колл.

- Он мог бросить ребенка, - настаивал Август.

На вторую ночь они подъехали у тому месту, где раньше стояло стадо, но теперь никого не было. От Джоша Дитца начало пахнуть.

- Мы можем похоронить его здесь, - предложил Август.

Колл оглядел пустынную местность.

- Кладбища нам все едино не найти, если ты его ищешь, - добавил Август.

- Повезем дальше, - решил Колл. - Ребятам захочется с ним попрощаться. Думаю, сегодня мы их нагоним.

Они догнали своих незадолго до восхода. Пас стадо Диш Боггетт, он их и заметил. Он крайне обрадовался, поскольку после их отъезда вся ответственность свалилась на него. Так как он не знал местности, то испытывал серьезные трудности и надеялся, что они скоро вернутся. Когда он заметил их, то даже почувствовал некоторую гордость, поскольку ему удалось находить хорошую траву и успешно двигать стадо.

- Доброе утро, капитан, - приветствовал он. И тут заметил, что что то не так. Три лошади, не считая украденных, и лишь два всадника. На третьей лошади что то лежало, но не всадник. Труп.

- Кто это, Гас? - спросил он потрясенно.

- Все, что осталось от Дитца, - объяснил Август. - Надеюсь, что повар не спит. - После того как он два дня ничего не ощущал, он начал испытывать голод.

Ньют дежурил среди ночи и сейчас крепко спал. Он пользовался седлом в качестве подушки и накрылся се ельным одеялом, поскольку ночи здесь стали уже прохладными.

Его разбудили голоса. Один принадлежал капитану, второй мистеру Гасу. Слышно было, как что то сказал Диш Боггетт и вставил пару слов По Кампо. Ньют открыл глаза и увидел, что все они склонились над чем то, лежащим на земле. Возможно, они подстрелили антилопу. Он снова закрыл глаза, потом опять открыл. Нет, то не антилопа. Он сел и увидел, что По Кампо стоит на коленях и что то вытаскивает. Кого то ранили, и По Кампо пытается вытащить нож или что там еще из тела. Потянул изо всех сил, но безуспешно. Он перестал тянуть, и Диш, белый и дрожащий, державший раненого, отвернулся.

Когда Диш повернулся, Ньют увидел Дитца. Вместо того чтобы вскочить, снова лег и поплотнее натянул одеяло. Ньют открыл глаза и посмотрел, потом снова закрыл. Он сердился на людей за то, что они говорили громко и разбудили его. Хоть бы они все умерли, самое лучшее, что они могут сделать. Ему хотелось снова заснуть. Ему хотелось, чтобы увиденное оказалось еще одним дурным сном, когда просыпаешься и радуешься, что все происходило во сне. Может, и на этот раз так будет. Он откроет глаза и больше не увидит тела Дитца, лежащего в нескольких футах от него на куске парусины.

Но на этот раз не сработало. Он не смог снова заснуть, а когда сел, тело все еще лежало там же, хотя, не будь оно черным, ему не догадаться бы, что это Дитц.

Он увидел, как Пи Ай встал на колени по другую сторону Дитца и застыл. Дальше, у реки, он заметил копающих могилу капитана и Липпи. Мистер Гас сидел один у костра и ел. Всех трех лошадей расседлали, но никто не выгнал их в табун. Они паслись рядом. Большинство ковбоев стояли, сбившись в кучу, в ногах Дитца, наблюдая, как старается По Кампо.

Наконец По сдался.

- Лучше похоронить его так, - сказал он. - Хотел бы я взглянуть на того мальчика. Копье пронзило Дитца до грудины и прошло сквозь сердце.

Ньют одиноко сидел на одеяле. Никто его не замечал и с ним не разговаривал. Никто не объяснил, почему умер Дитц. Ньют начал плакать, но никто и на это не обратил внимания. Взошло солнце, и каждый был занят своим делом. Мистер Гас ел, капитан и Липпи копали могилу, Соупи Джонс чинил подпругу и вполголоса разговаривал с Бертом Борумом. Ньют сидел и плакал, думая о том, знает ли Дитц, что сейчас происходит. Ирландец, Нидл и братья Рейни сдерживали стадо. Интересно, а знает ли об этом Дитц? Утро выдалось чудесное, горы вроде бы приблизились. Знает об этом Дитц или нет? Ньют больше не смотрел на тело, но надеялся, что Дитц каким то образом все знает. Он чувствовал, что Дитц был единственным человеком, обращавшим на него хоть какое то внимание, что Дитц был его другом. Только мысль о том, что Дитц каким то образом все знает, мешала ему почувствовать себя окончательно одиноким.

Но даже если и так, все равно тот Дитц, который ходил рядом, улыбался и был добр к нему изо дня в день много лет, тот Дитц умер. Ньют сидел на одеялах и плакал, пока не подумал, что так никогда и не сможет остановиться. Никто вроде не замечал этого. Никто не сказал ему ни слова все то время, пока шли приготовления к похоронам.

Пи Ай не плакал, но смерть Дитца потрясла его на столько, что у него дрожали колени.

- Господи ты Боже мой! - говорил он время от времени. - Господи милосердный! - Убил его молодой индеец, так сказал капитан. На Дитце все еще бы ли те самые старые штаны из одеяла, все в заплатах, к которым он был так нежно привязан все годы. Пи Ай не знал, что и подумать. Он и Дитц работали в компании «Хэт крик» со дня ее основания. Теперь все свалится на его плечи. Несомненно, у него будет больше работы, потому что определенные задания капитан доверял лишь им двоим. Он вспомнил, что они с Дитцем недавно очень здорово поговорили. Он собирался затеять еще разговор, если выпадет случай. Теперь, разумеется, такого случая не будет. Пи Ай отошел и прислонился к колесу фургона, надеясь, что ноги перестанут трястись.

Остальные ковбои тоже взгрустнули. Соупи Джонс и Берт Борум, считавшие унизительным для белого много говорить с черномазыми, сошлись во мнении, что этот черномазый был на редкость порядочным. Нидл Нельсон предложил помочь копать могилу, поскольку именно Дитц завернул техасского быка, когда тот за ним погнался. Диш Боггетт редко говорил с Дитцем, но вид Дитца с другой стороны стада часто вселял в него бодрость. Это означало, что он не сбился с дороги и что вода где то рядом. Диш пожалел, что никогда как следует не поговорил с этим человеком.

Липпи предложил помочь копать могилу, и Колл разрешил ему. Эта работа обычно доставалась самому Дитцу - копание могил. Колл уложил многих из своих товарищей в могилы, выкопанные Джошем Дитцем, включая последнего - Джейка Спуна. Липпи копал плохо, больше мешал и непрерывно болтал, умудряясь не говорить ничего существенного. Но Колл терпел. Они копали на небольшом возвышении, к северу от того места, где Солт впадал в Паудер.

Август бережно завернул Дитца в кусок брезента и завязал веревкой.

- Саван для дальнего пути, - заметил он.

Все промолчали. Они погрузили Дитца в фургон. Ньют наконец встал со своего одеяла, хотя от слез он почти ослеп.

По Кампо повел упряжку к могиле, куда положили Дитца и быстро засыпали. Ирландец, хотя к нему никто не обращался, запел песнь печали, да такую грустную, что все ковбои заплакали, даже Джим Спеттл, который не уронил ни слезинки, когда погиб его брат.

Август повернулся и ушел.

- Ненавижу похороны, - заявил он. - А эти в особенности.

- При той скорости, с которой мы теряем людей, от нас немного останется к Монтане, - сказал Липпи, когда они возвращались назад в лагерь.

Они думали, что двинутся в путь в тот же день, но капитан, который не любил задерживаться, на этот раз не спешил. Он вернулся от могилы, достал большой молоток и отбил от фургона доску. Он никому не объяснил свой поступок, а при одном взгляде на его лицо все воздержались от вопросов. Он взял доску и понес ее к могиле. Остаток дня он просидел один около могилы и что то вырезал. На лезвии ножа сверкали солнечные блики, а ковбои с удивлением наблюдали. Они никак не могли понять, на что капитан тратит так много времени.

- У него же короткое имя, - заметил Липпи.

- Это не полное его имя, - возразил Ньют. Он перестал плакать, но чувствовал себя опустошенным.

- А другое какое? - спросил Джаспер.

- Джош.

- Ну, черт побери, славное имечко, - заметил Джаспер. - Начинается с той же буквы, что и мое. Знай мы раньше, мы бы могли его так называть.

Затем они услышали стук молотка - этим молотком они пользовались, чтобы надеть на колесо фургона обод. Капитан забивал доску поглубже в землю.

Август, целый день державшийся в стороне, подошел и сел на корточки рядом с Ньютом, который расположился поодаль. Мальчик боялся, что снова разревется, и хотел побыть один.

- Пойдем посмотрим, что он написал старине Дитцу, - предложил Август. - Я много раз видел, как твой отец хоронил людей, но он никогда так себя не затруднял.

Ньют почти не слушал. Он сидел, весь онемевший. Услышав слова Августа о его отце, он не сразу понял, о чем речь, но потом до него дошло.

- Мой кто? - спросил он.

- Твой отец, - ответил Август. - Твой папа.

Ньют решил, что мистер Гас выбрал странное время для шуток. Капитан не был его отцом. Возможно, смерть Дитца произвела на мистера Августа такое впечатление, что он слегка помешался. Ньют решил просто не обращать внимания на это замечание, чтобы не ставить мистера Гаса в неловкое положение в такой момент. Капитан все стучал молотком, забивая доску поглубже.

Они направились к могиле. Колл перестал стучать и отдыхал. Двое или трое ковбоев тоже подошли к могиле, но несколько нерешительно, - вроде их и не звали.

Капитан вырезал на доске глубокие буквы, чтобы ветер и песок не сразу смогли их стереть.

ДЖОШ ДИТЦ

СЛУЖИЛ СО МНОЙ 30 ЛЕТ. СРАЖАЛСЯ В 21 И БИТВЕ С КОМАНЧАМИ И КАЙОВА. ВСЕГДА БЫЛ ВЕСЕЛ И ИСПОЛНИТЕЛЕН. ПРЕВОСХОДНОЕ ПОВЕДЕНИЕ.

Ковбои подходили по одному и молча разглядывали надпись. По Кампо перекрестился. Август достал что то из кармана. То оказалась медаль, которую вручил ему губернатор Техаса за службу на границе в тяжелые годы войны. У Колла тоже была такая. Медаль висела на зеленой ленте, но от времени цвет выгорел. Август сделал из ленты петлю и прочно прикрепил медаль к доске на могиле. Капитан Колл пошел к фургону, чтобы положить на место молоток. Август за ним. Липпи, который весь день не плакал, внезапно разрыдался, и слезы затекали за его отвисшую губу.

- Господи, ну почему я не остался в Лоунсам Дав? - сказал он, когда перестал плакать.

91

Они пригнали стадо к реке Паудер, вода в которой никому из ковбоев не понравилась. Некоторые жаловались на боли в желудке, другие говорили, что у них от этой воды запоры. Джаспер Фант особо внимательно следил за своим стулом. Он у него приобрел практически белый цвет, если ему вообще удавалось что то из себя выдавить. Ему это казалось зловещим признаком.

- Я встречал дам, не настолько щепетильных, как ты, Джаспер, - сказал ему Август, но не стал слишком уж над ним насмехаться. Весь лагерь был подавлен смертью Дитца. Все не столько жалели, что его больше нет, сколько беспокоились о том, что ждет их самих на севере.

Когда Паудер осталась позади, на западе замаячили горы Бигхорн, не слишком близко, но все же достаточно, чтобы видеть, что их вершины покрыты снежными шапками. Ночи стали совсем холодными, и многие из ковбоев начали жалеть, что не купили пальто потеплее в Огаллале, когда у них была такая возможность.

Разговор вокруг костра теперь сводился в основном к бурям. Многим из работников пришлось пережить северные ветры на равнинах и даже ледяные бури, но все они были из Техаса и редко видели снег. Некоторые предлагали поскакать к горам и посмотреть на снег по ближе.

Ньюта всегда интересовал снег, и он часто поглядывал на горы, но за те недели, что последовали за смертью Дитца, он не мог всерьез беспокоиться о чем нибудь, даже о снеге. Он не обращал внимания на разговоры о бурях, и его не слишком волновало, замерзнут ли они все, и люди и животные.

Иногда он вспоминал те странные слова мистера Гаса. Он не знал, как его понять, ведь он четко сказал, что капитан Колл - его отец. Для Ньюта это звучало бессмысленно. Будь капитан Колл его отцом, уж когда нибудь он бы упомянул об этом за семнадцать лет.

Но иногда его эта мысль волновала, хотя, учитывая все обстоятельства, он слишком устал, чтобы беспокоиться еще и по такому поводу. Если вспомнить, что Дитц умер, то все другое уже не имело значения.

Более того, если бы Ньют вздумал спросить капитана об этом, ему вряд ли бы удалось поймать его. Капитан все дни проводил, делая работу Дитца, то есть разведывая дорогу. Обычно он возвращался уже после наступления темноты, чтобы повести их на место ночевки. Однажды он вернулся и сообщил, что видел следы около сорока индейцев. Индейцы направлялись на северо запад, то есть в том же направлении, что и они.

Следующие несколько дней все пребывали в напряжении, ожидая нападения индейцев. Несколько раз ковбои поднимали ложную тревогу, приняв за индейцев кусты. Все плохо спали ночью, и даже те ковбои, которые ночью были свободны, не спали, а в сотый раз проверяли свое оружие и боеприпасы. Ирландец боялся петь ночью, чтобы не привести индейцев прямиком к себе. Все сразу разлюбили работу в ночном, так что вместо того, чтобы играть на деньги, ковбои принялись играть на то, кому когда заступать на работу. Особенно не нравилась им вахта около полуночи. Никто не хотел отходить от костра. Возвращавшиеся со своей смены ковбои испытывали огромное облегчение, а их смена отправлялась к стаду, как на гильотину. Некоторые едва не плакали. Нидл Нельсон так трясся, что с трудом продевал ноги в стремена. Джаспер Фант, если ему случалось работать на дальнем конце стада, даже спешивался, считая, что так он станет менее заметным для индейцев.

Но прошла неделя, а индейцы не показывались. Все немного расслабились. Чаще стали встречаться антилопы, а дважды они заметили небольшие стада бизонов. Однажды табун лошадей ночью запаниковал. Утром Колл нашел следы пумы.

Местность начала постепенно меняться к лучшему. Появилась более сочная трава, а иногда им попадались рощицы деревьев и кустов по берегам реки. Днем все еще стояла жара, но по утрам воздух был прохладным.

Наконец Колл решил уйти из долины Паудера. Он чувствовал, что без воды они теперь не останутся. Трава радовала глаз, сплошь и рядом встречались ручьи. Незадолго до того как отойти от Паудера, они переправились через ручей Крейзи Вумен. Создавалось впечатление, что с каждым днем снега на горах прибывает. Ехать стало сравнительно легко, и скот быстро нагулял вес, потерянный во время длительного перехода.

Зато теперь почти каждый день Колл находил следы пребывания индейцев. Его это немного беспокоило. Он слишком долго сражался с индейцами, чтобы их недооценивать, но он и не преувеличивал их возможности. Разговоры об индейцах никогда полностью не соответствовали действительности, во всяком случае, он так думал. Их всегда почему то представляли либо значительно хуже, либо значительно лучше, чем они были на самом деле. Он предпочитал оценивать северных индейцев по собственному опыту, но индейцы все не появлялись, и потому насчет опыта у него было туговато.

- Мы гоним три тысячи голов, - говорил он. - Не могут они нас не заметить.

- Они не ждали коров, - объяснил Август. - Сюда коров никто не гонял. Они тут просто охотятся, чтобы заготовить достаточно мяса на зиму.

- Думаю, мы скоро встретимся с ними, - заметил Колл.

- Боюсь, что излишне скоро. Они могут скатиться с этих холмов и разделаться с нами. Вот тогда им на зиму мяса точно хватит. Они станут богатыми индейцами, а мы - мертвыми придурками.

- Почему придурками? - удивился Колл. - Местность с каждым днем становится все лучше.

- Придурками, потому что прожили такую жизнь, какую прожили, - ответил Август.

- Я своею доволен, - сказал Колл. - Что не так в твоей?

- Мне следовало снова жениться, - ответил Август. - Две жены - это недостаточно. Соломон обогнал меня на несколько сотен, хотя у меня то же оборудование, что и у него. Я тоже мог иметь восемь или десять жен, по крайней мере. Не знаю, какого черта я связался с этой убогой командой?

- Потому что здесь тебе не надо работать, так я думаю, - заметил Колл. - Ты сидишь, а мы работаем.

- Я работаю головой, да будет тебе известно. Хочу разобраться в жизни. Будь у меня пара пухленьких бабенок под боком, может, я и разрешил бы эту загадку.

- Я никогда не мог понять, отчего ты не остался в Теннесси. Твоя семья была богатой, - недоумевал Колл.

- Ну, скучно мне было, вот почему, - ответил Август. - Не хотел я стать адвокатом или врачом, а больше в тех краях делать нечего. Я лучше подамся в бандиты, чем стану врачом или адвокатом.

На следующий день, когда они ехали вдоль маленького ручья, лошадь Диша Боггетта неожиданно задрала голову и рванулась с места. Диш удивился и смутился. Утро выдалось тихим, он ехал и дремал, как вдруг неожиданно обнаружил, что лошадь на всех парах возвращается к фургону. Он натянул поводья, но на лошадь это впечатления не произвело.

Скот тоже начал поворачивать, все, кроме техасского быка, который громко взревел.

Колл сначала не мог понять, что послужило причиной такого бегства. Они с Августом ехали рядом, обсуждая, как далеко на запад они должны зайти, прежде чем повернуть снова на север.

- Как ты думаешь, та лошадь какую нибудь отраву съела? - спросил Колл, пришпоривая свою кобылу, чтобы помочь сдержать стадо. Он едва не перелетел через голову кобылы, потому что ждал, что она рванется вперед, но она как примерзла к месту. Колла это потрясло, потому что последнее время Чертова Сука исправно слушалась его и не выкидывала никаких номеров.

- Колл, гляди, - позвал Август.

Немного вверх по ручью густо рос кустарник, и из этих зарослей выходило большое, оранжево коричневое животное.

- Бог мой, да это гризли! - поразился Колл.

У Августа времени ответить не осталось, потому что его лошадь внезапно начала пятиться. У всех ковбоев обнаружились трудности с верховыми лошадьми. Они разворачивались и пускались наутек, как будто решили вернуться в Техас. Август, ездивший на лошади, которая не взбрыкивала уже несколько лет, едва не оказался на земле.

Вместо того чтобы бежать, большая часть коров развернулась и уставилась на медведя. Впереди стада в гордом одиночестве стоял техасский бык.

Колл вынул из чехла ружье и попытался заставить Чертову Суку подойти немного ближе, но не тут то было. Она пошла, но в сторону, не отводя глаз от медведя, хоть он и находился от нее на расстоянии в добрых сто пятьдесят футов. Как Колл ее ни пришпоривал, кобыла шла боком, как будто по прерии прочертили черту, через которую она не хотела переходить.

- Черт возьми, вся жратва сбежала, - сказал Август. Ему удалось успокоить свою лошадь.

Колл оглянулся и увидел, что фургон мчится к реке, а Липпи безуспешно тянет вожжи, пытаясь удержать упряжку.

- Капитан, там медведь, - сообщил Диш Боггетт. Он умудрился развернуть свою лошадь по большому кругу, но остановить ее не смог и орал, проезжая мимо.

Везде царила сумятица. Табун верховых лошадей мчался на север, унося с собой мальчишку Спеттла. Двоих или троих ковбоев лошади исхитрились сбросить, причем сами помчались на юг. Сброшенные наземь ковбои ждали неминуемой смерти и ползали с пистолетами наготове, хотя знать не знали, кто на них напал.

- Боюсь, как бы они не начали палить друг в друга, - заметил Август. - Если их не остановить, они примут друг друга за бандитов.

- Так останови, - предложил Колл. Он ничего не мог предпринять и лишь следил за медведем и сдерживал по возможности кобылу. Пока медведь ничего не сделал, только встал на задние лапы и нюхал воздух. Медведь был довольно большой, Коллу он показался больше бизона.

- Черт, плевать, пусть стреляют друг в друга, - решил Август. - Никто все равно не попадет. Так что больших потерь не жди.

Он некоторое время разглядывал медведя. Хоть медведь пока и не проявлял враждебных намерений, с места он не двигался.

- Не думаю, что этот медведь когда либо видел быка в полосочку, - предположил он. - Он прямо таки потрясен, и я его понимаю.

- Черт, крупный мишка, - произнес Колл.

- Ага, и он привел всю команду в бегство, стоило ему только высунуть морду из кустов, - заметил Август.

И то верно, кругом царил беспорядок. Фургон и табун все еще мчались на юг, половина ковбоев валялись на земле, а вторая половина воевали с собственными лошадьми. Скот нервничал, но пока не бежал. Подаренный Кларой гнедой подбросил Ньюта высоко в небо, и тот весьма чувствительно приземлился на копчик. Он было похромал к фургону, но тут же обнаружил, что фургон исчез. От него остался только удивленный По Кампо. Ему рост не позволял видеть над головами скота, так что он ничего про медведя не знал.

- Индейцы? - спросил Ньют. Он тоже еще не заметил медведя.

- Не знаю, что это, - ответил По Кампо, - но что то такое, что мулам не по душе.

Относительно спокойными остались лишь свиньи. С умчавшегося фургона свалился мешок картошки, и теперь свиньи спокойно жрали ее, иногда похрюкивая от удовольствия.

Прямо напротив медведя стоял лишь техасский бык. Он издал воинственный рев и начал рыть землю копытом. Потом сделал несколько шагов вперед и опять принялся рыть землю копытом, взбивая целые облака пыли.

- Как ты думаешь, этот маленький бык не такой дурак, чтобы броситься на медведя? - заинтересовался Август. - Броситься на Нидла Нельсона - другое дело. Медведь вывернет его наизнанку.

- Ну, если собираешься заарканить этого бычка и отвести его в сарай, милости просим, - сказал Колл. - Я и с этой кобылой справиться не в состоянии.

Бык продвинулся вперед на несколько шагов и снова встал. Теперь он находился всего в тридцати - сорока ярдах от медведя. Медведь плюхнулся на четвереньки и не сводил глаз с быка. Издал глухой горловой рык, заставивший сотню другую коров отбежать на некоторое расстояние, где они остановились, чтобы наблюдать дальше. Бык взревел, отбросив за спину струю слюны. Он был разгорячен и зол и снова принялся рыть землю копытами. Потом опустил голову и ринулся на медведя.

К удивлению зрителей, медведь отбил нападение техасского быка. Он встал на задние лапы и передней нанес удар, сбивший быка с ног. Бык немедленно вскочил и снова бросился на медведя - на этот раз создалось впечатление, что медведь практически снял с него шкуру. Он ударил быка по хребту и содрал клочок шкуры со спины, но, несмотря на это, бык умудрился всадить рог в бок медведя. Медведь взревел и вонзил зубы в шею быка, но это быка не остановило, и вскоре оба катались в пыли, причем бык ревел, а медведь рычал так громко, что стадо в конце концов впало в панику и бросилось наутек. Чертова Сука непрерывно пятилась, да и лошадь Августа снова взбунтовалась и сбросила его, хотя Августу удалось удержать поводья и выдернуть ружье из чехла, прежде чем она вырвалась и убежала. Тут и Колл оказался на земле - Чертова Сука, как кошка, выскользнула из под него.

Случилось это все в крайне неудачный момент, поскольку клубок из быка и медведя скатился с берега ручья и приблизился к стаду, хотя поднятая ими пыль была настолько густой, что мешала видеть, на чьей стороне перевес. Когда Колл присмотрелся, ему показалось, что медведь рвет быка на части зубами и когтями, но по крайней мере единожды быку удалось снова поддеть его на рог.

- Как ты думаешь, выстрелить? - спросил Август. - Если так пойдет дальше, то это стадо добежит до Ред Ривер.

- Выстрелишь - можешь попасть в быка, - ответил Колл. - Тогда самим придется иметь дело с медведем, а я не уверен, что мы справимся. Он уже в большом гневе.

Подошел По Кампо с ружьем, за ним в нескольких шагах - Ньют. Большинство ковбоев оказались на земле, откуда они напряженно наблюдали за битвой, сжимая ружья.

Звуки, издаваемые дерущимися животными, были такими пугающими, что людям хотелось задать стрекача. Особенно Джасперу Фанту - вот только страшно было бежать одному. Временами он видел голову зверя, оскаленные зубы или мелькающие когти; он также видел, как бык старается заставить медведя отступить. И тот, и другой истекали кровью, и запах горячей крови был настолько силен, что Ньюта затошнило.

Вдруг все прекратилось. Все ожидали увидеть быка на земле, но ничего подобного. Не упал и медведь. Они расцепились и принялись ходить вокруг друг друга кругами. Все приготовились стрелять, если медведь бросится в их сторону, но он не бросился. Он рычал на быка, а бык отвечал ему слюнявым ревом. Бык было повернулся в стаду, потом снова мордой к медведю. Тот опять встал на задние лапы, все еще рыча. Один бок у него был окровавлен. Несмотря на то, что медведь находился в пятидесяти ярдах, людям казалось, что он возвышается над ними. Через минуту он опустился на все четыре лапы, рыкнул еще раз на быка и скрылся в кустах, росших вдоль берега.

- Капитан, как вы считаете, стоит нам его преследовать? - спросил Соупи Джонс, сжимая ружье.

- Преследовать на чем? - поинтересовался Август. - Ты что, совсем сбрендил, Соупи? Хочешь преследовать медведя гризли пешком после всего, что ты видел? Да тебя этому медведю на один хороший укус не хватит.

Медведь перебрался через ручей и лениво побрел по открытой равнине.

Несмотря на предупреждение Августа, пятеро ковбоев, включая Диша Боггетта, Соупи, Берта, ирландца и Нидла Нельсона, как только смогли поймать лошадей, поскакали за медведем, который все еще был виден в миле или около того. Они начали стрелять задолго до того, как приблизились на расстояние выстрела, так что медведь прытко рванул в направлении гор. Через час ковбои вернулись, лошади в мыле, но без медведя в качестве трофея.

- Мы в него попали, но он оказался быстрее, чем мы думали, - пояснил Соупи. - Он там в холмах в лесу спрятался.

- Следующего добудем, - предсказал Берт.

- Черт, да если он забрался в лес, надо было вам пойти за ним и дать по башке рукояткой пистолета, - сказал Август. - Тут бы он сразу присмирел.

- Ну, лошади в лес заходить не захотели, - объяснил Соупи.

- И я тоже, - признался Аллен О'Брайен. - Войди мы в лес, вполне могли бы и не выйти.

Мулы промчались три мили, прежде чем их удалось остановить, но, поскольку местность оказалась довольно ровной, фургон не пострадал. Чего нельзя было сказать о Липпи, которого в одном месте тряхануло так здорово, что он чуть не раскусил свой язык пополам. Он кровоточил несколько часов, и маленькие струйки крови текли по отвислой губе Липпи. Табун тоже не без труда удалось собрать, равно как и стадо.

Когда техасский бык несколько успокоился и к нему можно было осторожно приблизиться, его раны оказались настолько серьезными, что Колл решил было пристрелить его. У быка остался всего один глаз, а шкура с шеи была содрана и висела на манер одеяла. В боку зияла глубокая рана, вся спина исполосована когтями. Один рог сломался у самого черепа, как будто кто то поработал кувалдой. Но бык продолжал рыть землю копытом, если ковбои слишком приближались.

- Жаль его убивать, - заметил Август. - Он здорово дрался с этим гризли. Немногие на такое способны.

- Не может же он тащиться в Монтану, если половина его шкуры свисает со спины, - резонно заметил Колл. - Его достанут мухи, и он все равно погибнет.

По Кампо подошел футов на пятьдесят к быку и осмотрел его.

- Я мог бы его зашить, - предложил он. - Может, и выживет. Пусть кто нибудь его поймает.

- Ага, зааркань его, Диш, - предложил Август. - Ты же у нас лучший работник.

Диш должен был это сделать, иначе пришлось бы сгорать со стыда до конца перегона. Его лошадь приближаться к быку не желала, так что он два раза промахнулся на нервной почве и боялся, что если поймает быка, тот его прикончит. Но в конце концов ему удалось накинуть лассо на шею быка и замедлить его движения, после чего на него накинули еще четыре лассо.

Но даже и в этом случае понадобились усилия всей команды, чтобы свалить быка, а По Кампо затратил два часа, пришивая на место огромный лоскут кожи. Когда возникла необходимость перевернуть быка на другой бок, пришлось опять призвать на помощь всех плюс пять лошадей, чтобы не дать ему встать. Когда же он наконец перекатился на другой бок, то едва не придавил Нидла Нельсона, который всегда ненавидел быка и раздражался по поводу всего этого врачевания. Когда бык едва не подмял его, Нидл обиженно удалился к фургону и отказался подходить к нему близко.

- Я ставил на медведя, - заявил он. - Такой бык рано или поздно кого нибудь убьет, и это вполне могу быть я.

На следующий день бык еле шевелился, и Колл боялся, что все их усилия были напрасны. Он настолько отстал от стада, что они решили его бросить. Он за день отстал на несколько миль. Колл все время оглядывался, боясь увидеть в небе канычей, слетевшихся на падаль.

Но никаких канычей видно не было, а еще через неделю бык снова был в стаде. Никто не видел, когда он вернулся, но однажды утром он оказался там. Однорогий и одноглазый, с несколько неровно пришитой заплаткой на спине, причем шов в двух или трех местах разошелся, бык тем не менее проявлял прежний лихой нрав и ревел при приближении ковбоев. Он снова встал впереди стада. Его раны еще больше испортили ему характер. Ковбои старались держаться от него как можно дальше.

В итоге после этой битвы ночные смены стали пользоваться еще меньшей популярностью. Если есть один медведь гризли, вполне может найтись и второй. Ковбои, недавно волновавшиеся по поводу индейцев, начали бояться медведей. Те, кто верхом преследовали медведя, не уставали рассказывать, как быстро он передвигается. Он ушел от них шутя, не прилагая особых усилий.

- У нас нет лошади, которую бы он не смог поймать, если захочет, - подытожил Диш Боггетт.

Это заявление так взволновало Джаспера Фанта, что он окончательно потерял аппетит и сон. Три ночи он не спал, а просто лежал, сжимая ружье, а когда ему пришлось все же идти в ночное, так переволновался, что его после еды вырвало. Он бы с радостью уволился, но это означало, что ему пришлось бы ехать сотни миль по зараженной медведями прерии одному, а на это он решиться не мог. Он заключил про себя, что как только доберется до города с железной дорогой, то тут же сядет в поезд, в каком бы направлении тот ни двигался.

Пи Ай тоже сильно беспокоился насчет медведей.

- Если еще попадется, давайте все сразу стрелять, - постоянно предлагал он остальным. - Я думаю, нас достаточно, чтобы свалить его, - обычно добавлял он. Но никого его слова не убеждали, так что никто и не утруждал себя ответом.

92

Когда Салли и Бетси спрашивали ее о прошлом, Лорена не знала, что ответить. Правду она им сказать не могла - они были всего лишь маленькими девочками. Обе восхищались ею и с восторгом слушали ее рассказы о путешествии через прерию. Особым любопытством отличалась Бетси, которая могла в час задать тысячу вопросов. Салли была более сдержанной и часто укоряла сестру за то, что та лезет в дела Лорены.

- Она вовсе не должна рассказывать тебе о всей своей жизни, - убеждала она сестренку. - Может, она уже и не помнит. Я, например, помню только, когда мне было три.

- А что случилось, когда тебе было три года? - спросила Лорена.

- Меня клюнул старый индюк, - ответила Салли. - Его потом волк утащил, так ему и надо.

Клара услышала конец разговора.

- Я вскоре собираюсь снова купить индюшек, - сообщила она. - Лори так хорошо управляется с домашней птицей, что, думаю, стоит начать их разводить.

Забота о птице была возложена на Лорену - в основном ей приходилось кормить двадцать пять или тридцать кур и собирать яйца. Сначала казалось, что такое маленькое хозяйство не сможет потребить столько яиц, но, тем не менее, они вместе успешно справлялись с этой задачей. Джули Джонсон обожал яйца, а любительница сладкого Клара часто пекла торты, на которые тоже уходило много яиц. Торты и пироги в доме не переводились и надоели всем, кроме самой Клары.

- Хоть сладкое то я могу себе позволить, - говорила Клара, съедая еще кусок торта перед тем, как отправиться спать, или во время приготовления завтрака. - Сладкое многому служит компенсацией.

Лорене вовсе не казалось, что Клара нуждается в какой то компенсации. Делала она в основном только то, что хотела, а хотела она заниматься лошадьми. Домашняя работа ее не интересовала, особенно не любила она стирать. Это тоже свалилось на плечи Лорены, хотя девочки ей помогали. Работая, они постоянно терзали ее вопросами, а Лорена давала первые пришедшие в голову ответы, немногие из которых соответствовали действительности. Она не была уверена, что девочки покупались на эти ответы, слишком умненькими они были. Иногда она точно знала, что одурачить их ей не удалось.

- Ты собираешься выйти замуж за этого человека? - однажды спросила Бетси. - У него уже седые волосы.

- Это не повод не выходить за него замуж, - сказала Салли.

- Нет, повод, - возразила Бетси. - Если у него седые волосы, значит, он может в любое время умереть.

Лорена заметила, что она уже не думает постоянно о Гасе. Она не жалела, что осталась у Клары. Практически впервые в жизни у нее была приличная постель в чистой комнате, вкусная еда, а вокруг люди, относящиеся к ней по доброму. Конечно, у нее была комната в Лоунсам Дав, но все равно это не одно и то же. Мужчины свободно приходили в ту комнату, на этом условии она ее и имела. Но ей не нужно было никого пускать в свою комнату в доме Клары, хотя она пускала туда Бетси, которой часто снились кошмарные сны. Однажды ночью Бетси, спотыкаясь, вошла к ней - Клары дома не было, она отправилась на свою странную прогулку. Лорена удивилась и предложила найти Клару, но Бетси и слушать об этом не хотела. Она забралась в постель и прижалась к Лорене как маленький испуганный зверек. Лорена разрешила ей остаться, и с той поры, когда Бетси снились кошмары, она приходила к ней, и Лорена утешала ее.

Она лишь время от времени тосковала по Гасу, хотя в эти моменты ее охватывала такая острая тоска, что впору было бежать искать его. Тогда она казалась себе трусихой, потому что не поехала с ним, хотя он сам уговаривал ее остаться. Об остальном она совершенно не скучала - обо всех этих ковбоях, наблюдавших за ней и думающих разные разности, жаркой палатке, неожиданных бурях и мухах и комарах, от которых не было спасения.

Она не боялась больше, что приедет Синий Селезень и заберет ее, раз Гаса нет. То, что произошло, страшно было вспоминать, но она знала, попади она снова в его руки, будет еще хуже. Боязнь Синего Селезня и тоска по Гасу перемешивались в ее душе, потому что Гас был единственным человеком, способным ее защитить.

В отличие от девочек Клара почти ни о чем ее не спрашивала. Лорене даже хотелось, чтобы она задавала вопросы. Некоторое время она испытывала желание извиниться перед Кларой за то, что она не всегда вела себя как леди. Ей казалось чудом, что ей разрешили остаться в доме Клары и стать членом семьи. Она все ждала, когда же станет хуже, но так и не дождалась. Единственное, что изменилось, так это то, что Клара стала проводить больше времени с лошадьми и меньше в доме.

- Ты в удачное время приехала, - сказала она однажды, когда Лорена вернулась из курятника. Лорене нравилось заниматься курами, ее развлекало их кудахтанье и постоянные жалобы.

- Почему? - спросила Лорена.

- Я все приставала к Бобу, чтобы он построил этот дом, хотя лично мне он и не очень был нужен, - объяснила Клара. - Он нужен девочкам, но я не поэтому его построила. Мне просто хотелось заставить его это сделать, и я своего добилась. Главное в том, что он не разрешал мне возиться с лошадьми, хотя я умею обращаться с ними куда лучше, чем он. Но он считал это неподобающим для женщины занятием. Тогда я решила, ладно, Боб, построй мне дом. Но я всегда предпочитаю лошадей, а теперь никто уже не может мне помешать.

Через две недели Боб умер ночью. Клара зашла к нему утром, чтобы сменить белье, и увидела, что он мертв. Выглядел он точно так же, как и раньше, только не дышал. Он весил так мало, что она одна смогла поднять его. Зная, что он все равно умрет, она заставила Чоло заранее привезти сосновый гроб из города. Он привез его ночью и спрятал от девочек. Так что все было готово.

Клара закрыла мужу глаза и сидела с час около него, вспоминая. Девочки уже шумели внизу, завтракая и приставая к Лорене. Время от времени до нее доносился их смех.

Они были счастливы, часто смеялись. Кларе нравилось слушать их смех. Интересно, а Боб отсюда мог слышать, как смеются его дочери, когда он умирал? Возможно, от этого ему было легче, это как то компенсировало ее частое плохое настроение после смерти трех мальчиков. Он так рассчитывал на своих сыновей, они должны были стать его помощниками. Боб никогда не говорил много, но на одну тему он говорил часто - как много они смогут сделать, когда сыновья подрастут и смогут взять на себя часть работы. Часто, слушая, как он рассуждает о заборах и сараях, которые они построят, и скоте, который купят, Клара расстраивалась - это отдаляло ее от Боба, который видел в сыновьях только бесплатных работников. Он совсем иначе к ним относился, чем она. Ей просто нравилось, что они есть, нравилось смотреть на них, когда они сидели вокруг стола, когда плавали и играли в реке, нравилось сидеть рядом, когда они спали, прислушиваться к их дыханию. И все же они умерли, и они оба, Боб и она, потеряли то, что так любили: Боб - свои мечты о будущей работе с сыновьями, она - Возможность с удовольствием смотреть на них, трогать их, ругать, дразнить и целовать.

Ей пришло в голову, что конец никогда не бывает таким, как ты ждешь. Она думала, что почувствует облегчение, когда Боб наконец умрет. Она уже не считала его частью своей жизни, но теперь, когда он ушел, она поняла, что ошибалась. Молчаливый, беспомощный, он все еще был ее мужем и отцом ее дочерей. Он изменился, но все еще существовал.

Теперь его нет, как нет и ее мальчиков. Как хорошо она их ни знала, как ни любила, время украло их у нее.

Иногда она ловила себя на том, что путает детали, правда, по мелочам. В снах она видела лица своих сыновей, но, когда просыпалась, не знала, какого именно из них видела. Интересно, будет ли ей сниться Боб и что сможет она вспомнить о нем через десять лет? В их браке были свои светлые моменты. Она часто бывала счастлива, но не из за того, что делал Боб. Большую радость, чем муж, ей доставляли лошади, хотя он был вполне приличным мужем, лучше, чем другие, насколько она могла судить.

Она не плакала, но втайне желала теперь, когда он скончался, как то избежать скучных формальностей, связанных со смертью. Кому то надо поехать за священником, надо организовать похороны. Близких соседей у них не было, но двое или трое из тех, кто жил неподалеку, сочтут необходимым присутствовать на печальной церемонии, принесут еду, попрощаются с покойным.

Она прикрыла Боба чистой простыней и спустилась вниз. Лорена учила девочек играть в карты. Они играли в покер на пуговицы. Клара остановилась в тени, не желая мешать их удовольствию. Зачем прерывать их из за смерти, раз уже ничего нельзя изменить? Но и игнорировать смерть нельзя. У нее свои требования. Наверху теперь лежал покойный, а не больной человек. Ей казалось, что лучше ей не привыкать столь вольно обращаться со смертью. Если она рискнет так поступить, смерть может ей отомстить, унести еще кого нибудь из дорогих ей людей, чтобы напомнить, что ее следует уважать.

Она вошла в кухню. Бетси только что выиграла партию. Она завопила от радости, уж очень ей нравилось брать верх над своей сестрой. Она была прелестным ребенком. Ее кудри когда нибудь сведут с ума не одного мужчину.

- Я выиграла кон, мама! - закричала она, но тут же поняла по скорбному выражению Клариного лица, что что то случилось.

- Прекрасно, - похвалила ее Клара. - Этой семье как раз хорошего игрока в карты и не хватает. Теперь я должна сообщить вам печальные вести. Ваш папа умер.

- Ой, нет! - воскликнула Салли.

- Он только что умер, милая, - повторила Клара. Салли подбежала к ней, но Бетси повернулась к Лорене, которая оказалась ближе. Лорена удивилась этому, но обняла девочку.

- Не позовешь ли Джули? - попросила Клара Лорену, когда девочки несколько успокоились.

Джули жил в маленькой комнате, пристроенной к сараю. На зиму она не годилась, но летом там было хорошо. Он всегда чувствовал себя неловко в доме вместе с Кларой и девочками, а с приездом Лорены эта неловкость усилилась. Лорена редко говорила с ним, а Клара в основном обсуждала лошадей или какие нибудь другие проблемы, связанные с ранчо, но все равно он нервничал в их присутствии. С каждым днем ему все больше казалось, что он напрасно согласился работать у Клары. Иногда ему ужасно хотелось вернуться в Форт Смит на свою старую работу, пусть даже Роско уж не будет его помощником.

Но у него теперь был сын, которого он видел каждый день за завтраком и ужином. Малыш стал на ранчо общим любимцем. Женщины и девочки передавали его друг другу, как будто он принадлежал им. Лорена взяла на себя большую часть забот по уходу за ним, когда Клара занималась лошадьми. Ребенок рос веселым, что неудивительно при двух женщинах и двух девочках, которые наперебой баловали его. Джули не представлял себе, что они будут делать, если он попытается забрать его и увезти в Арканзас. Да и такой план был неосуществим.

Так что он остался и выполнял свою работу, не будучи ни слишком довольным, ни чересчур разочарованным. Он все еще вспоминал Эльмиру, испытывая при этом острую печаль.

Несмотря на эту печаль, больше всего Джули страдал от того, что влюбился в Клару. Это чувство возникло еще до того, как он узнал, что Эльмира умерла, и все росло и росло, хотя он понимал, что должен тосковать по своей жене. Он чувствовал себя виноватым, но сделать ничего не мог. Ночами он думал о Кларе и представлял ее в ее комнате, в ночной рубашке. За завтраком и ужином он наблюдал за ней, стараясь, чтобы она этого не заметила. У него в этом смысле были обширные возможности, потому что она вроде совсем перестала его замечать. Он сознавал, что разочаровал ее, хотя и не понимал, чем именно. А когда она взглядывала на него, он пугался. Иногда когда он ловил на себе взгляд Клары, он не знал, куда деваться, потому что думал, что от нее ничего нельзя скрыть. Слишком уж умна, все видит и все понимает. Он не мог понять ее взгляда - иногда он ловил в нем насмешку, иногда - раздражение. Порой этот взгляд пронизывал его, ему казалось, что она пытается прочесть его мысли, как прочла бы книгу. Но затем, через мгновение, она поднимала голову и переставала обращать на него внимание, как будто книга, в которую она заглянула, оказалась скучной и неинтересной.

И она была замужем. Ее больной муж лежал над их головами, и от этого его любовь представлялась ему еще более безнадежной. Но он не мог перестать любить ее. В своих мечтах он переиначивал прошлое и представлял себе, что женился на Кларе вместо Эльмиры. Это был бы совсем другой брак. Клара не стала бы сидеть дни напролет на полатях, болтая ногами. Она не убежала бы на барже торговцев виски. Ей было бы наплевать, что Джейк Спун убил его брата. Он представлял себе, как бы они растили лошадей и ребятишек.

Разумеется, именно этим они сейчас и занимались - растили лошадей и детей. Но в действительности все было не так, как в мечтах. Они не были вместе. Он не мог вечером зайти к ней в комнату, чтобы поговорить. Он понимал, что, будь у него такая возможность, он вряд ли бы нашелся, что сказать, или бы сморозил чушь и рассердил Клару. И все равно ему хотелось зайти к ней, вот он и лежал ночами в своем маленьком чуланчике, мечтая о ней.

Он именно этим и занимался, когда вошедшая Лорена сообщила ему, что Боб умер. Заслышав шаги, он воспрянул духом, решив, что это Клара, и представил себе ее лицо, не такое строгое и безразличное, с каким она руководила работами, а такое, с каким она общалась с Мартином во время ужина.

Он открыл дверь и удивился, увидев Лорену.

- Он умер, - сказала она.

- Кто? - растерялся Джули.

- Ее муж, - объяснила Лорена.

Теперь она свободна, подумал Джули. Грусти он не испытывал.

- Что же, думаю, это к лучшему, - произнес он. - Он ведь совсем не поправлялся.

Лорена обратила внимание, что голос его звучит веселее, чем когда либо после ее приезда на ранчо. Она понимала, что это значит. Она часто видела, как он смотрит на Клару с безнадежной любовью. Ей самой Джули Джонсон был совершенно безразличен, но такая тупая любовь ее раздражала. Многие мужчины именно так смотрели на нее, и ей это вовсе не льстило. Они, эти мужчины, хотели дать понять, что они другие, что она - другая, и то, что может произойти между ними, тоже будет другое. Они делали вид, что им хочется милых улыбок и красивых платьев, хотя на самом деле все их желания сводились к тому, чтобы она легла под них. Именно таким было их настоящее желание под всем этим притворством. А когда она окажется под ними, они посмотрят вниз на нее и будут делать вид, что происходит что то удивительное, а она посмотрит вверх и увидит только тупые лица, напряженные, лживые и вовсе не привлекательные.

- Она хочет, чтобы ты принес гроб, - сказала она Джули, наблюдая за ним. Пусть о нем беспокоится Клара. Вид его лишь заставил ее снова вспомнить Гаса. Он мог дать то, чего не мог дать ни один другой мужчина. Он не был туп и не притворялся, что ему нужны улыбки, когда просто хотел трахнуться.

Они поставили гроб в гостиной, а Джули принес исхудавшее тело Боба и положил его туда. Затем, выполняя указания Клары, он объехал некоторых соседей и нашел священника. Клара, Лорена и девочки сидели около гроба всю ночь, а Чоло рыл могилу на холме за сараем, где были похоронены мальчики. Бетси все больше спала на коленях у Лорены. Кларе нравилось, что девочка так привязалась к молодой женщине.

На заре Клара отнесла Чоло кофе. Он кончил копать и сидел на куче земли, которой скоро засыпят Боба. Когда она шла к холму в лучах утреннего солнца, ей на мгновение показалось, что все они наблюдают за ней, и Боб, и мальчики. Видение мелькнуло и исчезло, только Чоло смотрел на нее. Сильный ветер колыхал траву над могилами ее трех, нет, теперь четырех мальчиков. В ее памяти Боб тоже был мальчиком. Он обладал детской наивностью, которую сохранил до конца, несмотря на тяжелую работу и жизнь в таком суровом краю. Ей это казалось своеобразной ленью, он предоставлял ей возможность обо всем думать самой, что ей не нравилось. Но с другой стороны, Клара была довольна. Он никогда не был таким разносторонним человеком, как Гас или даже Джейк Спун. Когда она решила выйти замуж за Боба, Джейк, человек горячий, весь налился кровью и устроил ей истерику. Его безумно злило, что она предпочла другого, к тому же такого тупого. Гас вел себя приличнее, хотя удивился не меньше. Она помнила, как ей нравилось дразнить их, показать им, что у нее другие ценности, чем у них.

- Я всегда буду знать, где он, - говорила она Гасу. Больше никаких объяснений она не дала.

Теперь и в самом деле она будет всегда знать, где он.

Чоло наблюдал за ней, чтобы понять, насколько она расстроена. Он любил Клару безмерно и всячески старался облегчить ей жизнь, хотя уже давно пришел к выводу, что легкой жизни она не ищет. Иногда по утрам она выходила к загонам в мрачном настроении и с час стояла молча у забора. Тогда было в ней что то такое, что пугало лошадей. Ему она напоминала облака. Иногда с севера появлялись маленькие черные облака, они перекатывались по небу как перекати поле. Иногда по утрам в ней что то кипело, отчего она становилась раздражительной и часто срывалась. В такие дни ей лучше было не подходить к лошадям. Они чутко чувствовали ее настроение, и Чоло всегда старался убедить ее, что в такие дни не стоит работать. В другое время она бывала спокойной, что лошади тоже чувствовали. Тогда им многое удавалось.

Клара принесла две кружки. Она радовалась, что вырвалась из дома. Она налила кофе Чоло, потом себе. Села на кучу земли и заглянула в открытую могилу.

- Мне иногда кажется, что мы только и делаем, что копаем могилы, - проговорила она. - Но, наверное, это не так. Живи мы в большом городе, мне бы так не казалось. Полагаю, в Нью Йорке так много народу, что ты и не замечаешь, когда люди умирают. Люди появляются быстрее, чем уходят. Здесь заметнее, когда кто то умирает, наверное, потому, что это близкие тебе люди.

- Мистер Боб, он в кобылах плохо разбирался, - заметил Чоло, вспомнив, что привело к несчастному случаю.

- Верно, - согласилась Клара. - В кобылах он не разбирался.

Они посидели несколько минут молча. Наблюдая за Кларой, Чоло испытывал грусть. Он не верил, что она когда нибудь была счастлива. Всегда ее глаза имели отсутствующий вид, вроде она искала что то, чего не было. Иногда она выглядела довольной, наблюдая за дочками или молодой кобылой, но потом в душе ее что то переворачивалось, и удовлетворение уступало место грусти.

- Как ты думаешь, что происходит, когда умираешь? - спросила она, удивив его вопросом. Чоло передернул плечами. Он видел много смертей, но никогда всерьез о них не думал. Хватит времени подумать, когда смерть придет к тебе.

- Да почти ничего, - ответил он. - Умрешь, и все.

- Возможно, это не такая уж большая перемена, как мы думаем, - сказала Клара. - Может, мы остаемся там, где жили. Рядом с семьей или там, где были счастливы. Только ты просто дух, и у тебя нет тех бед, что у живых.

Еще через минуту она тряхнула головой и встала.

- Наверное, это глупо, - добавила она и направилась к дому.

Во второй половине дня вернулся Джули вместе со священником. Приехали двое ближайших соседей, немецкие семьи. Кларе чаще приходилось встречаться с мужчинами, нежели с женщинами, потому что мужчины приезжали покупать лошадей и оставались обедать. Она почти пожалела, что известила их. Зачем им отвлекаться от работы только затем, чтобы посмотреть, как Боба опустят в землю? Они спели два гимна, причем немцы пели громко на плохом английском.

Миссис Йенш, жена одного из немецких фермеров, весила около трех сотен фунтов. Девочки изо всех сил старались не глазеть на нее. Повозка, на которой она приехала, сильно накренилась в одну сторону под ее весом. Священнику предложили остаться ночевать, так что за ужином он весьма основательно напился. Он вообще был известен своей склонностью к спиртному. Святого отца звали Спинноу, и у него за ухом имелась большая красная родинка. Вдовец, он приходил в возбуждение в обществе женщин. Он писал книгу пророчеств и не переставая говорил о ней. Скоро Кларе и Лорене уже хотелось придушить его.

- Вы не собираетесь перебраться в город, миссис Аллен? - с надеждой спросил святой отец. Необходимость ехать на край света на похороны вполне компенсировалась удовольствием находиться в обществе двух женщин.

- Нет, мы остаемся здесь, - ответила Клара. Джули и Чоло вынесли матрац, на котором лежал Боб. Он нуждался в тщательном проветривании. В ту ночь Бетси долго плакала, и Лорена поднялась наверх, чтобы посидеть с ней. Все лучше, чем без конца слушать священника с его пророчествами.

У ребенка болел животик, и Клара качала его, пока священник пил. Вошел Джули и спросил, не надо ли чего еще сделать.

- Нет, - ответила Клара, но Джули все равно сел. Он понимал, что должен предложить покачать сына, но по опыту знал, что Мартин заревет еще громче, если он заберет его у Клары. Священник наконец уснул на диване, потом, ко всеобщему удивлению, скатился на пол и начал громко храпеть.

- Хотите, я его вытащу отсюда? - предложил Джули, стараясь быть полезным. - Он вполне может спать в фургоне.

- Оставь его, - велела Клара, думая, каким же странным выдался день. - Не сомневаюсь, это не первый случай, когда ему приходится спать на полу, и вообще, он не твоя забота.

Она знала, что Джули в нее влюблен, и ее раздражало, что он так неловок. Он был так же наивен, как и Боб, но на Джули у нее уже терпения не хватало. Она прибережет то, что осталось, для его сына, который спал у нее на руках, время от времени поскуливая. Вскоре она встала вместе с ребенком и пошла к себе, оставив Джули молча сидеть на стуле в обществе храпящего на полу пьяного священника.

Наверху она окликнула Салли. Салли плакала мало. Когда она вошла в комнату Клары, лицо ее исказилось и она разрыдалась. Клара положила ребенка и обняла дочь.

- Ох, мама, я такая плохая, - сказала Салли, когда смогла говорить. - Я хотела, чтобы папа умер. Мне не нравилось, что он лежит там наверху с открытыми глазами. Как привидение. Только сейчас я хочу, чтобы он не умирал.

- Тихо, - успокоила ее Клара. - Вовсе ты не плохая. Я тоже хотела, чтобы он умер.

- А теперь ты жалеешь, что он умер? - спросила Салли.

- Я жалею, что он не был достаточно осторожен с кобылами, вот о чем я жалею, - ответила Клара.

93

Стадо медленно двигалось в Монтану, покидая иссушенные солнцем равнины, и всем казалось, что они оставляют позади не только жару и сушь, но опасность и страх. Коричневая с белым, покрытая жестким шалфеем прерия сменилась холмистой равниной сплошь в высокой траве, среди которой иногда встречались желтые цветочки. Долины тянулись бесконечно, а та жара, от которой они мучились все лето, сменилась прохладой. Особенно прохладно было по утрам, а ночью так и вовсе холодно. Они много дней ехали вдоль Бигхорна, чьи вершины иногда прятались в облаках.

Создавалось впечатление, что прохлада благотворно повлияла на зрение ковбоев. Они принялись спорить, на сколько миль каждый из них способен видеть. К северу расстилались равнины. Встречалось много дичи, в основном олени и антилопы. Один раз они заметили большое стадо лосей, другой раз - несколько бизонов. Медведей им больше не попадалось, но тем не менее все думали о них постоянно.

Многие месяцы ковбои жили, имея вместо потолка глубокую небесную чашу, но небо в Монтане казалось голубее и глубже, чем в Техасе и Небраске. Эта глубина и голубизна отнимали у солнца его силу, оно казалось меньше, дальше, и к полудню все небо уже не белело от жары, как бывало в более низко расположенных долинах. Постоянно где нибудь на севере виднелась густо синяя полоска, в которой, как лепестки в пруду, плавали облака.

После смерти Дитца Колл все больше молчал, но и у него поднималось настроение при виде всего великолепия прерии, изобилия дичи и утренней прохлады. Стало уже ясно, что Джейк Спун, который ошибался по многим поводам, насчет Монтаны оказался абсолютно прав. То был рай для скотоводов, а они были там единственными, кто этим занимался. Травянистым равнинам не видно было конца, они тянулись на север далеко за горизонт. Однако отсутствие индейцев беспокоило Колла. Однажды он поделился своим беспокойством с Августом.

- Кастер тоже их не видел, - заметил Август. - Пока его не поймали. Ну вот, мы сюда пришли. Ты останавливаться собираешься? Или мы так и попрем на север, пока не встретим белых медведей?

- Остановимся, но пока не время, - возразил Колл. - Мы еще не переправились через Йеллоустон. Мне нравится идея поставить первое ранчо в этих краях к северу от Йеллоустон.

- Какой из тебя фермер, - усомнился Август.

- Теперь уж, наверное, фермер.

- Да нет, ты боец, - сказал Август. - Бросить надо было этих чертовых коров в Техасе. Ты воспользовался ими в качестве предлога, чтобы приехать сюда, хотя тебе на них плевать, да и предлога тебе тоже не требовалось. Считаю, нам стоит отдать всех коров индейцам, если они покажутся.

- Отдать индейцам три тысячи голов скота? - поразился Колл мысли, пришедшей в голову его приятелю. - С чего бы это?

- А потому, что они перестанут нам мешать, - объяснил Август. - Мы сможем держать наши носы по ветру и следовать туда, куда они поведут нас, в порядке разнообразия, а не за коровьими задницами. Тебе еще не надоело?

- Я думаю иначе, чем ты, - ответил Колл. - Они наши. Мы их достали. Я не собираюсь их кому то отдавать.

- Я скучаю по Техасу и виски, - признался Август. - Вот мы в Монтане, и никто не может сказать, что с нами будет.

- Тут где то недалеко Милс Сити, - напомнил Колл. - Можем купить там виски.

- Да, но я люблю пить в помещении, - пожаловался Август. - Здесь довольно прохладно.

В подтверждение его высказывания на следующий день с гор задул холодный ветер. Ночью выпал снег. Люди, работавшие в ночном, закутывались в седельные одеяла, чтобы согреться. К всеобщему удивлению, утром равнина была покрыта тонким слоем снега. Мальчишка Спеттл так поразился, когда проснулся, что сначала боялся вылезать из под одеяла. Широко открытыми глазами он смотрел на всю эту белизну. Только когда он увидел, что другие ковбои топчут этот снег без видимых печальных последствий, он решился вылезти наружу.

Ньюта снег занимал всю дорогу на север, но где то в Канзасе он потерял свою куртку, так что теперь, когда снег в самом деле выпал, ему было слишком холодно, чтобы получать удовольствие. Единственное, чего ему хотелось, - согреться. Он снял сапоги, когда ложился спать, и снег растаял на ногах, так что носки оказались мокрыми. Сапоги ему были маловаты, на мокрые носки их не надеть. Он пошел в костру босиком, надеясь высушить носки, но вокруг пламени сгрудилось столько ковбоев, что он поначалу не мог протиснуться.

Пи Ай зачерпнул горсть снега и ел его. Братья Рейни лепили снежки, но все ковбои были замерзшие и раздраженные, так что братьям, не рискнувшим их злить, пришлось кидать снежки друг в друга.

- По вкусу снег напоминает град, только он мягкий, - заметил Пи Ай.

Тут как раз вышло солнце, и свет его на белой равнине показался таким ярким, что многие прикрыли глаза. Ньют наконец нашел место у костра, но к тому времени капитан уже начал всех поднимать, так что высушить носки ему не удалось. Он попытался надеть сапоги, но снова безуспешно, пока По Кампо не дал ему немного муки, которую он насыпал в сапоги.

- Должно помочь, - сказал он, но все равно Ньют надел сапоги с большим трудом.

Солнце растопило тонкую корку снега, и всю следующую неделю было снова жарко. По Кампо по целым дням шел за фургоном, за ним свиньи, которые носились по длинной траве, развлекая ковбоев, хотя Август боялся, что они потеряются.

- Надо разрешить им ехать в фургоне, - предложил он однажды Коллу.

- С чего бы это?

- Ну, ведь они делают историю, - заметил Август.

- Когда? - удивился Колл. - Что то я не заметил.

- Ну как же, ведь они первые свиньи, прошедшие от Техаса до Монтаны, - сказал Август. - Для свиней - подвиг.

- И что это им дало? - поинтересовался Колл. - Если они не поостерегутся, их съест медведь, в противном случае их съедим мы. Они проделали столь длинный путь впустую.

- Угу, но то же самое можно сказать и про нас. - Августа раздражало, что его друг недооценивает свиней.

После смерти Дитца Август и Колл стали ездить на разведку по очереди. Однажды, к удивлению Ньюта, Август попросил его поехать с ним. Утром они заметили гризли, но медведь находился на большом расстоянии и против ветра их не унюхал. День выдался ясный, на небе ни облачка. Август ехал, положив ружье поперек седла, и пребывал в превосходном настроении. Они удалились от стада миль на пятнадцать, и все равно, если они останавливались и оглядывались, то могли разглядеть стадо - черные точечки в центре равнины, а далеко за ними - линию южного горизонта.

- Никогда не думал, что может быть так далеко видно, - поразился Ньют.

- И в самом деле, - согласился Август с усмешкой. - Редкий это край - Монтана. Нам повезло. Лучше и придумать невозможно. Только не говори своему папе, что я это сказал.

Ньют решил, что это, верно, еще одна из многочисленных шуток мистера Гаса - называть капитана Колла его папой.

- Мне хочется, чтобы Вудроу продолжал думать, что от него много вреда, - продолжал Август. - Не хочу, чтобы он расслабился. Но я ничуть не жалею, что сюда заехал. Нет ничего лучше, как скакать на хорошей лошади по новой местности. Именно это мне на роду написано, да и Вудроу тоже.

- Как вы думаете, мы встретим индейцев? - спросил Ньют.

- Готов поспорить, что да, - ответил Август. - И вообще нас вполне уже сегодня могут всех прикончить. В этом и часть прелести незнакомого края - он таит опасности. Конечно, индейцы всегда владели этой землей. Она им дорога, потому что привычная. Нам же она по душе, потому что новая.

Ньют заметил что то странное во взгляде мистера Гаса. Длинные седые волосы падали на плечи. Никто не умел так быть довольным самим собой, как мистер Гас.

- Разумеется, нельзя забывать и о женщинах, - добавил Август. - У меня всегда была к ним слабость. Но ни одна не смогла бы удержать меня от такой поездки. Женщины - существа настойчивые, все стараются пригвоздить тебя к месту. Но если ты свернул в сторонку, то можешь быть уверен, что почти наверняка найдешь их близко от того места, где оставил.

- Вы в самом деле знаете, кто мой папа? - спросил Ньют. Мистер Гас казался таким добрым, что он решился задать этот вопрос.

- Да, Вудроу Колл твой папа, сынок, - ответил Август с таким видом, будто не говорил ничего особенного.

Впервые Ньют понял, что это может оказаться правдой, хотя и совершенно необъяснимой.

- Ну, он никогда об этом не говорил, - заметил Ньют. Просто знать еще ничего не меняло. Более того, возникали новые проблемы. Если капитан его отец, то почему он никогда об этом не упоминал?

- Тут дело тонкое, - произнес Август.

Ньюта такой ответ не удовлетворил, больше всего потому, что он не очень смекал, что это значит - «дело тонкое». Ему не хотелось критиковать капитана, особенно в присутствии мистера Гаса, единственного человека, позволяющего себе такую критику.

- Не в его это духе - упоминать об этом, - проговорил Август. - Вудроу вообще не упоминает ничего такого, упоминания о чем можно избежать. Он в этом деле мастак.

Ньют не мог в себя прийти от удивления. Если капитан его отец, то он должен был знать его мать, но он и об этом никогда не заикался. Ньют еще помнил то время, когда мечтал, что капитан окажется его отцом и возьмет его в долгие странствия.

Теперь, несколько странным образом, его мечта сбылась. Капитан взял его в долгое путешествие. Но вместо того чтобы чувствовать себя счастливым и гордым, ощущал грусть и смятение. Если это правда, то почему никто ему раньше об этом не сказал? Дитц никогда об этом не говорил. Пи Ай тоже. Хуже того, его мать никогда ему об этом не сообщала. Он был еще маленьким, когда она умерла, но не таким крошечным, чтобы не запомнить, кто его отец. Тут концы с концами не сходились, и он молча ехал рядом с мистером Гасом несколько миль, раздумывая над этим.

- Вы меня позвали, чтобы сказать это? - наконец спросил Ньют.

- Ага, - признался Август.

Ньют сознавал, что должен бы поблагодарить его, но он был не в настроении благодарить кого либо. Эта информация только все запутала в его жизни. Она испортила все то хорошее, что у него было, и связанное не только с матерью, но и с самим капитаном и вообще со всей компанией «Хэт крик».

- Я понимаю, тебе нелегко это слышать, - продолжал Август. - Поскольку Вудроу об этом не упоминал, я посчитал, что сам должен сказать тебе. Никогда не знаешь, что может случиться.

- Жаль, что я раньше не знал, - заметил Ньют. Это было единственным, в чем он был твердо уверен.

- Да, я понимаю, - согласился Август. - Надо мне было поговорить с тобой раньше, но вообще то это должен был сделать Вудроу, и я все надеялся, что он так и поступит, хотя в душе знал, что надеялся зря.

- Это потому, что я ему не нравлюсь? - спросил Ньют. Ему вдруг ужасно захотелось назад в Техас. Услышанные в такой момент новости испортили ему все впечатление от Монтаны.

- Нет, тут другое, - возразил Август. - Ты должен понять, что Вудроу Колл человек особенный. Ему нравится думать, что все должно идти своим чередом. Он хочет думать, что все выполняют свой долг, он же - в особенности. Он хочет думать, что люди и живут ради выполнения этого долга. Понятия не имею, что послужило толчком для такого образа мыслей. Он вовсе не глуп. Он прекрасно знает, что люди живут не только ради обязанностей. Но он ни за что в этом не признается, особенно в отношении себя самого.

Ньют видел, что мистер Гас изо всех сил старается объяснить ему, но пользы от этого было мало. Насколько он знал, капитан и в самом деле жил ради выполнения долга. Какое это имело отношение к тому, что он его отец?

- Вудроу не желает признать, что он такой же, как и все остальные, - добавил Август, видя недоумение парня.

- Так он и не такой, - сказал Ньют. Это было очевидно. Капитан вел себя совсем иначе, чем другие люди.

- Не такой, верно, - согласился Август. - Но однажды у него был шанс стать таким же, как все. Он от него отвернулся, а теперь не хочет признаться, что сделал неправильный выбор. Он скорее застрелится. Он все старается быть таким, каким он, по его разумению, должен быть, и еще хочет сделать вид, что оно всегда так и было, - вот поэтому он и не признался тебе, что он твой отец.

Вскоре они повернули и поехали назад к стаду.

- Странно, - заметил Август. - Я знал своего отца, он был джентльменом. Он мало чем занимался, разве что разводил лошадей и охотничьих собак да пил виски. Он пил каждый вечер, чем ужасно огорчал мою мать, но обе мои сестры обожали его так, будто он единственный мужчина на земле. Кстати сказать, одна из них до сих пор - старая дева, уж слишком обожала папочку. Но меня отец никогда не интересовал, - продолжал он. - Я вырвался оттуда в тринадцать лет и с той поры не возвращался. Я никаких чувств к нему не испытываю. Я просто видел, что и лошади, и охотничьи собаки надоедают, если сделать их делом своей жизни. Наверное, я бы разрушил все браки в Теннесси, останься я там. Или бы меня убили на дуэли.

Ньют понимал, что мистер Гас старается показать доброе к нему отношение, но он, по сути, не слушал его. Большую часть своей жизни он все думал, кто же его отец и где он может быть. Он думал, что обрадуется, узнав правду. Теперь он знал, но никакого облегчения не испытывал. Что то здесь было такое, что будоражило его, - он сын капитана Колла! - но еще больше заставляло грустить. Он порадовался, когда мистер Гас пустил лошадей в галоп, - это мешало думать. Они поскакали через травянистую равнину к видневшемуся на расстоянии стаду. Коровы казались не больше муравьев.

94

Ковбои начали говорить о реке Йеллоустон, как о месте, где кончается земля или, по меньшей мере, где кончится их поход. В их глазах река приняла магические свойства, в основном потому, что никто ничего толком о ней не знал. Джаспер Фант где то прослышал, что Йеллоустон по размерам как Миссисипи и такая же глубокая. Всю дорогу на север Джаспера пытались убедить, что не имеет значения, насколько глубока река, если уж она достаточно глубока, чтобы лошади приходилось переправляться через нее вплавь, но Джаспер считал, что это утверждение противоречит здравому смыслу. Чем глубже река, тем она опаснее - для него это было аксиомой. Он слышал о каких то так называемых глубинных течениях, которые якобы способны тебя засосать. Чем глубже река, тем скорее тебя может засосать, а Джаспер ужасно этого боялся. Ему особенно не хотелось, чтобы его засасывало на реке Йеллоустон, так что он соорудил себе пару грубых поплавков из пустых ведер на тот случай, если Йеллоустон окажется такой же глубокой, как и Миссисипи.

- Я не затем сюда тащился, чтобы потонуть в последней реке, - уверял Джаспер.

- А она не последняя, - заметил Август. - Монтана не заканчивается на Йеллоустон. Там еще где то и Миссури, а это кит река.

- Ну, я через нее переправляться не собираюсь, - заявил Джаспер. Ему уже стало казаться, что он всю жизнь провел, представляя себе, как это - быть втянутым под воду в глубокой реке, и он хотел, чтобы все знали, что он на крайности не пойдет.

- Если капитан решит двигать дальше, то придется и через нее переходить, - вмешался Диш Боггетт. Страхи Джаспера по поводу рек действовали всем на нервы. Никто не любил переправляться через реки, но никто и не говорил постоянно о связанных с этим опасностях на протяжении трех тысяч миль.

- Ну, Джейк упомянул реку Милк и еще одну, называется вроде бы Маро, - заметил Август.

- А вам все реки подавай, - рассердился Джаспер. - Разве мы недостаточно далеко зашли? Мне уже хочется зайти в приличный салун, как в Форт Смите. Хочу дом и родителей повидать, пока они живы.

- Ну, такого не запланировано, - сказал Август. - Мы сюда явились, чтобы соорудить ранчо. Дом и домашний очаг нас не должны интересовать. Мы вас всех наняли пожизненно. Вам с родителями следовало распрощаться перед отъездом.

- Ну вот мы пришли, а что теперь? - спросил Липпи. Этот вопрос интересовал всех. Обычно, перегнав скот, ковбои возвращались назад в Техас. Но ведь большинство шли только до Канзаса, который сейчас уже казался домом, из такой то дали. Многие из работников в душе сомневались, что найдут дорогу назад. Разумеется, они представляли себе общее направление, но им придется проделать этот путь зимой, и, кроме того, индейцы, не беспокоившие их на пути на север, могут захотеть напасть на них, если они отправятся на юг.

- В город хочется, - добавил Липпи. - Пусть не Сент Луис, просто городишко. Парочка салунов, где бы я мог устроиться. Я не приспособлен жить на открытом воздухе зимой.

Колл знал, что люди недоумевают, но он все еще не был готов остановиться. Джейк говорил, что самые прекрасные места дальше к северу, около Канады. Глупо останавливаться и выбирать, как следует не оглядевшись.

Он подумывал, а не оставить ли стадо и не поехать ли самому подальше на север, за Йеллоустон, чтобы взглянуть, что к чему. Но он отказался от этой мысли в основном из за индейцев. Все вокруг выглядело мирно, но это вовсе не означало, что так оно будет и дальше. Весьма возможно, что им придется ввязаться в драку, а он не хотел в это время быть в отъезде. Наконец он решил послать Августа.

- Мне страшно жаль, что именно ты увидишь все первым, но кто то же должен посмотреть, - сказал он. - Ты не возражаешь?

- Да нет, - ответил Август. - С радостью уеду от этого тоскливого разговора. Проеду, пожалуй, через этот Милс Сити и погляжу, не приготовили ли его жители ящик шампанского к нашей встрече.

- Уж потрудись, осмотрись сначала по сторонам, - попросил Колл. - Сомневаюсь, что главная улица Милс Сити - подходящее место для ранчо, а я уверен, что если ты заметишь салун, то дальше ты не двинешься. Нам нужно найти место и построить какое нибудь жилье, пока не ударили морозы. Возьми с собой кого нибудь на случай, если попадешь в беду.

- Я в состоянии сам выбраться из беды, - заявил Август. - Но если мне придется тащить за собой какого нибудь нытика, вроде Джаспера Фанта, это сильно меня затормозит. Мы похоронили последнего надежного человека на Паудере, разве ты забыл?

- Не забыл.

- Тебе не стоит часто ошибаться в этом краю, - предупредил Август, - а то можно кончить в качестве медвежьего дерьма.

- Возьми Пи, - посоветовал Колл. - Пи умеет подчиняться приказам.

- Верно, это он может, - согласился Август. - Наверное, придется взять его, хоть разговоров от него не дождешься.

Пи Ай энтузиазма по поводу разведки вместе с Августом не проявил, но, поскольку так велел ему капитан, он быстренько скатал постель и собрался. Кроме постели, все его сборы состояли в затачивании ножа. В одно Пи Ай верил твердо: нельзя пускаться в путешествие без хорошо заточенного ножа. Во время путешествия наверняка может понадобиться кого нибудь освежевать, что нибудь разрезать или подправить. Как только нож показался ему достаточно острым, Пи Ай счел себя готовым. Он знал, что в этой поездке ему отдохнуть не придется, раз уж он ехал с Гасом, а Гас говорит, не закрывая рта ни на минуту. Кроме того, у Гаса была привычка постоянно задавать вопросы, которых Пи не понимал, не говоря уж о том, чтобы ответить.

В то утро, когда они пустились в путь, дул ветер, на северо западе повисло тяжелое облако, и все говорили лишь о снеге.

- Я еще в Лоунсам Дав предупреждал, что придется нам переходить эту чертову Йеллоустон по льду, если мы не поторопимся, - напомнил всем Джаспер. - Теперь похоже, что я оказался прав.

- Даже если ты и был прав, то все равно ты ошибаешься, Джаспер, - сказал Август, засовывая еще две коробки с патронами в свои седельные сумы.

- Хотел бы я знать почему, - вызверился Джаспер, раздраженный тем, что Гас его вечно критиковал.

- Объясню, когда вернусь, - пообещал Август. - Давай, Пи, шевелись, посмотрим, удастся ли нам найти Канаду.

Они поскакали прочь под взглядами всей команды. Ковбои приуныли при виде тяжелых облаков. По Кампо бродил по равнине в поисках корешков. Август и Пи Ай настигли его почти в миле от лагеря.

- Ну ты и бродяга, По, - заметил Август. - Что ты рассчитываешь найти здесь на равнине?

- Дикий лук, - ответил По Кампо. - Я соскучился по луку.

- Я сам соскучился по большой бутылке виски, - проговорил Август. - Интересно, чья мечта быстрее исполнится?

- Adios , - попрощался По Кампо.

Через полтора дня разведчики выехали на травянистый пригорок и увидели милях в полутора впереди реку Йеллоустон. Как раз пятьдесят или шестьдесят бизонов пришли к ней на водопой. При виде всадников бизоны разбежались. Тучи развеяло и небо очистилось, ни облачка до самого горизонта. Река оказалась быстрой, но не глубокой. Переправляясь через нее, Август остановился на середине, наклонился, набрал в ладоши воду и напился. Вода была очень холодной.

- Сладкая водичка, но с хорошим виски не сравнить, - заметил он.

- Джасперу его поплавки не понадобятся, - высказался Пи Ай.

- А вдруг? - не согласился Август. - Он может свалиться с лошади, если слишком уж разнервничается. Давай погоняемся за этим бизоном.

- Зачем? - спросил Пи. По Кампо дал им с собой много мяса. Он представить себе не мог, зачем Гасу понадобился бизон.

Однако выбора у него не было, иначе пришлось бы остаться одному, и он последовал за Августом, а Август поскакал за бизоном, отбежавшим всего на милю. Они вскоре снова заставили бизона пуститься наутек и поскакали за ним. Замешкавшийся Пи остался далеко позади. Он все ждал выстрела из большого ружья Гаса, но так и не дождался. Проехав пару миль, он наткнулся на мирно сидящего на траве Гаса. Бизоны все еще убегали, но до них уже было мили три.

- Убил? - спросил Пи.

- Нет, я не охотился, - ответил Август.

- Так ты что, просто прогнать их решил, что ли? - удивился Пи. Как всегда поведение Августа было для него загадкой.

- Пи, ты тут ничего не ухватил, - возразил Август. - Мне просто хотелось еще разочек попреследовать бизона. Вряд ли у меня еще будет такой шанс, да и у других тоже, поскольку некого скоро будет преследовать. Но это великолепный спорт.

- Эти быки могут поддеть тебя на рога, - напомнил ему Пи. - Помнишь старину Барлоу? Бизон поддел его лошадь, лошадь грохнулась на Барлоу, и он сломал себе бедро.

- Барлоу медленно соображал, - заметил Август. - Он просто скакал рядом и нарвался на рог.

- Он и ходить стал медленно, как бедро сломал, - добавил Пи Ай. - Интересно, что случилось с Барлоу?

- Думаю, эмигрировал в Сегин или куда нибудь в тех же краях, - предположил Август. - Женился на толстой вдовушке и завел кучу ребятишек. Тебе бы так же поступить, а ты, надо же, заявился в Монтану.

- Ну я хочу остаться холостым, - сказал Пи Ай.

- Только потому, что ты ничего кроме этого не знаешь, еще не значит, что то, другое, тебе не понравится. Насколько я припоминаю, в Лоунсам Дав была одна милая вдовушка.

Пи Ай пожалел, что возникла эта вдовья тема. Он почти позабыл про вдову Коул и тот день, когда он помог ей снять белье с веревки. Он не понимал, почему не забыл про это начисто, ведь забыл же он куда более важные вещи. Так нет же, это воспоминание то и дело возникало в его мозгу. Если бы он женился, его мозг, наверное, весь бы переполнился такими вещами и совсем бы отказался думать. Он мог даже позабыть точить нож.

- Ты из людей с гор кого нибудь встречал? - спросил Август. - Они пришли сюда и забрали бобров.

- Ну, я когда то встречал старину Кита, - ответил Пи Ай. - Ты, верно, помнишь. Он там бывал.

- Да, помню, - сказал Август. - Только он никогда мне не нравился.

- А с чего бы? Что в нем не так? - заинтересовался Пи Ай. - Говорили, он кого хошь выследит.

- Кит был тщеславным, - объяснил Август. - Не переношу тщеславия в мужчине, хотя и прощаю его женщине. Доберись я до севера в юности, может, тоже стал бы горцем, но я вместо этого на корабль подался. В те дни шлюхи на этих корытах носили меньше тряпок, чем ушло бы, чтобы сделать подушечку для костыля.

Продвигаясь дальше на север, они встречали все больше бизонов, обычно небольшими стадами по двадцать или тридцать животных. На третий день к северу от реки они убили изувеченного бизона и поели его печени. Когда они утром отправлялись в путь, в небе уже кружили канычи, а неподалеку караулили две или три дикие собаки, ожидая их ухода.

Утро было чудесным, сначала довольно прохладным, но потом солнечным и теплым. Равнина расстилалась перед ними на много миль вперед, покрытая колышущейся травой, коричневая вдалеке и зеленая поблизости.

- Бог мой, сколько же еще земли надо капитану? - поразился Пи Ай. - Похоже, здесь местность любому подойдет.

- Ты прав, многим подойдет, - согласился Август. - Да и Коллу тоже. Давай еще проедем пару дней, а там повернем. Мы еще до реки Милк не добрались.

- В ней что, молоко? - спросил Пи Ай.

- Нет, ты подумай сам, Пи Ай, - удивился Август, - как может в ней течь молоко, если тут пока еще и коров то нету?

- Тогда зачем они ее так назвали? Молоко, оно и есть молоко.

- Псих - он псих и есть, - заметил Август. - А именно психом я стану, если долго буду тебя слушать. Психом.

- Ну, Джаспер может свихнуться, если не перестанет трястись из за этих рек, - высказался Пи. - А остальные останутся в своем уме, я так думаю.

Август страшно развеселился, представив себе оставшуюся в своем уме команду «Хэт крик».

- Если так, то они весь этот ум смогут сохранить в наперстке, - сказал он. - Но ведь никто наперстка не захватил?

К западу расположился небольшой холм, и Август поскакал к нему, чтобы выяснить, что находится в том направлении. Пи снова тронулся на север, не обращая особого внимания на Гаса. Гас вечно обозревал окрестности, так он это называл, и Пи не считал себя обязанным каждый раз за ним ездить.

Затем Пи услышал топот бегущей лошади и посмотрел, разыскивая Гаса, который, вероятно, наткнулся на еще одно стадо бизонов. Затем он замер на месте. Гас мчался вниз по маленькому холму, на который только что поднялся, а за ним по пятам - по меньшей мере дюжина индейцев на лошадях. Он, видно, выехал прямо на них. Индейцы стреляли из ружей и луков. Пуля срезала траву перед мордой лошади Пи, он выхватил ружье и выстрелил в индейцев, прежде чем развернуться и броситься наутек. Они с Гасом меньше часа назад пересекли небольшой, поросший деревьями ручей. Он решил, что Гас мчится к нему, поскольку здесь, в прерии, только там можно было укрыться. Разворачиваясь, Пи успел заметить, как пять или шесть индейцев повернули в его сторону. Он поднажал, чтобы приблизиться к Гасу, у которого из ноги торчали две стрелы. Гас погонял лошадь прикладом ружья, и она неслась во весь опор.

К счастью, у индейцев были плохие лошади, они не шли ни в какое сравнение с лошадьми Гаса и Пи, так что скоро разрыв между ними и преследователями увеличился. Теперь ни стрелы, ни пули до них не долетали, во всяком случае, так решил Пи, но тут же в опровержение его надежд пуля обожгла ему плечо, прямо над лопаткой. Но до ручья осталось всего три или четыре мили. Если им удастся туда добраться, будет время позаботиться о ранах.

Гас на скаку пытался выдернуть стрелы из ноги, но безуспешно.

Они заметили изгиб маленького ручейка еще за две мили и повернули, чтобы срезать путь. Индейцы отстали уже почти на четверть мили, но продолжали их преследовать. Достигнув ручья, Гас проехал немного вперед вдоль берега, пока не нашел место, где заросли были гуще. Там он спрыгнул с лошади и схватил седельные сумы.

- Забери все патроны, - велел он. - Нам придется пострелять. И привяжи лошадей в ближайшем укрытии, иначе они их убьют. А пешком тут далече.

Он захромал на берег, жалея, что не было времени вырезать стрелы из ноги. Но если они отравлены, то все равно уже поздно, а если он не сможет прицельно стрелять, это все равно значения иметь не будет, потому что индейцы их нагонят.

Пи слышал, как загрохотало ружье Гаса, пока он тащил потных лошадей в самые густые заросли. Но они все же были низковаты, так что он не очень рассчитывал, что у лошадей есть шанс уцелеть. Он сдернул седельные сумы со своей лошади, а также постельные тючки с обеих и спрятал их под берегом. Гас на мгновение перестал стрелять.

- Дай мое седло, - сказал он. - Покажу тебе фокус.

Затем он снова принялся стрелять. Судя по всему, ему удалось заставить индейцев повернуть или же они уже спустились в русло ручья. Пи послушно принес седло.

Когда он подошел к Гасу, тот перезаряжал ружье. Пи выглянул за берег и увидел индейцев, остановившихся в отдалении. Некоторые спешились и прятались за лошадьми, используя их в качестве щита.

- Скольких убил? - спросил он.

- Вроде троих, - ответил Август. - Эти ребята не промах. Они сразу поняли, что спешка может им дорого обойтись.

Пи Ай некоторое время наблюдал за индейцами. Они не орали, даже возбужденными не казались.

- Не вижу, что в них такого особенного, - сказал он. - Просто стоят.

- Верно, но пуля до них не достанет, - объяснил Август. - Они надеются, что мы зря начнем тратить патроны.

Август установил седло на берегу таким образом, чтобы стрелять из под него, что было значительно безопаснее, если индейцы тоже вздумают стрелять. За тем он бегло выстрелил шесть раз. Пять из лошадей упали, а шестая дико заржала и понеслась по прерии, где упала, пробежав несколько сотен ярдов. Индейцы ответили несколькими выстрелами, но пули не принесли вреда Гасу и Пи.

Затем индейцы разделились. Несколько человек поехали в северном от них направлении, а восемь остались на месте.

- Так так, нас, считай, окружили, - заметил Гас. - Полагаю, до темноты они не дадут о себе знать.

- Не хотелось бы ждать до темноты, - признался Пи.

- Ты знаешь, что ранен? - спросил Гас.

Пи начисто об этом забыл. И верно, вся рубашка пропиталась кровью. Он снял ее, и Август осмотрел рану, оказавшуюся чистой. Пуля прошла насквозь.

Теперь они занялись стрелами, торчащими из левой ноги Августа. Август крутил их, как только выдавалась свободная минута. Одну стрелу он вскоре вытащил, но вторая не поддавалась.

- Эта глубоко прошла, - проговорил он. - Тот воин стрелял всего ярдов с двадцати. Вероятно, она прошла под костью, но не отравлена. Иначе я бы уже почувствовал.

Пи тоже сделал попытку вытащить стрелу, в то время как Гас сжал зубы и держал ногу обеими руками. Она даже не поворачивалась, хотя Пи прилагал достаточно усилий, и кровь била фонтаном.

Пока они возились со стрелой, раздался дикий визг лошадей. Август похромал к ним, вытаскивая пистолет, и увидел, что обе лошади лежат с перерезанными шеями, залив все вокруг алой кровью.

- Не подходи, Пи, - приказал он, нагибаясь. Индеец, убивший лошадей, находился где то поблизости, в кустах, но Гас не мог его разглядеть. - Последи за севером, Пи, - добавил он. - Мне кажется, что этим парням тоже не хочется торчать тут до темноты.

Он быстро вытер пот со лба. Прячась за кустом, осторожно и медленно спустился к берегу, откуда ему хорошо были видны верхушки травы и кустов, и затаился. Когда лошади перестали биться, наступила полная тишина. Гас жалел, что отвлекся на стрелы и не уберег лошадей. Теперь они попали в трудное положение. До Йеллоустон - сотня миль, да и стадо, скорее всего, еще и не подошло к реке.

Он внимательно следил за верхушками кустов. На дне ручья не было ни малейшего ветерка, так что заросли могли зашевелиться, только если через них кто то пробирался. Курок его кольта был взведен. Он не двигался, время тянулось медленно. Прошло несколько минут. Август осторожно вытирал стекающий на глаза пот. Тишина, казалось, звенела, такой она была абсолютной. Даже мухи еще не жужжали, птицы не летали, ничего. Он мог поклясться, что индеец где то ярдах в двадцати от него, но он представления не имел, где именно.

- Ты не собираешься возвращаться, Гас? - спросил Пи Ай через несколько минут.

Август не ответил. Он терпеливо наблюдал за верхушками кустов. Торопиться нельзя, а уж разговаривать и подавно. Терпение всегда считалось основным достоинством индейцев. В повседневной жизни Гас сам терпением не отличался, но мог призвать его на помощь в случае необходимости. Затем он услышал движение за спиной и быстро оглянулся, чтобы убедиться, что Пи не вздумал внезапно прогуляться. Тут он увидел дуло ружья, высовывающееся на пару дюймов и направленное не на него, а на Пи. Он немедленно выстрелил дважды в заросли и услышал, как свалился индеец.

Через секунду, когда смолкло эхо выстрела, он услышал щелчок в нескольких ярдах от себя. Стремительно повернувшись, он выстрелил. Еще через мгновение заросли начали колыхаться так, будто сквозь них пробиралась огромная змея. Он кинулся туда и увидел раненого индейца, пытающегося отползти. Он сразу же выстрелил ему в голову и даже не задержался, чтобы перевернуть его. Пятясь задом, чтобы выбраться из зарослей, он наступил на пистолет, подведший индейца. Сунув его за ремень брюк, он поспешил к Пи, который имел достаточно бледный вид. У него хватило ума сообразить, что его едва не застрелили. Август взглянул на другого индейца, толстого парнишку лет семнадцати. Рядом лежал старый карабин, который Август поднял и бросил Пи.

- Нам надо шевелиться, - сказал он. - Это укрытие работает против нас. Если бы не везение, нас бы уже пристрелили. Нам надо найти место с отвесным берегом и без растительности.

Они прошли с милю вверх по ручью, таща седло, седельные сумы и ружья и внимательно осматривая берег. Август сильно хромал, но не стал останавливаться, чтобы осмотреть ногу. Наконец они подошли к изгибу ручья, где берег был голый и примерно футов в десять высотой. Растительности в русле не было никакой.

- Давай рыть. - Август принялся орудовать ножом, выкапывая неглубокую пещеру под берегом. Они остервенело работали с полчаса и все покрылись потом и грязью. Август использовал приклад карабина мальчишки вместо лопаты, чтобы отбрасывать землю в сторону и делать из нее что то вроде бруствера по обеим сторонам пещеры. Они внимательно прислушивались, но индейцев не слышали.

- Может, они ушли, - предположил Пи Ай. - Ты ведь уже пяток уложил.

- И это пять причин, почему они не ушли, - заверил Август. - Они будут сражаться за своих мертвых, поскольку рассчитывают встретиться с ними снова. Разве ты это еще не уяснил?

Пи Ай не был уверен, что вообще уяснил что то про индейцев, кроме одного: он их боялся, а это он понял задолго до того, как увидел первого. Рыть было тяжело, но они не останавливались. Индейцы могли показаться в любой момент.

- С какими индейцами мы сражаемся? - спросил Пи.

- Они не представились, Пи, - сказал Август. - Может, что то написано на стрелах. Я стану одноногим, если мы по быстрому не вытащим эту стрелу.

Не успели они забраться в пещеру, как на них обрушился дождь из стрел, все с южного берега ручья.

- Залезай, - велел Август. Они с Пи скрючились в пещере, выставив впереди седла. Большинство стрел перелетело через ручей и скрылось на противоположном берегу. Несколько воткнулось в бруствер, а еще пара упала в воду.

- Они стреляют на авось, - заметил Август. - Если бы не моя проклятая нога, я бы прокрался на другой берег и несколько сократил бы перевес в численности.

Дождь из стрел вскоре прекратился, но Гас и Пи решили не рисковать и остались в пещере.

- Придется мне эту клятую стрелу проткнуть насквозь, - решил Август. - Поскольку я могу потерять сознание, лучше сделать это сейчас. Когда стемнеет, нам обоим придется быть начеку.

Он замолчал и прислушался. Приложил палец к губам, чтобы Пи тоже хранил молчание. Кто то находился на берегу над их головой - один индеец, может, больше. Он жестом приказал Пи приготовить пистолет на случай, если индейцы вздумают на них напасть. Август очень надеялся, что они нападут, потому что из своей выгодной позиции они могли перестрелять столько, что оставшиеся в живых предпочтут уйти. Если же не удастся вынудить индейцев уйти, тогда их положение серьезное. Без лошадей, до стада сто миль, а он к тому же ранен. Они могли бы идти вдоль ручья и рано или поздно выйти к Йеллоустон и затем к Милс Сити, но в его состоянии это будет слишком длительным путешествием. Если бы ему дали право выбирать, он предпочел бы схватку. В этом случае им, возможно, удалось бы поймать хоть одну лошадь индейцев.

Но нападения не случилось. Тот, кто был над ними, ушел. Август поставил пистолет на предохранитель и снова вытянул ногу. Он имел достаточно опыта, чтобы не откладывать всего, связанного с ранами, в долгий ящик, поэтому ухватился за стрелу покрепче и принялся пропихивать ее через ногу. От резкой боли он весь покрылся холодным потом, но стрела двигалась.

- Господи, Гас, да у тебя еще рана, - воскликнул Пи. Когда Гас повернулся, чтобы выдернуть стрелу, Пи заметил, что сзади, чуть выше пояса, его рубашка в крови. Гас был весь в грязи, но сомневаться в том, что это кровь, не приходилось.

- Давай по очереди, - велел Август. Ему понадобились обе руки, чтобы толкать стрелу. Кожа на ноге начала выпирать.

- Режь, - приказал он Пи. - Как будто меня ужалила змея.

Пи побелел. Он терпеть не мог даже смотреть на раны. От одной мысли о том, чтобы разрезать ногу Гасу, его затошнило, но, вспомнив о своем остром ноже, он взял себя в руки. Он едва прикоснулся к коже ножом, как образовался разрез, в котором показался окровавленный наконечник стрелы. Август вытолкнул наконечник и потерял сознание. Пи Аю пришлось самому протолкнуть стрелу через рану. Тяжело, будто болт из доски вытаскиваешь, но он справился.

Пи жутко испугался. Стоит сейчас появиться индейцам, как они пропали, тут нет сомнений. Он взвел курки своего пистолета и кольта Гаса и держал их наготове, пока не затекли руки. Затем отложил пистолеты и смочил лоб Гаса водой, надеясь, что тот придет в себя. Если появятся индейцы, придется стрелять быстро, а он метко стрелял только тогда, когда не торопился. Он любил как следует прицелиться. Казалось, Гас никогда не придет в себя. Пи даже подумал, что он умирает, хотя хорошо слышал его дыхание.

Наконец Гас открыл глаза. Дыхание его было прерывистым, но он протянул руку и взял свой пистолет с таким видом, как будто просто вздремнул, чтобы освежиться. Затем, к удивлению Пи, он выполз из пещеры, проковылял к ручью и ножом накопал там густой грязи. Вернулся он с комком величиной с пушечное ядро.

- Грязь Монтаны, - проговорил он. - Не нравится мне эта рана. Может быть, грязь ее остудит.

Он замазал рану грязью и предложил немного Пи.

- Бесплатно. Возьми немного. - Затем он попробовал дотянуться за спину, чтобы пощупать рану, о которой говорил Пи.

- Это не пуля, - заключил он. - Еще одна стрела, только она вывалилась, когда мы драпали.

Сумерки сгущались, русло ручья уже было в тени, но край неба еще светлел.

- Я стану следить за западом, ты смотри на восток. - Не успел Август это сказать, как пуля ударила в свод пещеры, осыпав их грязью. Август взглянул вниз по течению и увидел, как ручей переезжают два всадника, но слишком далеко, чтобы можно было в сумерках как следует прицелиться.

- Полагаю, нас окружили со всех сторон, - заключил он. - Они и вниз по течению, и вверх.

- Не понимаю, почему мы не остались в Техасе, - заметил Пи Ай. - Там уж и индейцев почти нет.

- Ну что же, нам с тобой просто не повезло, - промолвил Август. - Нарвались прямо на воинов. Полагаю, они стали такой же редкостью, как и бизоны.

- Думаешь, сможем отбиться, пока капитан нас разыщет? - спросил Пи.

- Да, если я окончательно не загнусь от этой ноги, - ответил Август. - С ней явно что то не то. Если не станет лучше, тебе придется отправиться за помощью.

Эта мысль ужасно напугала Пи Ая. Отправиться за помощью, хотя, как считает сам Гас, они окружены? Пойти, чтобы его скальпировали, вот что это значит.

- Я так думаю, они меня словят, если я попытаюсь, - предположил Пи. - Может, капитан догадается, что мы в беде, и пошлет подмогу.

- Он нас еще неделю не хватится, - заметил Август. - Боюсь, здесь нам на четвереньках неделю не просидеть.

Через несколько минут до них с востока донесся странный, громкий крик. То был боевой клич индейцев. Такой же звук донесся с запада, а еще - с дальнего берега ручья. Потом несколько минут тишины, и снова эти дикие крики. Пи всегда не нравилась манера индейцев орать во время сражений, ему их крики действовали на нервы. Данный случай тоже не стал исключением. Крики были настолько пронзительными, что ему хотелось зажать уши.

Но Август слушал одобрительно. Крики продолжались около часа. Когда они смолкли, Август приставил ладони ко рту и испустил длинный, громкий крик, который длился, пока у него хватило дыхания. Пи Ай никогда не слышал, чтобы Август так кричал. Он в точности напомнил ему боевой клич команчей.

Окружившие их индейцы, похоже, тоже растерялись. Когда Гас перестал кричать, они последовали его примеру.

- Я лишь благодарил их за концерт, - сообщил Август. - Помнишь того старого индейца из племени команчей, который ослеп и все болтался у форта? Это он меня научил. Не думаю, что они в этих краях слышали команчей. Может, немного напугаются.

- Как ты думаешь, станут они подкрадываться в темноте? - спросил Пи. Он об этом беспокоился всю свою жизнь - что его ночью зарежет индеец.

- Сомневаюсь, - ответил Август. - Обычно индейцы неважно видят. Слишком много времени проводят в дымных вигвамах. Большинство из них ориентируются в темноте не лучше, чем мы, или даже хуже. Так что им рискованно подкрадываться ночью к таким снайперам, как мы.

- Ну, я вовсе не снайпер, - возразил Пи Ай. - Мне надо хорошенько прицелиться, иначе промахнусь.

- Слушай, ты такая же зануда, как и Джаспер Фант, - заметил Август.

Ночью индейцы не появились, чему Август был рад. Он чувствовал, что у него поднимается температура, и боялся простудиться. Ему пришлось укрыться седельными одеялами, хотя руку с пистолетом он высунул. Он почти всю ночь не спал, не в пример Пи Аю, который спал так глубоко, как будто лежал на перине.

Поутру Август весь горел. Хотя больше всего его беспокоила нога, бок тоже побаливал. Он решил, что скорее всего ошибся и там действительно пулевая рана. От температуры он ослаб.

Ожидая с пистолетом наготове нападения индейцев, он услышал раскаты грома. Через полчаса вокруг сверкали молнии и гремел гром.

- Ох, черт, - выругался Пи Ай. - Теперь в нас, ко всему прочему, еще и молния попадет.

- Давай лучше спи, если не можешь сказать ничего веселого, - сказал Август. - Я нюхом чувствую дождь, а это хорошо. Индейцы по большей части в мокроте сражаться не любят. Только белые, как последние идиоты, воюют в любую погоду.

- Мы сражались с индейцами в дождь, - возразил Пи Ай.

- Да, но это мы навязывали им битву, - ответил Август. - Они предпочитают воевать в солнечные дни, что вполне разумно.

- Они собираются нас убить, а ты их защищаешь, - недоумевал Пи Ай. Он не понимал Гаса, да никогда и не поймет, если его не убьют индейцы.

- Я всегда уважал здравый смысл, если мне с ним приходилось сталкиваться, - заметил Август.

- Надеюсь, ты с ним сегодня столкнешься и вытащишь нас из этой заварухи, - проговорил Пи.

Тут дождь полил вовсю. Лило так сильно, что ничего нельзя было разглядеть, да и говорить тоже было трудно. Мутный ручей начал выходить из берегов и приблизился к ним почти вплотную. Струи воды били с такой силой, что Пи казалось, будто забивают гвозди. Обычно такие ливни долго не длились, но этот оказался особенным. Создалось впечатление, что он лил несколько часов, дождь продолжался, когда уже начало светать, хотя не такой сильный. Пи стал беспокоиться, потому что ручей превратился в реку, перебраться через которую можно было лишь вплавь. Вода поднялась настолько, что плескалась всего в двух или трех ярдах от их пещеры, где они сидели скрючившись, и скоро смыла весь их бруствер.

А дождь все продолжался. К тому же было холодно, хотя, к счастью, у них имелся небольшой навес и они не слишком вымокли. Гас успел затащить одеяла в пещеру еще до начала дождя.

Пи испугался, заметив, что Гас не похож на самого себя. Щеки ввалились, руки тряслись. Он жевал кусок сушеного мяса, который достал из сумки, но видно было, что у него нет сил даже есть.

- Плохо тебе? - спросил Пи.

- Надо было раньше вытащить эту стрелу, - сказал Август. - С ногой у меня будут проблемы. - Он протянул Пи кусок мяса, и они некоторое время сидели молча, наблюдая за мутным потоком воды.

- Черт, вчера лягушка могла перепрыгнуть через этот ручей, - заметил Пи. - А теперь гляди. Мы можем утонуть вместо того, чтобы быть скальпированными. Хорошо, что Джаспера тут нет, - добавил он. - Здорово он воды боится.

- Вообще то этот поток дает нам некоторые преимущества, - заключил Август. - Если мы продержимся день, то ночью ты можешь проплыть мимо и улизнуть.

- Нет, так нельзя, - возразил Пи Ай. - Я не хочу бросать тебя сидеть здесь.

- А я и не собираюсь сидеть, - заверил Август. - Я тоже поплыву, если дождь будет продолжаться. Вполне вероятно, что дождь может остудить пыл индейцев. Они могут вернуться к семьям и оставить нас в покое.

- И все равно я не хочу тебя бросать, - упрямился Пи Ай.

- Ты же не сможешь донести меня до стада, а я сомневаюсь, что смогу идти, - настаивал Гас. - У меня температура, и в любой момент я могу потерять сознание. Тебе придется идти одному и привести сюда ребят, а может, и фургон. Тогда я смогу вернуться с комфортом.

Тут Пи впервые пришла в голову мысль, что Гас может умереть. Он был бледен, его трясло. Никому никогда не приходило в голову, что Гас может умереть. Разумеется, Пи знал, что все умирают рано или поздно. Пи и сам может умереть. Но в отношении Гаса Маккрае такая мысль казалась дикой, как и в отношении капитана. Они были людьми особенными, не такими, как все, во всяком случае, по понятиям Пи. Так что он никогда даже не задумывался, что и они могут умереть. Теперь же, глядя на бледного и дрожащего Гаса, такая мысль впервые пришла ему в голову. Гас может умереть. Пи сразу осознал, что он должен сделать все возможное, чтобы этому помешать. Если он вернется к фургону и доложит, что Гас умер, страшно даже представить, что скажет капитан.

Но он понятия не имел, что ему делать. Лекарств у них не было, дождь лил как из ведра, вокруг индейцы, а до стада больше ста миль.

- Поганая ситуация, согласен. - Август как будто прочитал мысли Пи. - Но пока не смертельная. Я здесь несколько дней продержусь. Колл до этого ручья на своей славной кобылке за сутки доберется. Тебе лучше идти ночами. Если пойдешь днем, эти краснокожие ребята могут тебя выследить, и тогда шансов не останется. Полагаю, за три ночи ты до Йеллоустон до берешься, а они к тому времени уже должны будут туда подойти.

Пи Ая все это пугало. Он ненавидел ездить по ночам, а ходить пешком - и того хуже. Он стал надеяться, что, возможно, индейцам надоел дождь и они ушли, но вскоре его надежды разбились в пух и прах. В течение дня индейцы трижды принимались по ним стрелять. Они стреляли снизу по течению, и Гас сразу же ответил. Пули индейцев бесполезно застревали в грязи или с визгом рикошетили от воды. Гас так плохо выглядел, что Пи сомневался, может ли он прицельно стрелять, но получил ответ на этот вопрос к концу дня, когда один из индейцев попытался под прикрытием дождя выстрелить в них с противоположного берега. Он сделал один выстрел, попав в седло, затем Гас подстрелил его, когда он повернул, чтобы уползти. Выстрел заставил его выпрямиться, но тут Гас выстрелил снова. Вторая пуля настигла индейца, он свалился навзничь и скатился в воду. Он еще был жив и попытался плыть, но Гас выстрелил еще раз. Через минуту две он уже плыл вниз лицом.

- Я думал, он потонет, - сказал Пи Ай, считая, что Гас зря тратит патроны, стреляя трижды.

- Возможно, но мог и выплыть и потом перерезать нам горло, - ответил Август.

В тот день индейцы больше не стреляли, но, вне вся кого сомнения, и не ушли. Перед закатом солнца они снова выкрикивали свой боевой клич. На этот раз Август им не ответил.

День был пасмурным, но все тянулся и тянулся. Сумерки никак не кончались, и Пи Ай совсем потерял присутствие духа. В пещере было тесно. Ему хотелось размять ноги, и он совершил досадную ошибку, признавшись в этом Гасу.

- Потерпи до темноты, - посоветовал тот. - Тогда уж разминай, сколько влезет.

- А вдруг я заблужусь? - спросил Пи Ай. - Я в этих краях никогда не бывал.

- Держись южного направления, - посоветовал Август. - Больше ничего не требуется. Если спутаешь и пойдешь на север, тебя съест белый медведь.

- Ага, и какой нибудь гризли, если я пойду на юг, - с горечью заметил Пи Ай. - И так, и так - конец один.

Он пожалел, что Гас вспомнил о медведях. Медведи не выходили у него из головы со дня великой битвы техасского быка. Он неожиданно подумал, что жизнь на севере довольно суровая. Гасу понадобилось трижды стрелять, чтобы убить маленького индейца. Сколькими же выстрелами можно убить медведя гризли?

- Ну, пора тебе отправляться, Пи, - наконец проговорил Август. Уже с час как стемнело, и индейцы молчали.

- Эта проклятая вода на вид холодная, - заметил Пи Ай. - Никогда не любил холодные ванны.

- Тогда жаль, что мы не захватили с собой печку, - сострил Август. - Мы подогрели бы тебе водички. Но сейчас придется обойтись тем, что есть. Дождь кончился. Вода вскоре спадет, а тебе чем больше воды, тем лучше. Давай выплывай на середину и сделай вид, что ты водяная крыса.

Пи Ай не хотел идти. Он за свою жизнь ни разу не ослушался приказа и колебался не из за холодной воды и возможных опасностей. Он не хотел оставлять Гаса. Гас был на грани потери сознания. Если это случится, индейцы смогут захватить его. Пи немного посидел, стараясь придумать довод, который бы заставил Августа разрешить ему остаться.

- Может, вместе поплывем? - спросил он. - Я знаю, тебе трудно ходить, но ты сможешь опереться на меня.

- Пи, иди, - велел Август. - Мне лучше не становится, только хуже. Если хочешь помочь, доберись до капитана Колла. Пусть скачет сюда с запасной лошадью и везет меня в Милс Сити.

Пи собрался, но на сердце у него лежал камень. Все казалось ему неправильным, и ничего бы такого не случилось, останься они в Техасе.

- Я же не могу плыть и держать это чертово ружье, Гас, - упорствовал он.

- Засунь его за пояс и пропусти в штанину, - посоветовал Август. - Ты же будешь двигаться по течению, тебе и плыть почти не придется.

Пи Ай снял сапоги и рубашку и свернул их в узелок. Затем он последовал совету Гаса и засунул ружье за пояс и дальше, в штанину. Он сунул в один из сапогов немного сушеного мяса. Теперь ему оставалось лишь уйти, а он все медлил.

- Да иди же, Пи, - поторопил его Август. - Иди к капитану и не беспокойся обо мне. Но постарайся, чтобы индейцы тебя не схватили.

Гас протянул руку, и Пи понял, что он хочет обменяться рукопожатием. Пи Ай пожал ему руку, испытывая глубокую печаль.

- Гас, вот никогда не думал, что придется тебя бросить, - сказал он.

- Что же, так уж вышло, - заметил Август. - Береги себя.

Именно в этот момент Пи Ай осознал, что наверняка никогда больше не увидит Гаса живым. Они и раньше часто ввязывались в драчки с индейцами, но, насколько Пи мог помнить, Гас никогда не был ранен. Те стрелы и пули, которые раньше пролетали мимо, теперь настигли его.

Пожав Пи руку, Гас повел себя так, будто его уже нет. Он не предложил ничего передать, вообще больше ничего не добавил. Пи захотелось что нибудь сказать на прощание, но он ничего не мог придумать. Он грустно вошел в холодную воду. Она оказалась куда холоднее, чем он предполагал. Ноги сразу закоченели. Он оглянулся. Отсюда он мог смутно разглядеть пещеру, но не Гаса.

Добравшись до глубокого места, Пи Ай тут же за был и про Гаса, и про все остальное, так боялся утонуть. Ледяная вода тащила его вниз. Плыть было вовсе не так легко, как обещал Гас. Сильно мешало ружье. Казалось, оно весило тонну. Да он и не привык к такому быстрому течению. Несколько раз его сносило на берег, где он путался в зарослях.

Хуже того, он почти сразу потерял свой узелок с сапогами, одеждой, одеялом, едой и частью патронов. Он потянулся, чтобы чуть выше подтянуть ружье, и вода вырвала узел из его рук и сразу же унесла далеко вперед. Пи Ай начал понимать, что утонет, если быстро что нибудь не предпримет. Несколько раз его накрывало с головой. Ему безумно хотелось выбраться на берег, но он не был уверен, что уже проплыл мимо индейцев. Гас велел плыть по меньшей мере милю, а Пи Ай не знал, сколько уже осталось позади. Ему все время приходилось бороться с течением. К своему ужасу, он почувствовал, как вода стаскивает с него брюки. Он пожалел, что не затянул крепче ремень, прежде чем спуститься в реку. Он никогда не отличался широкими бедрами, и вскоре его брюки оказались ниже них. Ружейный прицел бил по ноге. Пи схватил было ружье, но тут же снова ушел под воду, ружье и спустившиеся штаны топили его. Он принялся судорожно снимать их, чтобы освободить ноги. Хотелось выматерить Гаса за его совет сунуть ружье в штанину. Он все равно не смог бы его достаточно быстро вытащить, случись на его пути индеец, и эта мысль его безумно раздражала. Пи с трудом вынырнул на поверхность и едва не позвал на помощь, но вовремя вспомнил про индейцев, кроме которых его здесь некому было услышать. Затем ему едва не оторвало ногу - он проплыл слишком близко к каким то кустам. Берег находился совсем рядом, его туда вынесло течением, и волочащееся сзади ружье за что то зацепилось. Пока он с ним сражался, штаны с него смыло, и он выплыл на середину спиной вперед. На мгновение он увидел южный берег, а затем снова вокруг была одна вода. Дважды он открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, но вместо него глотал воду, часть которой выходила через нос. Его ноги настолько закоченели в холодной воде, что он их не чувствовал.

Пи так потом и не смог вспомнить, как выбрался из воды, но каким то образом ему это удалось, потому что, когда он пришел в себя, оказалось, что он лежит в грязи, а ноги его все еще в воде. Он был совершенно гол, грязь была дико холодной, так что он с трудом поднялся и выбрался на берег - не больше восьми футов высотой, но очень скользкий.

Когда Пи наконец залез наверх, ему захотелось лечь на траву и заснуть, но он достаточно соображал, чтобы оценить ситуацию, и это привело его в чувство. Он не утонул, но был совершенно гол, без оружия и пищи, причем на сотню миль от фургона. Он не знал местности и вполне мог встретить крутых индейцев, которые ее хорошо знали. Где то выше по течению остался больной и, может, умирающий Гас. Пи пришла в голову ужасная мысль - вдруг после всех этих переворачиваний в ручье он вылез не на тот берег? Он вполне может направляться на север, а в этом случае ему конец, но у него не было времени беспокоиться. Нужно двигаться. Он потерял узел и ружье, так что, когда спадет вода, они останутся лежать в русле у всех на виду. Если их найдут индейцы, они догадаются, что он ушел, а Гас остался один, так что ему придется худо. Если им захочется преследовать его, тогда и ему не на что надеяться. У них лошади, они его догонят за несколько часов. Чем быстрее он пойдет, тем больше у него шансов выжить.

Поразмышляв обо всем этом, Пи всерьез порадовался, что ночь такая темная. Пусть бы так и не рассветало, по крайней мере, пока он не доберется до стада. Когда он думал обо всех ожидающих его опасностях, то с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на бег. Он живо вспомнил все то, что индейцы делают с белыми. В свою бытность рейнджером он помогал похоронить несколько человек, побывавших в их руках, и воспоминание об обугленных и изуродованных трупах постоянно преследовало его. Он также не мог отделаться от мысли об огромном рыжем медведе, который едва не задрал техасского быка. Он помнил, как быстро передвигался медведь, когда они пытались его преследовать верхом. Если такой медведь заметит его, уж лучше ему просто лечь и сдаться.

Но скоро рассвело. Единственным благодеянием, принесенным светом, был вид Полярной звезды, мелькавшей в разрыве облаков. По крайней мере, он знал, что идет в правильном направлении. Вскоре взошло солнце, и он вспомнил предостережение Гаса - не идти днем. Пи решил его проигнорировать. Он находился на абсолютно ровной и пустынной равнине, где негде спрятаться. Так что уж лучше идти, чем сидеть.

Когда он посмотрел вперед, то очень расстроился, потому что равнина тянулась бесконечно. Ему казалось, что он может видеть на сотню миль, но впереди пустота, и он должен преодолеть ее. Он никогда не любил ходить пешком, а привыкнув за время перегона ездить все время верхом, и вовсе разлюбил этот способ передвижения. Он никогда не собирался пересекать такие расстояния пешком, тем более босым. Не успел он пройти и нескольких миль, как ноги покрылись ссадинами и царапинами. Равнина только выглядела ровной и травянистой, но на самом деле кругом были разбросаны камни, о которые он спотыкался.

Его еще смущало то, что он голый. Разумеется, никто не мог его видеть, но сам то себя он видел, и это его расстраивало. Капитан здорово удивится, увидя, что он вернулся нагишом. Ребята наверняка решат, что это забавно, и будут потом долго над ним подтрунивать.

Сначала его нагота беспокоила его не меньше сбитых ног, но после полдня ходьбы ноги болели так, что ему уже было все равно, голый он и жив ли вообще. Ему пришлось переправиться через двенадцать ручьев, и на берегу одного из них он попал в очень колючие кусты. Вскоре каждый шаг причинял ему боль, но он понимал, что должен идти, иначе никогда не найдет ребят. Каждый раз, оглядываясь, он боялся увидеть либо индейцев, либо медведя. К вечеру Пи уже еле брел, спотыкаясь. Он нашел травянистый холмик и лег, чтобы немного поспать.

Проснулся Пи от дикого холода и обнаружил, что пошел снег. Налетел ветер. Пи услышал странный звук и не сразу понял, что это стучат его зубы. Ноги так болели, что он с трудом встал, а от снега было совсем худо. Снег шел мокрый, сразу таял, но от этого уютнее не становилось.

Каким то образом он проковылял на юг всю ночь. Снег вскоре прекратился, но ноги страшно замерзли, и каждый раз, когда он спотыкался о камень, с трудом сдерживался, чтобы не закричать. Он очень ослаб и понимал, что движется слишком медленно. Пи мучительно жалел, что не сберег хоть что то - мясо, ружье, одеяло. Гас поднимет его на смех, когда узнает, что он растерял все, еще не выбравшись из ручья.

От усталости Пи Ай даже как то запамятовал, что Гас остался в маленькой пещере. Пока он брел, он несколько раз обращался к нему, в основном задавал вопросы. Временами ему казалось, что Гас впереди, ведет его. Или то был Дитц? Все в голове у Пи перепуталось. Кто бы это ни был, он не отвечал на его вопросы, хотя Пи продолжал их задавать. Ему становилось легче, когда он знал, что Гас или Дитц с ним. Лучших разведчиков, чем они, он не знал. Они его выведут.

В конце второго дня пути Пи остановился отдохнуть. Он понял, что никого с ним нет, разве что духи. Но ведь и вправду, то могли быть духи. Может, Гас уже умер, а Дитц и вовсе давно мертв. Возможно, кто то из них от нечего делать решил поплавать наверху над ним и вывести его к Йеллоустон.

Посмотрев на свои ноги, он решил, что уж лучше ему ползти или идти на руках, скорость будет та же. Они распухли вдвое, кругом порезы и синяки. Но других ног у него не было, так что, отдохнув часок на солнце, он снова поплелся вперед. Очень хотелось есть, и он пожалел, что в свое время не присматривался повнимательнее к По Кампо, который всегда находил что нибудь съедобное в прерии. Пи тоже попробовал поискать, но кругом была одна трава. Ему еще повезло, что по пути попадались ручейки, так что с водой проблем не было. Однажды ему удалось поймать в грязи немного миног. Они не давались в руки и ускользали, да и вообще их хватило откусить пару раз. Но все же лучше, чем ничего.

Больше всего ему повезло попозже в тот день, когда удалось подбить камнем большую дикую курицу. Он сломал птице лишь крыло, и ему пришлось бегать за ней по прерии, но птица устала раньше Пи, так что он поймал ее, ощипал и съел сырой. Отдохнув часа три, он всю ночь тащился вперед.

На третье утро Пи едва смог заставить себя пошевелиться. Ноги были в жутком состоянии, а равнина впереди такой же пустынной и бесконечной. У него заболели глаза, так он хотел увидеть Йеллоустон, но все равно ничего не мог разглядеть.

Больше всего его удручала пустота. Он давно почти перестал думать об индейцах и медведях. Больше всего он боялся заблудиться. По звездам он знал, что идет на юг, но куда именно? Он мог обойти стадо с востока или с запада, и его никто не заметил. Может, он просто прошел мимо, тогда ему надеяться не на что. Выпадет снова снег, и он замерзнет или же умрет от голода.

Он лежал до позднего утра, не зная, как поступить. Иногда ему казалось, что лучше всего сесть и ждать. Ведь в Монтане где то должны быть солдаты. Если он посидит подольше, кто то обязательно его найдет.

Но все же Пи Ай снова встал и побрел на юг. Солдаты в лучшем случае найдут лишь его кости. День выдался солнечным, и стояла такая жара, что он пришел в негодование по поводу погоды в этой Монтане. Что это за край такой, где ночью можно замерзнуть до смерти, а двумя днями позже обуглиться на солнце? Он заметил пару диких собак и потерял час, пытаясь попасть в одну из них камнем. Но собаки оказались умнее курицы и не подпускали его близко.

Он, спотыкаясь, все шел и шел, чувствуя, что солнце сожжет ту немногую кожу, что у него осталась. Несколько раз он падал. В голове шумело, и ему казалось, что он плывет. Затем распухшие ноги отказались его держать, и, вместо того чтобы плыть, он упал. Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в траве лицом вверх и солнце палит ему прямо в глаза. Он поднялся на ноги и стал оглядываться, испугавшись, что стадо прошло мимо, пока он спал. Он пытался идти прямо на юг, но ноги так плохо слушались, что он постоянно отклонялся от курса.

- Будьте вы прокляты, держитесь прямее! - приказал он. Звук собственного охрипшего голоса окончательно привел его в чувство.

Потом он смутился. Человек, проклинающий собственные ноги, должен быть явно не в себе, это он понимал. Он опять вроде бы поплыл, причем так сильно, что сам напугался. Ему стало казаться, что он может выплыть из собственного тела. Интересно, а может, он умирает? Что чувствуешь, когда умираешь? Пи Ай ни когда не слышал, чтобы кто нибудь умер просто от ходьбы, но он вообще мало что знал о смерти. Он делал несколько шагов, и ему снова казалось, что он выплывает из своего тела, и это так его пугало, что он спотыкался и падал. Ему не хотелось снова вставать, поэтому он пополз, время от времени поднимая голову, что бы посмотреть, не показалось ли стадо. Он чувствовал, что еще одной ночи одному и без пищи ему не пережить. Он так и умрет в траве, как побитое животное.

Стемнело, и он едва не заплакал от разочарования. Он шел достаточно долго, ребятам уже давно пора появиться. Когда стало совсем черно, он остановился и прислушался. Он чувствовал, что стадо должно быть близко, и, возможно, ему удастся услышать пение ирландца. Никакого пения он не услышал, но, когда снова поднялся и попытался сделать несколько шагов, опять ощутил присутствие проводника. На этот раз он твердо знал, что это Дитц. Он не мог его разглядеть, потому что было темно, да и сам Дитц - черный, но он избавился от этого ощущения парения и стал ступать увереннее, хотя и побаивался. Он не знал, как надо вести себя с теми, кто умер. Ему хотелось что то сказать, но он понимал, что нельзя. Дитц может уйти и оставить его одного спотыкаться в темноте, если он что нибудь скажет. Наверное, мертвым путешествовать легко, Пи не знал точно. Его это беспокоило. Он шел медленно, боялся упасть, но не останавливался всю ночь.

Через два часа после восхода солнца на следующий день Дишу Боггетту показалось, что он заметил на севере фигуру. Сначала он не мог разобрать, человек это или антилопа. Если это человек, то наверняка индеец, решил он, и поскакал к капитану, который пытался подковать кобылу - практически невыполнимая задача. Она терпеть не могла, когда кто нибудь держал ее копыто, и требовалось ее предварительно надежно привязать.

К счастью, капитан уже закруглился и поехал вместе с Дишем, чтобы взглянуть, кто идет. Сначала он ничего не заметил, но у Диша глаз был зоркий, и он запомнил, где именно увидел фигуру. Колл в душе предполагал, что это антилопа, но решил проверить. Они переправились через Йеллоустон днем раньше, и все были потрясены тем, что все сошло благополучно. У Джаспера Фанта никогда еще не было такого прекрасного настроения - как же, ведь он пережил переправу через все реки!

- Вон он, - неожиданно произнес Диш. - И вроде это Пи.

Диш рот открыл от изумления. Пи уже не шел, он сидел голый в траве и кивал головой, будто с кем то разговаривал. Заслышав голоса, он повернул голову и вроде бы не очень удивился, но когда они спешились, то увидели у него на глазах слезы.

- Привет, капитан, - сказал Пи, стыдясь своих слез. - Вы немного не застали Дитца.

Колл видел, что Пи Ай ранен и явно не в себе. Грудь в крови, на плече рана, кожа обгорела, а ноги распухли до размеров коровьего вымени и все в ранах.

- Гас умер? - спросил Колл, страшась услышать ответ. Хотя он знал умение Гаса нарываться на неприятности, его потрясло состояние Пи.

Пи Ай думал о Дитце, который был так добр, что шел с ним всю ночь. Он стыдился своей наготы и с трудом сосредоточился на вопросе, который задал ему капитан.

- Там дальше ручей, я потерял всю одежду, - сообщил он.

Капитан снял с седла свой дождевик и накинул его на Пи. Пи немедленно почувствовал себя лучше. Он попытался застегнуть дождевик, так чтобы не было видно сраму, но пальцы у него дрожали, и Диш помог ему.

- Гас умер? - повторил Колл.

Пи Ай медленно собирался с мыслями. Потом он вспомнил, что Гас остался в пещере с двумя пистолетами и не сказал ни слова, когда он входил в воду. И у него скверная рана на ноге.

- Ручей поднялся, когда я уходил, - проговорил Пи Ай. - Мне пришлось плыть мимо индейцев, и я потерял все снаряжение. Мой пистолет остался у Гаса.

- Где это? - спросил Колл.

- Дальше на севере, капитан. Мы вырыли пещеру в обрывистом берегу. Больше я ничего не знаю.

- Но он был жив, когда ты уходил?

- Да, он меня сам послал, - сообщил Пи. - Он сказал, чтобы вы галопом мчались туда и помогли ему разобраться с индейцами.

Диш Боггетт все никак не мог привыкнуть к виду голого и покрытого ранами Пи. Последнее время у них все шло гладко, и они почти забыли, что находятся в суровом краю.

- Что ты там говорил про Дитца? - спросил он.

- Помог мне, - пояснил Пи. - Мы поедем за Гасом, капитан? Мы с трудом вытащили из его ноги эту стрелу, так что нога у него сильно болит.

- Ты пойдешь к фургону, - велел Колл. - Тебе надо поесть. Сколько там было индейцев?

Пи постарался сосредоточиться.

- Много напало, - наконец ответил он. - Человек, наверное, двадцать. Гас сколько то убил.

Коллу и Дишу пришлось поднять Пи, все силы покинули его теперь, когда он оказался в безопасности. Дишу пришлось поддерживать его на лошади, пока они ехали, потому что он не мог даже держаться за луку седла.

Команда, пребывавшая в прекрасном настроении и праздновавшая свои успехи - разве не были они первыми, кто пригнал стадо из Техаса в Монтану? - мгновенно протрезвела, разглядев, в каком Пи состоянии.

- Ну, привет, парни, - сказал Пи Ай, когда ему помогли слезть с лошади. Все столпились вокруг, чтобы поздороваться с ним. По Кампо уже успел сварить кофе. Когда Берт и Нидл Нельсон помогли Пи усесться, прислонившись спиной к фургону, По протянул ему кружку, но руки у Пи слишком тряслись, и он не мог ее удержать. По принялся поить его с ложки, и где то между двумя ложками Пи сполз на землю и отключился. Он проделал это так быстро, что никто не успел подхватить его.

- Он умер? - заволновался Ньют.

- Нет, просто выбился из сил, - объяснил Колл. Он нагружал свои седельные сумы патронами, радуясь, что успел подковать кобылу.

- Он говорил, ему помог Дитц, - вспомнил Диш Боггетт. То, как Пи это сказал, подействовало ему на нервы. Дитц умер и лежит в земле там, позади, на реке Паудер.

Колл промолчал. Он раздумывал, взять Диша с собой или нет.

- Наверное, Пи был не в себе, - заметил Диш. - Это все объясняет.

По Кампо улыбнулся.

- Мертвые иногда могут нам помочь, если мы им позволим и если они сами захотят.

Джаспер Фант, радуясь по поводу того, что находится среди живых, сурово взглянул на По.

- Никто никогда мне не помогал, кроме отца, - заявил он.

- И как он тебе помог? - поинтересовался Нидл.

- Оставил мне двадцать долларов в завещании. Я на эти деньги купил себе седло и с той поры стал ковбоем.

- Это ты сам себя так называешь, - заметил Соупи Джонс. Они с Джаспером поспорили за картами, и с тех пор у них были плохие отношения.

- Я же здесь, верно? - возмутился Джаспер. - То, что ты проиграл ту игру, не значит, что я плохой ковбой.

- Ох, закрой пасть, Джаспер, - устало произнес Диш. Ему надоели и Джаспер, и Соупи, и к тому же он полагал, что к вопросу о Пи и Дитце они отнеслись слишком легко. Ведь Пи сказал, что еще чуть чуть, и они бы застали Дитца. Диш всю свою жизнь боялся призраков, хотя никому бы в этом не признался, и ему было не по себе от того, что один бродил поблизости. От этого еще страшнее работать ночью, несмотря даже на то, что данный призрак вроде бы настроен дружелюбно.

Затем кто то заметил, что капитан Колл уезжает. Он достал из фургона еще одно ружье и забрал дождевик, который одалживал Пи, накрыв его теперь одеялом.

- Гоните стадо на север, - велел он. - Будьте внимательны. Я поеду за Гасом.

При одной мысли о том, что он уедет, у всех в сердце забрался страх. Хотя они и любили показывать свою независимость, вся команда чувствовала себя значительно спокойнее, когда капитан находился поблизости. И если не капитан, тогда Гас. Всего пару часов назад они чувствовали себя завоевателями. А как же еще, ведь они победили Йеллоустон. Но теперь, наблюдая, как капитан седлает кобылу, они все впали в уныние. Как ни великолепна расстилающаяся перед ними равнина, она превратила Пи Ая в полутруп. И индейцы загнали Гаса в какую то дыру. Они вполне могут убить его, а заодно и капитана. Все люди смертны, а они особенно - во всяком случае, им так казалось. Еще до вечера может поднавалить тысяча индейцев. Они могут свалиться им на голову, как когда то свалились на голову Кастера.

У Колла не было времени, чтобы успокаивать людей и давать им подробные инструкции. Если Гас тяжело ранен, он быстро ослабеет, так что каждый час имел значение. Опоздание на десять минут может быть равносильно опозданию на десять дней или даже на год. Кроме того, его раздражал тот умоляющий вид, с которым смотрели на него ковбои. Иногда ему казалось, что они забудут, как дышать, если он или Гас им не покажут. Он знал, что они все люди способные, даже если они сами того не понимали, но временами вели себя как дети, ждущие, что их возьмут за руку. Всю свою взрослую жизнь он соглашался быть впереди, но иногда, если люди выказывали особую тупость, он дивился, зачем ему все это нужно.

Они с Августом много раз обсуждали вопрос лидерства.

- Все весьма просто, - говорил Август. - Большинство людей сомневаются в своих собственных способностях. Ты же - нет. Вот им и хочется удержать тебя рядом. Это освобождает их от необходимости сомневаться.

- Так ведь большинство из них вполне справились бы самостоятельно, - возразил Колл.

Август хмыкнул.

- Ты слишком много работаешь, - объяснил он. - Людям стыдно. Вот они и считают, что тянуться за тобой они не могут, а от этого уже один шаг до того, что бы считать, что без тебя они вообще ничего не могут.

- Хотел бы я увидеть что нибудь, что заставит тебя устыдиться, - проговорил Колл.

- Мой петушок несколько раз делал это, - признался Август.

Колл задумался, что он мог иметь в виду, но не спросил.

Собравшись, он сразу сел на лошадь и подъехал к Дишу Боггетту.

- Ты за старшего, - приказал он. - Двигайтесь на север. Как смогу, вернусь.

Диш даже побледнел при мысли о такой ответственности. У него и так хватало забот с этими призраками, о которых бредил Пи Ай.

Капитан выглядел сердитым, что быстрее примирило ковбоев с его отъездом. Все боялись его гнева. Но когда он уехал и даже не успел еще скрыться из виду, их чувство облегчения сменилось страхом.

Всего лишь час назад развеселый Джаспер Фант погрустнел быстрее всех.

- Милостивый Боже, - сказал он. - Вот приехали мы в Монтану, а тут и индейцы, и медведи, и зима на носу, и капитан с Гасом куда то пропали. Удивлюсь, если нас всех не прирежут.

В порядке исключения Соупи Джонс не нашелся, что ответить.

95

После ухода Пи Август всю ночь держал пистолет взведенным. Он внимательно следил за поверхностью реки, поскольку полагал, что если этой хитростью воспользовался Пи, то вполне могли до нее додуматься и индейцы. Они могли взять бревно и плыть, укрывшись за ним. Он старался внимательно смотреть и слушать, хотя высокая температура и дрожь, пробирающая его постоянно, мало способствовали успешному выполнению этой задачи.

Он ждал, когда индейцы, подобно огромным змеям, вынырнут из воды прямо перед ним, но не дождался. В жару он начал что то бормотать. Время от времени он сознавал, что находится в полубессознательном состоянии, но помочь себе никак не мог, да и предпочитал бред тоскливому ожиданию появления индейцев. Вот он внимательно следит за водой, а через минуту он уже у Клары. Иногда он совсем ясно видел ее лицо.

Утром вышло солнце. Как ни плохо Август себя чувствовал, он по привычке обрадовался солнцу. Оно помогло ему прийти в себя и задуматься, как бы отсюда выбраться. Ему надоела эта маленькая холодная пещера под берегом. Сначала он собирался дождаться в ней Колла, но чем больше размышлял, тем неудачнее представлялся ему этот план. Колл может появиться лишь через несколько дней, в зависимости от того, как пойдут дела у Пи. Если Пи не доберется до лагеря, а такую вероятность всегда надо учитывать, то Колл может еще с неделю не начать его разыскивать.

Как человек, разбирающийся в ранах, он при одном взгляде на свою ногу понял, что дела плохи. Нога была желтой с черными полосками то тут, то там. Весьма вероятно, заражение крови. Он знал, что если в ближайшие несколько дней не получит медицинской помощи, то вряд ли выживет. Даже несколько часов до наступления ночи могли иметь значение.

Если индейцы застанут его на открытом месте, у него тоже будет мало шансов выжить, но он твердо знал, что, дай ему возможность выбирать, он предпочел бы активный способ умереть.

Как только встало солнце, он вылез из пещеры и встал. Больную ногу дергало. Было больно даже прикасаться пальцами ноги к земле. Вода быстро убывала. В пятидесяти ярдах к востоку шел путь, натоптанный зверьем, приходящим к ручью на водопой. Август решил использовать карабин, который он забрал у индейца, в качестве костыля. Он срезал с седла подпруги и прикрепил их с двух сторон карабина, затем соорудил подушечку из обрывка одеяла, чтобы подложить на один конец. Засунув один пистолет за ремень брюк, другой - в кобуру, он напихал в карман сушеного мяса, взял ружье и похромал вдоль берега к тропинке.

Он осторожно поднялся на берег, но индейцев не заметил. Широкая равнина на много миль кругом была пустынна. Индейцы ушли. Август не стал об этом задумываться, а сразу заковылял на юго восток, к Милс Сити. Он надеялся, что до него осталось не более тридцати или сорока миль.

Гас не привык к костылю и двигался медленно. Иногда он забывался и наступал на больную ногу и тогда от боли едва не терял сознание. От слабости ему приходилось почти каждый час останавливаться, чтобы отдохнуть. На солнце с него градом лил пот, хотя на самом деле ему было холодно, и он опасался, что, ко всему прочему, простудился. Пройдя две или три мили, он пересек следы бизонов - вероятно, поэтому индейцы и ушли. Зима на носу, и для воинов бизоны были важнее, чем двое белых, хотя, возможно, индейцы и намеревались вернуться после охоты.

Весь день он тащился, перебарывая себя. Он стал останавливаться реже, потому что обнаружил, что ему все труднее и труднее подниматься. Отдых казался заманчивым еще и потому, что в это время он несколько скрашивал ситуацию с помощью воображения. Вдруг стадо движется на север быстрее, чем он рассчитывал? Может, Колл уже завтра приедет и избавит его от этой болезненной процедуры - тащиться по равнине с костылем.

Но он не терпел ожидания. Он привык идти и встречать то, что ему суждено, лицом к лицу.

А сейчас его ждала смерть, в этом он отдавал себе отчет. Он и раньше с ней сталкивался, только ему всегда удавалось успеть сделать первый ход. Сидеть и ждать означало дать ей слишком много преимуществ. Он видел многих, умерших от ран, и наблюдал, как стремление выжить сменяется безразличием. Если рана опасна, как только верх берет безразличие, смерть неминуема. Редкому человеку удалось ее избежать, большинство же теряли всякое желание сопротивляться и, можно сказать, наполовину приветствовали смерть.

Август так поступать не собирался, потому продолжал бороться. Теперь он отдыхал стоя, опершись на костыль. Так ему требовалось меньше волевого усилия, чтобы снова двинуться в путь.

Прохромав весь день и вечер, он наконец свалился уже где то в темноте. Его рука соскользнула с костыля, он почувствовал, как выскальзывает опора. Он наклонился, чтобы поднять костыль, и упал лицом вниз, потеряв сознание еще в падении. В бреду он видел Лорену в палатке, в жаркий день в Канзасе. Он хотел, чтобы она помогла ему как то охладиться, дотронулась бы до него прохладной рукой, но она, хоть и улыбалась, руки не протягивала. Мир весь стал красным, как будто солнце распухло и поглотило его. Гасу казалось, что он лежит на поверхности раскаленного солнца, такого красного, каким оно бывает перед закатом.

Открыв глаза, он обнаружил, что солнце белое, а не красное, и прямо над ним. Он услышал звук плевка, на какой способен лишь человек, и потянулся за пистолетом, решив, что появились индейцы. Но, повернув голову, увидел белого: очень старого, седого, маленького дедка в кожаных штанах с заплатами. У старика вся борода была в табачных пятнах, а в руке он держал нож. Спутанная лошадь паслась неподалеку. Старик сидел на корточках и наблюдал. Август не снял руки с пистолета, но и не вытащил его - он не был уверен, что у него хватит на это сил.

- То были Кровавые индейцы, - сказал старик. - Невероятно, что они вас не схватили. Вы их порядком проредили.

- Всего пятерых уложил, - признался Август, садясь. Ему не нравилось разговаривать лежа.

- Я слышал, семерых, - поправил старик. - Я с ними лажу. В хорошие дни покупал у них много бобров.

- Меня зовут Август Маккрае, - представился Август.

- Хью Олд, - сказал старик. - Там, в Милс Сити, они называют меня Старым Хью, хотя мне вроде нет еще и восьмидесяти.

- Вы не собирались случайно проткнуть меня этим ножом? - спросил Август. - Мне бы не хотелось стрелять без надобности.

Старый Хью ухмыльнулся и снова сплюнул.

- Я как раз собирался отрезать эту вашу гнилую ногу, - сообщил он. - Пока вы не пришли в себя. Нога пропала, но мне бы трудно пришлось с костью без пилы. Да и вы могли очнуться и задать мне работы.

- Наверное, так бы оно и вышло, - согласился Август, разглядывая ногу. Она уже не была в черную полоску - просто вся черная.

- Ее надо отрезать, - решительно произнес Старый Хью. - Если гниль перекинется на другую ногу, вы лишитесь обеих.

Август знал, что старик говорит чистую правду. Нога сгнила, но таким ножом ее не отрезать.

- Милс Сити далеко? - спросил он. - Наверное, у них там есть спецы по перепиливанию костей.

- Было двое, когда я туда в последний раз ездил. Оба пьяницы.

- Вы забыли просветить меня насчет расстояния, - напомнил Август.

- Чуть больше сорока миль, - ответил Хью. - Не думаю, чтобы вы смогли их пройти.

Август поднялся с помощью костыля.

- Я вас еще удивлю, - сказал он, хотя сам понимал, что это в нем говорит гордость. Он сам прекрасно знал - ему не дойти. Он едва встал на ноги, а его уже тошнит.

- Откуда ты взялся, незнакомец? - спросил старик. Он встал на ноги, но не выпрямился. Спина так и осталась сгорбленной. Августу показалось, что в нем не больше пяти футов роста.

- Устраивал капкан, да недосмотрел, сам в него попался, - жизнерадостно объяснил Хью. - Меня нашли индейские воины. Их это развеселило, но спину с той поры не выпрямить.

- Что же, в каждой избушке свои игрушки, - заметил Август. - Я не мог бы взять у вас взаймы коня?

- Берите, только не пинайте, - предупредил Старый Хью. - Пнете - он взбрыкнет. Я пойду следом побыстрее на случай, если вы свалитесь.

Он подвел пятнистую лошадь и помог Августу сесть на нее. Август было подумал, что потеряет сознание, но каким то образом не потерял. Он взглянул на Старого Хью.

- Вы уверены, что ладите с индейцами? - спросил он. - Мне будет неприятно, если вы из за меня попадете в беду.

- Не попаду, - уверил его Старый Хью. - Они поехали отъедаться свежим мясом бизона. Меня тоже приглашали, но я решил поискать вас, хоть и не знал, откуда вы здесь взялись.

- Маленький городишко под названием Лоунсам Дав, - пояснил Август. - В Южном Техасе, на Рио- Гранде.

- Черт, - восхитился старик. - Ну вы и даете!

- У этой коняки есть имя? - спросил Август. - Вдруг мне потребуется с ним поговорить?

- Я его Кастером зову, - сообщил Старый Хью. - Я одно время был в разведчиках у генерала.

Август немного подождал, глядя вниз на старика.

- Хочу попросить вас еще об одном одолжении, - начал он. - Привяжите меня. У меня не хватит сил залезть на лошадь, если я свалюсь.

Старик удивился.

- Гляжу, вы кое чему научились, несмотря на то что бродите по свету. - Он сделал петлю из сыромятного ремня вокруг талии Августа и крепко привязал его к седлу.

- Поехали, Кастер. - Август дернул поводья, помня, что не стоит давать ему пинка.

Через четыре часа, когда уже садилось солнце, он въехал на уставшей лошади на холм и увидел в четырех или пяти милях к востоку маленький городок Милс Сити.

Когда он добрался до города, уже почти стемнело. Он остановился перед домом, который принял за салун, но обнаружил, что не может спешиться. Потом вспомнил, что привязан. Он не смог развязать узлы на ремне, но умудрился вытащить пистолет и выстрелить в воздух. Первого выстрела, похоже, никто не заметил. Тогда он выстрелил еще дважды, и в дверях салуна показались несколько мужчин и уставились на него.

- Это лошадь Старого Хью, - заметил один угрюмо, как будто заподозрил Августа в конокрадстве.

- Верно, мистер Олд любезно одолжил мне свою лошадь, - сказал Август, глядя вниз на мужчину. - У меня плохо с ногой, и я был бы очень признателен, если бы кто нибудь побыстрее показал мне, где живет врач.

Мужчины обошли лошадь. Когда они увидели ногу, один из них присвистнул.

- Что случилось? - спросил он.

- Стрела, - ответил Август.

- Кто вы, сэр? - спросил другой, выказывая больше уважения.

- Август Маккрае, капитан техасских рейнджеров, - представился Август. - Кому нибудь из вас, джентльмены, придется помочь мне с этими узлами.

Они поспешили на помощь, но, прежде чем они успели снять его с лошади, его глаза снова залила красная вода. Пятнистой лошади по имени Кастер не понравилась такая толпа вокруг. Он попытался цапнуть одного, потом дважды взбрыкнул, сбросив только что отвязанного Августа на землю. Двое мужчин попытались поймать коня, но он легко обогнал их и поскакал прочь из города.

96

Август плыл в красной воде. Иногда он видел лица, слышал голоса, потом опять видел лица. Он видел Боливара и Липпи, своих двух жен, трех сестер. Он видел давно умерших людей, с которыми работал рейнджером, Пи Ая и Флореса и ту рыжую, с которой жил месяц, когда плавал по реке. Вода вспенивалась, и он беспомощно барахтался в ней.

Затем красное марево исчезло, и когда он снова открыл глаза, то услышал звуки пианино в отдалении. Он лежал на кровати в маленькой, душной комнате. Через открытое окно он мог видеть огромную прерию Монтаны. Оглянувшись, он заметил низенького толстого человека, дремавшего рядом на стуле. На нем был черный пиджак, обсыпанный перхотью. На маленьком столике стояла бутылка виски и лежал котелок такого же неприличного вида, как шляпа Липпи. Толстяк мирно похрапывал.

Испытывая сильную боль, Август взглянул вниз и увидел, что левой ноги нет. Обрубок был забинтован, но вся повязка уже пропиталась кровью. Кровь продолжала сочиться, хотя бинта было накручено порядочно.

- Если вы врач, то проснитесь и остановите кровотечение, - сказал Август. Он чувствовал печаль и раздражение и пожалел, что не может дотянуться до бутылки.

Толстячок вздрогнул, как будто его пырнули вилкой, и открыл глаза. Его щеки были все в красных прожилках - из за чрезмерного пристрастия к спиртному, так решил Август. Он поднял руки к голове, как бы удивившись, что она все еще на месте.

- И передайте бутылку, если можете поделиться, - добавил Август. - Надеюсь, вы мою ногу не выкинули.

Врач снова вздрогнул, как будто этот вопрос поразил его.

- У вас здорово громкий голос для больного, - заметил он. - Для такой комнаты такого голоса многовато.

- Ну, другого у меня нет, - отрезал Август. Доктор снова поднес руки к вискам.

- Бьет в виски как огромным молотком, - пожаловался он. - Извините, что ною. По правде говоря, я сам себя погано чувствую.

- Наверное, пьете много, - предположил Август. - Если дадите мне бутылку, я помогу вам слегка избавиться от искушения.

Доктор протянул бутылку, но сначала сам отпил глоток. Август несколько раз приложился к бутылке, пока доктор шаркал ногами по комнате и наконец остановился у окна. Через улицу кто то все еще играл на пианино.

- Эта девочка прекрасно играет, - произнес доктор. - Говорят, она училась в Филадельфии, когда была моложе.

- А сколько ей сейчас? - поинтересовался Август. - Может, я пошлю ей букет.

Доктор улыбнулся.

- Вы явно сильны духом, - одобрил он. - Это хорошо. Боюсь, вам еще предстоит испытать много неприятностей.

- Каких неприятностей? - спросил Август. - Вы бы представились, прежде чем говорить загадками.

- Доктор Мобли. Джозеф Ц. Мобли. Ц означает Цинциннатус.

- Снова загадки, так я полагаю, - заметил Август. - Объяснитесь насчет первой.

- Я хотел предупредить, что нам придется ампутировать вам и вторую ногу, - проговорил доктор Мобли. - Мне бы надо было это сделать, пока вы были без сознания, но, честно говоря, я здорово притомился, работая над левой.

- И это хорошо, - согласился Август. - Если бы вы отрезали и правую, вам бы несдобровать. Мне правая нога нужна.

Его ремень с кобурой висел рядом, и он, протянув руку, вытащил пистолет.

Доктор оглянулся, разыскивая бутылку. Август протянул ее ему, он основательно приложился и вернул ее Августу.

- Я понимаю вашу привязанность к своим конечностям, - заметил он, разбинтовывая культю. Доктор поморщился, увидев рану, но продолжал работать. - Мне не так уж хочется резать вашу вторую ногу, если меня могут в это время пристрелить. Но вы умрете, если не передумаете. Это ясно как день.

- Пойдите и купите еще виски, - попросил Август. - Там у меня в брюках есть деньги. Та девушка, что играет на пианино, она проститутка?

- Да, ее зовут Дора, - ответил врач. - Боюсь, у нее чахотка. Ей больше не видать Филадельфии. - Он принялся накладывать на культю свежую повязку.

Август неожиданно ослабел.

- Дайте ей двадцать долларов из моих штанов, пусть она продолжает играть, - попросил он. - И подвиньте эту кровать поближе к окну, здесь очень душно.

Доктору удалось придвинуть кровать к окну, но усилие настолько утомило его, что он снова сел на стул, на котором только что дремал.

Август немного пришел в себя. С минуту смотрел на доктора.

- Врачу, исцелися сам. Кажется, так говорят? - спросил он.

Мобли грустно усмехнулся.

- Да, именно так говорят. - С минуту он тяжело дышал, потом встал. - Пойду куплю виски, - сказал он. - Пока я хожу, я бы вам посоветовал трезво оценить свое положение. Если вы будете настаивать на своей привязанности к вашей правой ноге, то это ваш последний шанс вообще что то оценить трезво.

- Не забудьте дать деньги девушке, - напомнил Август. - Поспешите назад с виски и прихватите стакан.

У дверей доктор Мобли обернулся.

- Оперировать надо сегодня, - сказал он. - Через час, хотя можно и подождать, пока вы основательно не надеретесь, если это поможет. Тут людей хватит, что бы вас удержать, и я думаю, что за пятнадцать минут я управлюсь с вашей ногой.

- Моей ноги вы не получите, - возразил Август. - Я бы мог еще обойтись без одной, но я не хочу жить без обеих.

- Уверяю вас, альтернатива весьма печальна, - проговорил доктор. - Зачем ставить точку? Вы любите музыку, и у вас, судя по всему, есть деньги. Почему бы не провести несколько лет, слушая, как шлюхи играют на пианино?

- Вы же сказали, что девушка умирает, - напомнил Август. - Идите и принесите виски.

Немного погодя врач вернулся с двумя бутылками виски и стаканом. Молодой гигант, такой высокий, что ему пришлось пригнуться, проходя через дверь, вошел за ним следом.

- Это Джим, - нервничая, произнес доктор Мобли. - Он предложил посидеть с вами, пока я совершаю обход больных.

Август взвел курок пистолета и направил его на молодого человека.

- Пошел вон, Джим, - велел он. - Мне компания не требуется.

Джим исчез мгновенно, причем настолько торопился, что забыл пригнуться и стукнулся лбом о притолоку. Доктор Мобли еще больше разнервничался. Он пододвинул столик поближе к кровати и поставил на него обе бутылки.

- Грубовато вы с ним обошлись, - заметил он.

- Слушайте, - настаивал Август, - моей ноги вам не получить, а если вы хотите взять меня силой, то считайте, что потеряете половину населения города. Я метко стреляю, даже когда я пьян.

- Я лишь хотел спасти вам жизнь, - пояснил доктор, отпивая из первой бутылки до того, как налить Августу в стакан.

- Это уж моя забота, - отрезал Август. - Вы мне все изложили, но жюри не на вашей стороне. Жюри из одного человека. Вы девушке заплатили?

- Да, - ответил доктор. - Раз вы отказались от компании, придется вам пить одному. Мне тут требуется посодействовать появлению ребенка на этот несчастный свет.

- Этот свет в порядке, хотя случаются и отдельные неприятности, - заметил Август.

- Вам не придется слишком долго беспокоиться о неприятностях, если будете настаивать на том, чтобы сохранить эту ногу, - проговорил доктор даже несколько обиженно.

- Вижу, вам не очень по душе упрямые пациенты, ведь так?

- Верно, они меня раздражают, - признался доктор. - Вы могли бы жить, а теперь вы умрете. Я не могу понять вас.

- Ну, давайте я прямо сейчас с вами расплачусь, - предложил Август. - А понимать меня необязательно.

- У вас есть собственность? - поинтересовался доктор.

- У меня есть деньги в банке в Сан Антонио, - ответил Август. - И еще половина коровьего стада. Оно сейчас, верно, к северу от Йеллоустон.

- Я принес ручку и бумагу, - сообщил доктор. - На вашем месте я бы написал завещание.

Август пил весь день и не трогал ручку и бумагу. В какой то момент музыка смолкла, и, выглянув в окно, он увидел худенькую девушку в черном платье с оспинами на лице, которая с любопытством смотрела на него. Он достал еще монету в двадцать долларов из кармана и бросил ей в окно. Монета упала на дорогу, удивив девушку. Она подошла, подобрала золотую монету и подняла голову.

- Это вам за музыку, - громко сказал Август. Девушка с оспинами улыбнулась, положила монету в карман и вернулась в салун. Через минуту Август снова услышал звуки пианино.

Немного погодя жар усилился. Но тем не менее он почувствовал голод и стучал по полу рукояткой пистолета, пока из дверей не показался робкий с виду бармен с моржовыми усами ничуть не хуже, чем у Диша Боггетта.

- В этом городе можно получить бифштекс? - спросил Август.

- Нет, но я могу зажарить телятины, - сказал бармен. Он оказался верен своему слову. Август поел, и его тут же вырвало в медную плевательницу. Его нога была такой же черной, как и та, которую уже отрезали. Он вернулся к виски и время от времени испытывал то неясное чувство, которое так любил и которое напоминало ему об утре в Теннесси. Ему хотелось женского общества, он даже подумал попросить кого нибудь позвать девушку из салуна напротив, чтобы она немного с ним посидела. Но попросить было некого, а потом ему расхотелось.

Ночью он проснулся, весь покрытый потом, от звука знакомых шагов. В комнату вошел Вудроу Колл и поставил на столик фонарь.

- Ну, медленно, но верно, - с облегчением заметил Август.

- Не так уж медленно, черт побери, - возразил Колл. - Мы только вчера нашли Пи.

Он откинул одеяло и посмотрел на ногу Августа. В этот момент в комнату вошел доктор. Колл с минуту смотрел на черную ногу. Он прекрасно понимал, что это значит.

- Я умолял его, капитан, - оправдывался доктор. - Говорил, что ее надо отрезать. Я сожалею, что не ампутировал ее вместе с левой.

- Вам следовало это сделать, - прямо заявил Колл. - Даже я бы сообразил, а я вовсе не медик.

- Не гневайся на него, Вудроу, - попросил Август. - Проснись я без обеих ног, я бы пристрелил первого попавшегося человека, а первым я увидел доктора Мобли.

- Вы сделали еще ошибку, оставив ему пистолет, - продолжал Колл. - Правда, ведь вы не знаете его так хорошо, как я.

Он снова посмотрел на ногу, потом на доктора.

- Мы можем еще попытаться, - добавил он. - Он всегда был сильным. Он еще может выжить.

Август незамедлительно взвел курок пистолета.

- Ты тут не командуй, Вудроу, - попросил он. - Я ведь единственный, кем ты не командовал. Еще ты женщинами не командовал, но сейчас не о том речь.

- Не думаю, чтобы ты меня застрелил за то, что я пытаюсь спасти тебе жизнь, - спокойно заметил Колл. Август был весь в поту, рука дрожала, но стрелять то ему пришлось бы почти в упор.

- Убивать не стану, - проговорил Август, - но обещаю вывести из строя, если ты не оставишь меня в покое по поводу этой ноги.

- Никогда не считал тебя самоубийцей, Гас, - произнес Колл. - Люди и без ног живут. Многие потеряли ноги во время войны. Ты же и так ничего не любишь делать, только сидеть на веранде да пить виски. Для этого ноги не нужны.

- Нет, я иногда люблю спускаться в погреб, чтобы проверить, охладилась ли моя бутылка, - возразил Август. - Или пнуть свинью, если она меня рассердит.

Колл понял, что разговаривать бесполезно, если он не хочет с ним сражаться. Гас все еще держал пистолет на взводе. Колл взглянул на доктора, чтобы узнать, что тот думает.

- Я бы не стал его сейчас беспокоить, - посоветовал тот. - Слишком поздно. Наверное, я виноват, что не перехитрил его. Его принесли сюда без сознания, так что у меня не было возможности узнать, какой у него норов.

Август улыбнулся.

- Не могли бы вы принести капитану Коллу стакан и той телятины? - попросил он. - Мне кажется, он голоден.

Колл еще не хотел сдаваться, хотя и понимал, что все, скорее всего, впустую.

- У тебя там эти две женщины в Небраске, - напомнил он. - Они наперегонки побегут, чтоб за тобой поухаживать.

- У Клары уже есть на руках один инвалид, и она от него устала, - заметил Август. - Лори стала бы за мной ходить, но что это за жизнь для молодой женщины?

- Все лучше той, от которой ты ее спас, - заключил Колл.

- Ты все неправильно понимаешь, Вудроу, - сказал Август. - Все эти годы я шел по земле с гордо поднятой головой. Если я не смогу жить так дальше, то все потеряно. Есть вещи, с которыми моя гордыня не может смириться.

- В этом все и дело, - с горечью согласился Колл. - В твоей гордыне. - Он ожидал найти Гаса раненым, но не умирающим. Вид его настолько подействовал на Колла, что он ощутил слабость. Когда доктор вышел из комнаты, капитан сел на стул и снял шляпу. Долго смотрел на Гаса, пытаясь придумать довод, чтобы убедить его, но Гас был Гасом, и никакие доводы тут не действовали. Так было всегда. Колл может попытаться отнять у него пистолет и ампутировать ему ногу, если это удастся, или же просто сидеть и смотреть, как он умирает. Доктор утверждал, что теперь он умрет в любом случае, хотя случалось, что врачи ошибались.

Он попытался настроиться на борьбу - Гас может промазать или вообще не выстрелить, хотя и то и другое сомнительно, но его собственная слабость приковывала Колла к стулу. Он весь дрожал и не мог понять почему.

- Вудроу, мне бы хотелось, чтобы ты расслабился, - попросил Август. - Спасти меня тебе не дано, а ссориться на этой стадии не хотелось бы. Я могу нечаянно тебя убить, тогда те парни так и замерзнут там на равнине.

Колл промолчал. Он чувствовал себя старым, усталым и печальным. Он гнал кобылу весь день и всю ночь, легко нашел ручей, где они сражались с индейцами, подобрал ружье Пи и даже его сапоги и рубашку, нашел седло Гаса и поторопился в Милс Сити. Он рисковал загнать Чертову Суку, но этого не случилось, хотя она и устала, и все равно приехал слишком поздно. Гас умрет, и все, что он может, это только сидеть рядом.

Бармен принес тарелку с едой, но Коллу не хотелось есть. Он выпил стакан виски, потом еще один. Без всякого результата.

- Надеюсь, ты из за всего этого не запьешь, - заметил Август.

- Не запью, - пообещал Колл. - Ты можешь поставить пистолет на предохранитель. Хочешь умереть, валяй.

Август рассмеялся.

- Ты так говоришь, будто меня в этом обвиняешь, - произнес он.

- Обвиняю, - подтвердил Колл. - У тебя хорошая голова, когда ты ею пользуешься. Человек с хорошей головой всегда может быть полезен.

- И что этот человек будет делать? - спросил Август. - Плести веревки? Не мой стиль, капитан.

- Твой чертов стиль ведет тебя в могилу, и странно, что этого не произошло раньше. Какие нибудь пожелания насчет похорон?

- Да, я уже об этом думал, - проговорил Август. - Я хочу попросить тебя о большом одолжении и самому оказать тебе услугу.

- О каком одолжении?

- Моя просьба и будет моей тебе услугой, - продолжал Август. - Я хочу, чтобы ты похоронил меня в Кларином садике.

- В Небраске? - удивился Колл. - Я там никакого сада не видел.

Август хмыкнул.

- Да не в Небраске, - возразил он. - В Техасе. В небольшой дубовой рощице. Помнишь, мы там ненадолго останавливались?

- Бог мой, - изумился Колл. - Ты хочешь, чтобы я тащил тебя в Техас? Мы же только приехали в Монтану.

- Знаю я, куда мы только что приехали, - сказал Август. - Мое погребение можно несколько отложить. Я не возражаю перезимовать в Монтане. Пересыпь меня солью или древесным углем, уж сам решай. Я нормально сохранюсь, а по весне ты меня и свезешь. К тому времени ты станешь королем скотоводов и вполне сможешь позволить себе увеселительную прогулку.

Колл повнимательнее присмотрелся к другу. Август выглядел трезвым и, похоже, говорил серьезно.

- В Техас? - переспросил он.

- Да, и в этом моя услуга тебе, - ответил Август. - Ты для такого рода работы создан, никто другой на нее не способен. Сейчас, когда в стране все уже почти утряслось, ты не найдешь себе дела по душе, Вудроу. Но если ты выполнишь мою просьбу, у тебя будет работа еще примерно на год.

- Ты - редкий человек, Гас, - заметил Колл. - Нам всем будет тебя не хватать.

- Даже тебе, Вудроу? - удивился Август.

- Да, и мне, - ответил Колл. - А почему бы и нет?

- Беру свои слова назад, Вудроу, - сказал Август. - Не сомневаюсь, тебе будет меня не хватать. Ты, возможно, этой зимой помрешь со скуки, и не видать мне Клариного садика.

- Почему ты так его называешь?

- Мы устраивали там пикники, - объяснил Август. - Я привык это место так называть. Это нравилось Кларе. Мне чаще удавалось ей угодить в те годы.

- Да, но разве это повод тащиться так далеко, что бы быть похороненным? - спросил Колл. - Она, я уверен, согласится, чтобы я похоронил тебя в Небраске.

- Да, но наши счастливые денечки остались в Техасе. Самые мои счастливые. Если тебе лень тащить меня в Техас, тогда выкини меня в окошко, и дело с концом. - Он говорил с жаром. - В Небраске у нее семья, - продолжил он, несколько успокоившись. - Не хочу лежать там рядом с этим тупым торговцем лошадьми, за которого она вышла замуж.

- Кому рассказать, не поверят, - заметил Колл. - Ты хочешь, чтобы я волок тебя три тысячи километров только потому, что ты там устраивал пикники с девушкой?

- Да, и я еще хочу знать, способен ли ты на это, - подтвердил Август.

- Но ведь ты все равно не узнаешь, - произнес Колл. - Хотя, полагаю, я это сделаю, раз уж ты просишь.

Он ничего больше не добавил и скоро заметил, что Август дремлет. Он пододвинул стул поближе к окну. Ночь была прохладной, но от лампы в комнате душновато. Он задул фитиль, достаточно и лунного света. Попробовал подремать, но никак не мог. Потом действительно задремал и, когда проснулся, увидел, что Август не спит и мечется в жару. Колл зажег лампу, но помочь другу ничем не мог.

- Та река, где вы прятались, называется Масселшелл, - заговорил он. - Я встретил старого охотника, он мне и сказал. Возможно, мы возьмем его к нам в разведчики, раз он эту местность хорошо знает.

- Жаль, что нет виски получше, - заметил Август. - Это - дешевка.

- Ну, салун, верно, уже закрыт.

- Открыт закрыт, вряд ли у них есть лучше, - заверил Август. - У меня есть еще несколько распоряжений, если ты готов их выслушать.

- Ладно, валяй, - согласился Колл. - Наверное, ты решил, что лучше всего тебя похоронить на Южном полюсе.

- Нет, но остановись по дороге в Небраске и навести женщин, - продолжал Август. - Свою половину стада я оставляю Лори, и не спорь со мной по этому поводу. Просто проследи, чтобы она получала полагающиеся ей деньги. Я напишу ей записку, и Кларе тоже.

- Я передам, - пообещал Колл.

- Я сказал Ньюту, что ты - его отец, - продолжил Август.

- Вот это ты зря.

- Верно, я не должен был, но ты сам ведь так никогда бы и не собрался, - возразил Август. - Если хочешь, можешь пристрелить меня за это, что будет благодеянием. Я отвратно себя чувствую, да и неловко к тому же.

- Почему неловко?

- Только представь себе - в наши то дни умереть от стрелы, - пояснил Август. - Смех, да и только, поскольку они стреляли по нам полсотни раз из современного оружия без всякого вреда.

- Ты всегда был беспечен, - заметил Колл. - Пи рассказывал, ты выехал на холм и вляпался прямо в индейцев. Я тебя именно об этом тысячу раз предупреждал. Нельзя так подъезжать к холму.

- Да, но мне нравится чувствовать себя на земле свободным, - пояснил Август. - Хочу въехать на холм, и въеду.

Он помолчал.

- Надеюсь, ты хорошо отнесешься к Ньюту, - сказал он.

- А когда я плохо к нему относился? - удивился Колл.

- А всегда, - ответил Август. - Признаюсь, это твой практически единственный грех, но грех большой. Ты мог бы проявить себя получше. Он - твой единственный сын, другого у тебя не будет, готов поклясться, хотя, кто знает, может, ты на старости лет помягчаешь к женщинам.

- Нет, не помягчаю, - возразил Колл. - Они меня не любят. Но я не помню, чтобы я как то не так хоть раз повел себя с парнем.

- Так ты даже по имени его не называешь, это что, по твоему? - возмутился Август. - Дай ему свое имя, и у тебя будет сын, которым ты сможешь гордиться. И Ньют будет знать, что ты его отец.

- Я в этом и сам не уверен.

- Я уверен, да и ты уверен, - настаивал Август. - Ты еще хуже меня. Я упорствую насчет ноги, а ты посмотри ка на себя. Женщины правы, что тебя не любят. Ты не хочешь признать, что хоть одна когда то была нужна тебе, путь даже для минутного удовольствия. Хоть ты человек, как и все, и нуждался в женщине в свое время, но ты не желаешь нуждаться ни в чем, что не можешь дать себе сам.

Колл не ответил. Вряд ли стоило сейчас спорить с умирающим Гасом. И все об одном и том же. И это после стольких лет вместе.

Гас все утро проспал. Температура у него была очень высокая. Колл и не надеялся, что он проснется. Он не выходил из комнаты. В конце концов съел холодную телятину. Но тут Гас ненадолго очнулся.

- Ты хочешь, чтобы я поквитался с этими индейцами? - спросил Колл.

- Какими индейцами? - удивился Август, не сообразив, о ком идет речь. Щеки Колла ввалились, как будто он не ел несколько дней, хотя он жевал, задавая вопрос.

- Теми, что стреляли в тебя, - пояснил Колл.

- Ох, нет, Вудроу, - проговорил Август. - Мы уже достаточно перебили местного населения. Они нас сюда не звали, сам знаешь. У нас нет права мстить. Только начни, и я испорчу тебе аппетит.

- У меня его и так нет, - заметил Колл.

- Слушай, а я сунул в фургон ту вывеску, что написал в Лоунсам Дав и которая так расстроила Дитца? - спросил Август.

- И меня тоже, - сознался Колл. - Своеобразная вывеска. Да, она в фургоне.

- Я считаю ее своим шедевром. Это - и то, что я не давал тебе так долго совсем испортиться. Возьми с собой вывеску и водрузи ее на моей могиле.

- Ты записки женщинам написал или нет? - спросил Колл. - Я ведь не буду знать, что им сказать.

- Черт, совсем забыл, а ведь они - две мои самые любимые женщины. Дай мне бумагу.

Доктор принес бумагу, чтобы Август написал завещание. Август немного приподнялся и медленно написал две записки.

- Опасно писать одновременно двум разным женщинам, - проговорил он. - Особенно если так гудит в голове. Я могу не слишком четко изложить свои мысли, как хотелось бы.

Но он продолжал писать. Потом Колл увидел, как рука его упала, и подумал, что он умер. Но нет, просто Гас был слишком слаб и не смог свернуть вторую записку. Это сделал за него Колл.

- Вудроу, устрой вечеринку, - велел Август.

- Что? - спросил Колл. Август смотрел в окно.

- Погляди ка на Монтану. Прекрасная и свежая, но мы пришли, и скоро все пропадет, как мои ноги.

Он снова повернул голову к Коллу.

- Чуть не забыл, - добавил он. - Отдай мое седло Пи. Я его седло изрезал, когда ладил костыль. Не хочу, чтоб он плохо обо мне думал.

- Так он и не думает, Гас, - заверил Колл.

Но Август уже закрыл глаза. Он увидел туман, сначала красный, но потом серебристый, какие бывают по утрам в долинах Теннесси.

Колл сидел у кровати, надеясь, что Гас снова откроет глаза. Он слышал, как дышит умирающий. Село солнце, и Колл вернулся на стул, прислушиваясь к прерывистому дыханию своего друга. Он старался не заснуть, но слишком устал. Немного погодя вошел доктор с лампой. Колл заметил, как с простыни на пол капает кровь.

- Вся постель в крови, а ваш друг умер, - сказал доктор.

Колла мучило, что он задремал. Он заметил, что одна из записок, которые Гас написал женщинам, все еще лежит на кровати. На ней была кровь, но не очень много. Колл осторожно вытер ее об штанину, перед тем как спуститься вниз.

97

Когда Колл сообщил доктору Мобли, что Гас пожелал быть похороненным в Техасе, маленький доктор лишь улыбнулся.

- У всех свои причуды, - сказал он. - Ваш друг был сумасшедшим пациентом. Полагаю, выживи он, мы обязательно бы поссорились.

- Могу себе представить, - заметил Колл. - Но я собираюсь выполнить его волю.

- Я обложу его древесным углем и солью, - пообещал доктор. - Понадобится пара бочек. К счастью, тут неподалеку есть соль.

- Возможно, мне придется оставить его на всю зиму, - предупредил Колл. - Не подскажете, где бы я мог его хранить?

- Мой сарай для упряжи вполне подойдет, - предложил доктор. - Он хорошо продувается, а ему чем прохладнее, тем лучше. Вы его вторую ногу хотите по лучить?

- А где она? - спросил удивленный Колл.

- У меня, - ответил врач. - Он был таким привередливым, что вполне мог заставить меня пришить ее обратно. Она уже полуразложилась.

Колл вышел и направился по пустой улице к платной конюшне. Доктор предложил ему отдохнуть и пообещал сам позаботиться о гробовщике.

Когда он вошел в конюшню, Чертова Сука подняла голову. Он почувствовал желание оседлать ее и поехать вон из города, но усталость взяла свое, Колл бросил на солому одеяло и лег. Но заснуть не мог. Он жалел, что не приложил достаточно усилий, чтобы спасти Гаса. Ему следовало сразу разоружить его и дать врачу возможность ампутировать вторую ногу. Разумеется, Гас мог его пристрелить, но теперь ему казалось, что он должен был рискнуть.

Вроде он закрыл глаза всего на минуту, но, когда открыл их, конюшню заливало солнце. Колл не ждал ничего от нового дня. Все, о чем он ни вспоминал, было серией ошибок, ошибок и смертей. Все его старые друзья рейнджеры умерли, один Пи Ай остался. Джейк лежал в могиле в Канзасе, Дитц - на берегу Паудер, и теперь Гас - здесь, в Монтане.

Конюшня принадлежала старику, которого звали Джилл. У него был ревматизм, рыжая борода и бельмо на одном глазу, он с трудом передвигался, прихрамывая. Он вошел в конюшню вскоре после того, как Колл проснулся.

- Догадываюсь, что вам потребуется гроб, - проговорил старик. - Обратитесь к Джо Вейтенхеймеру, он сделает вам гроб что надо.

- Мне нужен крепкий, - предупредил Колл.

- Я в курсе, - заверил старик. - В городе сегодня утром ни о чем другом и не говорят, все о мужике, который захотел, чтобы его тащили в Техас и только там засунули в землю.

- Он считал Техас своим домом, - пояснил Колл, считая ненужным вдаваться в подробности насчет пикников.

- Я так считаю, а почему бы и нет, если есть кто то, кто за это возьмется, - сказал Джилл. - Дай мне волю, я бы хотел, чтобы меня похоронили в Джорджии, только никто меня туда не повезет. Так что лежать мне здесь, в этой холодине, - добавил он. - Не люблю я весь этот холод. Конечно, как говорится, уж коль скоро помер, плевать тебе на температуру, но кто точно знает, что это правда?

- Я не знаю, - произнес Колл.

- Люди просто имеют свою точку зрения, вот и все, - проворчал старик. - Вот если бы кто нибудь побывал там, а потом вернулся, к его бы мнению я прислушался.

Старик подсыпал Чертовой Суке сена. Пока он стоял и смотрел, как она ест, кобыла по змеиному вытянула голову и попыталась укусить его, так что старику пришлось спешно ретироваться, и он едва не споткнулся о свои же собственные вилы.

- Черт, уж благодарной ее не назовешь, - возмутился он. - Как змея выпад сделала, а ведь я ее только что накормил. Типичная баба. Моя жена так же поступала сотни раз. Похоронил ее в Миссури, там гораздо теплее.

Колл нашел плотника и заказал гроб. Затем он одолжил фургон с упряжкой и большую совковую лопату у пьяного продавца хозяйственного магазина. Ему уже стало казаться, что жители Милс Сити пьют с утра до поздней ночи. К заходу солнца половина города была пьяна в стельку.

- Соль найдете милях в шести к северу, - пояснил пьяный из хозяйственного магазина. - Отыщете по следам зверья.

И верно, у соляного языка Колл увидел двух антилоп, а также приметил следы бизонов и лосей. Он здорово вспотел, нагребая соль в фургон.

Когда он вернулся в город, похоронных дел мастер уже закончил с Гасом. Это был длинный мужчина, больной трясучкой: все его тело тряслось, даже когда он стоял спокойно.

- Это нервное заболевание, - объяснил он. - Я его еще молодым заработал, так с той поры и мучаюсь. Я влил в вашего приятеля побольше жидкости, поскольку узнал, что ему еще предстоит побыть некоторое время на земле.

- Да, до следующего лета, - подтвердил Колл. Когда гроб был готов, Колл купил красивый платок, чтобы закрыть Гасу лицо. Доктор Мобли принес ногу, завернутую в брезент и пропитанную формалином, чтобы отбить запах. Бармен и кузнец помогли наполнить гроб древесным углем. Колл чувствовал себя ужасно, хотя все вокруг были довольно жизнерадостны. Когда Гаса хорошенько прикрыли, весь гроб до отказа наполнили солью и плотно забили крышку. Оставшуюся соль Колл подарил пьянице в хозяйственном магазине в компенсацию за пользование фургоном. Они отнесли гроб в сарай доктора и пристроили его на двух пустых бочках.

- Так сойдет, - сказал доктор Мобли. - Он полежит здесь, а если вы передумаете насчет поездки, мы его тут и похороним. У него здесь будет большая компания. У нас скоро на кладбище будет больше покойников, чем жителей в городе.

Коллу не понравился подтекст. Он сердито взглянул на доктора.

- С чего это я передумаю? - поинтересовался он. Доктор время от времени прикладывался в фляжке с виски, пока они возились с Гасом, и был основательно пьян.

- Умирающие глупеют, - объяснил он. - Забывают, что не смогут оценить те вещи, которые по их просьбе люди для них делают. Те же наобещают всякого разного, но, когда сообразят, что обещали то покойнику, они немного поежатся и обо всем позабудут. Такова человеческая натура.

- Мне много раз говорили, что у меня не человеческая натура, - сообщил Колл. - Сколько я вам должен?

- Ничего, - ответил доктор. - Покойный сам со мной расплатился.

- Я заберу его весной, - пообещал Колл. Вернувшись в платную конюшню, он обнаружил старика Джилла при кувшине виски. Это напомнило ему о Гасе, который в былые времена продевал палец сквозь ручку кувшина, откидывал голову и пил. Старик сидел на тачке, положив поперек коленей вилы, и пялился на Чертову Суку.

- Когда в следующий раз нагрянете, уж лучше приезжайте на медведе гризли, - предупредил Джилл. - Я скорее поставлю в конюшню гризли, чем эту кобылу.

- Она вас укусила или что?

- Пока нет, но она выжидает, - пожаловался старик. - Забирайте ее, чтобы я мог отдохнуть. Я так рано не напивался в самые суровые годы, и это все из- за нее.

- Мы уезжаем, - успокоил его Колл.

- И зачем вы держите такое животное? - полюбопытствовал старик, пока Колл оседлывал кобылу.

- Потому что когда я на ней, я действительно верхом, - объяснил Колл.

Это не убедило старика.

- Надеюсь, когда вы с ней помрете, вы действительно почувствуете себя мертвым, - сказал он. - По мне, она смертельнее кобры.

- По мне, вы слишком много болтаете, - заявил Колл, все больше убеждаясь, что ему совершенно не нравится этот Милс Сити.

Он нашел старого охотника Хью Олда перед продовольственной лавкой. День выдался пасмурный, дул холодный ветер. В нем уже ощущалась зима, хотя было довольно тепло, но прохладнее, чем накануне. Колл понимал, что до зимы осталось всего ничего, а его люди плохо одеты.

- Вы фургоном править можете? - спросил он Старого Хью.

- Да, я смогу стегануть мула не хуже любого, - заверил Хью.

Колл купил припасы - не только теплые пальто, ботинки и рукавицы, но и строительные материалы. Ему удалось нанять фургон, в котором он возил соль, пообещав вернуть его при первой возможности.

- Вы не находите себе места, - заметил Хью. - Поезжайте вперед. Я потащусь потихоньку в фургоне и встречусь с вами севернее Масселшелла.

Колл поехал к стаду, но спешить не стал. Днем он остановился и несколько часов сидел у небольшого ручья. В другое время он чувствовал бы себя виноватым, что не поспешил вернуться к ребятам, но смерть Гаса все изменила. Он никогда не рассчитывал пережить Гаса, скорее наоборот. Гасу всегда везло, все так говорили, и он сам тоже. Но удача изменила Гасу. Изменила она и Джейку, и Дитцу. Обе смерти были неожиданными и печальными, безумно печальными, но Колл убедился в них. Он видел, как они умерли, собственными глазами и, поверив в их смерть, смог смириться с ней.

Он тоже видел, как умер Гас, вернее, видел, как тот умирает, но он все еще не начал верить в эту смерть. Гас ушел навсегда, но Колл так растерялся, что даже не испытывал горя. Гас до самого конца оставался настолько самим собой, что не позволил даже своей смерти стать событием, - вроде еще один спор, который можно возобновить через несколько дней.

Но на этот раз спор возобновить нельзя, и Колл не мог с этим смириться. Он чувствовал себя таким одиноким, что ему не хотелось возвращаться к стаду. Казалось, и стадо, и ковбои больше не имели к нему никакого отношения. Ничто не имело к нему никакого от ношения, разве что кобыла. Дай ему право выбирать, он бы ездил по Монтане, пока на него тоже не напали бы индейцы. И не то что ему так уж не хватало Гаса. Только вчера они разговаривали, как говорили все последние тридцать лет.

Колл почувствовал обиду, что случалось с ним часто, когда он думал о своем друге. Гас умер и оставил этот мир, не взяв его с собой, так что опять вся работа свалилась на его плечи. Колл всегда исправно делал свою работу, но только сейчас внезапно он перестал в нее верить. Гас хитростью лишил его этой веры с той же легкостью, с какой жульничал в карты. Вся эта работа никого не спасла, даже не отложила ни на минуту их уход.

Наконец стемнело, он сел на лошадь и поехал, не стремясь никуда, но просто устав сидеть. Так он и ехал до следующего утра, ни о чем не думая, пока не увидел стадо.

Стадо растянулось мили на три по гигантской равнине. Ковбои немедленно заметили его, Диш и Нидл по скакали навстречу.

- Капитан, а мы видели индейцев, - доложил Диш. - Там их целая группа, но они на нас не нападали.

- И что они делают? - спросил Колл.

- Сидят на холме и наблюдают за нами, - сказал Нидл. - Мы хотели отдать им двух коров, если попросят, но они не попросили.

- Сколько их там?

- Мы не считали, - ответил Диш. - Но довольно много.

- С женщинами и детьми?

- Да, там их полно, - подтвердил Нельсон.

- Они редко вовлекают в битву женщин, - заметил Колл. - Наверное, кроу. Мне говорили, что кроу миролюбивы.

- Вы нашли Гаса? - спросил Диш. - Пи ни о чем больше говорить не может.

- Нашел. Он умер, - сказал Колл.

Ковбои как раз разворачивали лошадей, чтобы вернуться к стаду. Они остановились как вкопанные.

- Гас умер? - поражение спросил Нидл Нельсон.

Колл кивнул. Он понимал, что ему придется все рассказать, но он не хотел повторять одно и то же десяток раз. Он подъехал к фургону, которым управлял Липпи. Там же сидел Пи Ай и отдыхал. Он до сих пор был босиком, хотя Колл сразу увидел, что с ногами у него получшало. Увидев Колла одного, он забеспокоился.

- Они утащили его, капитан? - спросил он.

- Нет, он добрался до Милс Сити. Но у него было заражение крови, обе ноги поражены, и он вчера умер.

- Эх, черт побери, - высказался Пи Ай. - Как жалко. Я ушел, а Гас умер, - добавил он печально. - Лучше бы все было наоборот.

Ньют услышал новости от Диша, который вернулся к стаду и все рассказал. Многие поскакали к фургону, чтобы узнать подробности, но Ньют остался. Он чувствовал себя так же, как в то утро, когда умер Дитц. Ему хотелось уехать и ничего не видеть. Если он никогда не подъедет к фургону, он так больше ничего и не узнает. Он плакал весь день, держась в самом конце стада. На этот раз он был рад пыли, которую поднимал скот.

Ему казалось, что уж лучше бы напали индейцы и перебили их всех, а то когда так, по одному, да еще лучших, вынести это не было сил. Те, кто дразнил его и задирался, вроде Берта и Соупи, были живы здоровы и счастливы, как свиньи Гаса. Даже Пи Ай едва не умер, а кроме него самого и капитана, Пи был единственным, оставшимся от старой команды.

Ковбои сердились на капитана Колла за то, что тот коротко рассказал о смерти Гаса, взял еды и уехал в сторонку, как обычно делал это вечерами. В его рассказе осталось много непонятного, так что ковбои весь вечер провели, строя догадки. Почему, например, Гас отказался ампутировать вторую ногу, если тогда мог бы остаться жив?

- Я знал одного ретивого парнишку из Виргинии, который передвигался на костылях быстрее, чем я на своих собственных ногах, - сказал Липпи. - У него было их два, и, как только он входил в ритм, за ним было не угнаться.

- Гас мог сделать себе тележку и купить козла, что бы тот ее таскал, - проговорил Берт Борум.

- Или осла, - добавил Нидл.

- Или его чертовых свиней, раз уж они такие умные, - вмешался Соупи. Обе хрюшки лежали под фургоном. Спавший в фургоне Пи Ай вынужден был слушать их храп и похрюкивание всю ночь.

Только ирландец, казалось, понял точку зрения Гаса.

- Да ведь от него осталась бы только половина, - пояснил он. - Кому охота жить половинкой?

- Да нет, половина - это будет по бедрам, - подсчитал Липпи. - В ту половину входят и бубенчики, и все остальное. Так что ноги - меньше половины.

Диш Боггетт участия в разговоре не принимал. Он горько сожалел о смерти Гаса. Он вспомнил, как однажды Гас одолжил ему деньги на Лорену, и это только усилило его печаль. Он всегда считал, что Гас собирается вернуться к Лорене, но сейчас он явно не сможет. Она живет там, в Небраске, и ждет Гаса, который никогда уже не приедет.

Тут к его печали примешалась надежда, что, когда перегон закончится, он сможет получить деньги, вернуться и завоевать Лорену. Он все еще помнил ее лицо, когда она сидела у палатки на равнинах Канзаса. Как же он завидовал Гасу, потому что Лорена ему улыбалась, а вот Дишу она не улыбалась никогда. Теперь Гас умер, и Диш твердо решил, что надо сказать капитану о своих намерениях взять расчет и уехать сразу по окончании перегона.

Липпи тоже расстроился и несколько раз принимался плакать. Для него самым странным показалось желание Гаса быть похороненным в Техасе.

- Это же так далеко, - не уставал повторять он. - Он, верно, был пьян.

- Никогда не видел Гаса настолько пьяным, чтобы не знать, что он говорит, - заметил Пи Ай. Он тоже глубоко печалился. Он все думал, что зря не уговорил Гаса пойти с ним вместе.

- Это же так далеко, - продолжал повторять Липпи. - Готов биться об заклад, капитан его туда не повезет.

- Давай побьемся, - предложил Диш. - Они с Гасом вместе были рейнджерами.

- И со мной тоже, - грустно добавил Пи Ай. - Я тоже был рейнджером.

- Гас уже превратится в скелет к тому времени, когда капитан сможет его увезти, - проговорил Джаспер. - Я бы не стал. Я бы все время думал о привидениях и заехал бы в яму.

При упоминании о привидениях Диш встал и отошел от костра. Если Дитц и Гас возьмутся бродить вокруг, один из них может обратиться к нему, а эта возможность ему не улыбалась. Он бледнел при одной только мысли об этом, так что разложил свою постель поближе к фургону.

Оставшиеся ковбои продолжали обсуждать странную просьбу Гаса.

- Почему в Техас, понять не могу, - удивлялся Соупи. - Я всегда считал, что он из Теннесси.

- Интересно, что бы он теперь сказал о смерти? - задумался Нидл. - У него всегда было что сказать по любому поводу.

По Кампо принялся негромко наигрывать на тамбурине, а ирландец - печально подсвистывать.

- Теперь уж Гас никогда не соберет с нас те деньги, что выиграл в карты, - вспомнил Берт. - Это единственная светлая сторона дела.

- Ах, черт бы все побрал. - Пи Ай испытывал такую грусть, что ему самому захотелось умереть.

Никто не спросил, по какому поводу он чертыхался.

98

Старый Хью Олд вскоре заменил в команде Августа в качестве большого любителя поговорить. Он догнал стадо с фургоном теплой одежды и припасов около Форт Бентона, где они переправлялись через Миссури. Часовые в форте смотрели на ковбоев с таким удивлением, будто те заявились с другой планеты. Командир, крупный угловатый майор по фамилии Корт, особенно поражался, глядя на разбредшееся по долине стадо. Когда ему рассказали, что скот гонят с границы с Мексикой, он поразился еще больше, но это не помешало ему купить две сотни голов. Бизоны попадались редко, так что с провизией в форте дело обстояло туго.

Колл особо с майором не разговаривал. Он вообще мало с кем разговаривал после смерти Гаса. Все хотели бы знать, когда кончится их движение на север, но никто не решался спросить. Уже несколько раз шел легкий снег, а когда они переправлялись через Миссури, было так холодно, что ковбои разожгли на северном берегу огромный костер, чтобы согреться. Джаспер Фант едва не осуществил навязчивую идею всей своей жизни и не утонул, когда его лошадь, напуганная бобром, сбросила Джаспера в ледяную воду. К счастью, его подхватил Бен Рейни и вытащил на берег. Джаспер посинел от холода. Даже когда его накрыли одеялами и посадили у костра, прошло немало времени, прежде чем он поверил, что остался жив.

- Господи, да ты мог оттуда ногами выйти, - сказал Старый Хью, удивленный, что мужика можно так перепугать холодной купелью. - Если ты считаешь, что эта вода холодная, попытайся поставить несколько ловушек на бобров в феврале, - добавил он, рассчитывая, что это поможет Джасперу яснее обозреть перспективу.

Джаспер целый час не мог говорить. Большинство ковбоев к этому времени давно устали от его постоянного страха утонуть, так что они оставили его сохнуть в одиночестве. В ту ночь, когда он достаточно согрелся, чтобы злиться, Джаспер поклялся остаток своей жизни провести к северу от Миссури, только чтобы больше через нее не переправляться. К тому же он мгновенно невзлюбил бобров и несколько раз сердил Старого Хью, стреляя по ним из пистолета во время движения на север, если видел их у пруда или ручья.

- Это ведь бобры, - повторял Старый Хью. - Их надо ловить в капканы, а не стрелять по ним. Пуля испортит шкуру, в этом то все и дело.

- Ну а я ненавижу этих зубастых поганцев, - ругался Джаспер. - А шкура пусть пропадет пропадом.

Колл продолжал упорно ехать на северо запад, даже Старый Хью забеспокоился. Впереди с запада уже маячили великие Роки Маунт. Хотя разведчиком считался Старый Хью, впереди ехал Колл. Иногда старик указывал на некоторые ориентиры, но он советовал нерешительно. Колл ясно дал понять, что в советах не нуждается.

Хотя люди привыкли к его молчаливости, никто не помнил его молчаливым до такой степени. Он целыми днями не произносил ни одного слова, приходил, брал еду и снова уходил. Некоторые считали, что он вообще не собирается останавливаться, что он заведет их на север, в снега, где они все замерзнут.

В тот день, когда они переправлялись через реку Маро, исчез Старый Пес. Из лидера стада он давно превратился в одного из отстающих и обычно тащился в паре миль позади. Утром он, как правило, был в стаде, но в одно прекрасное утро не появился. Ньют и братья Рейни, все еще ответственные за отстающих, проехали назад, чтобы поискать его, и увидели двух медведей гризли, устроивших себе пиршество из старого быка. При виде медведей лошади ковбоев взбрыкнули и помчались назад к стаду. Их испуг тотчас передался другим животным, и все стадо и верховые лошади в панике бросились прочь. Несколько ковбоев оказались на земле, включая Ньюта, но никто серьезно не пострадал, хотя остаток дня пришлось потратить на то, чтобы собрать стадо.

Через несколько дней они наконец вышли к реке Милк. Был прохладный осенний день, и большинство работников облачились в свои новые теплые пальто. Склоны гор на западе были покрыты снегом.

- Это последняя река, - пояснил Старый Хью. - К северу от нее уже Канада.

Колл оставил стадо пастись и весь день ехал на восток один. Местность радовала глаз, изобилие травы, по берегам ручьев много поваленных деревьев, из которых можно выстроить дом и загоны для скота. Ему встретилось много бизонов, в том числе одно большое стадо. Он заметил следы индейцев, но их самих не было видно. Ослепительно сияло солнце, хотя и было холодно. Ему казалось, что вся Монтана пуста, что там нет никого, кроме бизонов, индейцев и команды «Хэт крик». Он понимал, что следует остановиться и построить хоть какой то дом, пока не начнутся морозы. Он знал, что они не за горами. Сам он на погоду внимания не обращал, но следовало подумать о людях. Слишком уж поздно для большинства возвращаться в Техас этой осенью. Нравится им это или нет, но зимовать придется здесь.

Ночью, когда он устроил себе лагерь в стороне от всех, он видел во сне Гаса. Он часто просыпался от звука его голоса, причем слышал его так явственно, что машинально оглядывался, надеясь его увидеть. Иногда он еле успевал уснуть, как уже видел Гаса, и такое стало случаться с ним даже днем, когда он ехал, не обращая ни на что внимания. Мертвый Гас владел его мыслями так же, как когда был жив. Обычно он, как и в жизни, дразнил его.

- Ты достиг центра Монтаны, но это не значит, что ты должен останавливаться, - сказал Гас в одном сне. - Поворачивай на восток и жми, пока не наткнешься на Чикаго.

Поворачивать на восток Колл не хотел, как, впрочем, не хотел и останавливаться. Смерть Гаса, вместе с более ранними смертями, заставила его потерять чувство цели, причем до такой степени, что он не обращал внимания на то, что делает изо дня в день. Он ехал на север, потому что это вошло у него в привычку. Но они уже достигли реки Милк, и зима была на носу, так что надо было менять привычку, иначе он может потерять людей, да и стадо в придачу.

Он нашел ручей, где скопилось много древесины, и решил, что это место подойдет в качестве центральной усадьбы, хотя он не испытывал никакого энтузиазма при мысли о предстоящей работе. Работа, то есть то, что всегда в его жизни было главным, потеряла свое значение. Он трудился лишь потому, что больше нечего было делать, а не потому, что испытывал в ней потребность. Иногда он не ощущал практически никакого интереса ни к стаду, ни к работникам, и ему хотелось просто сесть на кобылу и уехать, пусть сами выпутываются. Старое чувство ответственности за их благополучие исчезло начисто, и он порой дивился, как это он мог его испытывать так долго и так интенсивно. Его все больше раздражал тот вид, с которым люди смотрели на него каждое утро, ожидая распоряжений. Почему взрослые мужчины каждый день нуждаются в распоряжениях, когда они уже прошли около трех тысяч миль?

Порой он не давал никаких указаний, просто завтракал и уезжал, оставляя их с недоуменным выражением на лицах. Оглянувшись через час, он видел, что они едут следом, и это тоже раздражало его. Порой ему казалось, что он предпочел бы, оглянувшись, увидеть пустую равнину, чтобы ковбои и стадо исчезли.

Но ничего подобного не происходило, так что, когда он определился с местом, он приказал людям гнать стадо еще день на восток и там дать ему вволю пастись. Переход был закончен. Ранчо будет располагаться между реками Милк и Миссури. Он подаст заявку на землю весной.

- А как насчет тех, кто хочет вернуться в Техас? - спросил его Диш Боггетт.

Колл удивился. До сих пор никто не упоминал о возвращении в Техас.

- Уже осень, - сказал он. - Лучше будет подождать и поехать весной.

Диш упрямо смотрел на него.

- Я на зиму в Монтане не нанимался, - возразил он. - Я хочу получить свои деньги и рискнуть.

- Ну, ты нужен будешь на время строительства, - заметил Колл, не желая расставаться с ним. По виду Диша можно было предположить, что он собирается отправиться назад немедленно. - Как закончим, можешь ехать, куда хочешь, - добавил Колл.

Диш Боггетт разозлился. Он и в плотники не нанимался. Начал он свою карьеру в этой команде с копания колодца, а закончит, похоже, размахивая топором. Ни та, ни другая работа не годилась для ковбоя, так что он едва сразу не потребовал свои деньги и не принялся защищать свои права свободного человека, но вид капитана несколько охладил его пыл. На следующее утро, когда они подняли стадо и погнали его на восток вдоль реки Милк, он занял свое место впереди в последний раз. Теперь, когда Старого Пса не было, в голове стада часто шел техасский бык. Выглядел он безобразно, поскольку рана срослась неровно, а отсутствие одного глаза и рога тоже не прибавляло ему привлекательности. Он часто поворачивался и набрасывался на всякого, кто имел неосторожность подойти к нему со стороны слепого глаза. Несколько человек едва спаслись бегством, и только то, что капитан Колл благоволил к нему, спасало его от расправы.

Диш решил, что сразу же после постройки дома он поедет в Небраску. Его мучила мысль, что кто то может приехать и завоевать сердце Лори. Это сделало его наиболее активным работником на валке деревьев, как только началось строительство. Большинство других ковбоев, особенно Джаспер и Нидл, такого рвения не проявляли и раздражали Диша тем, что постоянно устраивали перерывы, заставляя его рубить в одиночку. Они сидели и курили, поглядывая, не появился ли медведь, в то время как Диш работал и звук его топора разносился по всей долине реки Милк.

Работа едва успела начаться, как произошло событие, резко изменившее отношение к ней людей. Этим событием стала пурга, которая мела с севера в течение трех дней. Их спасло лишь то, что Колл оказался достаточно прозорливым и заранее сделал запас дров. Ковбоям и в дурных снах не снился такой холод. Они разожгли два огромных костра и сбились в кучу между ними, подкладывая поленья и замерзая с той стороны, которая не была повернута к огню. В первый день видимость была нулевая, ковбои даже страшились отойти к лошадям, опасаясь потеряться в бешеном вихре снега.

- Куда хуже, чем песчаная буря, - заметил Нидл.

- Ага, и куда холоднее, - поддержал его Джаспер. - Я практически засунул ноги в костер, а пальцы, черт бы их побрал, все равно замерзают.

Диш, к большой досаде, обнаружил, что от дыхания его усы смерзаются, - он и не представлял себе, что такое возможно. Ковбои надевали на себя все, что у них имелось, и все равно ужасно мерзли. Когда пурга кончилась и вышло солнце, холод отказался отступить. Стало даже еще холоднее, и на снегу образовался жесткий наст, на котором все скользили и падали, даже если шли всего несколько шагов до фургона.

Одному лишь По Кампо, казалось, такая погода была по нутру. Он все еще в основном полагался на свое серапе да найденный где то старый шарф и приставал ко всем с предложением пойти и застрелить медведя. По его теории, мясо медведя помогло бы им легче переносить холод. Если и нет, то медвежья шкура уж точно бы пригодилась.

- Ага, а эти проклятые медведи наверняка считают, что человеческое мясо им тоже бы пригодилось, - предостерег Соупи.

У Пи Ая, самого высокого в команде, появился новый повод для страха - он боялся, что его утащит со снежной лавиной. Он всегда боялся зыбучих песков, а теперь находился в таком месте, где все на многие мили вокруг представляло собой холодный вариант зыбучих песков.

- Я так думаю, укрой весь этот снег тебя с головой, обязательно замерзнешь, - повторял он снова и снова, пока всем уже до смерти не надоел. Большинство уже успели порядком поднадоесть друг другу своими отдельными жалобами - вместе все переносилось легче.

Ньют тоже обнаружил, что у него нет желания ни говорить, ни слушать, единственное, о чем он мог думать, так это о том, чтобы согреться, так что он старался по возможности проводить побольше времени у костра. Единственными частями тела, которые он постоянно уверенно чувствовал, были страшно мерзнущие руки, ноги и уши. Когда кончилась пурга и они поехали проверить стадо, он обвязал голову старой байковой рубашкой, чтобы уши напрочь не отмерзли.

Стадо пережило пургу сравнительно благополучно, хотя часть коров забрела далеко на юг, и их пришлось оттуда пригонять.

Несмотря на это, через несколько дней после пурги они сумели соорудить просторный бревенчатый дом с камином и трубой, последнее - дело рук По Кампо. Он воспользовался несколькими днями оттепели, чтобы понаделать массу кирпичей из глины, которые при следующем морозе основательно промерзли. Они едва успели покрыть дом крышей, как началась следующая пурга. Но на этот раз они уже так не мерзли.

К всеобщему удивлению, капитан Колл отказался жить в доме. Он поставил старую палатку Уилбергера в защищенном месте у ручья и спал в ней, только иногда разводя небольшой костер у входа.

По утрам ковбои ожидали, что найдут его замерзший труп, но ничего подобного не случилось. Он приходил каждое утро, обнаружив, что они все проспали и не желают вылезать из под теплых одеял на мороз.

Но надо было еще построить загоны, коптильню, обустроить дом. Колл следил за тем, чтобы все работали, пока он сам проверял стадо, иногда беря с собой Ньюта. Он убил несколько бизонов и научил Ньюта их разделывать.

Старый Хью приезжал и уезжал, когда хотел, на своей пятнистой лошадке. Хотя он постоянно разговаривал, когда был с ними, у него появлялось то, что он называл тоской, и он исчезал иногда дней на десять сряду. Однажды, когда выдался довольно длительный период потепления, он прискакал весь возбужденный и сообщил Коллу, что видел пасущийся милях в двадцати к югу табун диких лошадей. Им крупно повезло, они загнали их в узкий каньон и поймали всего милях в пятнадцати от дома. Лошадки были мелкие, но все еще толстые после лета. Берт Борум, лучше всех бросающий лассо, заарканил восемнадцать лошадей, они их спутали и привели в свой табун.

Верный своему слову Диш взял расчет и уехал сразу же после того, как они поймали диких лошадей. Колл было думал, что пурга образумит парня и он передумает, так что очень рассердился, когда Диш попросил с ним расплатиться.

- Сейчас не время путешествовать по неизвестной местности, - сказал капитан.

- Я тащил весь этот скот сюда, - заметил Диш упрямо. - Полагаю, назад дорогу найду. И у меня есть пальто.

У Колла при себе было мало денег, но он договорился о кредите в небольшом банке в Милс Сити, так что он выписал Дишу чек на его зарплату, используя дно большой сковороды в качестве стола. Дело было сразу после завтрака, так что некоторые из работников наблюдали за процедурой. Накануне прошел небольшой снег, и равнина вокруг была ослепительно белой.

- Черт, мы можем сразу устроить тебе похороны, - ворчал Соупи. - Ты и до Йеллоустон не доберешься, тем более до Небраски.

- Это все та шлюха, - заявил Джаспер. - Он спешит, пока никто его не опередил.

Диш покраснел и резко повернулся к Джасперу.

- Она не шлюха, - отрезал он. - Бери свои слова назад, а то надеру тебе уши, черт побери.

Джаспера испугала перспектива драки. Он подзамерз, да и знал к тому же, что ему не стоит тягаться с Дишем. Руки тоже замерзли, они у него постоянно замерзали, так что одна мысль, что придется ими орудовать, показалась ему неприятной.

- Ну, я хотел сказать, что она была ею в прежние годы, - поправился он. - Я не знаю, чем она сейчас зарабатывает на жизнь.

Диш в холодной ярости зашагал прочь. Он недолюбливал многих из ковбоев за их неосторожные замечания в адрес Лори во время путешествия, так что не считал нужным тратить много времени на прощание. По Кампо снабдил его таким количеством провизии, что он едва сел на лошадь.

Диш считал, что в этом нет необходимости.

- У меня есть ружье, - уверял он, - а здесь полно дичи.

- Тебе может не захотеться охотиться в пургу, - заметил мудрый По Кампо.

Когда Диш собрался уезжать, Колл велел ему взять запасную лошадь. Диш в основном ехал на Милочке всю дорогу на север и собирался на ней же и вернуться, но Колл настоял, чтобы он взял еще лошадь на всякий случай.

- Лошадь всегда может охрометь, - заметил он. Все молча стояли вокруг, расстроенные отъездом Диша. Ньюту хотелось расплакаться. Смерти и разлуки - как много в них общего.

В самый последний момент Диш тоже почувствовал тоску при мысли, что он всех бросает. Хотя большинство работников были грубыми неумехами, все равно они - его companeros . Он любил маленького Ньюта, ему нравилось дразнить Джаспера. Он даже тайно привязался к Липпи, который сам себя назначил помощником повара и редко отходил от большого камина.

Но Диш зашел уже слишком далеко, назад пути не было. Опасности его не страшили. Он должен увидеть Лорену, вот и все. Он сел на лошадь и взял в руки поводья.

Пи Ай, находившийся у загонов по серьезной надобности - Монтана плохо подействовала на его пищеварение, - пропустил все приготовления к отъезду. С того дня, как он узнал о смерти Гаса, он пребывал в печальном настроении, а вид собирающегося уехать Диша расстроил его окончательно.

- Ну, черт побери, Диш, - загрустил он. На глаза набежали слезы, и больше он ничего не смог выговорить. Некоторых смутил его вид, поскольку и у них были опасения, что они могут повести себя не лучше. Диш пожал всем руки.

- Пока, ребята, - сказал он. - Ищите меня к югу от Бразоса, если когда нибудь вернетесь домой. - Затем он тронул шпорами Милочку и скоро превратился лишь в черную точку на белом снегу.

Колл подумывал, а не отдать ли ему записки, написанные Гасом женщинам, но потом не решился. Вдруг Диш заблудится, что вполне вероятно, тогда с ним пропадут и записки, а это были последние слова Гаса. Лучше сохранить их и отвезти самому, хотя эта перспектива его не вдохновляла.

В ту ночь, сидя в палатке, он размышлял о происшедших в нем самом переменах. Он позволил этому молодому парню не обратить внимания на предостережения и уехать. Он мог приказать ему остаться, вложить по больше себя в этот приказ, как он часто делал, когда люди отбивались от рук. Диш был настойчив, но не настолько, чтобы ослушаться приказа. Будучи капитаном, он часто приказывал людям, и не было случая, чтобы его кто то ослушался.

Но на этот раз он не проявил достаточной настойчивости. Когда наступил момент для использования силы, он не смог. Он прекрасно относился к Дишу Боггетту, который всегда был на месте все три тысячи миль. Он также доказал, что никто лучше него не может остановить панику в стаде. Но Колл отпустил его и не слишком грустил по этому поводу. Он знал, что не огорчится, даже если они все уйдут, кроме Пи и мальчика. У него не было желания никого никуда вести.

На следующий день, поскольку погода все еще благоприятствовала, он сам решил съездить в Форт Бентон. Майор Корт упомянул, что армия может часто нуждаться в мясе, а племена охотятся слабо. В конце концов, он тащился сюда, в Монтану, чтобы продать скот. Как только новости об их благополучном прибытии достигнут Техаса, не успеешь оглянуться, за ними последуют другие, скорее всего уже к следующей осени, так что есть смысл установить хорошие связи с армией, поскольку во всем крае только она одна и могла покупать мясо.

Как раз во время отсутствия капитана Ньют и обнаружил у себя талант объезжать лошадей. Бен Рейни, тоже превосходный наездник, получил задание объездить мустангов, но в самый первый день сильный вороной сбросил его, и он сломал себе руку. По Кампо наложил лубок, но Бен заявил, что с него хватит упрямых лошадей. По возвращении капитана он намеревался попросить другую работу. Ньют тем временем занимался заготовкой леса - таскал бревна от ручья и помогал Пи Аю и Питу Спеттлу пилить их. Он пообещал Бену Рейни попробовать объездить вороного, к удивлению всех, включая его самого, даже сумел заставить его остановиться.

Разумеется, он знал, что отучить лошадь брыкаться - лишь небольшая часть ее воспитания. Их следует сломить настолько, чтобы не было необходимости привязывать, если возникнет нужда оседлать. Их следует приучить к поводьям, а также, если возможно, заинтересовать коровами.

Когда через неделю вернулся капитан с заказом на триста коров, которые должны были быть доставлены в Форт Бентон к Рождеству, Ньют как раз находился в небольшом загоне, работая с гнедой с мордой как утюг. Ньют с опаской взглянул на капитана, ожидая выговора за то, что занимается не своей работой, но тот молча сидел на Чертовой Суке и наблюдал. Ньют постарался забыть о его присутствии, не хотел нервировать и расстраивать гнедую. Он обнаружил, что лошади успокаиваются, если с ними непрерывно говорить. Он что то бормотал гнедой, пока капитан наблюдал. Наконец Колл спешился и расседлал лошадь. Ему понравилась спокойная манера, в которой работал парень. Он сам никогда особо не разговаривал, если что то надо было сделать, и тем разительно отличался от Гаса, который только и делал, что болтал. Ему понравилось, что парень способен на такое. Когда они погнали коров в Форт Бентон, он взял Ньюта и еще двух парней с собой.

За зиму им пришлось ездить несколько раз, и не только в Форт Бентон, но также и в Форт Буфорд. Однажды, как раз когда они появились в Форт Бентоне, солдаты пригнали небольшой табун полуобъезженных лошадей. Когда они пригоняли коров, в форте всегда было полно индейцев, и возникали споры между майором и старым вождем Черноногим, которого солдаты звали Пилой за его заостренный профиль, как поделить скот между солдатами и индейцами. Там также были и Кровавые индейцы, и Колл разгневался, поскольку понимал, что видит перед собой воинов, убивших Гаса. Когда индейцы уехали, он испытал острое желание поехать за ними, хотя и не знал точно, кто именно это сделал. Он сдержался, но и чувствовал себя неуютно из за того, что не ответил ударом на удар.

Майор откуда то узнал, что Ньют умеет объезжать лошадей, и попросил Колла оставить его в форте на несколько недель, чтобы помочь с лошадьми, если он не возражает. Коллу не хотелось выполнять эту просьбу, но майор всегда вел дела честно, так что ему неудобно было отказать, тем более что на ранчо почти не было работы. Они занимались достраиванием дома, начали строить сарай да проверяли стадо после очередных снежных бурь. Большая часть ковбоев в свободное время охотились, и они уже запасли больше лосиного и бизоньего мяса, чем можно было съесть за зиму.

Поэтому Колл согласился, и Ньют остался в форте на месяц, объезжая лошадей. Погода улучшилась. Холодно, но солнечно. Ньюту довелось перепугаться только единожды, когда сильный гнедой мерин, на котором он впервые выехал на прогулку за город, закусил удила и вынес его на лед Миссури. Как только конь выскочил на лед, он поскользнулся и грохнулся, проломив лед, но, к счастью, на мелком месте, так что Ньюту удалось выбраться самому и вывести лошадь. Солдаты, которые собирали топливо для костра, помогли ему обсушиться. Ньют понимал, что все могло кончиться куда хуже, вынеси его лошадь на середину реки и провались там.

В следующий раз, когда он выезжал из форта на малообъезженных лошадях, он немедленно сворачивал в сторону, подальше от реки.

99

Джули Джонсон сделал Кларе предложение в первую неделю нового года. Несколько месяцев он пытался удержаться от этого и все равно однажды высказался, когда принес по ее просьбе мешок картошки. Стоял мороз, и картошка замерзла, так что Клара хотела, чтобы она оттаяла на кухне. Когда он вошел, его сын Мартин ползал по полу, а Клара сбивала крем для очередного торта, без которых она не могла жить. Стоило ему поставить мешок картошки, как слова вырвались сами:

- Вы когда нибудь выйдете за меня замуж? - спросил он и немедленно почувствовал себя ужасным болваном, в такие корявые слова облек он свое предложение. За те месяцы, что он у нее работал, их отношения не изменились, так что скорее всего она решит, что он либо пьян, либо свихнулся, раз ему в голову пришла такая мысль.

Вместо того чтобы рассердиться, Клара сделала странную вещь - она сунула палец в крем и протянула ему попробовать, как будто предполагала, что он с радостью съест его из ее рук.

- Попробуй, Джули, - предложила она. - Похоже, я перестаралась с корицей.

Джули решил, что она не расслышала его вопроса. Может быть, она просто хочет быть вежливой. С другой стороны, он понимал, что должен радоваться, что она его не услышала. Он уже собрался повторить свои слова, но Клара взглядом остановила его.

- Не стоит повторяться, - сказала она. - Я тебя слышала. Так как насчет корицы?

Джули чувствовал себя неловким и неуклюжим. Он вовсе не собирался прямо с ходу задавать такой вопрос, и тем не менее задал. Он не знал, как поступить с кремом, но не считал возможным просто наклониться и слизнуть его у нее с пальца. Он протянул руку, взял немного своим собственным пальцем и попробовал.

- По моему, вкусно, - одобрил он, но Клара выглядела либо раздраженной, либо презрительной, во всяком случае, явно недовольной. Он никогда не мог определить ее настроения, единственное, что он знал точно, - то, что чувствовал он себя неуютно.

- Не думаю, что ты большой специалист по части сладкого, - произнесла Клара довольно запальчиво, но в ее серых глазах плавали льдинки.

Она слизнула остаток крема с пальца и снова принялась за пирог. Через минуту в кухню вошла Лорена и взяла ребенка. Джули надеялся, что она уйдет с ним из кухни, но вместо этого она села и принялась напевать ему. Хуже того, появились обе девочки и тоже стали играть с Мартином. Мартин смеялся и пытался выхватить ложку у одной из девочек. Клара снова взглянула на Джули, и под этим взглядом он ощутил себя полным кретином. Ответа на свой вопрос он так и не получил, а ему уже пора приниматься за работу.

В тот вечер он раздумывал, а не уехать ли ему. Он не мог оставаться рядом с Кларой и тешить себя надеждами, но он и не видел никаких признаков того, что он ей небезразличен. Иногда ему все же казалось, что он ей нравится, но когда он обдумывал вопрос получше, то всегда приходил к заключению, что это все плоды его воображения. Все ее замечания были язвительного характера, но он не сразу соображал, что над ним подсмеиваются. Когда они в приличную погоду занимались с лошадьми в загонах, она всегда учила его, как с ними обращаться. Ей казалось, что он недостаточно внимателен к ним. Джули никак не мог понять, как кто то мог уделять внимание лошадям в ее присутствии, но чем больше он смотрел на нее, тем хуже у него шли дела с лошадьми и тем сильнее она раздражалась. Но он не мог оторвать от нее глаз. Она взяла в привычку носить пальто и сапоги мужа, которые ей были слишком велики. Перчаток она не надевала, уверяла, что это не нравится лошадям, и ее крупные костлявые руки порой так замерзали, что ей приходилось на несколько минут засовывать их под пальто, чтобы согреть. Она обычно носила какую нибудь из своих многочисленных кепок - судя по всему, она испытывала к кепкам такую же страсть, как и к тортам. Ни одна из них не подходила для климата в Небраске. Больше всего она любила армейскую кепку, которую Чоло подобрал где то на равнине. Иногда Клара завязывала сверху шарф для тепла, но обычно в процессе работы шарф развязывался, так что, когда они возвращались обедать, ее волосы всегда были рассыпаны по воротнику огромного пальто. И тем не менее, по разумению Джули, она была прекрасна, настолько прекрасна, что даже просто прогулка рядом с ней к дому, когда она была в хорошем настроении, вышибала из его головы на месяц все мысли об отъезде. Он уговаривал себя, что должен довольствоваться работой рядом с ней. И тем не менее он все таки задал этот вопрос.

Она не ответила на него, и он всю ночь страдал. И все же он его задал, дал понять, чего он хочет. Ему казалось, что когда она все обдумает, то будет думать о нем еще хуже.

Только через три дня им снова удалось остаться вдвоем. Приехали несколько солдат за лошадьми, и Клара пригласила их остаться переночевать. Потом у Мартина начался жуткий кашель и поднялась температура. Чоло послали за доктором. Клара большую часть дня просидела около ребенка, который кашлял не переставая. Она безуспешно опробовала все способы снять кашель. Из за него Мартин не мог заснуть. Мальчик был его сыном, а Джули не знал, как ему помочь. Клара сидела на стуле с прямой спинкой, держа ребенка на руках. Еще утром он спросил, нет ли чего нибудь такого, что бы он мог сделать, но Клара отрицательно покачала головой. Болезнь ребенка заставила их забыть обо всем остальном. Когда Джули вечером вернулся с работы, Клара все еще сидела на стуле. Мартин слишком ослаб, даже кашлять не мог, но дыхание его было прерывистым, а температура под сорок. Клара сидела молча, покачивая малыша, но не глядя на него.

- Наверное, доктор скоро приедет, - неуверенно сказал Джули.

- Доктор вполне мог уехать куда нибудь в другом направлении, - заметила Клара. - Он может не успеть. Тогда он приедет зря.

- Вы хотите сказать, что мальчик умирает? - спросил Джули.

- Я хочу сказать, что он или умрет, или пойдет на поправку до приезда врача, - произнесла Клара, вставая. - Я сделала все, что могла. Теперь дело за Мартином.

Клара взглянула на него и неожиданно, к его удивлению, подошла и положила голову ему на грудь. Обняла его, прижалась крепко. Джули так поразился, что едва не потерял равновесие. Он тоже обнял ее, чтобы не упасть. Клара не поднимала головы несколько минут, так ему показалось. Он чувствовал, как она дрожит и как пахнет от ее волос.

Затем она отошла от него так же внезапно, как и подошла, хотя на какое то мгновение задержала его руку в своей. Ее лицо было мокро от слез.

- Ненавижу, когда дети болеют. Ненавижу. Я так пугаюсь… Как будто… - Она замолчала и вытерла слезы. - Как будто кто то решил не дать мне вырастить мальчика, - добавила она дрожащим голосом.

Джули всю ночь не спал, вспоминая, что он почувствовал, когда она взяла его за руку. На мгновение их пальцы переплелись, потом она отпустила его руку. Создавалось впечатление, что она нуждается в нем, иначе бы она так не сжала его пальцы. Он настолько разволновался, что не мог уснуть, но, когда утром он поднялся наверх и вошел в комнату, где лежал больной мальчик, Клара встретила его отчужденно, хотя день выдался солнечный и температура у ребенка спала. Он все еще тяжело дышал, но по крайней мере спал.

- Я могу принести вам кофе, - предложил Джули.

- Нет, спасибо, я хорошо знаю дорогу на кухню, - отказалась она, вставая. На этот раз она не обняла его и не взяла за руку. Прошла мимо него, даже не удостоив взглядом. Ему только оставалось последовать за ней вниз. Лорена и девочки приготовили завтрак, и Чоло тоже пришел, чтобы поесть. У Джули не было аппетита. Он потерял его сразу же, как только увидел, что Клара недовольна. Он старался понять, что могло вызвать ее недовольство, но ничего не мог придумать. Он тупо сидел за столом, заставляя себя переключиться на мысли о работе. Он должен был отремонтировать колесо фургона, которое недавно треснуло.

Он не успел еще снять колесо, как увидел, что Клара идет к сараю, где они хранили инструменты. Несмотря на яркое солнце, было очень холодно, и изо рта у нее шел пар. Джули боялся, что ребенку стало хуже, но оказалось, что это не так. Клара пылала гневом.

- Тебе лучше поговорить со мной, пока я злюсь, - проговорила она решительно. На ее щеках выступили красные пятна.

- Я насчет разговоров не мастак, - признался Джули.

- Ты вообще во многом не мастак, и зря, - заявила она. - Я знаю, ты не дурак, потому что Мартин - умница, а он не мог унаследовать это качество от твоей несчастной жены. Но иногда от столба больше пользы, чем от тебя.

Джули решил, что она критикует его работу, хотя ему казалось, что он все делает старательно.

- Я уже почти починил колесо, - заметил он.

- Джули, я говорю не о работе, - продолжала она. - Я говорю о себе. Я всю ночь просидела в комнате с твоим сыном. А где был ты?

Джули решил, что он, вероятно, должен был предложить посидеть с ней. Разумеется, теперь уже слишком поздно. Он хотел объяснить ей, почему он стесняется заходить к ней в комнату, особенно в спальню, без приглашения. Он даже боялся заходить на кухню, когда она там одна. Но он не мог объяснить все те чувства, которые она в нем вызывала.

- Жаль, что я не догадался, - сокрушался он. Глаза Клары сверкали.

- Я же рассказала тебе, как страшит меня болезнь малыша. Единственно, когда я хочу умереть, - это если мне приходится смотреть, как ребенок страдает.

Она судорожно сжимала руки. Увидев, что она дрожит, Джули взял пальто и предложил его ей, но она отказалась.

- Я сижу там одна, - сказала она. - Не стоит, что бы девочки там были, потому что мне не хотелось бы, чтобы они слишком много думали о смерти. Я сижу там и думаю, и я не могу помочь этому малышу. Если он вздумает умереть, я не смогу ему помешать. Я могу любить его до одури, что не помешает ему умереть. Надеюсь, этого не случится. Надеюсь, он вырастет и проживет долгую жизнь. Я знаю, что со мной будет, если он таки умрет, как много времени потребуется, чтобы я смогла нормально дышать, готовить, заниматься с девочками и вообще делать все то, что положено, когда ты жив.

Клара помолчала. В загоне заржал гнедой жеребец. Она его любила больше всех, но на этот раз вроде и не услышала ржанья.

- Я знаю, что, если я потеряю еще одного ребенка, мне на все станет наплевать, - продолжала она. - Наверняка. Все будет безразлично, если я потеряю еще одного. Это меня уничтожит и вслед за мной - моих девочек. Я никогда больше не куплю еще лошадь, не приготовлю еду, не выйду замуж. Я умру с голоду или сойду с ума, причем с радостью. Или убью доктора за то, что он вовремя не приехал, или тебя за то, что не посидел со мной, или еще что нибудь натворю. Если ты хочешь жениться на мне, почему ты не пришел и не сел рядом?

Джули понял, что он сделал ужасную вещь, хотя, честно говоря, он просто пошел к себе в комнату. Ему странно было слышать, что Клара может убить его за это, но по ее виду он понял, что она вовсе не шутит.

- Но вы когда нибудь выйдете за меня? - спросил он. - Вы так и не сказали.

- Не сказала и не собираюсь говорить сейчас, - отрезала Клара. - Спроси меня через год.

- Почему через год?

- Потому что ты заслужил, чтобы тебя год помучить, - заключила Клара. - Я вчерашней ночью настрадалась на год вперед, а ты, я думаю, спал спокойно и видел во сне нашу свадьбу.

Джули не знал, что и ответить. Ему никогда не приходилось встречать женщину, которая бы так смело высказывалась. Он смотрел на нее сквозь пар, поднимаемый их дыханием, и думал о том, что ей хотя бы стоит надеть пальто. От холода у нее на запястьях появились пупырышки.

- Мне казалось, что ты когда то был шерифом, - проговорила Клара. Гнедой снова заржал и, все еще наблюдая за Джули, она помахала лошади. У Джули были глаза милого, удивленного мальчика, хотя тело крепкого мужчины. Ей хотелось почувствовать его ближе к себе, но ее раздражала его растерянность.

- Да, я был шерифом, - подтвердил он.

- Тогда тебе приходилось отдавать приказы, - сказала она.

- Ну, я говорил Роско, чтобы он вычистил тюрьму, - вспомнил он.

- Не много, что и говорить, но все больше, чем мы здесь от тебя слышим, - заметила она. - Попробуй ка попросить меня что нибудь вычистить, просто для практики. Я хоть тогда вспомню, что ты умеешь говорить.

Она снова отказалась от пальто, хотя он понял, что настроение у нее несколько улучшилось. Она вошла в загон и минут десять трепала холку гнедому, прежде чем вернуться в дом.

Затем приехал этот ковбой, Диш Боггетт, и сообщил им, что Август Маккрае умер. Он сумел пробиться вдоль Платта в январскую пургу. Обе лошади были при последнем издыхании, но сам Диш - в полном порядке. Он относился к пурге, как к чему то несущественному.

Джули показалось, что Кларе сразу понравился Диш, и он огорчился, хотя быстро понял, что Диш приехал поухаживать за Лореной, а не за Кларой. Лорена практически перестала говорить, после того как узнала о смерти Гаса. Клара сразу же предложила Дишу работу, зима выдалась тяжелая, и они постоянно не успевали сделать то, что нужно. Скоро должны были начать рождаться жеребята, так что дел прибавится, и вполне разумно было нанять еще одного работника, но Джули это не понравилось. Он уже успел привыкнуть работать с Кларой и Чоло и с трудом приспосабливался к Дишу отчасти потому, что Диш вдвое лучше умел обращаться с лошадьми, чем он сам, и все немедленно оценили его способности. Клара скоро привыкла поручать Дишу работу, которую раньше доверяла Джули. На долю Джули оставались дела, с которыми мог бы справиться и ребенок.

Кроме того, Диш держался слегка надменно и не пытался завязать с ним дружбу. Диш знал много карточных игр и умел даже раскладывать пасьянсы, чем не медленно привел в восторг девочек. И теперь часто длинными зимними вечерами Джули сидел в сторонке, чувствуя себя никому не нужным, в то время как Клара, Диш и девочки играли в карты на кухонном столе.

Диш всячески пытался втянуть в игру Лорену, но Лорена только иногда находилась в комнате. Сидела она молча, за игрой не следила, точно как Джули. Он не мог в душе не пожалеть, что Диш Боггетт не заблудился в пургу или не подался прямо в Техас. Почти каждый день ему казалось, что он замечает, как Клара влюбляется в Диша. Рано или поздно, когда Диш поймет тщетность своей любви к Лорене, он обязательно обратит внимание на Клару. Джули ощущал полную беспомощность, он ничего не мог поделать, чтобы этому помешать. Иногда он садился рядом с Лореной, чувствуя, что у него с ней больше общего, чем с кем либо другим на ранчо. Она любила человека, который умер, а он - женщину, не обращающую на него внимания. Но не смотря на эту общность, Лорена и на него не глядела. Выглядела она необыкновенно красивой, но в этой красоте сквозила печаль после известия о смерти Гаса. Только девчушка Бетси, беззаветно полюбившая Лорену, могла вызвать искорку жизни в ее глазах. Если Бетси болела, Лорена неустанно ухаживала за ней, брала ее к себе в постель и пела ей песни. Они вместе читали, вернее, читала Бетси, потому что Лорена едва могла сложить несколько слов. Сестры собирались научить ее читать, но знали, что надо подождать, пока она не оправится.

Даже Салли, всегда ревниво относящаяся к успехам сестры, уважала их отношения. Она переставала дразнить Бетси, если Лорена осуждающе на нее смотрела.

Узнав о смерти Гаса, Клара не почувствовала чрезмерного горя. Слишком долго им пришлось пробыть врозь. Его визит доставил ей огромную радость, ей приятно было осознавать, что он все еще ее любит и что ей все еще приятно быть в его обществе. Ей нравились его терпение и чувство юмора, а сознание того, что он все еще ставит ее выше всех других женщин, не смотря на минувшие годы, вызывало в ней своеобразную гордость.

По вечерам она часто сидела, закутавшись в теплое пальто, на веранде. Ей нравился жгучий мороз, от которого даже звезды бледнели. Вспоминая свою жизнь, она решила, что в их с Гасом взаимных чувствах было нечто, что требовало разлуки. Будь он рядом, она бы с ним постоянно ругалась. Даже во время его короткого визита она ощущала, что ссора могла вспыхнуть в любой момент, а случись такое, пострадать могли такие нежные души, как Джули и Лорена.

Темными вечерами на покрытой льдом веранде она иногда ощущала на своей щеке холодную слезу. В Гасе она потеряла близкого союзника, без него она стала еще более одинокой, но Клара не испытывала того усталого отчаяния, как при смерти детей.

Теперь рядом был Джули Джонсон со своей немой любовью. Он не только не мог выразить свои чувства, он и с лошадьми не умел справляться. Клара, беззаветно любившая лошадей, понять не могла, почему она вообще раздумывала, не выйти ли замуж за человека, не более ловкого с лошадьми, чем Боб. Разумеется, еще ничего не решено, да и спешить с этим некуда. Более близкие отношения, скорее всего, только усилят ее раздражение.

Ее забавляло, как он ревнует к Дишу, который, хоть и оказался отличным работником и приятным парнем, вовсе ею не интересовался. Его любовь к Лорене светилась в каждом взгляде, который он бросал на нее, но ни один из этих взглядов не мог пробиться сквозь ее горе. Сама Клара не пыталась утешить Лорену. Тут как с Мартином, или она выживет, или горе убьет ее. Клару бы не удивил выстрел, раздайся он в комнате Лорены. Она понимала, девушка чувствует то же, что и она при смерти сыновей, - безысходное горе. В то время всякие попытки Боба или соседей развлечь ее только вызывали ее раздражение. Ей не хотелось жить, а уж веселиться и подавно. Люди пытались внушить ей, что живые должны продолжать жить. Я не могу, хотелось ей сказать, если мои мальчики не могут. Но добрые люди были правы. Постепенно она пришла в себя и однажды обнаружила, что испекла торт и ест его с удовольствием.

Наблюдая, как день за днем Лорена сидит безучастно, слегка оживляясь, только когда Бетси теребит ее, Клара остро ощущала свою беспомощность. Лорена или выживет, или умрет, и Клара иногда думала, что последнее более вероятно. К жизни Лорену привязывала лишь Бетси. Красивый молодой ковбой, бросающий на нее полные пылкой любви взгляды, ничего для нее не значил. В жизни Лорена знала мало удовольствий, и Клара не рассчитывала, что они способны вернуть ее к жизни. Молодой ковбой обречен узнать, что мертвый Гас мешает его любви не меньше, чем живой. У Бетси было больше шансов спасти Лорену, чем у Диша. Бетси постоянно о ней беспокоилась и теребила мать, заставляя ее что нибудь предпринять.

- Я не могу оживить мистера Маккрае, а ей только этого и надо, - объясняла Клара. - Ну что я могу?

- Пусть она так не печалится, - говорила Бетси.

- Никто не может тут помочь, - внушала Клара девочке. - Я даже не могу справиться с твоей печалью, если ты грустишь.

И все же она попыталась. Она наткнулась на нечесаную Лорену в холле. У той был вид побитой собаки. Клара остановилась и обняла ее так же неожиданно, как она когда то обняла Джули Джонсона. В нем от этого объятия зашевелилась надежда; в Лорене не зашевелилось ничего.

- Я думаю, ты жалеешь, что не поехала с ним, - сказала Клара. - У вас было бы еще немного времени.

Лорена удивилась - именно об этом она думала постоянно с той поры, как узнала о смерти Гаса.

- Да, я должна была бы это сделать, - согласилась она.

- Нет, - возразила Клара. - У вас было бы еще немного времени, это так, но сейчас ты бы застряла в Монтане вместе с группой мужиков, которым плевать, что ты любила Гаса. Им бы захотелось, чтобы ты любила их. Диш вот так тебя хочет, что добрался сюда, не смотря на пургу.

Мысль о Дише только заставила Лорену отстраниться.

- Он зря тратит время, - холодно сказала она.

- Я знаю, но не жди, что он это поймет, - заметила Клара.

- Он купил меня однажды, когда я была шлюхой, - сообщила Лорена, удивившись, что произнесла это слово. Она никогда его раньше не употребляла.

- А Гас разве нет? - спросила Клара.

Лорена промолчала. Конечно, и Гас ее покупал. Она подумала, что Клара попросит ее уехать, узнав, кем она была.

- Диш любил тебя и воспользовался единственным доступным ему способом привлечь твое внимание, - продолжала Клара.

- Он не привлек моего внимания, - отрезала Лорена. - Он вообще не получил ничего.

- А Гас сделал то же самое и получил все. Гасу повезло, а Дишу нет.

- Мне тоже не повезло, - проговорила Лорена.

Клара не стала ей ничего советовать. Через несколько дней, когда она шила, Лорена спустилась вниз и остановилась перед ней. Выглядела она все так же плохо.

- Почему вы предложили мне остаться, когда Гас любил вас? - спросила она. - Почему вы не предложили остаться ему? Если бы вы это сделали, он остался бы жив.

Клара покачала головой.

- Он любил нас обеих, но ни за что не отказался бы от приключений. Ни ради меня, ни ради тебя, ни ради какой другой женщины. Никому не дано было удержать его дома. Он был бродягой по натуре, хотя тебе удалось заставить его быть с тобой дольше, чем мне.

Лорена ей не поверила. Она помнила, как часто Гас говорил о Кларе. Разумеется, сейчас это уже не имело значения, ничего уже не имело значения, но забыть об этом она не могла.

- Это не так. - Лорена так редко пользовалась своим голосом, что он стал совсем слабым.

- Это именно так, - возразила Клара. - Ты красивее и не такая настырная. Когда я много лет назад сказала Гасу, что выхожу замуж за Боба, я уловила в его глазах облегчение. Он старался сделать вид, что расстроен, но ему стало легче. Я этого так и не смогла забыть. А ведь он по меньшей мере тридцать раз делал мне предложение. Но он понимал, что наша жизнь превратится в борьбу, если я соглашусь, а этого ему не хотелось.

Клара помолчала, глядя Лорене в глаза.

- Боб был слишком туп, чтобы понять, что его ждет борьба, - продолжила она. - В половине случаев он не замечал, что находится в самом центре схватки. Так что мне больше приходилось бороться с самой собой. Мне было одиноко, - добавила она.

Клара подумала, что этот разговор - хороший признак. Может быть, Лори еще удастся прийти в себя. Но то был последний разговор за несколько месяцев. Лорена прожила зиму в молчании, разговаривая лишь с верной Бетси.

Диш Боггетт тоже оставался ей верен, хотя Лорена его никак не поощряла. Он все чаще играл в карты с Салли, ему нравилась ее беззаботная болтовня. Каждый день он старался подступиться к Лорене, но уже начал приходить в отчаяние. Она отказывалась даже отвечать на его вопросы, как бы вежливо он ни спрашивал. Все его попытки она встречала молчанием, тем самым молчанием, которому она научилась в Лоунсам Дав, только более глубоким. Он решил: если до весны ситуация не изменится, он уедет в Техас и постарается забыть ее.

Но когда пришла весна, Диш сказал Кларе, что будет рад помочь ей с молодняком.

100

Колла начало злить, что Гас оставил половину стада женщине. Она жила в Небраске. Ничем не помогала. Разумеется, заявись она к ним со своею помощью, было бы еще хуже, но это не мешало Коллу раздражаться. Гас мог просто оставить ей деньги, они у него были. А теперь, каждый раз, когда Колл продавал партию скота, он откладывал половину вырученных денег для женщины, которая ему никогда не нравилась и которая уже вполне могла забыть Гаса и выйти замуж или вернуться к своей старой профессии.

И все же Колл делил деньги поровну. Как ни обидно ему было по этому поводу, Гас так решил, и он должен выполнить его волю, хотя Колл намеревался, когда повезет тело Гаса в Техас, попробовать откупиться от нее. Ему не нравилась сама мысль иметь в партнерах женщину, тем более шлюху, хотя он допускал, что она могла исправиться.

Все зиму он прожил в палатке, заставляя людей работать, но сам относился к делу без интереса. Иногда он садился на Чертову Суку и ехал подальше поохотиться. Он всегда являлся с добычей, хотя охотиться особенно не любил. Он уезжал лишь потому, что уже не чувствовал себя свободно среди ковбоев. Индейцы их не беспокоили, так что все шло своим чередом. Соупи Джонс занял место старшего после отъезда Диша и вполне преуспевал. Остальные тоже справлялись со своей работой, хотя иногда ворчали и ссорились. Хью Олд и По Кампо подружились и часто уходили вдвоем на день другой, чтобы посмотреть на пруд, где еще водились бобры, или еще что нибудь интересное, с точки зрения Хью. Истосковавшийся по музыке Липпи играл на аккордеоне и целыми днями возился с ящиком из под обуви, стараясь соорудить из него скрипку. Инструмент издавал мощный резкий визгливый звук, но никто из ковбоев не был еще готов признать, что этот звук имеет отношение к музыке.

Соскучившиеся по свинине ковбои на Рождество зарезали свиней Гаса. Самым удивительным событием было то, что Джаспер Фант научился готовить. Он занялся этим сначала от скуки, но под руководством По Кампо так быстро преуспел, что, когда повар отправлялся на долгие прогулки с Хью, их меню не страдало.

Ранней весной, когда погода была переменчивой, ночью исчезли пятнадцать лошадей. Чисто случайно пропажу заметили, поскольку в такую погоду и в такой дали меньше всего ждали конокрадов. Колл принял меры предосторожности, посетив со Старым Хью два или три ближайших индейских племени, где провел дипломатические переговоры с вождями, надеясь тем самым предотвратить возможность таких встреч, как та, что стала роковой для Гаса. Визиты эти повергли его в уныние, потому что индейцы вовсе не проявляли воинственности, так что Гас просто напал не на ту группу, не в том месте и в неподходящее время. Он видел в этом печальную иронию судьбы, так как Гас всегда выступал за дипломатию с краснокожими и в течение долгих лет устраивал совещания, которые лично Колл считал бесполезными. Гас вел переговоры с теми воинами, которых Колл бы с радостью пристрелил, и тем не менее его убили в таком месте, где большинство индейцев были рады договориться, особенно с человеком, владеющим огромным стадом.

Но Колл заметил, что в основном лошади индейцев были лучше, чем у его парней, поэтому он договорился об обмене: пятьдесят коров за десять лошадей. Переговоры длились два дня и довели Старого Хью до хрипоты.

Поэтому, когда мальчишка Спеттл доложил, что лошади исчезли, Колл удивился. Откуда мог взяться этот конокрад и куда он делся?

Но факт оставался фактом, лошадей и след простыл. Колл взял Пи, Ньюта, Нидла Нельсона и Старого Хью и отправился в погоню. Он скоро исключил индейцев из числа подозреваемых, поскольку воры ехали слишком медленно и даже разбили лагерь всего в тридцати милях от его центральной усадьбы, чего никогда не позволили бы себе индейцы, угоняя лошадей. Вскоре стало ясно, что воров двое. На следующий день они пересекли границу с Канадой, а на третий поймали воров, испортив им завтрак. Ими оказались трясущийся старик с грязной седой бородой и рослый малый не старше Ньюта. У старика имелось одноствольное ружье для охоты на бизонов, а у мальчишки - старомодный пистолет. Когда Колл подошел к ним с взведенным пистолетом, парень жарил мясо, а старик сидел, облокотившись на седло, и бормотал что то из Библии. Парень, хоть и мог силой помериться с быком, сразу затрясся при виде пятерых мужчин с пистолетами.

- Говорил тебе, папа, - сказал он. - Вот нас и поймали.

У старика рядом с седлом примостился кувшин, и он был явно пьян, так что слабо представлял себе, что происходит.

- Ну, я ведь посланец Господа, - заявил он. - Не наставляйте на меня ваши проклятые пистолеты, мы как раз завтракаем. Это мой сын, Том.

Колл разоружил обоих, что заняло не больше секунды. Пятнадцать лошадей паслись на виду у всех в сотне ярдов от костра.

- Мы не знали, что это ваши лошади, - продолжал парень, дрожа от страха. - Мы думали, они принадлежат индейцам.

- У них у всех клеймо, - напомнил ему Колл. - Только слепой не увидит.

- Мы не слепые и не грешники, - заявил старик поднимаясь. Он был так пьян, что едва держался на ногах.

- Нет, вы конокрады, а, по мне, это грех, - отрезал Колл. - Откуда вы?

- От Бога, - ответил старик.

- Откуда на земле, я спрашиваю? - спросил Колл устало. Он не мог понять, что заставило священника и мальчишку угнать их клейменых лошадей. Ему это преступление казалось глупым и бессмысленным, поскольку гнали то они их на север, где не было ни городов, ни ранчо. Ясно, что они бедны, а старик еще и не в своем уме. Колл чувствовал, что работники помрачнели, предвидя необходимость повесить такую парочку, да ему самому это было не по душе, но они конокрады, так что он будет вынужден это сделать. Его собственное отвращение к происходящему привело к ошибке - он не связал старика, казавшегося таким слабым, что, казалось, он сейчас упадет. Но у того хватило энергии схватить тесак и нанести удар Нидлу, непременно убив бы его, не отшатнись тот в последний момент. А так тесак только сильно поранил ему руку. Колл выстрелил в старика, прежде чем тот успел еще раз замахнуться. Мальчишка пустился бежать по открытой прерии. Разумеется, его быстро поймали, но к тому моменту, когда его привели назад и связали, старик уже умер. Парень сел на землю, покрытую тонким слоем снега, и разрыдался.

- С ним все было в порядке, да мама умерла, а потом сестра, - пояснил он. - Мы ехали вместе с другими фургонами. А потом он свихнулся и сказал, что мы должны двигаться самостоятельно. Я не хотел.

- Жаль, что ему вздумалось украсть наших лошадей, - заметил Колл.

Парень дрожал и плакал.

- Не вешайте меня, мистер, - взмолился он. - Я никогда в жизни не воровал. Я ему говорил, чтобы он не трогал лошадей, но он сказал, что их уже украли индейцы. Я стану на вас работать, - добавил мальчишка. - Я знаю кузнечное дело. Я два года работал в кузнице в Миссури, перед тем как мы уехали.

Колл знал, что в округе мили на три нет ни одного приличного дерева. Вряд ли стоило тащить парня целый день, чтобы повесить. И кроме того, им нужен был кузнец. Что касается рассказа парня, то он мог быть и правдой, и чистым вымыслом. Старик и в самом деле смахивал на сумасшедшего, но Коллу пришлось повидать немало конокрадов, притворявшихся чокнутыми в надежде, что это спасет их от петли.

- Папа говорил, он меня пристрелит, если я не помогу, - сказал парень.

Колл не поверил ему. Он хотел уже было развязать мальчишку, но передумал. Посадил на одну из украденных лошадей, и они все пустились в обратный путь.

Ньют и подумать страшился о том, что должно произойти. Он не хотел еще раз видеть, как вешают людей.

- Попроси его, - обратился он к Пи.

- Чего попросить? - удивился Пи.

- Не вешать его.

- Повесит, - уверил его Пи. - Повесил же он Джейка, ты что, забыл?

- Парня отец заставил, - настаивал Ньют.

- Может, и так, - согласился Пи. - А может, он просто поганый конокрад.

Когда они доехали до подходящего дерева, Колл не остановился, поехал дальше вплоть до самого ранчо. Там он развязал парня.

- Можешь работать, - заключил он.

В течение десяти дней в команде не было более доброжелательного и услужливого человека. Он подковал всех лошадей, рубил дрова, делал все, что попросят, и даже то, чего не просили. Он постоянно болтал и всячески старался понравиться и все равно не нравился никому. Даже Ньют невзлюбил его. Том, когда говорил, стоял слишком близко, а говорил он непрерывно. В самые морозы его круглое лицо было покрыто потом. Даже По Кампо не любил его и неохотно кормил.

Затем, одним прекрасным утром, Колл накрыл Большого Тома - так они его звали - за оседлыванием лошади. Он готовился к отъезду. У него нашли четыре чужих бумажника, причем украл он их так ловко, что никто даже не хватился. Он также прибрал к рукам лучшее седло в команде, принадлежавшее Берту Боруму.

Колл ожидал чего то подобного уже дня три или четыре и попросил Пи помочь ему наблюдать за парнем. Большой Том попытался ускакать, но Колл выстрелом снял его с лошади. При звуке выстрела из дома в подштанниках выскочили ковбои. Даже раненный, парень дрался как лев. Коллу пришлось стукнуть его рукояткой пистолета по голове, прежде чем его удалось связать. На этот раз его повесили с общего согласия, хотя он снова рыдал и просил о милосердии.

- Нечего тратить его на конокрадов, - сказал Колл, прежде чем стегнул лошадь под Томом. Никто из присутствующих не сказал ни слова.

- Надо было сразу его повесить, хотя он все же подковал наших лошадок, - прокомментировал событие Пи несколько позже.

Колл начал все чаще думать о Гасе и о данном ему обещании. Весна уже на носу, и ему скоро придется уезжать, если он собирается выполнить просьбу друга, а он знал, что обязан это сделать. Но на ранчо все еще только начиналось, и Колл не знал, кого оставить за старшего. Он всю зиму раздумывал над этим вопросом. Создавалось впечатление, что никакой большой опасности со стороны индейцев или еще кого нибудь не существовало. Кто возьмется управлять ранчо? Соупи мог прекрасно справиться с поставленной задачей, но был безынициативен и не умел смотреть вперед. Все работники обладали крайне независимыми характерами и постоянно находились на грани кулачной драки, потому то им то и дело казалось, что кто то старается поставить себя выше другого. Пи Ай, безусловно, был великолепным работником, но он привык исполнять приказы вот уже тридцать лет; ожидать, что он вдруг начнет отдавать их, значило мечтать о несбыточном.

Колл часто думал о Ньюте. Все зиму он наблюдал за ним с растущей гордостью. Парень остался единственным во всей команде, с кем Колл охотно разговаривал. Ему нравилась его настойчивость и умение обращаться с лошадьми. Он понимал, что рискует, оставив группу взрослых мужиков в подчинении у семнадцатилетнего парня, но он сам уже в этом возрасте вел людей, а то были куда более суровые времена. Ему нравилось, как парень делает свою работу и что никогда не жалуется. Ньют очень возмужал за последний год и мог работать активно целый день, сделав больше любого взрослого.

Однажды, наблюдая, как Ньют в загоне объезжает мустанга, Пи Ай невинно заметил:

- Глядите ка, капитан, а у маленького Ньюта такая же посадка, как у вас.

Колл поморщился, но Пи Ай не обратил на это внимания - он вообще не отличался наблюдательностью, как часто говорил Гас.

В тот вечер, сидя в палатке Уилбергера, Колл вспомнил это замечание. Он также вспомнил все попытки Гаса поговорить с ним насчет парня. Пока Гас давил на него, он в силу своего характера сопротивлялся, но Гаса нет, и ему уже не внушала отвращения мысль, что Ньют его сын. Он ходил к его матери, спору нет, как ни противно ему об этом вспоминать. Разумеется, сама Мэгги вовсе не была противной, просто он ненавидел ту потребность, которую она в нем вызывала.

Колл взял в привычку брать с собой Ньюта во все поездки, не только чтобы познакомить его с местностью, но и чтобы дать ему возможность попрактиковаться в торговых делах. Однажды, эксперимента ради, он послал Пи, парня и братьев Спеттл в Форт Бентон с весьма большим количеством скота, велев Ньюту разобраться с продажей и привезти назад деньги. Ньют прекрасно справился, не хуже него самого. Он благополучно доставил скот, продал его за приличные деньги и привез их на ранчо.

Соупи Джонсу не нравилось, что Ньюту стали так много поручать. Соупи казалось, что гнать скот должен был он, да еще и получить за это комиссионные, поскольку он старший работник. Соупи иногда грубил Ньюту, старавшемуся держаться от него подальше. Колл мер не принимал, но через две недели сообщил, что снова собирается послать парня в форт, и тут Соупи вскипел. Он принял это как оскорбление и заявил, что заберет свои деньги и уедет, если и дальше будет так продолжаться.

Колл быстренько выплатил ему его зарплату, чем безмерно удивил Соупи. Он рассчитывал совсем на другое.

- Слушайте, капитан, я вовсе не хочу уезжать, - жалобно проговорил он. - Мне там на юге делать нечего.

- Тогда верни деньги и веди себя прилично, - ответил Колл. - Я тут решаю, кому что поручить.

- Знаю, капитан, - согласился Соупи. Он понял, что выбрал неподходящий момент для демарша - сразу после завтрака, в присутствии большинства ковбоев.

- Если у тебя еще есть жалобы, я готов выслушать, - добавил Колл. - Ты вроде злишься на Ньюта.

От этих слов волосы встали дыбом на затылке Ньюта. Насколько он помнил, капитан впервые назвал его по имени.

- Да нет, что вы, нет же, - ответил Соупи. - Он приличный работник, но неправильно ставить приличного работника выше старшего, если на то нет причин.

- Он молод и нуждается в подготовке, а ты нет. Вот и вся причина, - пояснил Колл. - Если я велю тебе его слушаться, ты будешь слушаться, или уезжай. Это мои приказы из вторых рук.

Соупи покраснел от одной отвратительной мысли повиноваться приказам мальчишки. Он сунул деньги в карман, собираясь уехать, но, поразмышляв часок, отошел и вернул деньги Коллу. Однако в тот вечер он неожиданно подставил Ньюту ногу, когда тот шел мимо с тарелкой еды. Ньют упал лицом вниз, но тут же вскочил и бросился на Соупи, так разозлившись, что даже какое то время одерживал верх в драке, пока Соупи не воспользовался своим опытом и весом. Он настолько основательно поколотил Ньюта, что тот не помнил, когда кончилась драка. Ньют сидел на земле, выплевывая кровь, а Соупи шел прочь. Колл ожидал такого исхода событий и молча наблюдал, довольный, что мальчишка так здорово дрался. Победить он никак не мог.

После этой драки друзей у Соупи не прибавилось. Он вел себя так надменно, что после отъезда Диша у него и так почти не осталось друзей, тогда как Ньют был общим любимчиком. Реакция на драку оказалась настолько неблагоприятной, что через несколько дней Соупи получил свои деньги и уехал, забрав с собой Берта. Они решили, что вдвоем смогут добраться до Техаса.

Колл несколько недель беспокоился, что на ранчо не хватит рабочих рук, но тут три парня из форта, которым надоела солдатская жизнь, решили заняться скотоводством. Все трое были из Кентукки. Сначала им не хватало опыта, но они старались вовсю. Затем появились два настоящих ковбоя; их заманили на север слухи о ранчо на реке Милк. Они какое то время занимались снятием шкур и решили, что сделали большую ошибку. Потом появился длинный парень по имени Джим. Он путешествовал вместе с караваном фургонов, но решил, что Орегон его не интересует.

Вскоре вместо того чтобы испытывать недостаток в рабочих руках, Колл имел больше работников, чем требовалось. Он решил пораньше начать клеймить скот. С той поры как они покинули Техас, родилось несколько сотен телят, многим уже исполнился год, так что справиться с ними было нелегко. Некоторые не считали это необходимостью, поскольку других скотоводов вокруг не имелось, но Колл знал, что вскоре все изменится. Придут и другие.

Потребовалось дней десять, чтобы собрать скот. За зимние месяцы в поисках пищи он разбрелся на большое расстояние между реками Милк и Миссури. Затем еще неделю они клеймили молодняк. Сначала ковбоям нравилось заниматься этим делом, они даже соревновались друг с другом, кто сможет завалить самое крупное животное быстрее. Много спорили по поводу того, кто будет кидать лассо, а кто будет работать на земле. Ньют так быстро научился прекрасно бросать лассо, что вскоре они этим занимались на пару с Нидлом Нельсоном, единственным из старой команды, кто мог управляться с этой штукой.

Когда с клеймением скота было покончено, сквозь снег уже начала пробиваться майская трава. Колл знал, что настала пора выполнить обещание, данное старому другу. Глупо и как то нелепо тащить труп шестимесячной давности в Техас, но он должен был это сделать.

Но прошел май, и наступил июнь, а он все не уезжал. Снег стаял уже везде на равнинах, он это знал, но все же откладывал свой отъезд. И дело было не в работе. На ранчо вполне справились бы и без него, ему даже пришлось отказать трем или четырем людям, желавшим наняться на работу. Много раз Колл подолгу наблюдал за Ньютом, объезжавшим новых лошадей, которых они купили во время последней поездки в форт. Сам он никогда особенно не преуспевал на этом поприще, не хватало терпения. Он не мешал парню, не лез с советами. Ему нравилось наблюдать, как тот обращается с лошадьми, он получал от этого зрелища удовольствие. Если подходил ковбой и пытался заговорить с Коллом, он не обращал на него внимания, пока тот не уходил. Ему хотелось, чтобы ему никто не мешал смотреть на мальчика. Он знал, что у него осталось всего несколько дней. До Техаса и обратно далеко. Иногда он сомневался, вернется ли. На ранчо дела шли хорошо, и опасности никакой не было. Коллу иногда казалось, что больше ему нечего делать. Он чувствовал себя старше, чем все, кого он знал. Гас выглядел молодым, когда умирал, а Колл ощущал себя старым. Его интерес к работе угас и не вернулся. Только когда он смотрел на мальчика и лошадей, он чувствовал себя самим собой.

В эти часы он часто вспоминал старые времена, других людей, живших подле лошадей, объезжавших их, ездивших на них, умирающих в седле. Он гордился парнем, жалел, что их отношения раньше так неудачно складывались. Но ничего уже нельзя изменить. Он подумывал, не поговорить ли с ним когда нибудь, как просил Гас, и все же он молчал. Не мог, и все тут. Если он оставался с парнем наедине, слова не шли на ум. Только от одной мысли о том, чтобы заговорить на эту тему, у Колла перехватывало горло, как будто кто то крепко сжимал его рукой. И вообще, что могут изменить несколько слов? Всех прошедших лет им не изменить.

Ньют удивлялся, что это капитан все время за ним наблюдает. Сначала он нервничал - возможно, капитан смотрит, потому что он делает что то не так. Но день шел за днем, капитан просто наблюдал за ним, иногда сидел часами, даже если было дождливо и холодно. Ньют даже стал ждать Колла. Он понял, что капитану нравится смотреть на него. Поскольку капитан поручал ему все более ответственные дела, Ньют стал соображать, что, скорее всего, мистер Гас сказал ему правду. Капитан - его отец. Иногда, когда капитан долго наблюдал за ним, он почти верил, что это правда, что он скоро сам ему об этом скажет. Ньют стал ждать, надежды его все возрастали. Даже если капитан ничего не говорил, Ньют гордился тем, что тот приходит посмотреть на его работу.

Целых две недели весной Ньют был очень счастлив. Он никогда не рассчитывал столько времени проводить с капитаном и все надеялся, что тот вскоре с ним заговорит и объяснит все, что так мучило юношу последнее время.

Однажды ночью в конце мая Колл никак не мог заснуть. Он просидел до рассвета перед палаткой, думая о мальчике, Гасе и предстоящем путешествии. На следующий день после завтрака он отозвал Ньюта в сторонку. Он не сразу смог начать говорить, та самая рука снова сжала ему горло. Парень стоял и терпеливо ждал. Колл злился на себя за такое странное поведение, но наконец смог заговорить.

- Я должен везти в Техас Гаса, - начал он. - Думаю, меня не будет год. Ты будешь здесь хозяином. Пи тебе поможет, а остальные тоже достаточно надежны, хотя мне кажется, что ирландец тоскует по дому и может уехать.

Ньют не знал, что и сказать, только смотрел на капитана во все глаза.

- Когда будешь продавать скот, помни, той женщине причитается половина, - продолжил Колл. - Так захотел Гас. Ты можешь класть деньги в банк на ее имя в Милс Сити. Я ей скажу, что они там, когда увижу ее.

Ньют не верил своим ушам. Его сделают хозяином! Он ждал дальнейших распоряжений, но капитан отвернулся.

Попозже они с Пи Аем и Нидлом объезжали берег реки, чтобы проверить, не увязли ли где коровы. Те вечно забредали на топкие места. Вытаскивать их оттуда трудно, грязно и противно, но необходимо: если пойдет дождь, вода в реке может подняться, и животные погибнут.

Было ветрено и холодно. Ньюту пришлось залезать в грязь трижды, чтобы поднять задние ноги завязших одногодков, в то время как Нидл набрасывал на них лассо и тянул за голову. Ньют, как мог, соскреб грязь с ног, снова надел штаны и собирался уже направиться к дому, как заметил направляющегося к ним капитана. Он ехал на Чертовой Суке, а в поводу вел Жирняка, коренастого мула, проделавшего с ними весь путь от Техаса, и рыжую лошадь по кличке Джерри, которую Колл считал лучшей после Чертовой Суки. На мула была уложена вывеска Августа.

- Похоже, капитан уезжает, - заметил Пи Ай. - Он берет с собой Жирняка и запасную лошадь.

У Ньюта упало сердце. Он знал, что капитан должен уехать, и все же надеялся, что тот задержится, пусть хоть всего на несколько дней.

Колл подъехал к троице, спешился, к всеобщему удивлению, снял седло с Чертовой Суки за вместо нее оседлал Джерри. Затем он подвел Чертову Суку к Ньюту.

- Посмотри, подойдет ли ей твое седло, - произнес он.

Ньют так удивился, что просто смотрел на капитана и молчал. Он решил, что неправильно его понял. Никто, кроме капитана, никогда не ездил на кобыле с того дня, как ее купили.

- Что сделать? - переспросил он.

- Попробуй, как ей придется твое седло, - повторил Колл. Он ощущал такую усталость, что трудно было говорить. Ему казалось, что в любой момент он может задохнуться.

- Боюсь, ей это не понравится, - заметил Ньют, глядя на кобылу, которая прядала ушами, как будто понимала, о чем речь. Но капитан не взял назад своего указания, так что Ньют расседлал маленького гнедого, того самого, подаренного ему Кларой, и перенес седло на кобылу. Колл держал ее за удила, пока Ньют оседлывал. Потом он передал Ньюту поводья и вынул из чехла свое ружье. Вытащив винчестер из чехла у седла мальчика, он сунул туда свое ружье. Чехол был слегка тесноват, но все же годился.

- Тебе оно понадобится для охоты на больших медведей, - сказал он.

Когда Колл повернулся, чтобы взглянуть на парня, его охватило странное чувство. Он решил сказать ему, что он его отец, как того хотел Гас. Надо им отъехать на небольшое расстояние, чтобы поговорить без помех.

Он смотрел на Ньюта, за спиной которого лежала Канада, и все же не мог выговорить ни слова. Как будто вся его прошлая жизнь застряла у него в горле, и он не может ни проглотить ее, ни выплюнуть. Он однажды видел, как один рейнджер подавился куском сырого мяса бизона и умер. Так вот он так же давился, давился самим собой. Он чувствовал, что потерпел неудачу в главном - не стал таким, каким хотел быть: стоящий перед ним славный парень тому доказательство. Стыд от сознания этого был настолько силен, что Колл не мог выговорить ни слова. Ночь за ночью, сидя в палатке Уилбергера, он сражался с такими горькими мыслями, что не чувствовал холода Монтаны. Всю свою жизнь он проповедовал честность, избавлялся от тех, кто не соответствовал его стандартам, хотя весь их грех заключался обычно в том, что они врали по поводу несделанной работы или небрежно выполненного приказа. Сам он во сто раз хуже, потому что он нечестен с собственным сыном, который стоит перед ним, держа за поводья Чертову Суку.

Колл подумал, что, может быть, сумеет еще ему все сказать, даже невзирая на присутствующих. Он дрожал, собираясь с силами, и его дрожь и выражение лица сильно озадачили Пи Ая, которому никогда не приходилось видеть, чтобы капитан не мог найти слов. Капитан обычно приезжал и отдавал приказ, вот и все, а теперь он лишь смотрит на Ньюта и руки у него подергиваются.

Глядя на капитана, Ньют испытывал тоску, какой никогда не знал. Уезжай, хотелось ему сказать. Уезжай, если так невмоготу. Разумеется, он не хотел, что бы капитан уезжал. Он казался себе слишком молодым, ему не хотелось нести за все ответственность. Он чувствовал, что с трудом сдерживается. Еще пять минут назад он вытаскивал телку из болота. А теперь капитан отдал ему свою лошадь и ружье и стоит, и на лице его выражение такого страдания. Даже в лице Шона О'Брайена, умиравшего от дюжины змеиных укусов, не видел он такой боли. Тогда уезжай, подумал Ньют. Пусть все остается, как есть. Все равно так было всегда. Уезжай.

Колл сделал несколько шагов к парню и сжал его руку так крепко, что Ньюту подумалось, его пальцы достали до кости. Потом капитан повернулся и попытался сесть на Джерри. Он продел ногу в стремя лишь с третьей попытки. Как же он жалел, что не умер на Масселшелле вместе с Гасом. Все легче, чем знать, что поступаешь нечестно. Его собственный сын стоял перед ним - Колл уже был абсолютно в этом уверен. После стольких лет сомнений, в душе зная, что это так, он все еще не мог назвать его сыном. Он потерял свою честность, давно потерял, поэтому ему остается лишь уехать.

Когда он сел на лошадь, ему стало немного легче, и он снова по привычке, от которой поклялся избавиться, приказал:

- Там еще две телки увязли, в полумиле вверх по реке. Надо бы их вытащить.

Затем он подъехал к Пи и пожал ему руку. Пи Ай так изумился, что у него отвисла челюсть. Гас стал пожимать ему руку, а теперь и капитан делает то же.

- Помоги Ньюту, - попросил Колл. - Ему нужен будет верный человек, и ты на эту роль подходишь лучше всех.

Он поднятой рукой попрощался с Нидлом Нельсоном и повернул лошадь.

- Пока, ребята, - сказал он.

Но смотрел он снова лишь на Ньюта. Мальчик выглядел так сиротливо, что напомнил ему о старике отце, который всегда неуютно чувствовал себя с людьми. Его отец пьяный свалился с сарая на Миссисипи и сломал себе шею. Колл вспомнил о часах, доставшихся ему от отца, старых золотых карманных часах. Он таскал их с собой практически с юных лет. Он приподнялся в стременах, вынул часы из кармана и протянул Ньюту.

- Они принадлежали моему отцу, - только произнес он, повернул лошадь и уехал.

- Черт возьми, Ньют, - заметил Пи Ай, испытавший самое сильное потрясение в жизни. - Он отдал тебе лошадь, ружье и часы. Вроде ты его родственник.

- Нет у меня никаких родственников на этом свете, - с горечью проговорил Ньют. - И не надо мне. Не надо.

Переполненный отчаянием, он сел на Чертову Суку так, как будто ездил на ней долгие годы, и поскакал вниз по реке. Он знал, что никогда уже не будет ни на что надеяться, и тем не менее не прошло и минуты, а он уже ждал, что капитан вернется. Возможно, он что нибудь забыл, дать какое то указание. Даже тогда Ньют бы обрадовался. Так муторно было думать, что капитан уехал совсем. Но когда он обернулся, капитан уже был лишь маленькой точкой на огромной равнине. Он уехал, и никогда уже все не будет так, как Ньют надеялся, никогда. Почему то капитану было очень тяжело, и он уехал.

Пи Ай и Нидл молча следовали за Ньютом. Пи Ай чувствовал себя старым и испуганным. За несколько минут вся его прежняя жизнь пошла насмарку, у него появилось нехорошее предчувствие. Тридцать лет капитан был рядом и отдавал приказы, и зачастую только эти приказы и помогали им выжить. Он всегда находился с капитаном, а теперь тот уехал. Он не мог понять, почему капитан отдал Ньюту лошадь, ружье и часы. Он уже забыл про тот топор и услышанные тогда слова, которые его так поразили.

- Ну что же, - сказал он, - такие, значит, дела. Полагаю, нам надо работать.

Техасский бык стоял с небольшой группой коров в сотне ярдов от них. Когда всадники приблизились, он начал реветь и рыть землю копытом. Его раздражал вид нескольких всадников вместе, хотя в последнее время он уже ни на кого не нападал.

- Ну, доложу я вам, я его еще, может, когда нибудь пристрелю, - заявил Нидл. - Я уже достаточно долго терпел этого сукина сына. Может, капитану он и нравился, а мне - нет.

Ньют услышал его слова, но промолчал. Он понимал, что капитан взвалил на него слишком много, но ничего не сказал об этом вслух. Он постарается сделать все как можно лучше, даже если теперь ему все безразлично.

Чувствуя бессмысленность своего поступка, но движимые силой привычки, они вытащили двух телок, застрявших в грязи у реки Милк.

101

Приехав в Милс Сити, Колл обнаружил, что останки Августа были потревожены. Кто то залез в сарай и столкнул гроб с бочек. Доктор предполагал, что то мог быть волк или пума. Гроб треснул, и зверь утащил ампутированную ногу. Этого не обнаружили до окончания пурги, так что никаких надежд найти ногу не осталось.

Выражение лица Колла, когда он об этом услышал, было настолько мрачным, что доктор забеспокоился.

- Мы его в основном сохранили, - оправдывался он. - Я снова засыпал его солью. Все равно он уже потерял эту ногу до того, как умер.

- Когда я уезжал, она лежала в гробу, - заметил Колл. Ему не хотелось говорить на эту тему с доктором. Вместо этого он нашел плотника, изначально сделавшего гроб, и поручил ему укрепить его планками. В результате гроб получился на редкость тяжелым.

Коллу повезло, и в тот же день он увидел продающуюся тележку, старую, но еще крепкую, и купил ее. На следующий день гроб накрыли брезентом и крепко привязали к тележке. Навес на ней был весь разодран в клочья, так что Колл его снял и выбросил. Жирняк, тянувший фургон, привык к его тяжести, так что тележку практически и не замечал, такой она была легкой. Они выехали из Милс Сити утром, когда вдруг внезапно и не по сезону похолодало, настолько похолодало, что даже солнце побледнело и с трудом пробивалось сквозь облака. Колл понимал, как опасно отправляться в путь, имея всего двух животных, но решил рискнуть.

На следующий день погода улучшилась, и он с сотню миль ехал рядом с индейцами кроу, направляющимися на юг. Индейцы были настроены дружелюбно, а их вождь, высохший человечек маленького роста с пылкой страстью к табаку и разговорам, все уговаривал Колла разбить лагерь вместе с ними. Их всех удивляло то, что он везет гроб, и они задавали ему бесконечные вопросы о покоящемся в нем человеке.

- Мы вместе путешествовали, - объяснил Колл. Ему не хотелось говорить о Гасе со стариком. Ему хотелось поскорее уехать вперед, но он вел себя вежливо и двигался вместе с индейцами, потому что опасался, что, если он проявит неуважение, кое кто из молодых сорванцов может захотеть поохотиться на него дальше к югу, когда он уже не будет под зашитой вождя.

После того как пересек Вайоминг, он одиннадцать дней ехал, не встретив ни души. Тележка держалась хорошо, но Жирняк здорово похудел от заданного Коллом темпа. Гроб трясло, особенно на оврагах вдоль реки Паудер, но он не разваливался.

Первыми, кого он увидел в Небраске, были молодые индейцы, где то раздобывшие спиртное. Когда они поняли, что он везет покойника, они оставили его в покое. Но индейцы были так пьяны, что не могли охотиться, поэтому умоляли его дать им еду. Ни одному из них еще не исполнилось и восемнадцати, и на их лошадей было жалко смотреть. Колл хотел отказать, но потом подумал, что они всего лишь мальчишки. Он предложил им еду в обмен на спиртное, но здесь они стали задираться. Один даже вытащил старый пистолет и сделал вид, что собирается стрелять, но Колл его проигнорировал, и они вскоре уехали.

Он жалел, что приходится тащить Гаса к женщинам, но считал своей обязанностью доставить им письма, написанные умирающим Гасом. На Платте гнездилось так много гусей и уток, что он постоянно слышал их гомон, хотя ехал в миле от берега.

Колл часто вспоминал тех, кого оставил в Монтане, и особенно мальчика. Он не ожидал, что расставание будет таким тяжелым, и все не мог забыть тех последних минут. На протяжении нескольких сотен миль, пока ехал через Монтану, он перебирал те минуты в уме. Он много раз представлял себе, что сказал то, о чем так и не решился сказать, и от того, что он так на этом зациклился, его мысли стали пугаться. Ему хотелось снова сидеть у загона и смотреть, как парень работает с лошадьми. Интересно, как Ньют справляется с Чертовой Сукой и уехал ли кто еще с ранчо?

Не успел Колл подъехать к дому Клары, где он увидел Диша Боггетта, объезжающего лошадей вместе с шерифом из Арканзаса, как женщина начала с ним ссориться. Она где то достала небольшие кустики и с непокрытой головой и в галошах на босу ногу рассаживала их в тот момент, когда капитан приблизился к ее жилищу.

- И все же вы это делаете, мистер Колл? - сказала Клара при виде него. В глазах ее читалось презрение, что удивило Колла, потому что он выполнял последнюю просьбу человека, которого она так долго любила. Разумеется, Диш рассказал ей, что Гас захотел быть похороненным в Техасе.

- Ну, он попросил, я и пообещал, - ответил Колл, удивляясь, с чего это она его так агрессивно встречает. Он ведь только что спешился.

- Гас рехнулся, а у вас и вовсе крыша поехала, что тащите труп так далеко, - откровенно высказалась Клара. - Похороните его здесь и возвращайтесь к своему сыну и работникам. Вы им нужны. Пусть Гас лежит с моими мальчиками.

Колл поморщился, когда она сказала «сын» так, будто нисколько в этом не сомневалась. Когда то он твердо знал, что к чему, но теперь ему казалось, что он практически не знал ничего, а Клара продолжала стегать его словами.

- Я ему это же говорил, - произнес он. - Я говорил, что вы не откажете ему в месте здесь.

- Я всегда держала Гаса там, где считала нужным, мистер Колл, - заявила Клара. - Я помнила о нем шестнадцать лет. Теперь же речь идет лишь о том, чтобы предать земле его тело. Везите его на холм, и я рас поряжусь, чтобы Чоло и Джули вырыли могилу.

- Но он просил меня о другом. - Колл старался не смотреть ей в глаза. - Он просил, чтобы я похоронил его в том месте, где вы когда то устраивали пикники.

- Гас был очаровательным дурачком, - заметила Клара. - Он всегда вел себя глупо с девушками. Вовсе не резон тащить его кости в Техас, если он думал обо мне, когда умирал.

- Он все говорил о пикниках, - повторил совсем запутавшийся Колл. Он то думал, что женщине будет приятно подобное слышать, но Клара явно смотрела на все иначе.

- Да, я помню наши пикники, - заверила она. - Мы все больше ссорились. Он хотел то, что я не могла дать. А я хотела того, чего у него не было. Это все случилось так давно, еще до того, как умерли мои мальчики.

На глазах у нее выступили слезы, как случалось всегда, когда она вспоминала мальчиков. Она понимала, что ее никак нельзя назвать гостеприимной и что стоящий перед ней мужчина не понимает, о чем она говорит. Она и сама то не очень понимала, она просто знала, что один вид Вудроу Колла вызывал у нее раздражение.

- Он написал вам, - проговорил Колл, вспомнив, зачем приехал. - У меня одна записка для вас, а другая - для нее. Он оставил ей половину нашего скота. - Колл расстегнул сумку, достал две записки и протянул их Кларе. - Я бы послал их с Дишем, но он уезжал зимой, и не было уверенности, что он благополучно пробьется, - добавил Колл.

- Но вы то всегда пробиваетесь, не так ли? - спросила Клара, бросив на него такой жесткий взгляд, что он устало отвернулся. Он готов был согласиться, что глупо было со стороны Гаса обращаться к нему с такой просьбой.

Тут Колл повернулся и увидел, как Клара подошла к Жирняку, погладила его шею, тихо заговорила с ним, а потом разрыдалась. Она спрятала лицо на шее мула, который стоял как вкопанный, хотя вообще то отличался капризным характером. Но он не двигался, пока Клара не выплакалась. Затем, забрав записки и больше не взглянув на Колла, она поспешила в дом.

От загонов за ними наблюдали Джули и Диш. У Диша при виде гроба по телу побежали мурашки. Он все никак не мог побороть страха перед мертвыми. Ему казалось, что быстрое погребение - лучший способ замедлить действия их духов.

Джули, конечно, тоже слышал о смерти Гаса Маккрае и его странной просьбе, но не очень поверил в это. Теперь же он убедился, что все правда. Он вспомнил, как Гас въехал вместе с ним в лагерь индейцев и убил всех, до последнего человека, тогда как сам он не смог нажать на курок. Теперь этот же самый человек, мертвый уже целую зиму, появился в Небраске. В этом было что то необычное, тут он не сомневался.

- Знал, что капитан его послушает, - промолвил Диш. - Готов поклясться, те парни на реке Милк трясутся от страха, потому что он уехал.

- Я слышал, там суровые зимы, - проговорил Джули, хотя и в Небраске зимы тоже оставляли желать много лучшего.

Капитан растерянно прошел несколько шагов в сторону загонов, но потом остановился. Диш подошел, чтобы поздороваться, за ним Джули, и оба были потрясены происшедшей в Колле переменой. Капитан выглядел стариком - лицо худое, борода и усы сильно поседели.

- Ну, капитан, приятно вас видеть, - приветствовал Диш. - Как там идут дела у полярников?

Колл пожал руку Дишу, потом Джули.

- За зиму не потеряли ни одного человека, да и скот цел, - ответил он, с трудом держась на ногах от усталости.

Тут он увидел, что Диш смотрит поверх его головы. Он обернулся и увидел, что белокурая женщина вышла из дому. Она подошла к тележке и остановилась у гроба. За ней шли обе дочери Клары, с ними маленький ребенок. Девочки не стали подходить к тележке за Лореной. Они постояли минутку на веранде и вернулись в дом, уводя ребенка.

Диш Боггетт отдал бы все на свете, чтобы иметь возможность подойти к Лорене, но он понимал, что не может этого сделать. Поэтому он повел капитана к загонам и постарался заинтересовать его лошадьми. Но капитан явно думал о чем то другом.

Когда стемнело и они все отправились ужинать, Лорена все еще стояла у тележки. Они молча поели, если не считать верещания Мартина. Он привык быть в центре внимания и не мог понять, почему никто не смеется, когда он бросает ложку, не поет ему, не угощает конфетами.

- А не надо позвать Лори? - спросил Диш, обеспокоенный, что она стоит там, в темноте.

Клара промолчала. Ужин готовили девочки, она только изредка давала им указания. Наблюдая, как Вудроу Колл неумело действует вилкой, она слегка пожалела о той резкости, с которой его встретила, но извиняться не стала. Она уже потеряла надежду, что Джули когда нибудь разговорится, но все равно его молчание ее раздражало. Тут Мартин выплюнул изо рта еду, и она строго сказала: «Не шали!» таким тоном, что он тут же перестал егозить. Он было открыл рот, чтобы зареветь, но передумал и уныло грыз ложку, пока ужин не закончился.

После ужина мужчины вышли из дому, чтобы покурить, радуясь возможности отдохнуть от общества молчаливой женщины. Даже Бетси и Салли, привыкшие болтать за ужином, чтобы привлечь внимание мужчин, были подавлены молчанием матери.

После ужина Клара пошла к себе в спальню. На комоде лежала все еще не прочитанная записка Гаса. Она зажгла лампу и взяла ее в руки, сковырнув засохшую в углу сложенной бумаги кровь.

- Не надо мне этого читать, - произнесла она вслух. - Не хочу слушать слова из уст мертвых.

- Ты что, мам? - спросила Бетси. Она пришла с Мартином наверх и услышала ее слова.

- Ничего, Бетси, - сказала Клара. - Просто сумасшедшая старуха говорит сама с собой.

- У Мартина вроде животик болит, - пожаловалась Бетси. - Тебе не надо так на него сердиться, мама.

Клара на мгновение обернулась.

- Я не позволю ему плеваться едой, - настаивала она. - Мужчины ужасны, потому что их испортили женщины. Мартину придется научиться хорошим манерам, даже если ему не удастся научиться чему нибудь еще.

- Я не считаю, что мужчины ужасны, - заметила Бетси. - Диш не ужасный.

- Оставь меня в покое, Бетси, - попросила Клара. - Уложи Мартина спать.

Она развернула записку, всего несколько строк корявым почерком.

"Дорогая Клара!

Буду очень тебе признателен, если присмотришь за Лори. Боюсь, она воспримет это тяжело.

У меня осталась всего одна нога, и жизнь быстро тает, так что не успеваю ничего сказать. Всего хорошего тебе и твоим девочкам, надеюсь, у вас все получится с лошадьми.

Гас".

Клара вышла на веранду и просидела там, сжимая руки, больше часа. Она видела мужчин внизу, которые все еще курили, но молчали. Слишком много смертей, подумала она. Почему они все время приходят именно ко мне?

Темные небеса не дали ответа, так что через некоторое время она поднялась и пошла к Лорене, все еще стоявшей около тележки с гробом Гаса, от которой она не отходила ни на секунду.

- Хочешь, я прочитаю тебе письмо? - предложила она, зная, что Лорена не умеет читать. - У него плохой почерк.

Лорена крепче сжала письмо в руке.

- Нет, я его просто сохраню. Он там написал мое имя. Это я смогла разобрать.

Она не хотела, чтобы Клара читала письмо. Гас написал его ей. Какие там слова, значения не имело.

Клара немного постояла с Лори, потом вернулась в дом.

Рано вышла луна, и мужчины отправились в небольшую хижину у загонов, где они ночевали. Старый мексиканец кашлял. Позднее Лорена услышала, как капитан взял постель и куда то с ней отправился. Она обрадовалась, когда свет в доме погас и мужчины ушли. Она думала, что Гасу так будет легче знать, что она здесь.

«Они все тебя забудут, Гас, у них свои дела, - думала она. - Но я не забуду, Гас. Утро ли, вечер ли, я буду думать о тебе. Он пришел и отнял меня у тебя. Он может забыть, она, они все могут забыть, но только не я, Гас».

На следующее утро Лорена все еще стояла у тележки. Мужчины не знали, что и делать. Колл совсем растерялся. Клара так же молча подала завтрак, как она накануне кормила их ужином. Выглянув в окно, они могли видеть белокурую головку молодой женщины, неподвижно стоящей у тележки с письмом Августа в руке.

- Я бы хотела, чтобы вы забыли о своем обещании, мистер Колл, хотя бы ради этой девушки, - наконец промолвила Клара.

- Я не могу забыть обещания, данного другу, - возразил Колл. - Хотя, согласен, это глупо, я и сам ему говорил.

- В такой ситуации люди теряют разум, - настаивала Клара. - Гас был для этой девушки всем. Кто поможет мне, если она сойдет с ума?

Дишу хотелось сказать, что он поможет, но он не смог выговорить ни слова. Вид горестно стоящей у тележки Лори наводил на него такую тоску, что он пожалел, что вообще когда то приехал в этот город - Лоунсам Дав. И все же он любил ее, но не мог пробиться к ее сердцу.

Клара поняла, Колла убеждать бесполезно. Остановить его можно лишь пулей. Лицо сохраняло упрямое выражение, и не уехал он еще только потому, что девушка продолжала стоять у тележки. Она злилась, что Гас заставил его дать такое идиотское обещание. Это же уму непостижимо - тащить труп три тысячи миль, чтобы похоронить там, где он устраивал пикники. Скорее всего, он бредил и, приди он хоть на мгновение полностью в себя, взял бы назад свою просьбу. Больше всего ее злило бездушное отношение Гаса к сыну Колла. Милый, вежливый мальчик с тоской в глазах. Она бы отдала все, чтобы воспитать именно такого мальчика. И вот по какой то романтической прихоти Гас позаботился о том, чтобы отец и сын разлучились.

Это казалось ей настолько неправильным, возбуждало такую ярость, что в какое то мгновение у нее возникло искушение действительно подстрелить Колла, просто назло Гасу. Не убить, но слегка ранить, чтобы, пока он выздоравливает, похоронить Гаса и покончить со всей этой глупостью.

В этот момент, совершенно неожиданно, Лорена упала на землю, потеряв сознание. Клара понимала, что это от усталости, но мужчинам пришлось нести ее наверх на руках. Клара тут же их всех выгнала и поручила Бетси посидеть с Лореной. К тому времени капитан уже сидел на лошади, успев предварительно запрячь мула в тележку.

- Еще раз прошу вас, мистер Колл, - сказала Клара. - Живой сын важнее мертвого друга. Разве это трудно понять?

- Давши слово, держись, - ответил Колл.

- Слова и есть слова, а сын - это жизнь, - возразила Клара. - Жизнь, мистер Колл. Я куда лучше вас могла бы воспитывать мальчиков, и тем не менее я потеряла троих. Говорю вам, ни одно обещание не стоит того, чтобы бросать мальчика, как это сделали вы. Он знает, что он ваш сын?

- Наверное, знает, я оставил ему свою кобылу, - произнес Колл, размышляя о том, что только этой женщины ему не хватало для разговоров на трудную тему.

- Свою лошадь, но не свое имя? - спросила Клара. - Вы даже не дали ему свое имя?

- Я больше ценю лошадь, - бросил Колл, трогая с места. Клара так разозлилась, что некоторое время шла рядом.

- Я напишу ему, - проговорила она. - Я прослежу за тем, чтобы он носил ваше имя, если даже мне придется нести письмо пешком в Монтану. И еще хочу вам сказать: мне жаль, что вы с Гасом встретились. Вы оба только и делали, что портили друг другу жизнь, не считая других близких вам людей. Одной из причин, почему я не вышла за него замуж, было мое нежелание бороться с вами за него изо дня в день, всю жизнь. Ох уж эти мне мужчины и их клятвы: они просто отговорки, чтобы сделать то, что вы и так собирались сделать, - уехать. Вы ведь считали, что всегда поступали правильно, гордились этим, мистер Колл. Но это не так, и мне жаль ту женщину, которой вы будете нужны. Вы тщеславный трус, мистер Колл, несмотря на все ваши боевые заслуги. Я презирала вас тогда за то, каким вы были, и я презираю вас сейчас за то, как вы поступаете.

Клара не могла сдержать горечь - он и сейчас считал, что поступает правильно, она это знала. Она шагала рядом с лошадью, изливая свое презрение, пока Колл не перевел лошадь и мула на рысь, и повозка с гробом, подпрыгивая на ухабах, покатилась по кочковатой равнине.

102

Итак, капитан Колл направился дальше на юг под грузом Клариного презрения и собственного жгучего сожаления. Целую неделю, переправляясь через Платт и потом через Репабликан, он не мог забыть слов Клары: что он никогда ничего не делал правильно, что они с Гасом лишь портили друг другу жизнь, что он трус и что она отвезет мальчику письмо. Колл прожил жизнь, считая, что он знает, как поступать, а теперь женщина обвинила его в том, что он ничего толком не знал. Он обнаружил, что не может забыть Клариных слов. Ему оставалось только трястись за тележкой, а ее слова продолжали жечь ему сердце и душу.

Он не успел еще доехать до Канзаса, как слухи опередили его, что де человек везет покойного домой в Техас. Слухи распространяли солдаты и ковбои. Иногда ему встречались охотники за бизонами, которые уже не находили бизонов, и ловцы бобров, возвращавшиеся с гор. Прослышали и индейцы - пауни и араваки, а также сиу из Огаллалы. Иногда ему встречались группы воинов на разжиревших за лето лошадях, приезжавших специально, чтобы посмотреть на него. Некоторые даже подъезжали и задавали вопросы. Почему он не похоронит своего companero ? Он что, был святым человеком, чей дух может покоиться только в определенном месте?

Нет, отвечал Колл. Он не был святым человеком. Больше он ничего не объяснял. Он стал думать, что Август, скорее всего, под конец помешался, хотя с виду этого сказать было нельзя, и что уж он то сам точно выжил из ума, раз дал такое обещание.

За одну неделю в Канзасе ему встретились восемь коровьих стад, одно за другим. Польза для него от этого заключалась лишь в том, что ковбои щедро делились с ним проволокой. Тележку, купленную в Милс Сити, он чинил уже столько раз, что она практически состояла из одной проволоки. До Техаса ему не добраться, это он знал точно, но был намерен ехать сколько удастся. Что он станет делать, когда тележка окончательно развалится, он не имел представления.

В конце концов, так как его слишком часто спрашивали об Августе и ему приходилось отвечать, Колл уже больше не мог переносить этого. Он свернул на запад, к Колорадо, чтобы обойти основные дороги. Он устал от людей. Единственными наиболее мирными часами были вечера, когда он слишком уставал, чтобы думать, и просто трясся рядом с Гасом.

Он проехал через Денвер, вспомнив, что так и не отправил обещанную телеграмму брату Уилбергера с извещением о его смерти. Прошел уже почти год, и он чувствовал, что должен сделать это для Уилбергера, хотя немедленно пожалел, что заехал в город, шумный и полный шахтеров и скотоводов. Тележка с гробом сразу вызвала такое любопытство, что к тому времени, когда он вышел из здания почты, вокруг нее собралась толпа. Колл лишь появился в дверях, как к нему подошел похоронных дел мастер в черной шляпе.

- Мистер, тут поблизости нигде кладбища нет, - сказал гробовщик. Усы у него торчали торчком, и вообще он был слишком уж изыскан, на вкус Колла.

- Я и не искал кладбище, - сообщил он, садясь на лошадь. Люди трогали гроб, как будто имели на это право.

- Мы устраиваем отличные похороны за десять долларов, - сообщил гробовщик. - Вы можете оставить усопшего у меня, а сами не торопясь выбрать надгробный камень. За камень - плата отдельная.

- Не требуется, - отрезал Колл.

- Кто это, мистер? - спросил подбежавший мальчик.

- Его звали Маккрае, - ответил Колл.

Он облегченно вздохнул, когда город остался позади, и с той поры ехал больше по ночам, чтобы ни с кем не встречаться, хотя тележке доставалось еще больше, поскольку он в темноте не мог видеть рытвин и ухабов. Однажды ночью он решил, что местность слишком неровная для поездки в темноте, и разбил лагерь на берегу реки. Он услышал приближающийся конский топот и устало взял ружье. Явно лишь одна лошадь. Еще не совсем стемнело, и он мог разглядеть приближающегося всадника - очень крупного мужчину. Лошадь оказалась рыжей, а мужчина - Чарльзом Гуднайтом. Колл знал знаменитого скотовода еще с пятидесятых, они вместе немало поездили в пограничном отряде, пока их с Гасом не отправили на границу. Коллу этот человек никогда не нравился - Гуднайт не признавал власти, то есть никакой, кроме своей собственной, но Колл не мог отрицать, что тот обладал необычными способностями. Гуднайт подъехал к костру, но спешиваться не стал.

- Привык интересоваться, кто тут ездит, - пояснил он. - Должен признать, не рассчитывал тебя тут встретить.

- Могу угостить кофе, - предложил Колл. - Я вечером редко ем, - добавил он.

- Черт, если я вечером не нажрусь, то помру с голоду, - сказал Гуднайт. - Обычно я слишком занят, чтобы завтракать.

- Тогда можешь спешиваться, - пригласил Колл.

- Да нет, и на это времени нет, - отказался Гуднайт. - У меня дела в Пуэбло. Да и не любитель я сидеть у костра и сплетничать. Полагаю, это Маккрае, - добавил он, кивком показывая на гроб на тележке.

- Он, - подтвердил Колл, заранее раздражаясь от вопросов, которые неизбежно последуют.

- Я у него в долгу за то, что он ликвидировал ту сборную шайку на Канейдиан. Если бы не он, мне пришлось бы заняться ими самому.

- Что же, он уже не может получить долги, - заметил Колл. - Да и он упустил этого чертова убийцу.

- Тут нет ничего стыдного для Маккрае, - проговорил Гуднайт. - Я и сам упускал этого сукина сына, причем неоднократно, но тут одному повезло, и он его поймал. Негодяй вырезал две семьи поселенцев, а когда уезжал, помощник шерифа случайным выстрелом уложил под ним лошадь. Они его догнали и собираются повесить на следующей неделе в Санта Розе. Если поторопишься, как раз успеешь.

- Ну, черт возьми, - сказал Колл. - Ты едешь?

- Нет, - ответил Гуднайт. - Я такие зрелища не посещаю, хотя мне и пришлось несколько раз председательствовать в суде по подобным делам. В доморощенных, так сказать. Это за все последние годы самый мой длинный разговор. Прощай.

Колл въехал с тележкой на перевал Рэтон и осторожно спустился на великую равнину Нью Мексико. Хотя весь год он почти ничего кроме равнин не видел, его потряс расстилающийся перед его глазами простор. К северу все еще были видны заснеженные пики Сангре де Кристо. Он поспешил в Санта Розу, рискуя окончательно сломать повозку, но, приехав, обнаружил, что казнь отложили на неделю.

Казалось, все в округе хотели видеть, как повесят Синего Селезня. Городишко заполнили ковбои, приехавшие с женщинами и детьми и ночующие в фургонах. Много спорили, большинство были за то, чтобы повесить бандита немедленно, иначе он может сбежать. Создавались группы энтузиастов, требующие подать петицию шерифу или взять тюрьму штурмом, но до этого дело не доходило. Синий Селезень так долго держал в страхе всю Территорию, так часто убивал, насиловал и грабил, что стал вызывать какую то суеверную боязнь. Некоторые, особенно женщины, вообще считали, что он не может умереть и они никогда не будут в безопасности.

Колл воспользовался случаем, чтобы заставить кузнеца основательно отремонтировать тележку. У кузнеца было полно работы, и прошло три дня, прежде чем тот сумел взяться за повозку, но зато он разрешил Коллу поставить гроб в сарае, чтобы не привлекать внимания.

В городе нечего было делать, кроме как восхищаться новым зданием суда, трехэтажным, с виселицей на верху, где и должны были повесить Синего Селезня. Здание суда отличалось огромными стеклянными окнами и натертыми полами.

За два дня до казни Колл решил навестить заключенного. Он уже встречался с помощником шерифа, который подстрелил лошадь Синего Селезня. Того звали Деккер, он был толст и пьян до беспамятства. Это заставило Колла предположить, что Гуднайт был, по всей вероятности, прав, - просто повезло. Но с той поры все считали своим долгом угостить Деккера выпивкой: весьма вероятно, что, до того как стать героем, он был трезвенником. Он рыдал при воспоминании о своем подвиге, о котором он рассказывал так много раз, что давно охрип.

Шериф, седеющий человек по имени Оувенсбай, разумеется, слышал о Колле и был рад показать ему пленника. В тюрьме имелось всего три камеры, и Синего Селезня поместили в среднюю, где не было окон. Остальные камеры освободили, просто выпустив мелких нарушителей закона, чтобы уменьшить вероятность побега.

Как только Колл увидел Синего Селезня, он понял, что его можно не опасаться. Индеец был ранен в плечо и в ногу, а голова была обвязана грязной тряпкой, прикрывающей еще одну рану. Никогда Колл не видел столько цепей на одном человеке. Наручники, каждая нога на цепи, еще одна цепь, обернутая вокруг пояса, приковывала его к стене. Два помощника шерифа с винчестерами несли круглосуточную вахту у камеры. Несмотря на решетку и цепи, Колл видел, что оба перепуганы до смерти.

Синий Селезень, казалось, безразлично относился к производимому им в городе переполоху. Он прислонился спиной к стене и сидел так с полузакрытыми глазами, когда к решетке подошел Колл.

- Что он делает? - спросил шериф. Несмотря на все предосторожности, он так нервничал, что у него постоянно расстраивался желудок с той поры, как привели этого пленника.

- А почти что ничего, - ответил один из помощников. - Что он может делать?

- Ну, ведь говорят, что он может убежать из любой тюрьмы, - напомнил им шериф. - Вы повнимательней следите.

- Чтобы повнимательней за ним следить, надо войти в камеру, а я уволюсь раньше, чем это сделаю, - возразил другой помощник.

Синий Селезень немного приоткрыл сонные глаза и посмотрел на Колла.

- Слышал, ты приволок своего провонявшего приятеля на мою казнь, - произнес Синий Селезень низким угрожающим голосом, от которого и шериф и помощники вздрогнули.

- Случайность, - заметил Колл.

- Мне надо было поймать его и поджарить, пока у меня была такая возможность.

- Он бы убил тебя. - Колл был взбешен наглым тоном индейца. - Или я бы убил, если бы понадобилось.

Синий Селезень улыбнулся.

- Я насиловал женщин, крал детей, жег дома, убивал мужчин, угонял лошадей и убивал скот, сколько душе моей было угодно и где угодно, и все это время ты был здесь блюстителем закона, - заявил он. - Да ты до сегодняшнего дня меня толком и не видел. Так что вряд ли бы ты меня убил.

Шериф Оувенсбай покраснел, ему было неловко, что бандит оскорбляет знаменитого рейнджера, но поделать он ничего не мог. Колл понимал, что в словах Синего Селезня много правды, и стоял, глядя на этого человека, оказавшегося куда крупнее, чем он думал. Огромная голова, а глаза холодные, как у змеи.

- Я презираю всех вас, светловолосых сукиных сынов, - сказал Синий Селезень. - Уж эти мне рейнджеры. Надеюсь, я еще нескольких из вас прикончу.

- Это вряд ли, - заметил Колл. - Разве что ты умеешь летать.

Синий Селезень холодно улыбнулся.

- Я умею летать, - заверил он. - Одна старуха меня научила. И если подождешь, сам увидишь.

- Я подожду, - ответил Колл.

В день казни на площади перед зданием суда собралось много народу. Коллу пришлось привязать своих животных в сотне ярдов от нее - он собирался сразу же пуститься в путь, как только казнь свершится. Он пробрался в первые ряды зрителей, откуда мог видеть, как Синего Селезня провезли из тюрьмы в здание суда в усиленно охраняемом фургоне. Колл подумал, что кого нибудь обязательно по случайности убьют, пока все закончится, поскольку помощники шерифа так нервничали, что постоянно держали свои ружья на взводе. На Синем Селезне было еще больше цепей, чем раньше, а голова его была все еще обмотана грязной тряпкой. Его ввели в здание суда и повели вверх по лестнице. Палач возился с петлей, а Колл посмотрел в сторону, так как ему показалось, что он заметил человека, с которым когда то служил, когда услышал звон бьющегося стекла. Он поднял голову, и волосы у него на затылке встали дыбом - Синий Селезень, окутанный цепями, летел по воздуху. Его холодная улыбка застыла на лице во время падения: ему удалось выброситься через одно из окон, причем не в одиночестве. Закованными в наручники руками он схватил помощника шерифа Деккера. Оба упали на закаменевшую землю прямо перед зданием суда. Синий Селезень ударился головой, а помощник упал на спину, как человек, которого спихнули со стога сена. Синий Селезень не пошевелился после падения, тогда как помощник ворочался и кричал. Обоих засыпало осколками стекла.

Толпа оцепенела и не двигалась. Шериф Оувенсбай возвышался надо всеми, глядя вниз из разбитого окна, в отчаянии от того, что сотни людей лишились увлекательного зрелища.

Колл первый приблизился и наклонился над лежащими мужчинами. Потом подошли еще несколько человек. Синий Селезень был мертвее мертвого, глаза широко распахнуты, на губах все еще жестокая ухмылка. Деккер все себе переломал, харкал кровью - явно не жилец.

- Похоже, та старуха плохо тебя научила, - сказал Колл бандиту.

Шериф сбежал с лестницы и стал настаивать, чтобы Синего Селезня отнесли наверх и вздернули.

- Бог мой, я ведь обещал его повесить, и я его повешу, - твердил он. Многим из присутствующих бандит внушал такой страх, что они боялись дотронуться до него, даже мертвого. Наконец шестеро из наиболее надравшихся и потому осмелевших подняли его, отнесли наверх и повесили болтаться над толпой.

Колл считал, что это пустая трата времени, хотя, разумеется, у шерифа были свои политические соображения.

Сам он не мог забыть, как улыбался Синий Селезень, когда летел из окна. Пробираясь сквозь толпу, Колл услышал, как одна из женщин сказала, что видела, как шевельнулись веки Синего Селезня, когда он лежал на земле. Даже видя, как человек болтается на виселице, люди не верили, что он действительно умер. Скорее всего, половину преступлений, которые будут совершены на равнинах в ближайшие десять лет, снова отнесут на счет Синего Селезня.

Когда Колл собирался уезжать, к нему подошел газетчик, рыжий парень лет двадцати, белый от возбуждения, вызванного только что увиденным.

- Капитан Колл? - спросил он. - Я пишу для денверской газеты. Могу я с вами поговорить минутку?

Колл сел на лошадь и взял в руки вожжи от мула.

- Мне надо ехать, - ответил он. - До Техаса все еще далеко.

Он тронул лошадь, но парень не сдавался. Он пошел рядом, как когда то Клара, и говорил без умолку, не в силах справиться с возбуждением. Коллу показалось странным, что уже двое провожали его таким образом.

- Но, капитан, - говорил парень, - вы ведь были самым знаменитым рейнджером, все так говорят. Еще говорят, что вы везете капитана Маккрае, чтобы только похоронить его. Говорят, вы построили первое ранчо в Монтане. Мой босс меня уволит, если я не поговорю с вами. Говорят, вы проницательный человек.

- Да, чертовски проницательный, - заметил Колл. Он вынужден был пришпорить лошадь, чтобы избавиться от парня, который стоял и что то писал в блокноте.

Год выдался сухой, трава на равнинах выгорела, кругом мелькали миражи. Колл поехал вдоль Пекоса и на юг, через Нью Мексико. Он знал, что это опасно в такой год, индейцы могли воспользоваться тем же путем. Но засухи он боялся еще больше. По ночам над равнинами носились молнии, гремел гром, но дождя не было. Дни пыльные и душные, вокруг никого, лишь иногда он видел антилоп. Мул и лошадь уставали, да и он сам тоже. Он попытался ехать ночами, но вынужден был от этого отказаться - слишком часто задремывал и однажды едва не сломал колесо у тележки. Доски гроба от тряски разошлись, и сквозь щели сыпалась соль.

Однажды, когда Колл днем ехал по вершине холма в полусонном состоянии, что то ударило его в бок. Приложив к этому месту руку, он увидел кровь, хотя никаких индейцев вокруг не было видно и выстрела он не слышал. Когда он повернулся и направился к реке, то заметил за большим кустом юкки коротенького смуглого человека. Колл не знал, насколько серьезно ранен и как много индейцев там прячутся. Он слишком быстро спустился с берега, и повозка разбилась, ударившись о большой камень на берегу. Она перевернулась, и гроб оказался внизу. Колл оглянулся и заметил всего четырех индейцев. Спешившись, он прошел сотню ярдов вдоль берега, откуда ему удалось застрелить одного из четверых. Он переправился через реку и ждал весь день и всю ночь, но так больше и не увидел тех, кто остался в живых. Рана оказалась не серьезной, хотя пуля застряла где то в теле, где, как он понимал, ей придется остаться по крайней мере до Остина.

Узкая река отличалась быстрым течением, и гроб оказался под водой. Коллу в конце концов удалось его отвязать и с помощью Жирняка вытащить из грязи. Он понимал, что попал в переплет, потому что ему оставалось еще пятьсот миль пути, а повозка безнадежно сломана. Он понимал, что в любой момент могут нагрянуть индейцы, так что ему приходилось работать, постоянно оглядываясь через плечо. Ему удалось вытащить гроб, но смотреть на него было страшно - весь облеплен грязью. Кроме того, от холодной воды Пекоса Колл замерз и обессилел.

Он понимал, что ему никогда не протащить гроб до Остина, ему еще повезет, если самому удастся добраться до Колорадо или Сан Сабы по белой, выжженной солнцем равнине. С другой стороны, он не собирался бросать Гаса теперь, когда он уже так далеко завез его.

Он разбил гроб и завернул останки своего друга в брезент, которым накрывался в дождливые ночи. Сейчас ждать дождей особенно не приходилось. Затем он привязал тело к вывеске Гаса, уже основательно поизносившейся; буквы на ней почти стерлись. Он срубил небольшое дерево и смастерил грубую ось, на которую надел два колеса, оставшиеся от тележки, и примостил на оси вывеску. Получилось что то вроде тачки, но это сооружение двигалось. С каждым днем рана беспокоила его все меньше, хотя он знал, что рана глубокая, но пуля малого калибра. Будь пуля покрупнее, он был бы давно мертв.

Несколько раз Коллу показалось, что он заметил на холме или за юккой индейцев, но уверенно сказать не мог. Вскоре у него поднялась температура, и он перестал доверять своим глазам. Ему казалось, что в сверкающих впереди миражах он видит всадников, которые так и не появлялись. Один раз он вроде бы видел Дитца, а другой раз - Синего Селезня. Он решил, что начинает сходить с ума, и принялся винить во всем Гаса. Гас потратил всю свою жизнь, стараясь поставить его в невозможное положение, и в конце концов преуспел.

- Твоих рук дело, - сказал он несколько раз вслух. - Джейк сорвал меня с места, но назад то отправил меня ты.

На третий день у него кончилась вода. Мул и лошадь жевали листья с кустов и редкую траву, но оба быстро слабели. Колл с тоской вспоминал Чертову Суку. Лучше бы он дал парню свое имя, а кобылу оставил себе.

Затем Жирняк остановился, решив, видимо, помереть. Коллу пришлось заставить лошадь тащить тачку. Жирняк даже не последовал за ними.

Колл подумал, что и лошадь подохнет, но она шагала и шагала до самого Колорадо. После этого бояться было уже почти нечего, хотя рана все еще болела, нагнивала и мокла. Это напомнило ему о Липпи. Часто на глаза Колла набегали слезы, когда он вспоминал парней, оставленных им на севере.

К тому времени как он наконец подъехал к небольшой дубовой рощице на берегу Гуадалупе, от вывески почти ничего не осталось. Латинский девиз, вызывавший такую гордость Августа, давно обломился, поскольку находился внизу. Исчезла та часть, где было про свиней и про то, что они продают или сдают в аренду, равно как и имя Дитца. Колл очень надеялся, что сохранится доска с собственным именем Августа, но там как раз проходила веревка, и буквы почти стерлись. По сути, вся вывеска превратилась в щепки, две из которых Колл подобрал, когда отвязывал Гаса. Только самый верх надписи «Скотоводческая компания „Хэт крик“ и платная конюшня» можно было еще разобрать.

Маленькой лопаткой Колл выкопал могилу. Учитывая его состояние, на это ушел целый день. В какой то момент он так ослабел, что сел в могиле, чтобы передохнуть, пот катился с него градом. Если бы нашелся кто нибудь, кто засыпал бы его, он с радостью согласился быть похороненным. Но он взял себя в руки, закончил работу и опустил Августа в могилу.

- Ну вот, - сказал он. - Это научит меня быть по осторожнее насчет обещаний.

Он использовал доску с сохранившейся надписью «Конюшенный консорциум» в качестве перекладины, которую прибил к длинному стволу мескитового дерева и вбил его в изголовье могилы. Пока он понадежнее прилаживал перекладину с помощью обрывков веревок, на холме показался фургон с поселенцами. Они оказались молодой парой с двумя или тремя ребятишками, чьи остренькие, как у опоссума, рожицы выглядывали из фургона. Молодой человек был блондином, сильно обгоревшим на солнце; у молодой женщины шляпка плотно надвинута на голову и поля опущены. Сразу было видно, что надпись на могиле их удивила. Молодой человек остановил фургон и уставился на нее. Поскольку они не видели, как он хоронил Августа, то не знали, чем они любуются - надписью на могиле или просто указателем.

- А где эта компания, мистер? - спросил молодой человек.

- Похоронена, за исключением тех, кто остался в Монтане, - произнес Колл. Он понимал, что отвечает непонятно, но был не в настроении разговаривать.

- Черт, а я надеялся доехать до места, где есть кузнец, - заметил молодой человек. Затем он увидел, что Колл с трудом ходит, и понял, что тот ранен. - Вам п мощь не нужна, мистер? - спросил молодой человек.

- Весьма признателен, - отказался Колл. - Мне тут недалеко.

Молодые поселенцы съехали с холма в сторону Сан Антонио. Колл спустился к маленькому пруду, намереваясь немного отдохнуть. Но заснул тяжелым сном и проспал до заката. Вопрос о вывеске беспокоил его, еще одно доказательство способности Августа озадачивать людей и из могилы. Если этот молодой человек решил, что где то тут поблизости платная конюшня, другие могут подумать то же самое. Люди могут потерять дни, разыскивая среди известняковых холмов компанию, которая, по сути, всего лишь призрак.

Кроме того, на вывеске не было имени Августа, хотя он сам лежал в могиле. Ни один человек не сможет догадаться, что это именно его могила. Колл снова поднялся на холм и вынул нож, собираясь вырезать имя Гаса с другой стороны планки, но дерево от старости рассохлось и расщеплялось, так что ему пришлось остановиться, чтобы вообще не уничтожить доску. В итоге он лишь накарябал A. M. на другой стороне доски. Этого недостаточно, да и ненадолго, он прекрасно понимал. Кто нибудь, не найдя платной конюшни, просто уничтожит остатки вывески. Но, во всяком случае, Гас находился там, где он решил, что должен находиться, а оба они знавали немало достойных людей, сейчас лежащих в безымянных могилах.

Колл вспомнил, как сказал молодым людям, что ему уже недалеко. Это доказывало, что он явно выживает из ума, поскольку ему некуда было ехать. Уставший, с гниющей раной, он не мог повернуть в Монтану, да и лошадь его, Джерри, никогда не выдержит такого длинного пути, даже если сам Колл справится. Он не мог понять, хочется ему вернуться или нет. Он никогда не ощущал, что где то на земле у него есть дом. Он помнил, что приехал в Техас мальчишкой в фургоне, родители к тому времени уже умерли. С той поры, за исключением лет, проведенных в Лоунсам Дав, он все больше бродяжничал.

Колл повернул на юг, к Сан Антонио, в надежде найти врача. Но когда приблизился к городу, объехал его кругом - мысль о скоплении людей пугала его. Он не хотел появляться среди людей, когда у него в голове все так неопределенно. Он устало ехал дальше на юг, посчитав, что с тем же успехом может поехать в Лоунсам Дав, как и в другое место.

Переезжая через реку, он вспомнил змей и молодого ирландца. Еще он знал, что ему следует поехать и навестить вдову Спеттл, чтобы сообщить ей, что у нее теперь на одного сына меньше, но решил, что с дурными новостями можно и подождать. Год и так прошел, если только она все уже не узнала от возвратившихся ковбоев.

Он въехал в Лоунсам Дав в конце дня в августе и удивился, расслышав резкие звуки обеденного колокола, того самого, по которому так любил колотить обломком лома Боливар. От этих звуков Коллу стало казаться, что он едет по земле привидений. Он совсем запутался и даже подумал, будут ли дома ребята, когда он приедет.

Но когда он выехал сквозь заросли карликового дуба к сараю «Хэт крик», то увидел старого Боливара собственной персоной, колотящего по тому же колоколу тем же самым обломком лома. Старик совсем поседел, а его серапе выглядело еще грязнее, чем раньше.

Когда Боливар поднял голову и увидел капитана, выезжающего прямо из заката, он от изумления уронил лом, едва не попав себе по ноге. Его возвращение в Мексику прошло крайне неудачно. Дочки повыходили замуж и уехали, жена злилась, не в состоянии забыть все те годы, когда он ею пренебрегал. Так что в один прекрасный день он ее бросил и вернулся в Лоунсам Дав, где поселился в доме, оставленном гринго. Чтобы заработать на жизнь, он точил ножи, да и требовались ему лишь кофе да хлеб. Спал он на плите, крысы сгрызли всю постель. Он стал сторониться людей, забывать, кем когда то был. Но каждый вечер он брал обломок лома и бил в колокол - звук разносился далеко за Рио Гранде.

Когда Колл спешился и бросил поводья, старый Боливар дрожа подошел к нему, явно не веря своим глазам.

- О, Capitan, Capitan , - бормотал он. Слезы облегчения текли по его небритым щекам. Он хватался за Колла руками, будто так устал, что сейчас упадет.

- Все в порядке, Бол, - проговорил Колл. Он повел трясущегося старика в дом, где царили запустение и грязь, кругом пауки и крысиный помет. Бол прошаркал к плите и подогрел кофе, который Колл выпил, стоя на веранде. Глядя вдоль по улице, он изумился, обнаружив, что в городке что то изменилось. Что- то исчезло. Сначала он не мог понять, что именно, и решил, что это зрение играет с ним шутки, но потом вспомнил «Сухой боб». Похоже, салун исчез.

Колл отвел лошадь в сарай без крыши и расседлал. Каменный желоб был полон воды, причем воды чистой, но покормить лошадь почти что нечем. Посему Колл выпустил ее попастись и смотрел, как она с энтузиазмом катается по траве.

Затем, любопытствуя по поводу салуна, он по высохшему руслу ручья двинулся на главную улицу.

Тут из сумерек навстречу ему вышел одноногий человек. «Неужели Гас?» - подумал Колл, на мгновение перепутав, где находится - среди живых или среди мертвых. Он помнил, как сидел в могиле на берегу реки, но на секунду запамятовал, как выбирался из нее.

Но одноногий оказался всего лишь Диллардом Браулеем, парикмахером, потерявшим голос от крика, когда он и Гас отрезали ему ногу.

Со своей стороны, Диллард так удивился, увидев стоящего посреди улицы капитана Колла, что едва не уронил несколько рыбин, пойманных в реке. Ему пришлось подойти поближе, чтобы убедиться, что это действительно капитан, - уже основательно стемнело.

- Бог мой, капитан! - хрипло прошептал Диллард. - Вы что, наконец вернулись с ребятами?

- Без ребят, - ответил Колл. - Я один. Что произошло с салуном?

Он понял, что был прав, магазин все еще на месте, а салун исчез.

- Сгорел, - прошептал Диллард. - Сгорел, скоро уж как год.

- С чего бы это? - поинтересовался Колл.

- Ванз его поджег. И сам в нем сгорел. Заперся в комнате той шлюхи и не пожелал выходить.

- Черт, надо же, - заметил Колл.

- И пиана с ним сгорела, - продолжал Диллард. - Эти, из церкви, злились дико. Считали, если решил себя поджарить, мог бы хоть пиану выкатить из дверей. Теперь им приходится петь гимны под скрипку.

Колл подошел и постоял на том месте, где когда то находился салун. От него ничего не осталось, лишь серый пепел да несколько обгорелых досок.

- Ванз не мог пережить, что она уехала, - пояснил Диллард. - Он просидел в ее комнате целый месяц, а потом все сжег.

- Кто уехал? - спросил Колл, глядя на пепел.

- Та женщина, - прошептал Диллард. - Женщина. Говорили, что он тосковал по той девке.

ВЕРНУТЬСЯ К НАЧАЛУ НА ГЛАВНУЮ