Макмертри Л. Одинокий голубь. - М.: АСТ, 1998
ISBN 5 7020 0925 8

Лэрри Макмертри. Одинокий голубь

Аннотация

В маленьком техасском городке живут бывшие рейнджеры, отважные хранители границ и спокойствия еще совсем юных Соединенных Штатов, и их друзья ковбои. Разные, они схожи между собой в неистребимом духе романтики, заставляющей их, оставив спокойную жизнь, отправиться на север, где их ждут неосвоенные земли, - через стужу и зной, реки и пустыни, набеги бандитов и нападения диких животных. Страдая, погибая, но, не сдаваясь, они преодолевают этот путь.

Посвящается Морин Орт и памяти девяти парней Макмертри (1878 1983), которые
"Когда то верхом
Проносились стрелой..."

Вся Америка лежит в конце трудной и долгой дороги через пустыню, и наше прошлое не мертво, оно продолжает жить в нас. наши предки, диковатые внешне, несли свет культуры внутри себя. Мы живем в цивилизации, созданной ими, но где то в глубине наших душ притаилась их дикость. Мы живем так, как они мечтали, и мы мечтаем жить так, как жили они.
Т.Л. Уиппл. "Изучи землю"

1

Когда Август вышел на веранду, свиньи жрали гремучку, довольно маленькую по размеру. Скорее всего она просто ползла в поисках тени, да и наткнулась на свиней. Они тянули ее в разные стороны, так что гремучка свое уже отгремела. Свиноматка держала ее за голову, а хряк - за хвост.

- Проклятые свиньи, - выругался Август, давая пинка хряку. - Валите к ручью, если хотите сожрать эту змею. - Он рассердился на них не из за змеи, а из за веранды. От свиней на веранде становилось еще жарче, а уж жарче было просто некуда. Он сошел с крыльца на пыльный двор и направился к летнему домику, чтобы достать свой кувшин. Солнце стояло еще высоко, уперлось там в небосклон рогами, но Август насчет него был большим спецом и сейчас видел, что тени на западе обнадеживающе накренились. Вечера долго добирались до Лоунсам Дав[одинокий голубь], но, когда наконец они приходили, становилось по настоящему хорошо. Большую часть суток, как, впрочем, и большую часть года, солнце загоняло городок, заброшенный в выгоревшей пустыне, в пыльную ловушку, рай для змей, рогатых гусениц и кусачих ящериц, но ад для свиней и уроженцев штата Теннесси. На расстоянии в тридцать или сорок миль не было даже ни одного сколь либо тенистого дерева. На самом деле месторасположение ближайшей пристойной тени являлось предметом жарких споров в офисах, если, разумеется, снизойти до того, чтобы называть так сарай без крыши и пару будок при загонах, служивших конторами для животноводческой компании "Хэт крик", половина которой принадлежала Августу.

Его упрямый партнер, капитан В. Ф. Колл, нахально утверждал, что имеется великолепная тень прямо рядом, за двенадцать миль, в Пиклс Гэп [полянка Пиклса], но Август точно знал, что это не так. Пиклс Гэп был еще более Богом забытой дырой, чем Лоунсам Дав. Он и появился только потому, что один придурок по имени Уэсли Пиклс с севера Джорджии вместе с семьей заблудился в мескитовом кустарнике и проплутал там десять дней. Когда же он наконец выбрался на поляну, то раз и на всегда отказался ее покинуть. Вот так и возник Пиклс Гэп, в основном посещаемый путешественниками вроде самого Пиклса, то есть людьми, неспособными пересечь, не теряя присутствия духа, всего несколько сотен миль мескитовой чащи.

Летний домик был маленьким шатким строением, где внутри стояла такая прохлада, что Август склонялся к тому, чтобы туда перебраться, да вот только уж очень его облюбовали "черные вдовы", "желтые шкурки" [жаргонные названия насекомых] и сороконожки. Открыв дверь, с ходу он никаких сороконожек не заметил, зато сразу услышал нервное потрескивание гремучки, у которой явно было больше мозгов, чем у той, которую доедали свиньи. Августу удалось разглядеть свернувшуюся в углу змею, но стрелять в нее он передумал. В тихий весенний вечер в Лоунсам Дав выстрел мог иметь самые неожиданные последствия. Все в городке его услышат и решат, что напали либо команчи снизу, из степей, либо мексиканцы со стороны реки. Если же кто нибудь из постоянных посетителей "Сухого боба", единственного в городке салуна, окажется в подпитии или дурном расположении духа, что было вполне вероятно, то он способен выбежать из салуна и пристрелить парочку мексиканцев просто так, в порядке профилактики.

В лучшем случае притопает с выгона Колл и разозлится, узнав, что это всего навсего змея. Колл не испытывал абсолютно никакого уважения к змеям, равно как и к тем, кто отступал перед ними. К гремучкам он относился как к комарам, разделываясь с ними одним ударом с помощью любого предмета, оказавшегося под рукой.

- Пусть тот, кто замедляет ход при виде змеи, всю жизнь ходит пешком, - часто поговаривал он. Это заявление, как и многое из того, что говорил Колл, было совершенно недоступно пониманию образованного человека.

Август предпочитал придерживаться менее агрессивной философии. Он считал, что надо дать живым существам время подумать. Поэтому он постоял на солнце, пока гремучка не успокоилась и не уползла в дыру. Тогда он протянул руку и вытащил кувшин из грязи. Год выдался сухим даже по меркам Лоунсам Дав, так что весны хватило лишь на эту небольшую грязную лужу. Свиньи по полдня проводили около погреба, пытаясь добраться до грязи, но пока еще дыры в сооружении были недостаточно велики, чтобы они могли протиснуться сквозь них.

Мокрая холстина, которой был обернут кувшин, как магнит притягивала сороконожек, так что Август сначала убедился, что ни одна не забралась под тряпку, и лишь тогда откупорил кувшин и сделал скромный глоток. Одному белому брадобрею в Лоунсам Дав, тоже теннессийцу по имени Диллард Браулей, приходится сейчас брить бороды, стоя на одной ноге, потому что он недостаточно остерегался сороконожек. Две твари наиболее злобной красноногой разновидности ночью забрались ему в штаны, а Диллард торопился встать и поленился встряхнуть штаны как следует. Нога его после этого не то чтобы вовсе отгнила, но попортилась порядочно, так что семья забеспокоилась насчет заражения крови и уговорила Дилларда и Колла отпилить ее.

В течение года или даже двух в Лоунсам Дав был настоящий доктор, но у этого молодого человека не хватило здравого смысла. Один vaquero[пастух(исп.)], довольно паршивый малый, которого все давно были бы рады вздернуть, как то по пьянке заснул ночью и позволил клопу заползти ему в ухо. Назад клоп дороги не нашел, но двигался достаточно энергично, чтобы расстроить vaquero, которому удалось упросить молодого доктора попытаться извлечь клопа. Молодой человек старался изо всех сил, лил в ухо теплую подсоленную воду, но vaquero осерчал и пристрелил его. Со стороны vaquero это было большой ошибкой. Кто то убил под ним лошадь, когда он пытался удрать, а возмущенные граждане, большинство которых от нечего делать торчали возле салуна, тут же его и повесили.

К сожалению, никто из врачей с той поры Лоунсам Дав не интересовался, так что Август и Колл, которые на своем веку повидали предостаточно ран, всегда призывались, если возникала необходимость в каком нибудь хирургическом вмешательстве. Нога Дилларда в этом смысле проблемы не составляла, вот только сам он вопил так громко, что повредил себе голосовые связки. Потом Диллард вполне приспособился передвигаться на одной ноге, но голосовые связки так полностью и не восстановились, что в конечном счете сказалось на его бизнесе. Диллард всегда слишком многого говорил, а после несчастья с сороконожками стал слишком много шептать. Клиенты, укутанные в горячие полотенца, не могли расслабиться, стараясь разобрать шепот Дилларда. К тому же он вряд ли стоил того, что бы его слушать, даже в те времена, когда обе ноги были целы, так что со временем многие из его клиентов переметнулись к парикмахеру мексиканцу. Даже Колл ходил к мексиканцу, а Колл не доверял ни мексиканцам, ни брадобреям.

Август взял кувшин на веранду и поставил стул с плетеным сиденьем так, чтобы максимально использовать тот намек на тень, которым ему приходилось обходиться. Когда солнце опустится ниже, тень удлинится, постепенно захватывая веранду, двор, ручей Хэт, Лоунсам Дав и, наконец, Рио Гранде. К тому времени когда тень достигнет реки, Август уже будет вполне готов поговорить с умным человеком, что обычно кончалось разговором с самим собой. Колл будет трудиться, пока окончательно не стемнеет, - если найдется работа. Если ее не найдется, то он ее придумает. А Пи Ай в душе был сержантом и не мог закруглиться, пока не закруглится капитан, даже если бы Колл ему это и позволил.

Две свиньи молча проигнорировали указание Августа идти к ручью и забрались под один из фургонов, доедая змею. Это было вполне разумно, поскольку ручей пересох даже больше, чем двор, да и тащиться до него дальше. По меньшей мере пятьдесят недель в году ручей представлял собой высохшую песчаную канаву, так что тот факт, что свиньи предпочитали туда не ходить, говорил в пользу их сообразительности. Август часто хвалил свиней за их ум, когда спорил с Коллом, а спорил он последние несколько лет постоянно. Август считал, что свиньи умнее, чем все лошади и некоторые люди, что безумно раздражало Колла.

- Не может свинья, жрущая помои, быть умнее лошади, - заявлял Колл, прежде чем начать выражаться покрепче.

По устоявшейся привычке Август выпил довольно прилично, пока сидел, наблюдая, как солнце покидает день. Если он не наклонял свой плетеный стул, то наклонял кувшин. Дни в Лоунсам Дав проходили в мареве жары, от которой все вокруг казалось белым как мел, но солодовое виски снимало часть сухости, и внутри Августа становилось приятно и туманно, так же прохладно и сыро, как по утрам в горах Теннесси. Он редко напивался в стельку, но ему нравилось это ощущение туманности на закате. И он поддерживал такое настроение хорошими глотками виски, а небо на западе тем временем начинало окрашиваться. Виски не действовало ему на голову, но делало его более терпимым к тем грубоватым людям, с которыми ему приходилось иметь дело: Коллу, Пи Аю, Дитцу, молодому Ньюту и старому повару Боливару.

Когда небо над западными равнинами приятно зарозовело, Август обошел дом сзади и пару раз пнул кухонную дверь.

- Давай ка подогрей требухи и навари немного бобов, - сказал он. Старик Боливар не удостоил его ответом, так что Август для вящей убедительности пнул дверь еще пару раз и вернулся на веранду. Хряк поджидал его в углу веранды, затаившись тихо, как кошка. Верно, надеялся, что тот что нибудь обронит ремень, или перочинный нож, или шляпу, короче, что нибудь съедобное.

- Пшел отсюда, скотина, - велел ему Август. - Если уж так жрать хочется, поискал бы еще змею. - Тут ему пришло в голову, что кожаный ремень вряд ли более несъедобен, чем тот жареный козел, которым их кормит Боливар три или четыре раза в неделю. Старик был мексиканским бандитом со стажем, но теперь воинственный дух из него вышел, и он перешел через реку. С той поры жизнь он вел тихую, хотя козлятина таки появлялась на столе. Компания козами не торговала, да и вряд ли Боливар покупал их на свои собственные деньги. Скорее всего, он крал коз, чтобы вовсе не потерять квалификации. В эту квалификацию умение готовить не входило. Козлятина на вкус казалась приготовленной в смоле, но Август был единственным из всей компании, кто смел жаловаться.

- Бол, старик, где ты добыл смолу, в которой зажарил этого козла? - частенько спрашивал он, но его попытка пошутить отклика не находила. Боливар игнорировал все его выпады, прямые и косвенные.

Август уже было изготовился поговорить со свиньей, но увидел подходящих с выгона Колла и Пи Ая. Пи Аю, высокому и худому, никак не удавалось наесться досыта, и выглядел он так неуклюже, что, казалось, грохнется, даже когда стоял смирно. С виду совершенно беспомощный - но это как раз и был тот самый случай, когда внешность обманчива. Августу никогда не приходилось встречать другого такого умелого человека. Он не был слишком удачлив в борьбе с индейцами, но дай ему что нибудь, на чем он сможет сосредоточиться, что нибудь по плотницкой или кузнечной части, или там колодец вырыть или упряжь починить - лучше Пи не найдешь. Да и то, работай он плохо, Колл давно бы его прогнал.

Август спустился по ступенькам с веранды и встретил мужчин у фургонов. - Что то рановато вы сегодня пошабашили, девушки, - сказал он. - У нас Рождество или что?

Рубашки на обоих мужчинах насквозь промокли от пота и казались абсолютно черными. Август протянул Коллу кувшин, и тот, поставив ногу на передок фургона, отпил глоток, прополоскал горло, выплюнул превосходный виски прямо в пыль и передал кувшин Пи Аю.

- Сам ты девушки, - ответил он. - Никакое не Рождество. - Затем он направился в дом, причем так внезапно, что Август даже слегка удивился. Хорошими манерами Колл никогда не отличался, но если день выдавался удачным, то он обычно останавливался, чтобы поболтать минутку. Не слишком крупный, по сути дела, даже ниже среднего роста, но стоило подойти и заглянуть ему в глаза, как это впечатление исчезало. Август был на четыре дюйма выше, а Пи Ай еще на три, но никоим образом нельзя было убедить Пи, что капитан Колл маленького роста. Колл его поборол, да и не только его одного. Если кто нибудь хотел выстоять против Колла, ему надо было постоянно напоминать себе, что Колл не такой большой, каким кажется. Август был единственным в Южном Техасе, кто мог с ним управиться, и он своим преимуществом, когда представлялся случай, пользовался. Начал он давным давно, когда, передавая Коллу горячий пирог, заметил прямо:

- А ведь ты, Колл, вовсе не гигант.

Простодушный Пи такого поведения понять не мог. Иногда Август забавлялся, наблюдая, как Колл вовсю командует мужиком почти в два раза выше себя ростом. Но, разумеется, Колл по простоте своей не отдавал себе отчета в том, что он делает. Просто делал, и все. Самым смешным в этом трюке было то, что сам Колл этого трюка не замечал. Этот человек и пяти минут не тратил на раздумья о самом себе. Это бы значило, что он отнял пять минут от той работы, которую в тот день должен был сделать.

- Хорошо, что я не из тех, кто может разлениться, - заметил как то Август.

- Это ты так думаешь, я то считаю иначе, - ответил Колл.

- Черт, Колл, если бы я вкалывал, как ты, тут бы вообще некому было думать. Ты в мыле пятнадцать часов в сутки. Человек, который вечно в мыле, ни черта не соображает.

- Я вот посмотрю, как ты сообразишь вернуть крышу на сарай, - буркнул Колл. Налетевший со стороны Мексики маленький вихрь напрочь сдул крышу с сарая еще три года назад. К счастью, дождь в Лоунсам Дав шел раз или два в году, так что эта потеря не слишком навредила скоту, когда таковой имелся. Страдал от этого больше всего Колл, который никак не мог собрать достаточно досок, чтобы сделать новую крышу. К сожалению, тот самый редкий ливень случился как раз через неделю после того, как снесло крышу, которую бросило как раз поперек ручья Хэт. Потоком воды ее и унесло в Рио Гранде.

- Если ты так много думаешь, то почему не подумал о том дожде? - спросил Колл. Он с тех давних времен попрекал Августа этим ливнем. Только дай Коллу повод пожаловаться, и уж он будет беречь его пуще денег.

- У Колла такой вид, будто он сейчас начнет ногами выкорчевывать пни, - заметил Август, когда Пи оторвался от кувшина, чтобы перевести дыхание.

- Она выкусила из него кусок, вот в чем дело, - сказал Пи. - Не знаю, зачем она капитану.

- Он неравнодушен к молодым кобылам, - ответил Август. - Как это он мог позволить лошади себя укусить? Мне казалось, что вы роете колодец.

- Наткнулись на скалу, - объяснил Пи. - Только одному человеку хватает места размахнуться, так что Ньют махал, а я подковывал лошадей. Капитан решил прокатиться. Он, верно, подумал, что уже как следует вымотал ее. Повернулся к ней спиной, а тут она его и цапнула.

Кобыла, о которой шла речь, была известна в городке как Чертова Сука. Колл купил ее в Мексике у каких-то caballeros [всадники], которые уверяли, что им пришлось убить индейца команчи, чтобы раздобыть ее. Август в этом крепко сомневался, потому что вряд ли одинокий индеец станет разъезжать в этой части страны, а если индейцев было двое, то вряд ли бы тогда caballeros прожили достаточно долго, чтобы торговать этой лошадью. Кобыла была серой масти с белой мордой и белым пятном на лбу, слишком высока для индейского пони и коротконога для чистокровки. Характер ее говорил о том, что, весьма возможно, она и провела какое-то время у индейцев, но у каких индейцев и как долго можно было только гадать. Все, кто ее видел, хотели купить, настолько она была стильной, но Колл не обращал внимания на предложения, хотя и Пи Ай и Ньют жаждали от нее избавиться. Им каждый день приходилось иметь с ней дело, от чего они сильно страдали. Однажды она дала Ньюту такого пинка, что он перелетел через всю кузницу и едва не попал в горн. Пи Ай боялся ее не меньше, чем индейцев, а это что-нибудь да значило.

- А чего Ньют задержался? - спросил Август.

- Может, заснул на дне колодца, - предположил Пи Ай.

Но тут Август увидел идущего с поля парня. Тот так устал, что еле двигал ногами. Пи Ай успел уже здорово поддать, пока Ньют добирался до фургонов.

- Видит Бог, Ньют, я рад, что ты уже здесь, а осень еще не наступила, - высказался Август. - Нам бы тебя летом здорово не хватало.

- Я в кобылу камнями кидался, - усмехнулся Ньют. - Ты видел, какой шматок она выкусила из Колла? - Ньют задрал одну ногу и аккуратно счистил грязь с сапога, а Пи Ай тем временем продолжал выполаскивать пыль из горла.

Август всегда восхищался способностью Ньюта стоять на одной ноге, счищая грязь с другой.

- Ты только взгляни, Пи, - предложил он. - Уверен, ты так не сможешь. Пи Ай настолько привык видеть Ньюта на одной ноге счищающего грязь с другой, что он не понял, чего это такого он не сможет сделать. Несколько добрых глотков виски иногда настолько притормаживали его умственные процессы, что мысли его начинали ползти со скоростью улитки. Такое чаще всего случалось на закате после тяжелого дня, проведенного за копанием колодца или подковыванием лошадей. В такие минуты Пи вдвойне радовался тому, что ему приходится работать с капитаном, а не с Гасом. Чем меньше слов, тем лучше настроение капитана, а с Гасом все как раз наоборот. У него имелась привычка выпаливать сразу несколько вопросов и высказывать несколько мнений, которые у него разбегались, как неклейменая скотина, так что трудно было выбрать что-то одно и как следует медленно обдумать. А Пи только так и умел размышлять. В таких случаях ему оставалось лишь ссылаться на свое глухое ухо, левое, которое почти не служило ему после большой драки с индейцами племени кичаи, или, как ее называли, драки у Каменного дома. Там была тяжелая заварушка, потому что у индейцев хватило ума зажечь сухую траву, и поэтому в дыму никто ничего не видел на расстоянии вытянутой руки. Они продолжали в дыму натыкаться на индейцев и стреляли в упор. Один рейнджер [здесь: пограничник] углядел индейца рядом с Пи и выстрелил слишком близко от его уха.

В тот день индейцы увели их лошадей, что возбудило в капитане Колле такую ярость, какой Пи еще не приходилось наблюдать. Это означало, что им пришлось тащиться вдоль реки Бразос пехом, а это две сотни миль, и все время тревожиться - что случится, если индейцы узнают, что они идут пешком. Пи Ай заметил, что оглох на одно ухо, лишь когда уже прошел почти весь путь.

К счастью, пока он беспокоился по поводу того, чего это такое он не может сделать, старик Боливар зазвонил в колокол, зазывая к ужину, что положило конец дискуссии. Старый колокол давно потерял свой язык, но Боливар отыскал железную махину, которую каким-то образом умудрился обломать, и теперь орудовал ломом с такой силой, что, будь у колокола язык, его все равно не было бы слышно.

Солнце наконец село, и у реки было так тихо, что слышалось, как обмахиваются хвостами лошади в загонах, вернее, слышалось до той поры, пока Боливар не ударил в колокол. Хотя он скорее всего знал, что они все стоят около фургонов, куда вполне можно докричаться, Боливар продолжал бить в колокол добрые пять минут. На то у него были собственные причины, даже Колл ничего не мог с ним в этом смысле поделать. Звук унес тишину заката, что безумно раздражало Августа, и ему хотелось пойти и пристрелить старика, просто чтобы проучить его.

- Похоже, он призывает бандитов, - заметил Август, когда трезвон наконец стих. Они направились к дому, свиньи - за ними, причем хряк дожевывал где то пойманную ящерицу. Свиньи относились в Ньюту еще лучше, чем к Августу, потому что, когда ему нечем было заняться, он скармливал им кусочки сыромятной кожи или чесал их за ухом.

- Если появятся бандиты, то, может, капитан позволит мне носить пистолет, - задумчиво сказал Ньют. Создавалось впечатление, что он никогда не дорастет до ношения оружия, хотя ему уже почти исполнилось семнадцать.

- Если тебе дать пистолет, то кто-нибудь по ошибке может принять тебя за стрелка и пристрелить, - возразил Август, заметив задумчивость паренька. - Дело того не стоит. Если Бол когда-нибудь призовет бандитов, я одолжу тебе свое ружье.

- Старик и готовить едва умеет, - вмешался Пи Ай. - Откуда он возьмет бандитов?

- Ну как же, разве ты не помнишь ту грязную шайку, с которой он таскался? Колл только потому и взял его в повара. В нашем деле неплохо знать парочку другую конокрадов, во всяком случае, мексиканцев. Думается, Бол просто выжидает время. Как только завоюет наше доверие, эта шайка ночью проберется сюда и всех нас прикончит. Сам он ничему такому не верил, просто любил иногда подшутить над мальчишкой. Пи тоже не верил, да и шутить над ним было чрезвычайно трудно, поскольку он почти не умел бояться. У него хватало лишь здравого смысла опасаться команчей, поскольку для этого избыточных умственных способностей не требовалось. Мексиканские же бандиты на него не производили впечатления.

Ньют обладал более богатым воображением. Поэтому он повернулся и посмотрел через реку, где быстро сгущалась темнота. Время от времени капитан, Август, Пи и Дитц пристегивали ружья, садились на лошадей и исчезали в той непроглядной тьме, которая звалась Мексикой, и возвращались на заре с тридцатью или сорока лошадьми или с сотней голов тощего скота. В приграничном районе это был способ развития животноводства - мексиканские фермеры делали набеги в сторону севера, а техасцы - в сторону юга. Определенная часть этого тощего скота всю свою жизнь так и проводила в перегонах с одной стороны Рио Гранде на другую. Вожделенной мечтой Ньюта было скорее подрасти и поучаствовать в этих набегах. Он многие ночи лежал на своей жаркой верхней койке, слушая храп и бормотание Боливара под собой, и смотрел в окно на Мексику, представляя себе все те страсти, которые там происходят. Иногда он слышал выстрелы, но редко больше одного или двух, доносившиеся снизу или сверху по реке, и это заставляло его воображение работать еще сильнее.

- Пойдешь, когда вырастешь, - сказал капитан, и кончил на этом разговор. Спорить не приходилось, особенно если ты наемный работник. Спорить с капитаном было привилегией лишь мистера Гаса.

Не успели они войти в дом, как мистер Гас принялся вовсю пользоваться ею. Капитан снял рубашку, чтобы Боливар обработал ему рану от укуса. Кобыла цапнула его как раз чуть выше пояса. Порядком крови натекло в штаны, так что одна штанина совсем затвердела. Бол уже собрался было смазать рану своей обычной смесью из машинного масла и скипидара, но мистер Гас попросил его подождать, пока он сам не осмотрит повреждение.

- Черт возьми, Вудроу, - заметил Август, - если посчитать, сколько лет ты крутишься с лошадьми, то пора бы тебе уже знать, что не стоит поворачиваться задом к кобыле индейца из племени кайова.

Колл о чем то думал и с минуту молчал. А думал он о том, что луна сейчас стоит в четверти, то, что они называли луной для конокрадов. При полной луне мексиканцы могут видеть далеко на этих плоских равнинах. Те, с кем он многие годы ездил, мертвы потому, что пересекали реку при полной луне. Полное безлунье - тоже ненамного лучше: слишком трудно отыскать скот и гнать его. Вот четвертинка как раз то, что нужно для небольшого путешествия за границу. В тех кустарниках к северу уже полно скотоводов, собирающих свои весенние стада. Не пройдет и недели, и они появятся в Лоунсам Дав. Так что самое время подсобрать скот.

- А кто сказал, что она кайова? - спросил он, взглянув на Августа.

- Я пришел к такому выводу, - ответил Август. - И ты бы мог сделать то же самое, если бы на секунду перестал работать и подумал.

- Я могу работать и думать, - сказал Колл. - Ты - единственный мужик из тех, что я знаю, чьи мозги работают только в тени.

Август замечание проигнорировал.

- Я решил, что это кобыла индейца кайова, отправившегося украсть женщину, - заметил он. - Твои команчи особой страсти к сеньоритам не испытывают. Белых женщин красть легче, к тому же они меньше едят. Вот индейцы кайова думают иначе. Эти любят сеньорит.

- Нам можно поесть - или будем ждать, когда вы кончите спорить? - спросил Пи Ай.

- Если будем этого ждать, подохнем с голоду, - заметил Боливар, брякнув на грубо сколоченный стол горшок с варевом из потрохов и бобов. Никто не удивился, когда Август первым наполнил свою тарелку.

- Хотел бы я знать, где ты умудряешься разыскивать эту мексиканскую землянику? - спросил он, имея в виду бобы. Боливар исхитрялся отыскивать их триста шестьдесят дней в году, причем так щедро перемешивал с красным перцем, что ложка бобов больше напоминала ложку красных муравьев. Ньют пришел к выводу, что в двух вещах можно всегда быть уверенным, работая на эту скотоводческую компанию. Первое - это то, что капитан обязательно придумает больше работы, чем он, Пи Ай и Дитц в состоянии переделать, и что во время любой трапезы всенепременно подадут бобы. Единственным человеком во всем заведении, который не портил воздух регулярно, был сам старик Боливар, потому что он никогда к бобам не прикасался, а существовал преимущественно на сухом печенье и кофе с цикорием, или, вернее будет сказать, сахарном сиропе с небольшой примесью кофе. Сахар стоил денег, и капитан постоянно ворчал по этому поводу, но ничто не могло заставить старика изменить своей привычке. Август утверждал, что помет старика настолько сладок, что хряк всегда увязывался за ним, когда тот отправлялся посрать, и это вполне могло быть правдой. Сам Ньют старался держаться от хряка подальше, да и его помет состоял в основном из бобов.

К тому времени как Колл надел рубашку и сел за стол, Август уже накладывал себе вторую порцию. Пи и Ньют нервно поглядывали на горшок, сами жаждая получить добавки, но, будучи людьми чересчур вежливыми, ждали, когда все возьмут себе по порции. Аппетит Августа мог быть сравним только со стихийным бедствием. Колл удивлялся вот уже тридцать лет и до сих пор не уставал это делать, глядя, как много ест Август. Он не работал без суровой необходимости, но каждый вечер садился и мог переесть троих мужиков, горбатившихся весь день напролет.

В их бытность рейнджерами, когда дел было не так много, парни часто садились и обменивались историями насчет обжорства Августа. Он не просто много жрал, он делал это стремительно. Повару, который захотел бы задержать его за жратвой больше десяти минут, не мешало бы приготовить не меньше половины барана.

Колл пододвинул стул и уселся. Август в этот момент тащил к себе половник с бобами, и Колл подставил под него свою тарелку. Ньюту так это понравилось, что он громко расхохотался.

- Спасибочки, - отозвался Колл. - Когда тебе надоест бездельничать, можешь пойти в официанты.

- А что, я однажды работал официантом, - не растерялся Август, сделавший вид, что он как раз и хотел положить Коллу бобов. - На речном судне. Мне тогда было не больше лет, чем Ньюту сейчас. У повара даже была белая шляпа.

- Зачем? - спросил Пи Ай.

- Потому что настоящие повара должны носить такие шляпы, - объяснил Август, взглянув на Боливара, который как раз размешивал немного кофе в сахарной жиже. - Вообще то не шляпа, скорее шапка, сделана вроде как из простыни.

- Вот ни за что б не надел, - заметил Колл.

- Да нет еще такого придурка, который нанял бы тебя в повара, Вудроу, - сказал Август. - Такая шапка надевается для того, чтобы грязные и жирные волосы повара не падали в еду. Не удивлюсь, что в это вот варево попали несколько волос Боливара. Ньют взглянул на Боливара, сидящего у плиты в своем грязном серале. Волосы Боливара выглядели так, будто на них вылили банку плохого жира. Раз в несколько месяцев Боливар менял одежду и отправлялся навестить жену, но его старания улучшить свою внешность ограничивались заботой об усах, которые он постоянно чем то умащивал для стойкости.

- А чего ты ушел с судна? - спросил Пи Ай.

- Я был слишком молод и хорош собой, - пояснил Август. - Шлюхи не оставляли меня в покое.

Колл огорчился от того, что возникла эта тема. Он вообще не любил говорить о женщинах, а тем более в присутствии молодого парнишки. У Августа совести было маловато, если и вообще она была. У них с давних времен по этому поводу были раздоры.

- Жаль, что они тебя тогда не утопили, - раздраженно заметил он. Разговоры за столом редко приводили к чему-либо хорошему. Ньют не отрывал глаз от тарелки. Он так делал всегда, когда Колл злился.

- Утопить меня? - удивился Август. - Да если бы кто попытался это сделать, то девки разорвали бы его в клочья. - Он видел, что Колл в бешенстве, но не собирался с этим считаться. Они сидели за общим столом, и, если Коллу не нравится разговор, он может убираться спать.

Колл знал, что спорить бесполезно. Именно это и требовалось Августу: поспорить. По сути, ему было наплевать, о чем спор, какую позицию он защищает. Он просто-напросто обожал спорить, и все тут. А Колл ненавидел. Из собственного долгого опыта он знал, что переспорить Августа невозможно, даже в тех случаях, когда все было яснее ясного. Даже в давние суровые времена, когда вокруг кишели индейцы, Август никогда не упускал случая поспорить. Достаточно вспомнить, как на них и еще шестерых рейнджеров внезапно напали индейцы команчи у излучины Ред Ривер, а они копали на берегу ямы, которые вполне могли стать им могилами, чтобы спрятаться, и молили Бога о безлунной ночи, которая помогла бы им улизнуть. Август и тогда непрерывно спорил с рейнджером, которого они называли Урод Билл. Спорили они о енотах, и Август не мог успокоиться всю ночь, хотя остальные рейнджеры так перетрусили, что не могли даже помочиться. Разумеется, мальчишка тут же заинтересовался рассказом Августа о речном судне и шлюхах. Парень нигде не был, так что для него все было окрашено в романтические краски.

- От твоей трепотни о женщинах мне вкуснее не становится, - наконец вымолвил Колл.

- Колл, если хочешь чего-нибудь повкуснее, пристрели сначала Боливара, - проговорил Август, которому слова Колла напомнили о его собственном недовольстве поваром. - Бол, я хочу, чтобы ты прекратил колотить ломом по этому колоколу, - заявил он. - В полдень еще куда ни шло, но только не вечером. Любой зрячий может различить закат. Ты мне много хороших вечеров испортил своим блямканьем.

Боливар помешал свой сахар с кофе и промолчал. Он бил по колоколу потому, что ему нравился звук, а вовсе не потому, что он страстно желал, чтобы все собрались ужинать. Пусть едят, когда хотят, а он будет колотить в колокол, когда ему заблагорассудится. Ему нравилось быть поваром, это куда легче, чем бандитом, но это не означало, что ему можно приказывать. Его чувство не зависимости не уменьшилось ни на йоту.

- Генерал Ли освободил рабов, - сердито заметил он.

Ньют рассмеялся. Бол до конца так и не разобрался в войне, но был искренне огорчен, когда она прекратилась. По правде говоря, продолжайся война, он не ушел бы из бандитов. Для большинства его земляков это была легкая и доходная профессия. Но те, кто вернулся с войны, и сами были в основном бандитами, к тому же лучше вооруженными. Так что оказалось слишком много желающих заняться этим делом. Боливар понял, что пора менять занятие, но время от времени испытывал желание немного пострелять.

- То был не генерал Ли, а Эйб Линкольн, это он освободил рабов, - поправил его Август.

Боливар пожал плечами.

- Какая разница, - сказал он.

- Большая разница, - вмешался Колл. - Один - янки, а другой - нет.

Пи Ай на минутку заинтересовался. Бобы с потрохами оживили его. Его очень волновала проблема аболиционизма, и, работая, он часто над ней размышлял. Наверное, ему просто повезло, что он не родился рабом, но, если бы ему так не пофартило, Линкольн освободил бы его. Поэтому этот человек вызывал у него определенное восхищение.

- Он просто освободил американцев, - сказал он Боливару. Август фыркнул.

- Ты совсем запутался, Пи, - возразил он. - Кого Линкольн освободил, так это шайку африканцев, которые такие же американцы, как, к примеру, Колл.

Колл отодвинул стул. Он не собирался сидеть тут и обсуждать рабство после тяжелого и длинного дня, впрочем, и после короткого дня он не занялся бы этим тоже.

- Я такой же американец, как и все, - заявил он, беря шляпу и ружье.

- Ты родился в Шотландии, - напомнил ему Август. - Я знаю, тебя сюда привезли, когда ты еще титьку сосал, но все равно ты был и остаешься шотландцем. Колл не удостоил его ответом. Ньют поднял голову и увидел, что он стоит в дверях, шляпа уже на голове, ружье - на сгибе руки. Пара крупных мотыльков, привлеченных светом керосиновой лампы на столе, кружится около его головы. Не произнеся больше ни слова, капитан вышел.

2

Колл около часа бродил вдоль реки, хоть и знал, что нужды в этом нет. Просто старая привычка, оставшаяся от более беспокойных времен: проверить, посмотреть, нет ли каких признаков чужого присутствия, которое он чуял нутром. Когда он был капитаном рейнджеров, то привык каждую ночь бродить в одиночестве, подальше от всех разговоров и споров. Он рано понял, что его инстинкты лучше работают, когда он один. В спокойной стране, конечно, нормально сидеть вокруг костра, общаться, зевая, и болтать, но там, где неспокойно, это может тебе дорого обойтись. Он любил уходить из лагеря, иногда за милю, и слушать звуки прерии, не людей.

Разумеется, в таком уединенном месте, как Лоунсам Дав, настоящий крутой парень вряд ли нашел бы себе применение, но Колл все равно любил уходить в ночь, нюхать ветер и слушать, о чем говорит прерия. Голос ее был тих, звук одного человеческого голоса мог заглушить его, особенно такого громкого, как у Августа Маккрае. Август славился во всем Техасе силой своего голоса. В тихую ночь его было слышно за милю, даже если он лишь шептал. Колл всегда старался выбраться из поля действия голоса Августа, чтобы иметь возможность отдохнуть и послушать другие звуки. По меньшей мере, он мог определиться насчет погоды, хотя, по правде говоря, с погодой вокруг Лоунсам Дав все было предельно ясно. Если поднять голову и смотреть прямо на звезды, может закружиться голова, настолько чистым было небо. Облака случались реже, чем наличные, а уж этого то добра практически не было никогда.

В смысле опасности тоже мало о чем можно было беспокоиться. Разве что койот проберется и стащит цыпленка - вот и все самое неприятное, что могло тут произойти. Один только факт, что они с Августом прожили здесь столько лет, отваживал местных конокрадов.

Он свернул на запад от городка к переправе через реку, которую облюбовали команчи еще в те времена, когда у них хватало свободного времени для набегов на Мексику. Переправа находилась около соляных залежей. У Колла выработалась привычка ходить туда почти каждый вечер и сидеть там на крутом берегу, просто наблюдая. Если луна стояла достаточно высоко, чтобы отбрасывать тень, он прятался в зарослях карликового дуба. Если команчи надумают вернуться, то резонно предположить, что они направятся к своей старой переправе, но Колл хорошо знал, что команчи придут. Их почти и не осталось, всего небольшая группа воинов, которая еще способна была терроризировать население в устье Бразоса, а о Рио Гранде говорить не приходилось.

Все эта заваруха с индейцами команчи отвратительно долго тянулась, заняла почти всю взрослую жизнь Колла, но сейчас все было кончено. Вообще он уже так давно не видел по настоящему опасного индейца, что если бы таковой вдруг подобрался к переправе, то Колл так бы удивился, что забыл выстрелить. Именно от такой беспечности он и старался себя оградить. Может, их и выбили, но, пока есть хоть один индеец команчи на лошади и с ружьем, было бы глупо относиться к ним несерьезно.

Он старался хранить бдительность, но, по правде говоря, за полгода его наблюдений за рекой он вспугнул лишь одного бандита, который вполне мог быть и просто vaquero, приведшим коня на водопой. Все, что ему пришлось в тот раз сделать, так это щелкнуть затвором ружья. В тишине ночи щелчок произвел то же действие, что и выстрел. Человек убрался в Мексику, и с той поры ничто не нарушало покоя на переправе, кроме нескольких бродячих коз, которые направлялись к соляным развалам.

Коллу, хотя он каждый вечер продолжал ходить к реке, давно стало ясно, что в охране Лоунсам Дав уже не нуждается. Все эти разговоры Августа насчет Боливара и его бандитов - только дурацкие шутки. Он приходил к реке, потому что ему хотелось часок побыть одному, а не торчать постоянно среди других. Ему казалось, что он с утра до ночи находится в напряжении. Как капитан рейнджеров, он, безусловно, вынужден был принимать решения, которые зачастую определяли жизнь или смерть его подчиненных, и это было естественное напряжение, связанное с работой. Люди зависели от него, да и продолжают зависеть, они хотят знать, что он всегда на месте и вытащит их из любой передряги. Август тоже на это способен, несмотря на весь свой треп, он тоже сможет вытащить их из любой передряги не хуже него, Колла, но Август поднимется с места только в случае самой острой необходимости. Постоянно беспокоиться он предоставлял Коллу, так что люди ждали приказаний именно от него, а с Августом напивались. Колл никак не мог смириться с тем, что Август действовал как рейнджер только в особых случаях. Это его нежелание смириться было настолько упорным, что он, да и остальные иногда жаждали, что бы случилось что-нибудь такое, что заставило бы Гаса перестать болтать и спорить и отнестись к ситуации хоть сколь либо уважительно.

Но отчего-то, несмотря на явное отсутствие опасности, Колл никогда не чувствовал такого сильного напряжения, как в последнее время. Постоянно кому-нибудь что-нибудь было нужно. Работа как таковая, чисто физическая, его не угнетала. Он был не из тех, кто может целый день сидеть на веранде, играя в карты или сплетничая. Он тянулся к работе и просто таки устал постоянно показывать всем пример. Он все еще считался капитаном, и все, казалось, не обращали внимания на то, что война давно закончилась и нет никаких войск. Он так долго отвечал за всех, что им казалось само собой разумеющимся, что со всеми мыслями, вопросами, нуждами и сомнениями следует обращаться к нему, каким бы простым ни было дело. Люди не желали переставать считать его капитаном, да и сам он продолжал брать на себя ответственность за все. Это стало его естественной потребностью, потому что он делал это очень долго, но он не мог не понимать, что это уже ни к чему. Они даже не были полицейскими, а всего лишь содержали платную конюшню да торговали лошадьми, если находился покупатель. Работу, которой они занимались, он мог делать во сне, и, хотя за последние десять лет его обязанности сильно сократились, жизнь легче не стала. Все как-то уменьшилось и поскучнело, вот и все.

Колл не был мечтателем, это больше по части Гаса, но на своем пригорке у реки, один, ночью он и не мечтал. Лишь вспоминал былые годы, когда человек, шедший по тропе индейцев, всегда должен был держать ружье на взводе. Но его раздражало, что он постоянно занимается воспоминаниями, ему претило только и перебирать все в памяти, как старик. Иногда он заставлял себя встать и пройти пару тройку миль вдоль реки и обратно, чтобы выбросить все эти воспоминания из головы. И когда он чувствовал, что снова в настоящей форме, что, если нужно, снова сможет стать капитаном, он возвращался в Лоунсам Дав.

После ужина и ухода Колла Август, Пи Ай, Ньют, Боливар и свиньи удалились к веранде. Свиньи рылись во дворе, иногда натыкаясь на ящерицу или кузнечика, змею или неосторожную саранчу. Боливар вытащил точило и в течение минут двадцати точил нож с красивой костяной рукояткой, который он носил у пояса. Рукоятка была выточена из рога оленя, а тонкое лезвие сверкало в лунном свете, когда Боливар осторожно водил им взад-вперед по точилу, время от времени поплевывая на камень, чтобы смочить поверхность. Хотя Ньюту Боливар нравился и он считал его другом, его привычка каждый вечер точить нож слегка нервировала юношу. Постоянные шутки мистера Гаса оказывали свое действие, хотя Ньют и знал, что Август шутит. Он не понимал, зачем Боливар точит нож каждый Божий вечер, хотя никогда им не пользуется. Когда он задал этот вопрос Боливару, тот улыбнулся и попробовал лезвие большим пальцем руки.

- А это как жена, - ответил он. - Лучше каждый вечер гладить.

Ньют не понял, о чем речь, а Август заржал.

- Если так, то твоя жена, верно, уже основательно заржавела, Бол, - сказал он. - Ты ее точишь не чаще двух раз в году.

- Она старая, - заметил Боливар.

- Чем старше скрипка, тем слаще музыка, - ответил Август. - Мы, старички, любим поточить не меньше молодых, а может, и больше. Ты привози ее, Бол, пусть живет здесь. Только подумай, сколько сэкономишь на точилах.

- Этот ножичек войдет человеку в горло, как в масло, - сказал Пи Ай. Он умел ценить такие вещи, сам владел прекрасным ножом Боуи. У этого ножа было лезвие длиной в четырнадцать дюймов, и Пи Ай приобрел его у солдата, который вроде бы купил нож у самого Боуи. Пи Ай не точил свой нож каждый вечер, подобно Боливару, но периодически вытаскивал его из больших ножен и проверял, не затупился ли он. Это был его праздничный нож, в обычной работе, чтобы резать скот или кожу, он им не пользовался. Боливар тоже не использовал нож для каждодневной работы, но иногда, если было подходящее настроение, вытаскивал его и засаживал с размаху в стенку фургона или отрезал несколько тонких завитков невыделанной кожи, которую Ньют потом скармливал свиньям.

Август не видел большой пользы от ножей, особенно каких-то необыкновенных. Он носил в кармане старый складной нож, который употреблял в основном для того, чтобы стричь ногти. В старые времена, когда все питались главным образом дичью, он в силу необходимости таскал с собой нож для освежевания добычи, но никогда не считал нож оружием. С его точки зрения, изобретение кольта сделало все остальное оружие меньшего радиуса действия совершенно устаревшим. Для него было испытанием нервов каждый вечер слушать, как Боливар точит свой нож.

- Если уж я вынужден что-то слушать, - сказал он, - то уж я предпочел бы слушать, как ты точишь свою жену.

- Я ее не привезу, - заявил Бол. - Я тебя знаю. Ты попытаешься ее развратить. Август засмеялся.

- Да нет, меня не слишком привлекает совращение старух, - сказал он. - А у тебя дочек нет?

- Всего девять, - ответил Боливар. Не вставая, резким движением руки он швырнул нож в ближайший фургон, где тот и застрял, подрагивая. До фургона было всего футов двадцать, так что хвалиться вроде нечем, но он хотел таким образом выразить свое отношение к дочерям. Шестерых он уже выдал замуж, но трое еще жили дома, и он души в них не чаял.

- Надеюсь, они похожи на мать, - сказал Август. - Если они пошли в тебя, то не миновать тебе кучи старых дев на шее. - Его кольт висел на спинке стула, и он потянулся, достал его из кобуры и несколько раз лениво покрутил патронник, прислушиваясь к приятным щелчкам.

Боливар пожалел, что швырнул нож, ибо это означало, что придется подниматься и идти через двор, чтобы забрать его. А у него как раз ломило бедро и еще несколько суставов - результат того, что пять лет назад он позволил лошади свалиться на себя.

Ньют понимал, что Боливар и мистер Гас оскорбляют друг друга просто от скуки, но все равно нервничал каждый раз, когда они это делали, особенно по вечерам, когда оба уже основательно поприкладывались каждый к своему кувшину. Ночь выдалась мирной и такой тихой, что он слышал звуки пианино в салуне "Сухой боб". Пианино было гордостью салуна, да и всего городка в целом. Верующие даже иногда брали его на воскресенье в церковь. К счастью, церковь находилась рядом с салуном, а у пианино имелись колесики. Кто-то из диаконов построил настил к черному ходу церкви и выложил дорожку к дверям салуна. Так что провезти пианино от салуна до церкви не составляло труда. Но такое положение вещей ставило под угрозу трезвость священников, поскольку некоторые из них считали своей обязанностью охранять пианино и проводить вечера в салуне.

Однажды в субботу они так доохранялись, что когда повезли инструмент в воскресенье утром, то съехали с настила и поломали у пианино две ножки. Поскольку в церкви не нашлось достаточного количества трезвых мужчин, чтобы внести его внутрь, миссис Пинк Хиггинс, которая на нем играла, пришлось сидеть посреди улицы и барабанить там все гимны, в то время как остальная часть верующих - десять дам и священник - стояли внутри и пели. Ситуация стала еще более неловкой, после того как Лорена Вуд вышла из черного хода салуна практически в неглиже и остановилась послушать.

Ньют был по уши влюблен в Лорену Вуд, хотя до сей поры ему не довелось даже хоть разок с ней поговорить. Он с горечью сознавал, что, если даже возможность пообщаться с Лореной ему неожиданно предоставится, он не будет знать, что сказать. В тех редких случаях, когда его посылали в салун с каким-нибудь поручением, он в ужасе ждал, что произойдет какой-нибудь несчастный случай и ему придется заговорить с ней. Он мечтал о том, чтобы поболтать с Лореной, это было вершиной его надежд в жизни. Но он не хотел, чтобы это произошло раньше, чем он решит, что именно лучше всего сказать, а он до сих пор не продумал этого, хотя Лорена появилась в городке несколько месяцев назад и он влюбился в нее с первого взгляда.

В среднем Лорена ежедневно занимала мысли Ньюта часов восемь в день, вне зависимости от того, чем в тот момент были заняты его руки. Обычно довольно общительный малый, во всяком случае с Пи Аем и Дитцем, он никогда даже не произносил вслух ее имени. Он знал, что, стоит ему проговориться, как тут же начнутся розыгрыши, и, хотя он вообще то не возражал против шуток, его чувство к Лорене было настолько глубоким, что он не мог допустить фривольности. Люди, работавшие вместе с ним, не слишком уважали чувства, особенно нежные.

Существовало также опасение, что кто-нибудь мог оскорбить ее честь. Не капитан, разумеется, который терпеть не мог не только разговоры, но даже упоминания о женщинах. Но сама мысль об осложнениях, которые могло вызвать оскорбление Лорены, познакомила Ньюта с душевными страданиями, проистекающими от любви, задолго до того, как ему пришлось испробовать что-либо из приносимых ею удовольствий, за исключением бесконечного удовольствия от ожидания встречи.

Конечно, Ньют знал, что Лорена - проститутка. Неприятно, но его чувства к ней из-за этого не убавлялись. Ее бросил в Лоунсам Дав карточный игрок, решивший, что она приносит ему несчастье. Она жила в комнатах над салуном, и поговаривали, что принимает там самых разнообразных посетителей, но Ньюта такие подробности не интересовали. Он не слишком хорошо понимал, что такое проститутка, но решил, что Лорена занялась этим делом по чистой случайности, так же, как и он своим. Совершенно случайно он стал ковбоем, и, вне сомнения, точно так же случайно она стала шлюхой.

Больше всего в ней Ньюту нравился характер, который он читал по ее лицу. То было самое красивое лицо, когда-либо появлявшееся в Лоунсам Дав, так что он не сомневался, что и характер у нее прекрасный. Он намеревался высказаться именно на эту тему, когда наконец заговорит с ней. Ньют проводил большую часть времени на веранде после ужина за размышлениями, какие именно слова следует ему сказать, чтобы выразить такие чувства.

Поэтому он немного разозлился, когда Бол и мистер Гас принялись перебрасываться оскорблениями, как мячиком. Занимались они этим практически ежевечерне, причем незамедлительно начинали швыряться ножами и щелкать затворами, мешая ему сосредоточиться на том, что же такое сказать Лорене при первой встрече. И мистер Гас, и Боливар прожили беспокойную жизнь и, похоже, все еще рвались в бой. Ньют не сомневался, что, вспыхни ссора, победит мистер Гас. Пи Ай говорил, что он еще лучше стреляет из пистолета, чем капитан Колл, хотя такое Ньюту трудно было представить. Он не хотел, чтобы возникла ссора, потому что это был бы конец Болу, а, несмотря на некоторое беспокойство по поводу его сотоварищей бандитов, Бол Ньюту нравился. Старик однажды дал ему серапе вместо одеяла и уступил нижнюю койку, когда Ньют маялся желтухой. Если мистер Гас пристрелит его, у Ньюта станет на одного друга меньше. Поскольку родных у него не было, ему эта перспектива не улыбалась.

- Как вы думаете, что там капитан делает в темноте? - спросил он.

Август улыбнулся пареньку, который скорчился на нижней ступеньке и напоминал испуганного щенка. Он задавал этот вопрос каждый вечер, когда опасался ссоры. Он хотел, чтобы в случае чего Колл находился рядом.

- Играет в индейцев, - ответил Август.

Ньют сомневался, что это так. Капитан ни во что играть не станет. Если он полагает, что ему нужно каждый вечер уходить и сидеть в темноте, значит, он считает это важным.

Упоминание об индейцах вывело Пи Ая из алкогольной дремы. Он ненавидел индейцев отчасти потому, что страх перед ними не давал ему спокойно спать вот уже тридцать лет. Когда он был рейнджером, никогда не закрывал глаз без опасения, что когда их снова откроет, то увидит индейца, готового его прирезать. Большинство индейцев, которых ему приходилось до сих пор видеть, были худы и малы ростом, но это вовсе не означало, что тот гигант, что гонялся за ним во сне, не существовал в действительности.

- А что, они вполне могут появиться, - сказал он. - Капитан прав, что опасается. Не будь я так ленив, помог бы ему.

- Да не нужна ему твоя помощь, - угрюмо заметил Август. Его порой раздражала слепая преданность Пи Коллу. Сам он прекрасно знал, почему Колл каждую ночь ходил к реке, и к индейцам это почти никакого отношения не имело. Он говорил об этом раньше, повторил и сегодня.

- Он идет к реке потому, что ему надоедает наш треп, - пояснил он. - Он необщителен, всегда был таким. В лагере его не удержать, если он уже поел. Он предпочитает сидеть в темноте и держать пистолет наготове. Сомневаюсь, что он заметит индейца, если таковой и появится.

- Раньше он их всегда выслеживал, - заметил Пи. - Это он нашел ту большую шайку около форта Фантом Хилл.

- Черт возьми, Пи, - возмутился Август. - Ну разумеется, он находил иногда пару или тройку краснокожих. Что и говорить, их тогда было до черта, как саранчи. Но, уверен, сегодня ему ни одного не выследить. Колл из тех, кто вечно любит страдать за всех. Я не говорю, что он, подобно многим, гоняется за славой. Слава Колла не интересует. Он должен выполнить свой долг девятикратно, иначе не заснет.

Все помолчали. Пи Ай всегда чувствовал себя неловко, когда Гас критиковал капитана Колла, и не знал, что сказать. Если он и отвечал, то, как правило, словами самого же капитана.

- Что же, кому-то приходится и посидеть на жестком, - отозвался он.

- Ну и валяй, - проговорил Гас. - Пусть Колл страдает за меня, тебя, Ньюта и Дитца, да и за любого, кто отказывается это делать без приказа. Очень кстати иметь его под рукой все время, чтобы он нес на своих плечах этот проклятый груз. Но если ты думаешь, что он делает это для нас, а не потому, что ему так нравится, то ты дурак набитый. Он там восседает на склоне и радуется, что не приходится слушать, как Бол хвастает свой женой. Он не хуже нас с тобой знает, что тут в округе и за шестьсот миль нет никаких врагов.

Бол повернулся лицом к фургону и принялся мочиться, что, как показалось Ньюту, заняло у него минут десять - пятнадцать. Часто, когда Бол принимался за это дело, мистер Гас вынимал из кармана свои старые серебряные часы и засекал время. Иногда он даже доставал огрызок карандаша и маленькую записную книжку из кармана старого черного жилета, что он носил не снимая, и записывал время, на протяжении которого Боливар мочился.

- Это показатель того, как быстро Бол сдает, - объяснял Август. - У старика просто капает, как у новорожденного теленка. Лучше буду вести записи, что бы знать, когда подыскивать нового повара.

На этот раз занятием Бола больше заинтересовались свиньи, чем мистер Гас, который просто еще разок приложился к виски. Бол выдернул нож из стенки фургона и исчез в доме. Свиньи подошли к Ньюту, что бы он почесал у них за ухом. Пи Ай привалился к перилам и начал храпеть.

- Пи, проснись и отправляйся в постель, - сказал Август, пиная его до тех пор, пока тот не очнулся. - Мы с Ньютом можем забыть тебя здесь, и тогда эти черти сожрут тебя с потрохами, и пряжки от ремня не оставят.

Пи Ай поднялся, почти не открывая глаз, и шатаясь направился в дом.

- На самом деле они не станут его жрать, - предположил Ньют. Хряк расположился на нижней ступеньке и выглядел дружелюбнее собаки.

- Конечно, нет, но Пи надо чем-нибудь здорово пригрозить, чтобы заставить его шевелиться, - заметил Август.

Ньют увидел, как возвращается капитан, неся ружье на сгибе руки. Как всегда, Ньют почувствовал облегчение. Почему-то ему становилось спокойнее, когда капитан был здесь. Легче заснуть. Где-то глубоко в нем засела мысль, что когда-нибудь капитан может не вернуться. Не то чтобы он боялся, что капитана убьют или ранят, нет, он боялся, что тот просто уйдет. Ньюту казалось, что капитан скорее всего устал от них от всех, что вполне объяснимо. И он, и Пи, и Дитц старались делать свою работу, но мистер Гас никогда ничем не занимался, да и Бол целыми днями сидел и пил текилу. Может, однажды капитан просто оседлает Чертову Суку и уедет.

Иногда, правда редко, Ньют мечтал, что капитан не просто уедет, но возьмет его с собой в высокие равнины, о которых он слышал, но которых никогда не видел. В его мечтах никогда никого больше не было: только он и капитан, верхом в прекрасной местности, где кругом зеленая трава. То были приятные мечты, но всего лишь мечты. Если капитан и вправду уедет, он скорее всего возьмет с собой Пи, поскольку именно Пи много лет был у него сержантом.

- Что то скальпов не вижу, - заметил Август, когда Колл подошел.

Колл не обратил на него внимания, прислонил ружье к перилам и закурил.

- Хорошая ночка, чтобы подразжиться скотом, - сказал он.

- Ну подразживемся, и что? - спросил Август. - Что то я покупателей не наблюдаю.

- Мы могли бы сами доставить им скот, - предложил Колл. - Так уже делалось. Нет такого закона, который бы запрещал тебе работать.

- У меня свои законы, - возразил Август. - Мы за покупателями не бегаем. Они сами приходят. Тогда мы перегоняем скот.

- Капитан, а можно мне в следующий раз пойти? - взмолился Ньют. - Мне кажется, я уже достаточно вырос.

Колл поколебался. Скоро все едино придется согласиться, но сейчас он к этому не был готов. Не слишком честно по отношению к парню, надо же ему когда-то учиться, но Колл все равно не мог заставить себя сказать "да". Он в свое время водил таких мальчишек и видел, как их убивают, и он не хотел увидеть такое еще раз.

- Ты скоро совсем постареешь, если будешь всю ночь сидеть не спавши, - сказал он. - Завтра работать. Иди ка лучше спать.

Мальчик пошел сразу, но вид у него был разочарованный.

- Спокойной ночи, сынок, - добавил Гас и посмотрел при этом на Колла. Колл промолчал.

- Тебе надо было разрешить ему посидеть, - заметил Август немного спустя. - Чего уж говорить, парень и образоваться может, только слушая меня.

Колл и это пропустил мимо ушей. Август в свое время год посещал колледж где-то в Виргинии, утверждал, что знает греческий алфавит и еще немного по-латыни. И никому не давал об этом забыть.

Из салуна доносились звуки пианино. Играл всегда Липпи Джоунс, один из старожилов. У него была та же проблема, что когда-то и у Сэма Хаустона, а именно - дыра в животе, которая никак не затягивалась. Кто-то засадил в Липли крупный заряд, но, вместо того чтобы умереть, тот продолжал жить с дырой. Ему еще повезло, что с таким физическим недостатком он мог играть на пианино.

Август встал и потянулся. Снял со спинки стула кольт в кобуре. С его точки зрения, было еще рано. Ему пришлось переступить через хряка, чтобы спуститься с веранды.

- Ты зря так упрямишься с этим парнем, Вудроу, - заметил он. - Он уже достаточно времени чистил дерьмо за лошадьми.

- Я чуть-чуть постарше него, однако тоже перелопачиваю свою долю дерьма, - отрубил Колл.

- Это уж как тебе вздумается, - откликнулся Август. - С моей точки зрения, есть менее вонючие способы подзаработать. В карты играть, к примеру. Пожалуй, пойду ка я в эту забегаловку и посмотрю, не найдется ли с кем сыграть.

Колл уже почти докурил.

- Я бы не возражал, чтобы ты играл в карты, если бы на этом все кончалось, - заметил он.

Август усмехнулся. Колла не переделаешь.

- А что это еще? - спросил он.

- Ты никогда так много не играл, - сказал Колл. - Последи лучше за этой девкой.

- А чего за ней следить?

- Как бы она тебя на себе не женила, - проговорил Колл. - Как раз такой дурак ей и нужен. Я здесь эту шлюху не потерплю.

Август от души расхохотался. Коллу часто приходили в голову странные мысли, но это была самая смешная - решить, что мужик в его годы и с его опытом может жениться на проститутке.

- Увидимся за завтраком, - заключил он.

Колл еще немного посидел на ступеньках, слушая, как храпят свиньи.

3

Лорене никогда не приходилось жить в прохладном месте, хотя она всегда об этом мечтала. Ей казалось, что она начала потеть тогда же, когда начала дышать, и с тех пор продолжает делать оба дела одновременно. Из всех тех мест, о которых говорили мужчины, наиболее прохладным и привлекательным казался Сан Франциско, так что именно туда она и рассчитывала когда-нибудь попасть.

Вот только дела продвигались медленно. Уже двадцать четыре, а она еще и на милю не отъехала от Лоунсам Дав, что нельзя считать прогрессом - если учесть, что ей было всего двенадцать, когда ее родители бежали от янки из Мобила.

Такое отсутствие результатов могло разочаровать практически любую женщину, но Лорена старалась не слишком огорчаться. Бывало у нее плохое настроение, но в Лоунсам Дав это неудивительно. Ей надоело целый день глазеть в окошко и не видеть ничего, кроме коричневой земли и зарослей карликового дуба. В полдень солнце так палило, что все вокруг казалось белым от жары. Из окна ей было видно реку и Мексику. Липпи говорил ей, что она могла бы заработать состояние в Мексике, но ее это не интересовало. То, что ей было видно из окна, ничем не отличалось от Техаса, и мужики воняли так же, если не хуже.

Гас Маккрае хвастал, что он якобы бывал в Сан Франциско, и мог часами рассказывать ей, какая там голубая вода в заливе и как туда заходят корабли со всех уголков мира. Но, как обычно, он перебалтывал. Иногда, слушая Гаса, Лорене казалось, что у нее возникает четкая картина, но к тому времени, когда он замолкал, в голове все мешалось и оставалось только желание попасть куда-нибудь, где попрохладнее.

В этом отношении Гас отличался от других, потому что большинство времени на разговоры не тратили. Этот же начинал трепаться, еще не успев засунуть свою подсохшую морковку, и продолжал до самого конца. И хотя по местным меркам он был щедр, давая Лорене за каждый раз по пять долларов золотом, ей все время казалось, что он недоплачивает. Надо бы брать пятерку за манипуляции с морковкой, да еще пятерку за то, что приходится слушать его треп. Иногда он рассказывал интересно, но Лорене было трудно сосредоточиться. Похоже, Гаса это не обижало. Он говорил с одинаковым энтузиазмом вне зависимости от того, слушала она его или нет, да и к тому же никогда не пытался попользовать ее дважды за одну плату, как старались сделать те, кто помоложе.

Это казалось странным, потому что он был ее самым старым и регулярным клиентом. Лорена взяла за правило не поражаться ничему из того, что касается мужчин, но втайне слегка удивлялась, что такой старый мужик, как Гас, еще так неплохо функционирует. В этом отношении он мог дать несколько очков вперед и некоторым из молодых, включая Мосби Марлина, который содержал ее два года в Восточном Техасе. Если сравнивать с Гасом, нельзя было даже сказать, что у Марлина морковка, а было у него нечто, напоминающее маленькую суховатую редиску, которой он безмерно гордился.

Ей было всего семнадцать, когда она встретила Мосби, а родителей у нее уже не было. Ее отец умер в Виксберге, а мать исхитрилась добраться только до Батон Руж, где Лорена и застряла и где ее подобрал Мосби. Она еще на том этапе собой не промышляла, хотя развилась рано и испытывала некоторые трудности с собственным папашей, но, когда это случилось, он был в горячке и почти ничего не соображал. И вскоре умер. Она с самого начала знала, что Мосби пьяница, но он уверил ее, что он джентльмен с Юга, потом у него была дорогая повозка и хорошая пара лошадей, так что она ему поверила.

Мосби врал, что женится на ней, и, поскольку Лорена ему верила, она позволила ему затащить себя в большой старый дом со сквозняками недалеко от местечка, называемого Глейдуотер. Дом оказался огромным, но в нем ничего не было, ни стекол в окнах, ни ковров, ничего. Им приходилось устраивать в комнатах дымовую завесу, чтобы комары не сожрали их заживо, хотя этим тварям все равно это почти удавалось. У Мосби оказалась матушка, две злючки сестры, ни копейки денег и никакого желания жениться на Лорене, хотя он некоторое время и делал вид, что собирается.

По сути дела, эти бабы относились к Лорене еще поганее, чем к черномазым, а уж к этим то они относились хуже некуда. Мосби тоже от них доставалось, да и друг другу они готовы были перегрызть глотку. Единственными существами в доме, к которым они относились по-доброму, были гончие Мосби. Мосби пригрозил, что пошлет гончих по ее следу, если ей вздумается убежать.

Именно ночью, когда Лорена лежала в таком густом дыму, что было трудно дышать, и вокруг тучи комаров, да еще Мосби лезет к ней со своей редиской, она впадала в такое уныние, что отказывалась разговаривать. Она стала молчаливой. Немного погодя ей пришлось начать торговать собой, потому что Мосби проиграл так много денег, что однажды вечером предложил двоим своим приятелям трахнуть ее в счет долга. Лорена так удивилась, что даже не сопротивлялась, и мужики получили то, за чем пришли. Но на следующее утро, когда они удалились, она пошла к Мосби с его собственным арапником и так отделала ему физиономию, что Лорену бросили на два дня в подвал и даже не давали есть.

Через два или три месяца история повторилась с другими приятелями, и на этот раз Лорена не сопротивлялась. Она так устала от Мосби с его редиской и дымом, что приветствовала любое разнообразие. Мамаша и злючки сестры возжелали выгнать ее из дому, но Мосби закатил такую истерику, что одна из сестер сама сбежала к тетке.

Затем однажды вечером Мосби продал ее на раз просто случайному человеку и, похоже, собрался делать это регулярно. Вот только второму мужику, которому он запродал Лорену, она понравилась. Его звали Джон Тинкерсли, и он был самым высоким и симпатичным из всех, кого Лорене до сих пор приходилось видеть. И самым чистым. Когда он спросил, замужем ли она за Мосби, она ответила отрицательно. Тогда Тинкерсли предложил ей поехать с ним в Сан Антонио. Лорена с радостью согласилась. Мосби так потрясло ее решение, что он предложил позвать священника и тут же на ней жениться, но к тому времени Лорена уже сообразила, что замужем за Мосби ей будет еще хуже, чем сейчас. Мосби попытался было задираться, но с Тинкерсли он все равно бы не справился, и понимал это. Ему только удалось продать Тинкерсли лошадь для Лорены вместе с седлом, которые принадлежали сбежавшей сестре.

Сан Антонио оказался несравненно лучше Глейдуотера хотя бы уже потому, что там было меньше комаров. Они остановились в двух комнатах в гостинице, правда не самой лучшей в городе, но вполне приличной, и Тинкерсли купил Лорене кое что из одежды. Разумеется, сделал он это на деньги, вырученные от продажи лошади и сбруи, что слегка разочаровало Лорену. Она обнаружила, что ей нравится ездить верхом. Она бы с радостью поехала верхом в Сан Франциско, но Тинкерсли это не интересовало. Хоть и высокий, красивый и чистый, он оказался ненамного лучше Мосби. Если он кого и любил, так это самого себя. Он даже платил за то, чтобы ему стригли ногти, чего Лорена никак не ожидала от мужика. К тому же он был жестоким. С Мосби он справился как с младенцем, но, когда Лорена в первый раз ему возразила, он ударил ее так, что она головой разбила миску для мытья рук, стоящую на комоде. В ушах три дня звенело. Он пригрозил, что может быть и хуже, и Лорена знала, что это не пустые угрозы. С той поры она старалась попридерживать язычок в его присутствии. Он дал ей понять, что жениться на ней и не собирался, когда увозил ее от Мосби, и это не очень ее огорчило, поскольку к тому времени она уже перестала думать о замужестве.

Но она вовсе не считала себя падшей женщиной, хотя именно этого и пытался добиться от нее Тинкерсли.

- Ну ведь у тебя есть необходимая подготовка, - говорил он ей.

Лорена не считала то, что происходило с ней в Глейдуотере, необходимой подготовкой. Но с другой стороны, у нее не было и никакой приличной профессии, даже если бы ей удалось сбежать от Тинкерсли живой и невредимой. Несколько дней ей казалось, что он ее любит, но вскоре он дал ей понять, что она для него не больше, чем хорошее седло. Так что пришлось признать, что на ближайшее время выбирать ей было не из чего. Оставалась только проституция. Но хотя бы комнаты в гостинице были приятными, и надо еще учесть отсутствие злых сестриц. Большинство клиентов, приходивших к ней, были мужчинами, с которыми Тинкерсли играл внизу в баре. Иногда кто-нибудь поприятнее давал ей деньги напрямую, но Тинкерсли в этих делах быстро разобрался, нашел место, где она прятала деньги, и обчистил ее перед отъездом в Матаморос. Возможно, он так бы не поступил, но его преследовали неудачи, потому что то, что он красив, не делало его автоматически хорошим игроком, как часто объясняли Лорене клиенты. Он был игроком средним, а в Сан Антонио ему особенно не повезло, вот он и решил, что, возможно, на границе с Мексикой не будет такой большой конкуренции.

Во время этого путешествия они крепко поругались. Лорена так разозлилась по поводу денег, что потеряла весь свой страх перед Тинкерсли. Она хотела его убить на месте за то, что он обобрал ее до нитки. Знай она побольше о пистолетах, она таки убила бы его. Но она думала, что в пистолете надо только нажать на спусковой крючок, однако выяснилось, что надо сначала взвести курок. Тинкерсли валялся на кровати пьяный, но не на столько, чтобы не заметить, что она ткнула ему в живот его же собственным пистолетом. Когда она поняла, что пистолет не выстрелит, у нее хватило времени, что бы ударить его им по лицу. В конечном итоге именно из-за этого ей удалось одержать верх над ним, хотя он успел укусить ее за верхнюю губу, когда они катались по полу, и Лорена все еще надеялась, что пистолет выстрелит. Потом он отправился к врачу накладывать швы на челюсть.

От его укуса остался маленький шрам над верхней губой. Лорена забавлялась, наблюдая, как из-за этого шрама мужики слетаются к ней, как мухи на мед. Разумеется, не только в шраме было дело. Она неплохо развилась и с возрастом похорошела. Но шрам сыграл свою роль. Перед тем как бросить ее в Лоунсам Дав, Тинкерсли напился и рассказывал всем, что у нее наклонности убийцы. Так что она еще не успела распаковать вещи, как уже заработала репутацию. Тинкерсли не оставил ей ни цента, но, к счастью, она научилась в случае необходимости кое-что приготовить. "Сухой боб" был единственным местом, где кормили, и Лорене удалось уговорить Ксавье Ванза, владельца салуна, позволить ей готовить, пока ковбои не преодолеют страха и не обратятся к ней за другими услугами.

Все началось с Августа. Снимая сапоги в первый раз, он улыбнулся ей.

- Откуда у тебя этот шрам? - спросил он.

- Укусили, - ответила Лорена.

Как только Гас начал ходить к ней регулярно, она без труда стала зарабатывать себе на жизнь в городке, правда, летом, когда все ковбои находились в разъездах, ее доходы падали. Хотя она уже давно перестала доверять мужчинам, однако скоро поняла, что Гас - это особое дело, во всяком случае, в Лоунсам Дав. Он не был злым и никогда не вел себя с ней так, как обычно ведут себя мужики с продажной женщиной. Она знала, что, если ей понадобится помощь, он ей поможет. Ей казалось, что ему удалось освободиться от чего-то такого, от чего другим избавиться не удается, - от злости или какой-то другой тяготы. Он был единственным, кроме Липпи, с кем она иногда разговаривала, совсем немного. Большинству же клиентов ей нечего было сказать.

Надо заметить, что ее молчаливость широко обсуждалась. Как и шрам, она стала ее приметой, и, как и шрам, притягивала мужчин, хотя они и испытывали от этого некоторую неловкость. Не то чтобы она использовала молчание в качестве трюка, хотя и заметила, что оно возбуждает клиентов и дела идут быстрее. Просто в присутствии мужчин ей не хотелось разговаривать.

Гас Маккрае и к молчанию ее относился иначе, чем все. Сначала он вроде его не замечал, во всяком случае, оно его не беспокоило. Потом это начало его забавлять, хотя другие реагировали совсем иначе. Большинство мужчин трещали, как белки, находясь рядом с ней, вне сомнения надеясь, что она возьмет да и ответит. Разумеется, Гас был великим трепачом, но даже его треп не был похож на болтовню других мужчин. У него всегда имелось свое мнение, которое он охотно высказывал, и его все забавляло. Лорена не видела в жизни ничего забавного, а вот Гас видел. Даже ее молчание казалось ему забавным.

Однажды он вошел и уселся на стул с улыбкой на лице. Лорена решила, что он сейчас начнет снимать сапоги, и направилась к постели, но когда она оглянулась, то увидела, что он продолжает сидеть, положив ногу на ногу и покручивая колесико на шпоре. Он всегда носил шпоры, хотя ей редко приходилось видеть его верхом на лошади. Временами рано утром ее будил топот лошадиных копыт или мычание скота. Она выглядывала в окошко и видела его с напарником и других всадников, перегоняющих скот через низкий кустарник в восточную часть города. Гаса легко было различить, поскольку он ехал на крупной вороной лошади, у которой был такой вид, будто она могла спокойно одна тащить три почтовые кареты. Но Гас продолжал носить шпоры, даже когда не ездил верхом, так что они всегда были у него под рукой на случай, если ему вдруг захочется чем-нибудь побренчать.

- Они - единственный музыкальный инструмент, на котором я научился играть, - однажды сказал он Лорене.

Поскольку он просто сидел, покручивая шпору и улыбаясь, Лорена не знала, раздеваться ей или нет. Она попробовала расправить простыни, но они так пересохли от жары, что это было бесполезным занятием.

- Черт возьми, ну и жара, - продолжал Гас. - Сомневаюсь, что у меня хватит энергии сегодня с тобой побаловаться.

"Зачем тогда приходил"? - подумала Лорена.

Что еще было необычно в Гасе, так это его умение угадывать ее мысли. В данном случае он смутился и, вытащив из кармана золотую монету в десять долларов, пододвинул ее ей. Лорена забеспокоилась. Даже если ему удастся поднять свой аппарат, он переплачивал ей пять долларов. Она знала, что старики иногда сходят с ума и требуют странных вещей. К примеру, всегда возникали проблемы с Липпи из за его дыры в животе. Он и на пианино едва играл. Но оказалось, что она зря беспокоилась насчет Гаса.

- Я тут пришел к кой-какому выводу, Лори, - сказал он. - Я догадался, почему мы с тобой так поладили. Ты знаешь больше, чем говоришь, а я говорю больше, чем знаю. Вот и выходит, что мы с тобой идеально подходим друг другу, если, конечно, нам не приходится больше часа проводить вместе.

Лорена ничего не поняла, но расслабилась. Не похоже, что он захочет чего-нибудь несусветного.

- Тут десять долларов, - сообщила она, думая, что, может, он не заметил, какую дал ей монету.

- Знаешь, цены - смешная вещь, - констатировал он. - Я многих потаскух знал и всегда удивлялся, чего это они не сделают цены более гибкими. Будь я на твоем месте и мне бы приходилось иметь дело с этим вонючим старьем, я бы запросил больше, а вот с симпатичного молодого парня, который не забывает бриться, я, может, больше пяти центов и не взял бы.

Лорена вспомнила Тинкерсли, который пользовался ею два года, забирал все, что она зарабатывала, и потом бросил ее без цента в кармане.

- Пяти центов маловато, - сказала она. - Могу перебиться и небритыми.

Но Августу хотелось поговорить.

- Скажем, ты устанавливаешь нижний предел в два доллара. Это для хорошо выбритых молодчиков. Какая же может быть самая большая цена для старых толстосумов, которые даже пописать толком не умеют? Я что хочу сказать, все ведь мужики разные, так и цена должна быть разной, прав я или нет? Хотя, может, с твоей позиции все мужики одинаковые.

Когда Лорена как следует подумала над его словами, то поняла, что в них есть смысл. Не все мужики одинаковые. Некоторые настолько симпатичны, что она даже обращала на них внимание, зато другие до того мерзки, что их просто невозможно было не запомнить. Большинство были ни то ни се. Просто мужчины, и оставляли они деньги, а не воспоминания. Запоминала она пока только мерзких.

- А почему ты даешь мне десятку? - спросила она, решив проявить некоторое любопытство, поскольку, видимо, дальше разговоров дело не пойдет.

- Надеялся, что ты разговоришься, - улыбнулся Август. Она никогда не видела у мужчины таких белых волос, как у Августа. Он как-то упомянул, что поседел, когда ему было тридцать, что сделало его жизнь еще опаснее, поскольку индейцы считали белый скальп особенно ценным.

- Если ты помнишь, я был дважды женат, - сказал он. - Собрался было жениться в третий, но та женщина совершила ошибку и не вышла за меня замуж.

- Какое это имеет отношение к деньгам? - спросила Лорена.

- Видишь ли, я ведь не холостяк по природе, - заметил Август. - Бывают дни, когда за разговор с женщиной любую цену заплатишь. Я тут подумал, может, ты от того молчишь, что не попался тебе мужик, которому бы нравилось слушать женщину. Слушать женщину в этих краях немодно. Но полагаю, у тебя тоже своя жизненная история, как и у всех. Если хочешь рассказать, я бы с удовольствием послушал.

Лорена подумала. Гас не казался смущенным. Сидел и крутил колечко на шпоре.

- В этих краях твоя работа в том, чтобы быть женским обществом, - продолжал он. - Там, где похолоднее, все, может, и не так. Холодный климат будоражит парня, он хочет покрутить своей игрушкой. Но здесь, в такую жару, они все просто жаждут женского общества.

В его словах явно была доля истины. Мужчины иногда смотрели на нее так, будто хотели видеть в ней свою возлюбленную, особенно молодые, но некоторые из старых тоже. Один или двое даже предлагали взять ее на содержание, хотя, где именно они собирались ее содержать, не поясняли. Она и так жила в единственной свободной спальне во всем Лоунсам Дав. Им просто хотелось ненадолго жениться - до того времени, когда придет пора отправляться в путь. Некоторые девушки шли на это, селились с одним каким-нибудь ковбоем на месяц или полтора, получали от него подарки и делали респектабельный вид. Она знала таких девиц в Сан Антонио. Что ее больше всего удивляло, так это то, что девушки верили в эти игры так же, как и ковбои. Они не только изображали из себя приличных граждан, но и ревновали друг друга и дулись целыми днями, если их парни как-то не так себя вели. Лорену такое положение вещей не устраивало. Те, кто приходит к ней, должны понимать, что она в эти игры не играет.

Немного погодя она решила, что не хочет рассказывать Августу свою историю. Она застегнула платье и протянула ему десять долларов.

- Это дело не стоит десятки, - сказала она. - Даже если бы я и сумела все вспомнить.

Август сунул деньги назад в карман.

- Мне не стоило пытаться купить твой рассказ. - Он все еще улыбался. - Пошли вниз и поиграем в карты.

4

Оставив Колла сидеть на ступеньках, Август медленно прошел мимо фургонов по двору и вниз по улице, остановившись на минуту на песчаном русле ручья Хэт, чтобы пристегнуть кобуру с пистолетом. Ночь стояла тихая, как сон. В такую ночь вряд ли ему придется стрелять в кого-нибудь, но всегда стоит иметь пистолет под рукой, если возникнет нужда приструнить какого-нибудь пьяницу. То был старый кольт - страшилище со стволом в семь дюймов и, как он любил говорить, имеющий такую же ценность, как и нога, к которой был пристегнут. Одного удара хватало для любого пьяницы, а двумя можно было уложить быка, если Август размахнется как следует.

Ночи на границе отличались от ночей в Теннесси, и он успел полюбить их. Насколько он помнил, ночи в Теннесси были темными, туман густыми хлопьями заполнял все углубления. Здесь ночью было так сухо, что чувствовался запах пыли, и настолько безоблачно, что происходила странная вещь. Даже в безлунную ночь только от яркого света звезд кусты и столбы заборов отбрасывали тень. Пи Ай, имевший привычку шарахаться от каждой тени, иногда обходил ни в чем не повинный кустарник, принимая его за бандитов.

Август отличался более крепкими нервами, но даже он, едва начав двигаться по улице, испугался: у его ног мелькнула небольшая круглая тень. Он отпрыгнул в сторону, опасаясь змеиного укуса, хотя умом понимал, что змеи не катаются как шары. Тут он увидел пробежавшего мимо броненосца. Разглядев его хорошенько, Август уже собрался было дать ему хорошего пинка, чтобы не бегал по улице и не пугал людей, но броненосец стремительно пронесся мимо с таким видом, будто имеет не меньшее право появляться на улице, чем, скажем, банкир.

Нельзя сказать, чтобы в городке кишмя кишело народу, да и с освещением было плоховато, хотя в доме у Памфри Горел свет. Их дочь должна была вот-вот родить. Семья Памфри держала лавку. Ребенок, которого ждала их дочь, появится на свет безотцовщиной, поскольку парень, который женился на ней, утонул по осени в реке Репабликан, когда девушка только-только забеременела.

У салуна, когда Август туда подошел, была привязана всего одна лошадь, стройная гнедая, принадлежащая ковбою, прозванному Боггетт Дишуотер[dishwater помои] за то, что однажды, вернувшись после долгого путешествия без воды, он не смог дождаться своей очереди у бочки и напился помоев, которые собирался выплеснуть повар. При виде гнедой у Августа поднялось настроение, потому что Боггетт обожал играть в карты, хотя абсолютно не умел этого делать. Разумеется, у него скорее всего и денег то нет, но это совсем не значило, что нельзя с ним поиграть. Диш был толковым рабочим, которого всегда можно нанять, а Август не имел ничего против того, чтобы играть на будущие заработки парня.

Когда он вошел в дверь, все выглядели раздраженными, потому что Липпи наяривал "Мою красотку за морями", песню, чрезвычайно любимую исполнителем, которую он играл с таким усердием, будто рассчитывал, что его услышат в столице Мексики. Хозяин заведения, коротышка француз Ксавье Ванз, нервно протирал столики мокрой тряпкой. Ксавье, похоже, считал, что главным в его деле было держать столы протертыми, хотя Август ему неоднократно заявлял, что все это чушь собачья. Большинство завсегдатаев заведения были настолько далеки от эталона чистоплотности, что не заметили бы и дохлого скунса на своем столике, не говоря уже о крошках и лужицах от пролитой выпивки.

Сам Ксавье, можно сказать, был в Лоунсам Дав монополистом по части аккуратности. Он круглый год ходил в белой рубашке, раз в неделю подстригал усы и даже носил что-то вроде бабочки - если быть точным, завязанный бантиком шнурок от ботинок. Дело в том, что какой-то ковбой свистнул последнюю настоящую бабочку Ксавье, решив, видимо, с ее помощью пленить девчонку. Поскольку шнурок был недостаточно жестким и концы его свисали, он только делал еще более меланхоличным вид Ксавье, который и без шнурка был печальнее некуда. Ксавье родился в Новом Орлеане и оказался в Лоунсам Дав по той простой причине, что кто-то убедил его, что Техас - край больших возможностей. Хотя он скоро обнаружил, что это не соответствует действительности, он был слишком горд, а может, слишком большим фаталистом, чтобы попытаться исправить свою ошибку. Он реагировал на будни в салуне с обреченностью, которая иногда сменялась буйным гневом. В таких случаях духоту в салуне насыщали креольские ругательства.

- Добрый вечер, друг мой, - Август произнес это с максимальной серьезностью, поскольку Ксавье обожал официальность.

В ответ Ксавье коротко кивнул. Трудно было обмениваться любезностями, когда Липли находился в экстазе.

Диш сидел за столиком с Лореной, пытаясь уговорить ее принять его в кредит. Хотя Дишу было всего двадцать два года, он носил длинные, как у моржа, усы, делавшие его намного старше и придававшие ему некоторую торжественность. По цвету усы ушли от желтого, но не пришли к коричневому - как у собак в прерии, подумал Август.

Лорена сидела со своим обычным отсутствующим видом. Ее пышные и мягкие белокурые волосы разительно отличали ее от большинства местных женщин, чьи волосы напоминали бечевку, которой затягивают седла. Несколько впалые щеки придавали ей особое очарование. Август по опыту знал, что женщины со впалыми щеками опасны. Его обе жены отличались пухлыми щечками, но не обладали достаточной устойчивостью в отношении местного климата. Одна умерла от бронхита на второй год после замужества, вторую унесла корь через семь лет. Лорена очень напоминала Августу Клару Аллен, которую он больше всех любил, да и продолжал любить. Только Клара всегда смотрела прямо и с интересом, тогда как взгляд Лорены уходил в сторону. И все равно что-то в ней напоминало ему Клару, которая предпочла выйти замуж за надежного торговца лошадьми.

- Черт возьми, Диш, - сказал он, подходя к столу. - Вот уж не ожидал увидеть тебя не у дел в это время года.

- Одолжи мне пару долларов, - попросил Боггетт.

- Не пойдет, - ответил Август. - С чего бы это мне давать в долг бездельнику? Тебе бы сейчас перегонять скот.

- Я как раз на той неделе и собираюсь этим заняться, - проговорил Диш. - Одолжи мне два доллара, я тебе осенью отдам.

- Если ты не потонешь, не попадешь под копыта или тебя не повесят за то, что ты кого-нибудь пристрелишь, - заметил Август. - Нет уж, сэр. Слишком рискованно. К тому же ты ведь хитрец, Диш. Скорее всего, у тебя эти два доллара есть, ты просто не хочешь их тратить.

Липпи закончил концерт и присоединился к ним. На нем был коричневый котелок, который он подобрал по дороге в Сан Антонио несколько лет назад. Или его сдуло с головы кучера почтовой кареты, или индейцы захватили какого-то странствующего коммивояжера и пренебрегли его шляпой. По крайней мере, объясняя причину своего везенья, Липпи придерживался именно этих двух версий. С точки зрения Августа, шляпа выглядела бы лучше, чем сейчас, если бы ее два года носило ветрами по прерии. Липпи надевал ее только тогда, когда музицировал. Если же он играл в карты или занимался своей дырой в животе, то зачастую использовал ее в качестве пепельницы и иногда забывал вытряхнуть пепел, прежде чем надеть ее снова на голову. На голове у него осталось всего несколько прядей волнистых волос, так что от пепла их общий вид не ухудшался, но это было лишь небольшой частью надругательств, которым подвергалась шляпа. Она часто служила Липпи подушкой, и на нее было в разное время столько выплеснуто всего, что от одного ее вида Августа тошнило.

- Она напоминает жвачку бизона, - говорил он. - Из шляпы не следует делать ночной горшок, знаешь ли. Я бы на твоем месте ее выкинул.

Липпи[от lip губа] прозвали так потому, что по размерам его нижняя губа напоминала клапан пристежной сумки. Он мог заложить за нее достаточно пищи, чтобы протянуть месячишко. Как правило, губа жила своей собственной жизнью в нижней части его лица. Даже если он сидел тихо, разглядывая карты, губа колыхалась и извивалась, как будто на ветру. Оно и в самом деле так было. У Липпи что-то не ладилось с носом, так что он всегда дышал широко открытым ртом.

Неизбалованной Лорене потребовалось время, что бы привыкнуть к тем звукам, которые Липпи издавал при еде. Ей даже однажды приснился сон, будто какой-то ковбой подошел к Липпи и пристегнул его нижнюю губу к носу, как будто то был клапан кармана. Но ее отвращение не могло сравниться с возмущением Ксавье, который внезапно прекратил вытирать столы, подошел к Липпи и сорвал шляпу с его головы. Ксавье пребывал в плохом настроении, и все его лицо тряслось, как мордочка у пойманного в ловушку зайца.

- Позор! Я эту шляпу не позволять! Кто может есть? - сказал Ксавье, хотя никто даже и не пытался есть. Со шляпой в руке он обошел бар и выкинул ее за дверь. Когда-то, еще мальчиком, он работал посудомойщиком в ресторане Нового Орлеана, где столы были покрыты скатертями, что казалось ему признаком самого большого успеха. Каждый раз, когда он смотрел на грубые столы в "Сухом бобе", он ощущал себя неудачником. На столах не только не было скатертей, но их поверхность была настолько шершава, что, проведя по ней рукой, вполне можно было засадить себе занозу. К тому же столы были лишены приятной округлости, поскольку ковбои имели привычку обстругивать их ножами, так что со временем целые куски столов улетучились, и большинство их выглядели асимметрично.

У него самого имелась льняная скатерть, которую он вытаскивал раз в году, в годовщину смерти своей жены. Жена его была сволочной бабой, и он вовсе не тосковал по ней, но этот повод казался ему достаточным, чтобы использовать скатерть в Лоунсам Дав. Его жена, которую звали Терезой, третировала не только его, но и лошадей, и именно поэтому его упряжка взбесилась и свалилась в овраг, причем повозка приземлилась прямиком на Терезу. Во время ежегодного ужина в ее честь Ксавье еще раз доказывал, что он - настоящий ресторатор, умудряясь напиться и не пролить ни капли на скатерть. На эти ужины приглашался только Август, но и он приходил лишь раз в три или четыре года из вежливости. Эти ужины были не просто печальными и нелепыми, поскольку все в Лоунсам Дав вздохнули с облегчением, когда Тереза преставилась, но и слегка опасными. Август не отличался свойственной Ксавье аккуратностью при выпивке и к скатертям не испытывал такого же, как тот, уважения, так что знал, что, пролей он что-нибудь на эту бесценную тряпку, дело могло обернуться скверно. Не то чтобы ему пришлось бы пристрелить Ксавье, но вполне могла возникнуть необходимость как следует врезать ресторатору по маленькой башке большим пистолетом.

С точки зрения Ксавье, шляпа Липпи была последней каплей. Ни один уважающий себя человек не может позволить себе носить такую шляпу в его заведении, да еще к тому же если этот человек его служащий. Посему время от времени он срывал ее с головы Липпи и выкидывал за дверь. Может, ее съест коза, говорят, они и чего похуже жрут. Но козы шляпу игнорировали, так что Липпи всегда выходил и подбирал ее, когда вспоминал, что ему требуется пепельница.

- Позор! - повторил Ксавье уже несколько более веселым тоном.

Липпи оставался безучастным.

- А что в ней плохого? - спросил он. - Сделана в Филадельфии. Там внутри написано.

Так оно и было, но впервые на это указал Август, а не Липпи. Липпи в жизни не прочитать такого длинного слова, как Филадельфия, к тому же он слабо представлял себе, где такой город находится. Он лишь знал, что это, видно, спокойное и цивилизованное место, раз у них есть время делать шляпы, вместо того чтобы сражаться с индейцами.

- Ксавье, я предлагаю тебе сделку, - сказал Август. - Ты одалживаешь Дишу два доллара, чтобы мы могли поиграть, а я забираю шляпу и отношу ее своим свиньям. Это единственный способ от нее избавиться.

- Если он ее еще наденет, я ее сожгу, - пообещал все еще сердитый Ксавье. - И сожгу все это заведение. Куда вы тогда пойдете?

- Если ты сожжешь эту пиану, ты лучше заранее приготовь мула попроворнее, - заявил Липпи, подергивая нижней губой. - Тем, из церкви, это не придется по душе.

Дишу этот разговор надоел. Он отогнал небольшое стадо лошадей в Матаморос и проделал почти сто миль вверх по реке, мечтая о Лори. Это могло бы показаться странным, потому что одна мысль о ней пугала его, но он продолжал путь и вот сидит здесь. Он обычно пользовался мексиканскими шлюхами, но теперь чувствовал, что ему надоели маленькие темнокожие женщины и хотелось разнообразия. Лорена была настолько другой, что при одной мысли о ней у него комок застревал в горле и он терял способность говорить. Он уже пользовался ее услугами четыре раза и хорошо помнил, какая она белая, как лунный свет, и кое-где тени, как ночью. Правда, не совсем как ночью, сквозь ночь он мог ехать спокойно, а про Лорену такого не скажешь. Она пользовалась дешевой пудрой - воспоминание о ее жизни в городе, и запах преследовал его неделями. Ему не нравилось просто платить ей, ему казалось, что было бы неплохо привезти ей какой-нибудь подарочек из Абилина или Доджа. Он часто проделывал это с сеньоритами, они всегда ждали подарков, и он старался их не разочаровывать. Всегда возвращался из Доджа с лентами и гребенками.

Но почему-то у него не хватало храбрости даже предложить что-то Лорене. Даже с чисто деловым предложением обращаться к ней было затруднительно. Часто казалось, что она и не слышит вопросов. Трудно заставить девушку понять, что у тебя к ней особые чувства, когда она на тебя не смотрит и тебя не слышит, а у тебя в горле так и застрял комок. Еще труднее было смириться с мыслью, что данная девушка не хочет, что бы ты как-то по-особенному к ней относился, раз уж тебе все равно приходится гонять скот и не видеть ее месяцами. Какими путаными ни были эти чувства, ситуация совсем ухудшалась от того, что Диш понимал: в данный момент у него нет денег на то, что эта девушка может ему позволить. У него не осталось ни гроша после того, как он проиграл свой месячный заработок в Матаморосе. Денег не было, как и недоставало красноречия, чтобы уговорить Лорену поверить ему в долг, зато хватало упрямства, чтобы сидеть всю ночь в надежде, что его явное желание наконец принудит ее смилостивиться.

В такой ситуации Диш был явно недоволен приходом Августа. Ему уже начинало казаться, что Лори становится несколько дружелюбнее, и, если бы ее ничто не отвлекало, он мог бы добиться своего. По крайней мере, они сидели за столом вдвоем, что само по себе было приятно. Но сейчас к ним присоединились Август и Липпи, мешая ему умолять ее, хотя, по сути, единственное, что он делал, так это время от времени взглядывал на нее большими умоляющими глазами.

Липпи начал беспокоиться о шляпе, выброшенной Ксавье за дверь. Упоминание Августом свиней придавало делу еще более угрожающий оттенок. Ведь и в самом деле могли прийти эти грязные животные и сожрать шляпу, которая составляла одну из немногих радостей его унылого существования. Липпи хотелось пойти и забрать свой головной убор, пока до него не добрались свиньи, но он знал, что без надобности провоцировать Ксавье, когда тот в таком настроении, не стоит. Видеть что-либо сквозь заднюю дверь Липпи мешал бар, так что, вполне вероятно, шляпы уже нет.

- Хотел бы я вернуться в Сент Луис, - сказал он. - Я слышал, сейчас это вполне приличный город. - Липпи там вырос, так что, когда на сердце становилось тяжело, он в мыслях возвращался туда.

- Тогда какого черта? Поезжай! - посоветовал Август. - Жизнь - короткая штука. Чего торчать здесь?

- Ты же торчишь, - вмешался Диш, надеясь, что Август поймет намек и пустится в путь немедленно.

- Диш, у тебя такой вид, будто у тебя живот болит, - проговорил Август. - Что тебе нужно, так это хорошая партия в покер.

- Ничего подобного, - возразил Диш, бросая откровенно умоляющий взгляд на Лорену.

Смотреть на нее - все равно что смотреть на гору: все равно остается на прежнем месте. Ты можешь заявиться к ней, если есть необходимые средства, но "здрасьте" тебе не дождаться.

Ксавье стоял в дверях, уставившись в темноту. С тряпки, которой он вытирал столы, грязная вода стекала прямо на его штанину, но он ничего не замечал.

- Жаль, что в городе никто не сыграл в ящик, - заметил Август. - Сегодняшняя компания вполне бы сошла за сопровождающих на похоронах. А как ты, Ванз? Давай сыграем.

Ксавье снизошел. Лучше, чем ничего. К тому же он чертовски искусно играл в карты, так что единственным, кто мог стать ему достойным противником, был не кто иной, как Август. Лорена играла прилично, об этом позаботился Тинкерсли. Когда в салуне было полно ковбоев, ей этого не разрешалось, но, когда вся клиентура состояла из Августа, она частенько присоединялась к игре.

Когда она играла, то менялась, особенно если немного выигрывала, а Август всегда старался дать ей немного выиграть, просто чтобы увидеть, как она оживает. На короткое время в ней снова рождался ребенок. Нет, она не начинала болтать, но иногда громко смеялась, и туман в глазах рассеивался. Пару раз, когда она сняла банк, она даже шутливо толкнула Августа кулачком в бок. Он порадовался за нее, приятно видеть, что девушка получает удовольствие. Он тогда вспомнил, как они играли дома в Теннесси, с сестрами. Обычно при этих воспоминаниях он напивался сильнее, чем обычно, и все потому, что Лори переставала сидеть с надутыми губами и напоминала ему счастливых девушек, которых он когда-то знал.

Они играли, пока луна для конокрада не передвинулась на другую сторону городка. Лорена так оживилась, что Диш влюбился в нее еще сильнее, чем раньше. Она наполнила его таким томлением, что он даже не заметил, как проиграл Ксавье половину своего заработка за следующий месяц. Он все еще томился, когда наконец решил, что нет никакой надежды, и вышел в лунный свет, чтобы отвязать лошадь.

Август вышел вместе с ним, а Липпи тем временем выскользнул в заднюю дверь в поисках шляпы. Пока они стояли, в комнате Лорены зажегся свет, и Боггетт увидел ее тень на занавеске, когда она прошла мимо лампы.

- Итак, Диш, ты нас покидаешь, - заметил Август. - Кому же на этот раз повезло заиметь тебя?

Созерцание Лорены привело парня в такое смятение, что он с трудом сосредоточился на вопросе.

- Ну, я думаю, что на этот раз поеду с ребятами из Сан Антонио, - ответил он, не сводя глаз с окна.

Августу не составило труда догадаться о причине его печали.

- Да ведь это шайка Шанхая Пирса, - сказал он.

- Угу, - подтвердил Диш, задирая ногу к стремени.

- Постой-ка минутку, Диш, - остановил его Август. Он выудил из кармана два доллара и протянул их изумленному ковбою. - Если ты поедешь на север со старым Шанхаем, мы с тобой можем уже никогда не встретиться по эту сторону границы, - произнес Август намеренно грустным тоном. - В крайнем случае, тебе грозит глухота. От его голоса камни глохнут.

Боггетт с трудом сдержал улыбку. Похоже, Гас и не подозревал, что в Техасе непрерывно спорили, чей голос оглушительнее, его или Шанхая Пирса. Существовало единодушное мнение, что оба не имели себе равных в искусстве оглушать собеседника.

- Почему ты даешь мне деньги? - спросил он. Он никогда не мог понять Гаса.

- Ты ведь просил, верно? - удивился Август. - Дай я тебе их раньше, до игры, так это было бы все равно что прямо отдать их Ванзу, а ему мои два доллара без надобности.

Они помолчали, пока Диш пытался понять настоящую причину, если таковая имелась.

- Не хочу, чтобы думали, будто я отказался дать в долг приятелю, - продолжал Август. - Особенно такому, который отправляется вместе с Шанхаем Пирсом.

- Да нет, мистер Пирс с нами не едет, - поправил Диш. - Он отправляется в Новый Орлеан, а там сядет в поезд.

Август промолчал, и Диш решил, что он получит деньги вне зависимости от мнения Августа о компании мистера Пирса.

- Ну, тогда премного благодарен, - сказал он. - Встретимся осенью или еще раньше.

- Тебе необязательно сегодня ехать, - заметил Август. - Хочешь, швырни одеяло у нас на веранде.

- Вполне возможно, что я так и сделаю, - согласился Диш.

Чувствуя некоторую неловкость, он снова привязал лошадь и направился к салуну, надеясь подняться наверх, пока Лорена не погасила свет.

- Я тут кое-что забыл, - неуклюже пробормотал он у дверей салуна.

- Ну, я не стану тебя ждать, - заверил его Август. - Но если останешься, приглашаем тебя к завтраку.

Уходя, он слышал, как мальчишка грохает сапогами по лестнице. Диш - хороший парень, почти такой же зеленый, как и Ньют, но куда более опытный работник. Стоит помогать таким парням получить свою долю удовольствий, пока жизнь со своими тяготами не взяла их в оборот.

Стоя на темной улице, он видел две тени в светлом квадрате окошка Лорены. Как ему казалось, она относилась к Дишу получше, чем к другим, да и после карт у нее настроение поправилось. Может, Лори сумеет отнестись к парню поласковее. Он знал, что иногда женщины легкого поведения выходили замуж, и вполне удачно. Если такая мысль придет в голову Лорене, Диш вполне подходящая кандидатура.

Свет у Памфри погас, да и броненосец больше не болтался под ногами. Свиньи растянулись на веранде почти рыло к рылу. Август уж было собрался дать им пинка, чтобы освободить место для более или менее вероятного гостя, но они выглядели настолько мирно, что он отказался от этой мысли и вошел в дом через заднюю дверь. Если Диш Боггетт со своими желтыми, как собачья шерсть, усами сочтет для себя зазорным спать рядом со свиньями, то он вполне может прогнать их сам.

5

С какой бы мыслью Август ни ложился спать, она по большей части все еще присутствовала, когда он просыпался. Он так мало спал, что мысль не успевала выскользнуть из его мозга. В лучшем случае он спал пять часов подряд, но чаще всего четыре.

- Тот, кто спит целую ночь, слишком много теряет в жизни, - повторял он. - Я так понимаю, дни существуют, чтобы смотреть вокруг, а ночи - чтобы развлекаться.

Поскольку именно развлечения были у него на уме, когда он пришел домой, они же приветствовали его в четыре утра, когда он поднялся, чтобы заняться завтраком - слишком важным, по его мнению, событием, чтобы доверить его подготовку мексиканскому бандиту. Центральной частью его завтрака всегда были лепешки из кислого теста, которые он собственноручно пек в печке во дворе. Закваска для теста жизнерадостно пыхтела в горшке вот уже десять лет, так что, встав, он первым делом проверил тесто. Остальную часть завтрака он считал вторичной: отрезать несколько ломтей бекона и поджарить их на сковородке вместе с яйцами. Боливару обычно доверялся кофе.

Август пек свои лепешки во дворе по трем причинам. Во-первых, дом и так перегревался днем, так что не было смысла разводить огня больше, чем требовалось для бекона и яиц. Во-вторых, лепешки, выпеченные в печке, вкуснее, чем приготовленные на плите, и, в-третьих, ему нравилось быть во дворе, когда начинало светать. Человек, который готовит на плите в доме, обязательно пропустит восход солнца, а если он пропустит восход в Лоунсам Дав, то ему придется целый жаркий и пыльный день дожидаться подобной красоты.

Август слепил лепешки и развел огонь в печке только для того, чтобы освежить имеющиеся там мескитовые угли, пока еще было темно. Когда он решил, что угли готовы, он вынес во двор лепешки и Библию. Поставив лепешки в печь, он уселся на большой черный чайник, в котором они иногда топили сало. Чайник вполне вместил бы в себя теленка, если бы кому-нибудь вздумалось того сварить, но последние несколько лет он стоял перевернутым и служил очень удобным сиденьем.

Небо на востоке покраснело, как угли в горне, осветив равнину вдоль реки. Роса смочила миллионы иголок карликового дуба, и, когда край солнца всплыл над горизонтом, они казались усыпанными сверкающими бриллиантами. На кусте в глубине двора, когда солнце прикоснулось к росе, появились крошечные радуги. Было просто поразительно, как светило, всходя, умудрялось сделать прекрасными даже заросли карликового дуба, думал Август, с удовольствием наблюдая за процессом восхода и зная, что продлится это всего несколько минут. Солнце окрасило багрянцем сверкающие кусты, среди которых бродили и блеяли козы. Даже когда оно поднялось над обрывом, полоска света еще задержалась на уровне карликового дуба, как будто жила своей собственной жизнью, не завися от своего источника. Затем солнце оторвалось от горизонта и стало напоминать огромную монету. Роса быстро высохла, свет, наполнявший кусты подобно розовой пыли, исчез, и остался лишь прозрачный, голубоватый воздух.

Было уже достаточно светло для чтения, так что Август на некоторое время занялся пророками. Его нельзя было упрекнуть в излишней религиозности, но он считал самого себя неплохим пророком и любил изучать стиль своих предшественников. С его точки зрения, уж больно они были велеречивы, так что он не пытался читать все подряд, стих за стихом, просто, пока пеклись лепешки, выхватывал то четверостишье здесь, то восемь строчек там.

Пока он наслаждался поучениями Амоса, из-за угла дома появились свиньи, и почти в тот же момент Колл вышел из задней двери, натягивая на ходу рубашку. Свиньи подошли и остановились прямо напротив Августа. На их щетине сверкала роса.

- Они знают, что у меня доброе сердце, - сказал он Коллу. - Думают, я скормлю им Библию. Я надеюсь, что вы не разбудите Диша, - добавил Август, обращаясь к свиньям, потому что только что лично убедился, что парень удобно пристроил голову на седле и крепко спал, надвинув на лицо шляпу, только огромные усы торчали.

К большому сожалению Колла, сам он не умел легко просыпаться. Его суставы, казалось, были сделаны из клея, и его раздражал свежий вид Августа, сидящего на черном чайнике и выглядевшего так, будто он проспал всю ночь, а не проиграл в покер до двух утра. Вставать рано и с удовольствием - эту науку Колл никак не мог освоить. Разумеется, он вставал, но естественным процессом ему это не казалось.

Август отложил Библию и подошел, чтобы посмотреть рану Колла.

- Надо будет еще ляпнуть масла, - заметил он. - Выглядит паршиво.

- Занимайся лучше своими лепешками, - посоветовал Колл. - А что тут делает Диш Боггетт?

- Я его делами не интересовался, - ответил Август. - Если ты помрешь от гангрены, то пожалеешь, что не дал мне обработать рану.

- Никакая это не рана, просто укус, - возразил Колл. - Меня в Сальтильо однажды клопы сильнее искусали. Ты, похоже, всю ночь просидел за чтением Книги Добра.

- Вот еще, - ответил Август. - Я читаю только вечером и по утрам, когда мне все напоминает о славе Господней. Остальную же часть дня мне все напоминает лишь о том, в какую вонючую дыру мы попали. Здесь трудно развлечься, но я стараюсь.

Он встал и положил руку на печку. Ему показалось, что лепешки должны быть готовы, и он их вытащил. Тесто хорошо поднялось и аппетитно зарумянилось. Он быстро понес лепешки в дом, а Колл пошел за ним следом. Ньют уже сидел за столом, совершенно прямо, нож - в одной руке, вилка - в другой, и крепко спал.

- Мы сюда приехали заработать, - сказал Колл. - Насчет удовольствий разговору не было.

- Колл, а ведь ты даже деньги не любишь, - заметил Август. - Ты готов плюнуть в глаза любому встретившемуся богачу. Ты к деньгам относишься еще хуже, чем к развлечениям, если это вообще возможно.

Колл вздохнул и уселся за стол. Боливар возился около плиты, причем так трясся, что рассыпал зерна кофе по полу.

- Проснись, Ньют, - проговорил Август. - А то упадешь и выколешь себе глаз своею же собственной вилкой.

Колл потряс парнишку за плечо, и тот открыл глаза.

- А мне сон снился, - сообщил Ньют совсем по-детски.

- Не повезло тебе тогда, сынок, - заметил Август. - Здесь утром настоящий кошмар. Ты только посмотри, что он вытворяет!

Пытаясь сварить кофе, Боливар высыпал часть зерен в жир, в котором жарились бекон и яйца. Он сам считал это пустяком, но Август, желающий получить нормальный завтрак хоть раз в неделю, взбесился.

- Полагаю, кофе не повредит, если он по вкусу будет напоминать яйца, - сердито заявил он. - У тебя же по большей части у яиц вкус кофе.

- Мне плевать, - сказал Боливар. - Я плохо себя чувствую.

В этот момент шатаясь ввалился Пи Ай, пытающийся на ходу достать из штанов свой писун, пока мочевой пузырь не лопнул. Такое происходило почти каждое утро. На штанах у Пи имелось штук пятнадцать маленьких пуговок, которые он, вставая, тщательно застегивал, прежде чем соображал, что придется писать. Тогда он галопом летел через кухню, расстегивая пуговицы. Гонка всегда была на пределе, но, как правило, Пи удавалось добежать до нижней ступеньки, пока не начинался потоп. Там он и стоял обычно минут пять, поливая двор. Слушая с одной стороны шипение жира на сковородке, а с другой - шум водопада Пи Ая, Август понял, что мир и покой утра нарушен бесповоротно.

- Зайди сюда в этот час женщина, она завопит и глаза вытаращит, - заметил Август.

На этот раз кто-то действительно зашел, но то оказался лишь Диш Боггетт, который всегда живо реагировал на запах жарящегося бекона.

Его появление оказалось сюрпризом для Ньюта, который немедленно проснулся окончательно и попытался пригладить лохмы. Диш был одним из его героев, настоящим ковбоем, гонявшим скот до самого Додж Сити неоднократно. А Ньют только и мечтал о том, чтобы гонять скот. Появление Диша дало ему надежду, поскольку он был не так недосягаем, как капитан. Ньюту даже и не мечталось когда-нибудь стать таким, как капитан, но вот Диш не слишком отличался от него самого. Он считался прекрасным работником, так что Ньют при случае всегда крутился рядом. Он был не прочь поучиться.

- Утро доброе, - сказал он.

- Эй, привет всем, - отозвался Диш, встал рядом с Пи и занялся тем же делом.

Ньюту нравилось, что Боггетт не относится к нему как к мальчишке. Если повезет, может, когда-нибудь он будет ковбоем вместе с Дишем. Что может быть лучше?

Август зажарил яйца до хруста, чтобы не чувствовался кофе, жир же он слил в большую бутыль из под сиропа, где он и хранился.

- Дурная манера ссать в пределах слышимости сидящих за столом, - обратился он к паре у веранды. - Вы оба - взрослые люди. Что подумали бы ваши мамочки?

Диш слегка пристыдился, а Пи Ая вопрос привел в недоумение. Его мамочка отдала Богу душу далеко в Джорджии, когда ему было всего шесть лет. До своей смерти она не успела его как следует воспитать, так что он представления не имел о том, что бы она сказала по поводу такого его поведения. Однако он твердо был уверен, что она не хотела бы, чтобы он намочил штаны.

- Я торопился, - объяснил он.

- Как поживаете, капитан? - спросил Диш. Колл кивнул. По утрам у него было небольшое преимущество перед Августом, потому что Августу приходилось готовить. Пока Гас возился у плиты, он наложил себе бекона и яиц, а пища всегда оживляла его настолько, что он уже мог соображать, что именно предстоит сделать за день. Их компания была маленькой, арендованной земли едва хватало для выпаса небольшого количества скота и лошадей, пока не найдется для них покупатель. Колл не уставал поражаться тому, что такое незначительное дело занимает троих взрослых и мальчишку от зари до зари, день за днем, но именно так оно и было. Сарай и загоны были в таком плачевном состоянии, когда они с Августом их купили, что приходилось постоянно их латать, чтобы они совсем не развалились. Никаких важных дел в Лоунсам Дав не было, но это отнюдь не означало, что не имелось множества мелких, требующих рабочих рук. К примеру, они уже шесть дней копали колодец, а конца еще и не видать.

Когда Колл накладывал себе на тарелку бекон с яйцами в голову ему пришла такая масса всяческих дел, что он даже не сразу среагировал на приветствие Боггета.

- А, привет, Диш, - сказал он. - Возьми ка себе бекона.

- Диш собирается сбрить свои усы сразу после завтрака, - объявил Август. - Он уже устал жить без женщин.

Тут он был не прав, потому что с помощью его двух долларов Дишу удалось уговорить Лорену. Он проснулся на веранде со свежей головой, но, когда Август упомянул женщин, он неожиданно все вспомнил и просто ослабел от любви. Он хотел есть, когда садился за стол у него слюнки текли при виде бекона и яиц, но от воспоминания о белом теле Лорены, вернее, той его части, которую он мог видеть, когда она задрала рубашку, у него закружилась голова. Он продолжал есть, но уже не чувствовал вкуса.

Хряк подошел к двери и, к веселью Августа, принялся разглядывать людей.

- Вы только посмотрите! - воскликнул Гас. - Свинья, наблюдающая за группой человеческих свиней - Хотя, стоя у сковородки, он находился в невыгодной позиции, вполне мог подсуетиться так, чтобы получить свою порцию лепешек, штук этак шесть из которых он уже умял с медом.

- Кинь ка хрюшке яичную скорлупу, - велел он Боливару. - Она с голоду помирает.

- А мне плевать, - ответил Боливар, слизывая окрашенный кофе сахар с большой ложки. - Я плохо себя чувствую.

- Ты повторяешься, Бол, - заметил Август. - Если собираешься сегодня помереть, то, надеюсь, ты сначала выроешь себе могилу.

Боливар обиженно взглянул на него. Столько разговоров по утрам добавили головную боль к его трясучке.

- Уж если стану рыть могилу, то тебе, - отрезал он.

- Собираешься отправиться в путь, Диш? - спросил Ньют, пытаясь вернуть разговор в более веселое русло.

- Надеюсь, - ответил Диш.

- Эти яйца можно разрезать только пилой, - заметил Колл. - Мне кирпичи попадались помягче.

- Ясное дело, Бол просыпал туда кофе, - объяснил Август. - Наверное, жесткий сорт.

Колл доел свою каменную яичницу и оглядел Диша. Худой, подвижный, прекрасный наездник. Таких бы еще пяток, так уж они бы насобирали стадо и угнали бы на север. Он подумывал об этом вот уже больше года. Он даже говорил об этом Гасу, но тот лишь расхохотался.

- Ты слишком стар, Колл, - сказал он. - Ты уже забыл все, что нужно знать.

- Ты, может, и позабыл, - ответил Колл. - Я - нет.

Появление Диша снова вернуло его к этой идее. Ему вовсе не хотелось провести остаток жизни, копая колодец или ремонтируя сарай. Если им удастся собрать приличное стадо и хорошо его продать, они будут иметь достаточно, чтобы купить землю севернее этого Богом забытого края.

- Ты с кем-нибудь уже заключил контракт? - спросил он Диша.

- Да нет, еще ничего не подписывал, - ответил Диш. - Но я уже однажды работал там, так я думаю, мистер Пирс снова меня наймет, а если не он, так кто-нибудь еще.

- Мы можем предложить тебе работу прямо здесь, - произнес Колл.

Это заявление привлекло внимание Августа.

- Предложить делать что? - спросил он. - Этот Диш - классный работник. Он на своих двоих пахать не привык, верно, Диш?

- Не, не привык, это точно, - согласился Диш, глядя на капитана, но видя Лорену. - Но пока я ничего не добился. Что вы имеете в виду?

- Ну, мы сегодня отправляемся в Мексику, - сказал Колл. - Посмотрим, чем там сможем разжиться. Может, нам и самим удастся сбить стадо, если ты подождешь пару деньков, пока мы это делаем.

- Ты от этого кобыльего укуса совсем свихнулся, - перебил его Август. - Соберем стадо и что будем с ним делать?

- Погоним, - ответил Колл.

- Что же, мы можем гнать его до Пиклс Гэп, - продолжал Август. - Но этой работы недостаточно для такого парня, как Диш, на все лето.

Колл встал и отнес грязную посуду в мойку. Боливар лениво поднялся со стула и взялся за ведро с водой.

- Хоть бы Дитц вернулся, - заметил он. Чернокожий Дитц был с Коллом и Августом почти столько же, сколько и Пи Ай. Три дня назад его послали в Сан Антонио положить деньги в банк. Колл использовал этот тактический прием, потому что рассчитывал, что мало кто из бандитов решит, будто у черного могут быть деньги.

Боливар скучал по нему, потому что одной из обязанностей Дитца было носить воду.

- Он этим утром вернется, - предположил Колл. - По Дитцу можно часы проверять.

- Проверяй свои, - предложил Август. - А я не буду. Старина Дитц только человек. Если ему попадется на пути леди с темным цветом лица, то тебе придется проверять часы пару или тройку раз, прежде чем он появится. Он вроде меня. Знает, что есть вещи поважнее работы.

Боливар с раздражением посмотрел на ведро.

- Вот бы настрелять в этом чертовом ведре дыр, - размечтался он.

- Не думаю, чтобы ты попал в ведро, даже если будешь на нем сидеть, - заметил Август. - Я видел, как ты стреляешь. Ты не самый плохой стрелок из всех, кого я знал, - Джек Дженнелл еще хуже, но ты на ступаешь ему на пятки. Джек разорился в роли охотника за бизонами так быстро, что никто и охнуть не успел. Он не смог бы попасть в бизона даже в том случае, если бы тот попытался его проглотить.

Боливар вышел с ведром за дверь с видом человека, который вернется еще не очень скоро.

Тем временем Диш усиленно размышлял. Он собирался уехать сразу после завтрака и вернуться в Матагорду, где наверняка получил бы работу. Компания "Хэт крик" не занималась перегоном скота в больших масштабах, но, с другой стороны, капитан Колл попусту слов на ветер не бросал. Если он рассчитывал собрать стадо, значит, так оно и будет. А тем временем здесь была Лорена, которая вполне может отнестись к нему иначе, если он проведет с ней несколько дней подряд. Разумеется, это дорогостоящее мероприятие, а у него нет ни цента, но если узнают, что он работает на компанию, то, не исключено, можно будет рассчитывать на небольшой кредит.

Диш очень гордился своим умением управлять повозкой. Ему пришло в голову, что поскольку Лорена большую часть своего времени проводит взаперти в салуне, то, возможно, ей придется по душе поездка в хорошей повозке вдоль реки, разумеется, если таковая отыщется в Лоунсам Дав. Он встал и отнес свою тарелку в мойку.

- Капитан, если вы серьезно, то я с удовольствием останусь на пару дней, - сказал он.

Капитан вышел на заднее крыльцо и смотрел на север, вдоль почтовой дороги, которая петляла между кустарниками и исчезала в направлении Сан Антонио. Дорога какое-то расстояние шла прямо, а потом ныряла в первую впадину, и взгляд капитана был прикован к этому месту. Он, казалось, не расслышал слов Диша, хотя тот стоял почти рядом. Диш тоже вышел на крыльцо, чтобы взглянуть, что отвлекло Колла. Вдалеке на дороге он увидел приближающихся всадников, но они были еще довольно далеко, чтобы распознать, кто именно едет. Иногда волны горячего воздуха, поднимающегося с дороги, создавали такие колебания, что, казалось, едут не два всадника, а один. Колл прищурился, но не смог определить, кто они такие. Он смотрел пристально, не отрывая от них взгляда.

- Гас, пойди ка сюда, - позвал он.

Август был занят подчисткой меда со своей тарелки помощью еще нескольких лепешек.

- Я ем, - объявил он, хотя это и так было очевидно.

- Смотри, кто едет, - сказал Колл довольно мягко, с точки зрения Диша.

- Если это Дитц, то я свои часы уже проверил, - заявил Август. - К тому же, уверен, что он не переоделся, а если я увижу, как торчат его черные колени из той старой тряпки, которую он считает штанами, то это может повредить моему пищеварению.

- Именно Дитц и едет, - проговорил Колл. - Но дело в том, что он не один.

- Что же, этот парень всегда хотел жениться, - заметил Август. - Наверное, он наконец встретил ту самую темнокожую леди, о которой я упоминал.

- Никакой леди он не встретил, - несколько раздраженно возразил Колл. - А встретил он нашего старого приятеля. Если не выйдешь и не взглянешь, я тебя силой вытащу.

Август все равно уже разделался с лепешками. Он пальцем подобрал последние капли меда, который не стал менее сладким от того, что он слизнул его с руки, а не съел вместе с лепешкой.

- Ньют, а ты знаешь, что мед - самая чистая еда в мире? - спросил он поднимаясь.

Ньюту пришлось выслушать уже достаточно назиданий на эту тему, чтобы перезабыть больше, чем нормальные люди вообще знали о меде. Он быстро сунул тарелку в мойку, потому что ему было любопытно узнать, кого же встретил Дитц.

- Да, сэр, я тоже люблю мед, - согласился он, чтобы скорее закончить разговор на эту тему.

Август пошел следом, лениво облизывая палец. Он взглянул на дорогу, чтобы понять, с чего это Колл так разволновался. Приближались два всадника. Тот, что слева, был определенно Дитц, на большом белом жеребце, которого они звали Уишбон[wish bone дужка(грудная кость птицы)]. Второй всадник сидел на гнедой лошади. Мгновение - и Гас узнал его. Всадник сидел на лошади несколько скособочившись. Такая манера была свойственна лишь одному человеку в мире. Август так удивился, что от волнения провел липкими пальцами по волосам.

- Черт бы меня побрал, Вудроу, - сказал он. - Это ведь Джейк Спун.

6

Когда Ньют услышал это имя, ему показалось, что его ударили, так много оно для него значило. Когда он был маленьким, а его мать еще жива, человек по имени Джейк Спун чаще других навещал ее. Сейчас Ньют уже начинал понимать, перебирая в памяти события минувших лет, что его мать была шлюхой, как Лорена, но это понимание не пачкало ничего, и меньше всего Джейка Спуна. Никто не был так добр ни к нему, ни к его матери, которую звали Мэгги. Джейк дарил ему леденцы и мелочь, первым посадил его на спокойную лошадь и дал покататься; он даже заказал у старика Джизуса, сапожника, первую пару сапог для мальчика. А однажды, когда Джейк выиграл в карты женское седло, он подарил его Ньюту и укоротил стремена ему по росту.

В то время в Лоунсам Дав еще не было порядка, а капитан Колл и Август еще работали рейнджерами и по обязанности патрулировали вдоль границы. Джейк Спун тоже был рейнджером, причем, с точки зрения Ньюта, самым блестящим. Он всегда имел при себе украшенный перламутром пистолет и ездил преимущественно на иноходцах - лучше для седалища, так он утверждал. К опасности, связанной с его профессией, он относился легко.

Но потом война на границе постепенно закончилась, и капитан, мистер Гас, Дитц, Джейк и Пи Ай перестали быть рейнджерами и создали компанию. Но оседлая жизнь не устраивала Джейка, и в один прекрасный день он исчез. Никто не удивился, хотя мать Ньюта настолько расстроилась, что порола его каждый раз, когда он спрашивал, скоро ли вернется Джейк. Порка вряд ли была вызвана проступками Ньюта, просто мать расстраивалась, что Джейк уехал.

Ньют перестал спрашивать о Джейке, но не забыл его. Не прошло и года, как его мать умерла от лихорадки. Капитан и Август приютили его, хотя вначале долго спорили по этому поводу. Первое время Ньют так тосковал по матери, что не обращал внимания на споры. Главным было то, что и мать, и Джейк оба ушли, и никакие споры их не вернут.

Но когда первая боль прошла и он начал отрабатывать свое содержание, выполняя поручения капитана, то часто вспоминал те дни, когда Джейк приходил к его матери. Ему даже казалось, что Джейк мог быть его отцом, хотя все говорили ему, что его зовут Ньют Доббс, а не Ньют Спун. Он недоумевал, почему именно Доббс и почему все так уверены, поскольку в Лоунсам Дав никто никогда не слышал о мистере Доббсе. Ньюту не пришло в голову спросить об этом мать, когда она была еще жива, поскольку фамилии редко употреблялись в этом месте, и он к тому же не знал, что фамилия у ребенка обычно от отца. Даже мистер Гас, который мог говорить о чем угодно, ничего не знал о мистере Доббсе.

- Он отправился на Запад в неудачное время, - вот и все, что Гас сказал по поводу этого человека.

Ньют никогда не просил капитана прокомментировать эту информацию. Капитан обычно сам решал, что кому следует знать. У Ньюта осталось немного вещей после смерти матери, всякие там бусы, гребенки, маленькая записная книжка и вырезки из журналов, которые мистер Гас по доброте своей сохранил для него, но там ничего не было о мистере Доббсе, ни в записной книжке, ни среди вырезок, хотя там хранилась поцарапанная фотография его дедушки, отца Мэгги, который жил в штате Алабама.

Если, как он подозревал, никакого мистера Доббса не было в природе или джентльмен с таким именем просто останавливался в пансионате, где они жили с Мэгги, на день другой, то тогда вполне могло быть, что Джейк Спун - его отец. Возможно, никто ему об этом не говорил, предпочитая, чтобы это сделал сам Джейк, когда вернется.

Ньют всегда считал, что Джейк обязательно вернется. Некоторые известия о нем доходили до Лоунсам Дав по коровьим тропам - что он работает полицейским в Огаллале или что он ищет золото в Черных горах. Ньют понятия не имел, где эти Черные горы и как ищут в них золото, но одной из причин, по которой он так рвался гнать стадо коров на север, было то, что он надеялся встретить в пути Джейка. Разумеется, ему хотелось прицепить пистолет, стать главным работником и испытать все приключения - встретить, например, бизона, хотя он знал, что их почти уже не осталось. Но подспудно за всеми этими стремлениями скрывалось застарелое желание, скрываемое месяцами и годами, но все равно свербящее, как зубная боль, - увидеть Джейка Спуна.

Теперь этот самый человек приближался к ним, ехал рядом с Дитцем на таком же красивом иноходце, на каком он скакал десять лет назад. Ньют начисто забыл о Дише Боггетте, за каждым движением которого он собирался следить, чтобы учиться. Всадники еще не подъехали, а Ньют уже видел белозубую улыбку на черном лице Дитца, потому что его послали с обычным заданием, а он вернулся, значительно его перевыполнив. Дитц не гнал лошадь и вообще не делал никаких глупостей, но издалека было видно, что он счастлив.

Из-под копыт лошадей взлетали небольшие облачка пыли. Всадники уже въехали во двор. На Джейке был коричневый жилет и коричневая же шляпа, плюс тот же пистолет с перламутром. Дитц все еще лыбился. Они подъехали прямо к заднему крыльцу, прежде чем натянуть поводья. Сразу было видно, что Джейк проделал длинный путь, так как иноходец казался худым как щепка.

Кареглазый Джейк носил маленькие усики. Некоторое время он оглядывался, а потом расплылся в улыбке.

- Привет, парни, - сказал он. - Что на завтрак?

- А чего, лепешки и бекон, Джейк, - ответил Август. - Как обычно. Только мы не обслуживаем круглосуточно. Надеюсь, у тебя с собой бизонья печень или кусок мяса, чтобы перебиться.

- Гас, ты только меня не пугай. - Джейк соскочил с иноходца. - Мы всю ночь ехали, и Дитц только и говорил, какие вкусные ты печешь лепешки.

- Пока вы говорили, Гас их ел, - вмешался Колл. Они с Джейком пожали руки и оглядели друг друга.

Джейк обернулся к Дитцу.

- Говорил тебе, надо было послать телеграмму из Пиклз Гэп, - заметил он. Затем повернулся и с улыбкой пожал руку Августу. - Ты всегда был свиньей, Гас, - добавил он.

Затем пришлось пожимать руку Пи Аю, хотя Джейк всегда к нему плохо относился.

- Черт, Джейк, ну и долго же ты пропадал, - сказал Пи Ай.

Пока они трясли друг другу руки, Джейк заметил парня, стоящего рядом с высоким ковбоем с огромными усами.

- Бог ты мой, - промолвил он. - Ты ведь маленький Ньют? Надо же как вымахал! Кто такое допустил?

Ньюта так переполняли чувства, что он с трудом проговорил:

- Это я, Джейк. Я все еще здесь.

- Ну как, капитан? - спросил Дитц, передавая Коллу банковскую квитанцию. - Верно ведь, что я нашел блудного сына?

- Нашел, нашел, - ответил Колл. - И готов поспорить, что не в церкви.

Дитц расхохотался.

- Нет, сэр, - согласился он. - Не в церкви.

Джейка представили Дишу Боггетту, но, пожав ему руку, он снова повернулся к Ньюту, как будто тот удивил его больше всего в Лоунсам Дав.

- Готов поклясться, Джейк, - заметил Август, разглядывая гнедого иноходца, - ты заездил эту лошадь до костей.

- Покорми его хорошенько, Дитц, - велел Колл. - Судя по его виду, он давненько плотно не ел.

Дитц повел лошадей к сараю без крыши. Действительно, штаны его были сшиты из старого стеганого одеяла - но по какой причине, никто сказать не мог. Хоть и цветастые, они вряд ли подходили для путешествий через заросли мескитового дерева и карликового дуба. Во многих местах колючки прорвали материал и вата кусками лезла наружу. В качестве головного убора Дитц носил старую кавалерийскую кепку, которую где-то подобрал. Она была почти в таком же скверном состоянии, что и шляпа Липпи.

- У тебя уже эта кепка была, когда я уехал? - спросил Джейк. Он снял собственную шляпу и стряхнул с нее пыль о штанину. Ньют с удивлением увидел солидную лысину среди черных вьющихся волос Джейка.

- Он ее нашел в пятидесятые, насколько я помню, - сказал Август. - Дитц ведь, как я, он не бросает предмет туалета лишь из-за его возраста. Мы же не все такие щеголи, как ты, Джейк.

Джейк перевел свои карие глаза на Августа и лениво улыбнулся.

- Как бы так сделать, чтобы ты еще напек лепешек? - спросил он. - Я проехал аж от Арканзаса и ни разу не пробовал хорошего хлеба.

- Если судить по этому пони, ты ехал быстро, - заметил Колл, и эта фраза могла послужить самым сильным выражением любопытства, на которое он способен. Он общался с Джейком в разные времена в течение двадцати лет и хорошо к нему относился. Но где-то в глубине Джейк всегда вызывал у него беспокойство. На Западе не было более приятного человека и лучшего всадника, но умение ездить верхом и нравиться - это еще не все. Что-то в Джейке смущало Колла. Что-то непоследовательное, непредсказуемое. Он мог быть с тобой плечом к плечу в одной схватке, а в другой оказаться совершенно бездейственным.

Август тоже это знал. Он всегда поддерживал Джейка и всегда его любил, хотя когда-то они оба претендовали на внимание Клары Аллен, которая обоим показала на дверь. Но Август ощущал, что в Джейке не хватает сердцевины. Когда он ушел из рейнджеров, Август часто предсказывал, что рано или поздно его вздернут. Пока этого не случилось, но то, что он приехал к завтраку на загнанной лошади, предвещало беду. Джейк любил красивых лошадей и никогда не стал бы доводить коня до такого состояния, если бы за ним по пятам не шла беда.

Джейк заметил старика Боливара, идущего от цистерны с ведром воды. Боливар был человеком новым, не интересующимся его возвращением. Прохладная вода перехлестывала за края ведра и выглядела весьма привлекательно для человека, так томимого жаждой, как Джейк.

- Парни, мне бы напиться, да и помыться не мешало, если можно, - сказал он. - Мне последнее время не слишком везло, но я бы хотел залить в себя достаточно воды, чтобы хотя бы иметь возможность сплюнуть, прежде чем я вам все расскажу.

- Да милости просим, - пригласил Август. - Иди и налей себе таз. Нам постоять здесь и отбивать атаки?

- Какие уж теперь атаки, - ответил Джейк, направляясь к дому.

Диш Боггетт слегка растерялся. Он уже совсем было устроился работать, и вдруг приезжает этот новый человек, и все про него забывают. Капитан Колл, славящийся своей деловитостью, и то как-то отвлекся. Они с Гасом так и остались стоять, будто в самом деле ожидая атаки, несмотря на слова Джейка.

Ньют это тоже заметил. Мистеру Гасу надо бы пойти и испечь лепешек для Джейка, а он все стоял и, похоже, о чем-то думал. Дитц уже возвращался из сарая.

Наконец Диш отважился открыть рот:

- Капитан, как я уже говорил, я согласен подождать, если вы планируете собрать стадо.

Капитан как-то странно взглянул на него, вроде бы забыл, кто он такой и что вообще здесь делает. Но все оказалось не так.

- Ну, конечно, Диш, - проговорил он. - Нам могут понадобиться рабочие руки, если ты не возражаешь немного покопать колодец, пока ждешь. Пи, шевелись, вам всем пора на работу.

Диш уже совсем собрался решительно отказаться. Он зарабатывал по высшей ставке последние два года, и его никогда не заставляли ничем таким заниматься, чего нельзя было сделать с седла. Нехорошо, что капитан полагает, будто может командовать им так же, как этим мальчишкой и старым идиотом Пи Аем, и заставлять горбатиться с ломом и лопатой. Это ущемляло его гордость, поэтому ему очень хотелось вскочить на лошадь и оставить их возиться в земле без него. Но капитан жестко смотрел ему в лицо, так что, когда Диш поднял глаза и открыл было рот, чтобы сказать, что передумал, их взгляды встретились, и Диш промолчал. Никто никому ничего не обещал, а о плате вообще не было речи, но Диш чувствовал, что сделал один лишний шаг. Капитан смотрел ему прямо в глаза, как будто хотел знать, станет ли он вертеться как уж и отказываться от своих слов или будет им верен. Диш предложил остаться только из-за Лори, но теперь все зашло слишком далеко. Пи и Ньют уже направились к сараю. По выражению лица капитана он понял, что, если Диш не хочет потерять свою репутацию, придется ему хотя бы один день покопаться в земле.

Ему показалось, что нужно хоть что-то сказать, что бы не ударить в грязь лицом, но, прежде чем он сумел что-либо придумать, подошел Гас и хлопнул его по плечу.

- Зря ты вчера не уехал, Диш, - проговорил он с раздражающей улыбкой. - Теперь ты можешь здесь застрять надолго.

- Ну так вы сами меня пригласили, - рассердился Диш. Поскольку он ничего не мог сделать, не опозорив себя, он направился на выгон.

- Когда дороетесь до Китая, можете прекращать копать, - крикнул ему вслед Август. - Это такое место, где мужики носят косички, похожие на свинячьи хвостики.

- Я бы его не заводил на твоем месте, - предостерег его Колл. - Он может нам понадобиться.

- Не я послал его копать колодец, - возразил Август. - Разве ты не понимаешь, что это оскорбляет его гордость? Удивляюсь, чего это он пошел. Думал, у Диша больше характера.

- Он сказал, что останется, - заметил Колл. - Я не собираюсь кормить его три раза в день за то, что он будет бездельничать и играть с тобой в карты.

- А в этом нет нужды, - ответил Август. - Джейк же приехал. Поспорим, ты Джейка на колодец не зашлешь.

В этот момент Джейк вышел на заднее крыльцо. Рукава закатаны, лицо красное от старой мешковины, которую использовали в качестве полотенца.

- Этот древний pistolero чистил пистолет на этом полотенце, - пожаловался Джейк. - Оно грязнее грязи.

- Если он только свой пистоль на нем чистил, то ты зря жалуешься, - сказал Август. - Он вполне мог и другие места им подтереть.

- Черт, отчего вы, мужики, никогда не моетесь? - спросил Джейк. - Этот старый мексиканец даже не хотел дать мне кастрюлю воды.

Колл не любил такого рода замечания, но уж таков он был, Джейк, его больше интересовали всякие пустяки, чем серьезные дела.

- Стоило тебе уехать, как мы перестали обращать на такие вещи внимание, - сказал Август. - Нам тут по большей части не до нежностей.

- Это уж точно, - заметил Джейк. - Взять хотя бы ту чертову свинью на заднем крыльце. Так как насчет лепешек?

- Как я по тебе ни скучал, я не собираюсь издеваться над своим тестом только потому, что вы с Дитцем не сумели приехать к завтраку, - ответил Август. - Лучше поджарю вам немного мяса.

Он так и сделал, Джейк и Дитц поели, а Боливар сидел и дулся по поводу того, что теперь еще придется мыть после них посуду. Август забавлялся, наблюдая, как Джейк ест, он делал это тщательнейшим образом, но Колла эта его манера выводила из себя. Джейк мог двадцать минут возится с яйцами и куском бекона. Август понимал, что Колл старается быть вежливым и дать Джейку возможность поесть, прежде чем тот начнет рассказывать. Но терпение Коллу было несвойственно, и он с трудом боролся с желанием поскорее приступить к работе. Капитан стоял в дверях, наблюдая, как светлеет небо, и от нетерпения готов был укусить сам себя.

- Ну так и где же ты был, Джейк? - спросил Август, чтобы поторопить события.

Джейк, как обычно, выглядел задумчивым. Казалось, перед его карими глазами пробегают картины прошлого, что придавало ему печальный вид, неотразимый для женского пола. Август иногда возмущался, почему дамы не могут устоять перед большими глазами Джейка. Ведь, по сути дела, Джейк Спун жил легко, делал в основном лишь то, что ему нравилось, и сапог своих не пачкал. За этими большими глазами скрывался медленно работающий ум. Джейк в основном промечтал всю свою жизнь, и каким-то образом ему это удалось.

- Ну, я посмотрел страну, - начал он. - Два года назад доехал до Монтаны. Наверное, именно это и заставило меня вернуться, хотя я уже несколько лет собирался сюда, чтобы посмотреть, как вы тут обретаетесь.

Колл вернулся в комнату и сел верхом на стул, решив, что он тоже может послушать.

- А при чем здесь Монтана? - спросил он.

- Ну, Колл, тебе надо на нее посмотреть, - ответил Джейк. - Ничего красивее не видел.

- Как далеко ты забирался? - спросил Август.

- Далеко, до Желтого камня, - ответил Джейк. - До самой реки Милк. Там уже пахнет Канадой.

- Уверен, там и индейцами пахнет, - заметил Колл. - Как тебе удалось пробраться мимо чейенн?

- Да их по большей части вывезли, - сказал Джейк. - Там есть еще опасные племена. Но я же был с армией, занимался маленько разведкой.

Непонятно. Джейк Спун был хорош как разведчик только за карточным столом, а штат Монтана - это несколько посерьезнее.

- С чего это ты разведкой занялся? - сухо спросил Колл.

- Ну я там связался с одним парнем, он бычков индейцам гонял, - объяснил Джейк. - Армия тоже помогала.

- Чертовски много толку от армии при перегонке бычков, - усомнился Гас.

- Они помогали нам сохранить наши прически, - заметил Джейк, укладывая нож и вилку поперек тарелки так аккуратно, будто он присутствовал на официальном обеде. - Я в основном занимался тем, что распугивал бизонов с дороги.

- Бизонов? - удивился Август. - А я думал, их уже почти не осталось.

- Как бы не так, - возразил Джейк. - Я у Желтого камня небось тысяч пятьдесят видел. У этих чертовых охотников за бизонами пороху не хватает с индейцами схватиться. Ну, разумеется, они с ними разделаются, стоит чейеннам и сиу попрятаться. Может, уже и разделались с той поры, как я там был. Вся трава в Монтане принадлежит индейцам, черт бы их побрал. И ты бы видел эту траву, Колл.

- Умей я летать, прямо бы сейчас подался, - сказал Колл.

- Пешком надежнее, - возразил Август. - К тому времени как дойдем, они там, может, всех индейцев прикончат.

- Вот именно, парни, - согласился Джейк. - Как только не будет индейцев, в Монтане можно заработать целые состояния. Слушайте, да там такие условия для скота, о которых можно только мечтать. Высокая трава и полно воды, Колл.

- Однако прохладно, верно? - спросил Август.

- Ну, там разная погода, - заметил Джейк. - И вообще можно надеть пальто.

- А еще лучше не выходить из дому, - добавил Август.

- Хотел бы я увидеть то состояние, которое можно заработать, не выходя из дома, - вставил Колл. - Разве только банкиру это удастся, а мы не банкиры. Ты что имеешь в виду, Джейк?

- Сначала надо туда добраться, - ответил Джейк. - Подсобрать этого дармового скота и погнать на север. Опередить всех других сукиных сынов - и мы разбогатеем.

Август и Колл обменялись взглядами. Странно было слышать такое от Джейка Спуна, который никогда особыми амбициями не отличался, как, впрочем, и страстью к коровам. Красивые женщины, иноходцы и куча чистых рубах - вот что ему требовалось в жизни.

- Слушай, Джейк, с чего это ты так переменился? - поинтересовался Гас. - Ты ведь никогда не стремился разбогатеть.

- Если собираешься жить вместе с коровами весь путь отсюда до Монтаны, то тебе придется сменить свои привычки, насколько я их помню, - заметил Колл.

Джейк улыбнулся своей медленной улыбкой.

- Вы, ребятки, - заговорил он, - держите меня за еще большего лентяя, чем я есть на самом деле. Я не слишком люблю навоз и дорожную пыль, согласен, но я видел то, чего не видели вы, - Монтану. То, что я люблю играть в карты, вовсе не означает, будто я не способен унюхать шанс, если он у меня под носом. Слушайте, у вас тут даже крыши на сарае нет. Для вас не слишком обременительно тронуться с места.

- Ну, Джейк, ты даешь, - восхитился Август. - Мы тут десять лет ничего о тебе не слышали, и вдруг ты появляешься и предлагаешь нам собрать манатки и двинуть на север, где с нас снимут скальпы.

- Слушай, Гас, мы с Коллом и так скоро совсем облысеем, - заметил Джейк. - Так что ты единственный, чьим скальпом они могут заинтересоваться.

- Тем более мне тогда нечего делать во враждебных краях, - заявил Август. - Почему бы тебе не успокоиться и не поиграть со мной несколько дней в карты? А когда я выиграю у тебя все деньги, мы и поговорим, двигаться куда или нет.

Джейк заточил спичку и начал тщательно ковырять в зубах.

- К тому времени, когда ты меня обчистишь, в Монтане все уже будет занято, - сказал он. - Не так-то легко меня обобрать.

- А как насчет лошади? - спросил Колл. - Не гнал же ты ее так только затем, чтобы поскорее снять нас с места и перебраться в Монтану. В чем это тебе крупно не повезло?

Ковыряющий в зубах Джейк совсем запечалился.

- Убил зубного врача, - объяснил он. - Чистая случайность, но убил.

- Где это случилось? - поинтересовался Колл.

- В Форт Смите, в Арканзасе, - ответил Джейк. - Всего три недели назад.

- Что же, я всегда считал лечение зубов опасной профессией, - заметил Август. - Зарабатывать на жизнь, дергая чужие зубы, - значит напрашиваться на неприятности.

- Да он даже не дергал мне зуб, - признался Джейк. - Я вообще то не знал, что в городе имеется дантист. Я слегка повздорил в салуне, а чертов мясник на меня напал. Там чье-то ружье стояло у стены, я и схватил его. Черт, я ж сидел на своем собственном пистолете, но не успел бы его вовремя выхватить. Я даже в карты с этим мясником не играл.

- А что его разозлило? - спросил Гас.

- Виски, - ответил Джейк. - Был пьян в стельку. Я и заметить не успел, как ему что-то не понравилось в моей одежде и он вытащил кольт.

- Ну, не знаю, что это тебя вообще занесло в Арканзас, Джейк, - заметил Август. - Такой щеголь, как ты, обязательно нарвется на комментарий в тех краях.

За долгие годы Колл усвоил, что следует верить лишь половине того, что рассказывает Джейк. Нахальным вруном он не был, но когда принимался рассказывать о заварушке, то давал волю воображению и окрашивал все в выгодные для себя тона.

- Если тот человек наставил на тебя пистолет, а ты застрелил его, тогда это самооборона, и все, - заключил он. - И я так и не понял, при чем здесь зубной врач.

- Да просто невезуха, - объяснил Джейк. - Я этого мясника вовсе не застрелил. Я выстрелил, но промахнулся, и этого хватило, чтобы он дал деру. Но ведь я стрелял из того бизоньего ружья. А салун, в котором мы сидели, весь из досок. Разве доска остановит пулю пятидесятого калибра?

- Как и дантист, - заметил Август. - Если ты, конечно, не станешь стрелять в него сверху, да и тогда пуля наверняка выйдет снизу.

Колл покачал головой. Только Август мог придумать такую ерунду.

- Так где был дантист? - спросил он.

- Шел себе по другой стороне улицы, - объяснил Джейк. - Там, в этом городе, широкие улицы.

- Недостаточно широкие, как я понял, - заметил Колл.

- Ага, - согласился Джейк. - Мы вышли, чтобы посмотреть, как удирает мясник, и увидели мертвого дантиста в пятидесяти футах. Он оказался как раз в самом неподходящем месте.

- С Пи однажды тоже такое случилось, - сказал Август. - Помнишь, Вудроу? Еще в Уичито? Пи выстрелил в волка и промахнулся, а пуля перелетела через холм и убила одну из наших лошадей.

- Этого я никогда не забуду, - ответил Колл. - Она убила маленького Билла. Страсть как жаль было лошадь.

- Разумеется, мы так и не смогли убедить Пи, что это его рук дело. Он насчет траекторий тупой.

- Ну, а я нет, - сказал Джейк. - В том городе все любили дантиста.

- Эй, Джейк, тут ты заврался, - возразил Август. - Никто не любит дантистов.

- Так этот был к тому же мэром, - пояснил Джейк.

- Ну, смерть то была в результате несчастного случая, - сказал Колл.

- Да, но ведь я всего лишь игрок, - заметил Джейк. - А они все там в Арканзасе считают себя уважаемыми людьми. К тому же брат дантиста оказался шерифом, и кто-то шепнул ему, будто я стрелок. Он еще за неделю до этого случая предложил мне покинуть город.

Колл вздохнул. Вся эта мура насчет стрелка сводилась к одному удачному выстрелу, который Джейк сделал еще совсем мальчишкой, начинающим рейнджером. Удивительно, как на одном выстреле можно создать целую репутацию. Джейк тогда с перепугу выстрелил с бедра и убил мексиканского бандита, несущегося прямо на них. Колл считал, да и Август с ним соглашался, что Джейк и не целился в бандита, просто стрелял, надеясь завалить лошадь, - вдруг она свалится на бандита и слегка его покалечит. Но Джейк выстрелил вслепую с бедра, причем солнце светило ему в глаза, и попал бандиту прямехонько в кадык, а такое случается раз в жизни, если вообще случается.

Но Джейку повезло, что большинство свидетелей этого выстрела были такие же сопляки, как и он сам, и не смогли понять, насколько здесь все зависело от счастливого случая. Те, кто выжил и вырос, пересказывали эту историю по всему Западу, так что вряд ли нашелся бы хоть один человек от мексиканской границы до Канады, не знавший, какой меткий стрелок Джейк Спун, хотя любой, проживший с ним рядом годы, прекрасно знал, что из пистолета он вообще стрелять не умеет и весьма средне - из ружья.

Колл и Август всегда беспокоились о Джейке из-за его необоснованной репутации, но ему, как обычно, везло, и он встречал мало людей, знающих толк в пистолетных играх, чтобы получить истинную оценку своему умению. Самое смешное, что выстрел, который навлек на него беду, был таким же случайным, как и тот, что сделал его знаменитым.

- А как тебе удалось сбежать от шерифа? - поинтересовался Колл.

- А его в тот момент не было, - ответил Джейк. - Он отправился в Миссури давать показания насчет каких-то грабителей почтовых карет. Я не уверен вообще, что он уже вернулся в Форт Смит.

- Они бы тебя за несчастный случай даже в Арканзасе не повесили, - заметил Август.

- Я хоть и игрок, но тут рисковать не стал, - пояснил Джейк. - Просто вышел через заднюю дверь, понадеявшись, что Джули слишком занят, чтобы гоняться за мной.

- Джули - это шериф? - спросил Гас.

- Да, Джули Джонсон, - ответил Джейк. - Он молодой, да ранний. Надеюсь, он все еще занят.

- Понять не могу, зачем шерифу брат дантист, - заметил Август с несколько отсутствующим видом.

- Если он велел тебе убираться из города, надо было уехать, - сказал Колл. - Полно других городов, кроме Форт Смита.

- Там у Джейка, скорее всего, была шлюха, - предположил Август. - С ним обычно так и бывает.

- Болтун ты, Август, - заключил Джейк.

Они все немного помолчали, пока Джейк задумчиво ковырял в зубах заостренной спичкой. Боливар, сидя на стуле, крепко спал.

- Я бы поехал дальше, Колл, - извиняющимся тоном заметил Джейк, - но Форт Смит - такой красивый городок. Стоит на реке, а мне нравится, когда рядом река. Они там зубатку едят. Для моих зубов в самый раз.

- Хотел бы я видеть рыбу, которая удержала бы меня там, где я ни к месту, - сказал Колл. У Джейка на все находились оправдания.

- Вот это ты и скажешь шерифу, когда он за тобой явится, - заявил Август. - Может, он возьмет тебя на рыбалку, пока ты будешь ждать, когда тебя повесят.

Джейк пропустил замечание мимо ушей. Пусть себе шутит, а они с Коллом посмеются над ним, когда он попадет в какую-нибудь заварушку. Всегда так и было. Но они все еще companeros, вне зависимости от того, скольких зубных врачей он там прикончил. Колл и Август сами олицетворяли собой закон и не всегда ему точно следовали. Вряд ли они допустят, чтобы какой-то зеленый шериф забрал Джейка, чтобы повесить за несчастный случай. Пусть себе издеваются. Если придет беда, парни его не бросят, и Джули Джонсону придется вернуться с пустыми руками.

Он встал, вышел на крыльцо и посмотрел на пыльный городок, томящийся на жаре.

- Я и не надеялся вас, ребята, здесь застать, - признался он. - Думал, у вас где-нибудь уже большое ранчо. Этот городок выглядел на пятак, когда мы сюда явились, и, на мой взгляд, сейчас он смотрится еще хуже. Кто остался из тех, кого я знал?

- Ксавье и Липпи, - ответил Август. - Тереза померла, слава Господу. Некоторые парни уехали, уж позабыл, кто. Том Бинум здесь.

- Как же иначе, - заметил Джейк. - Господь присматривает за такими дураками, как Том.

- О Кларе что-нибудь слышал? - спросил Август. - Наверное, если ты везде поездил, где-нибудь ее да встретил. Зашел на ужин, как бы между прочим, на верное.

Колл поднялся, чтобы идти. Он узнал достаточно, чтобы понять, почему Джейк вернулся, и не собирался потратить день на то, чтобы выслушивать его похвальбу насчет путешествий, особенно если он начнет говорить о Кларе Аллен. Он достаточно наслушался про Клару в те далекие дни, когда и Гас, и Джейк за ней ухлестывали. Он был рад узнать, что она вышла замуж, так как решил, что все кончено, но ничего не кончилось, и слушать, как Гас разглагольствует о ней, было ненамного лучше, чем смотреть, как они из-за нее ссорятся. Теперь, когда Джейк вернулся, все начнется снова, хотя Клара Аллен вышла замуж и уехала отсюда больше пятнадцати лет назад.

Дитц поднялся вместе с Коллом, готовый отправиться работать. Он не произнес ни слова во время еды, но всем было ясно, как он гордится тем, что привел Джейка.

- Ладно, сегодня не выходной, - объявил Колл. - Надо дело делать. Мы с Дитцем пойдем и подмогнем тем ребяткам.

- Этот Ньют меня удивил, - сказал Джейк. - Я то думал, он все еще пацан. А Мэгги здесь?

- Мэгги девять лет назад умерла, - ответил Август. - Ты едва через холм перевалил, как это случилось.

- Черт бы меня побрал, - удивился Джейк. - Ты хочешь сказать, вы присматривали за мальчишкой девять лет?

Последовала длинная пауза, причем только Август чувствовал себя уютно. Дитц так смутился, что обошел капитана и спустился впереди него по ступенькам.

- А что, так оно и было, Джейк, - ответил Гас. - Он с нами после смерти Мэгги.

- Черт бы меня побрал, - снова повторил Джейк.

- Мы просто поступили по христиански, - заметил Август. - В смысле взяли его. Ведь кто-то из вас, парней, наверняка его отец.

Колл надел шляпу, взял ружье и оставил их разговаривать.

7

Джейк Спун стоял в дверях низкого дома и смотрел, как Колл и Дитц идут к сараю. Он сразу же захотел домой, как выглянул из двери и увидел мертвого человека валяющегося в грязи на другой стороне главной улицы в Форт Смите. Но вот он дома и поневоле вспоминает, как здесь непросто, если Колл в дурном расположении духа.

- Штаны у Дитца - глаз не оторвешь, - заметил он мягко. - Раньше он вроде получше одевался.

Август хмыкнул.

- Он и похуже одевался, - сказал он. - Да он пятнадцать лет ходил в пальто из овечьей шкуры. Ближе чем на пять футов к нему и подойти нельзя было, блохи так и прыгали. Из-за этого пальто мы заставляли его спать в сарае. Я не особенно привередлив, но блох не люблю.

- И что с ним случилось? - спросил Джейк.

- Я его сжег, - ответил Август. - Дитц однажды летом уехал с Коллом, так я взял его и сжег. А ему сказал что его украл охотник за бизонами. Дитц уже собрался в погоню, чтобы отнять пальто, но я его отговорил.

- Что же, то ведь его пальто было, - заметил Джейк. - Я его не виню.

- Черт, да Дитцу оно и не нужно было, - объяснил Август. - Здесь ведь не холодно. Дитц просто привязался к нему за долгое время. Ты ведь помнишь, как мы его нашли, верно? Ты тогда с нами был?

- Может, и был, но не помню. - Джейк закурил.

- Мы это пальто нашли в брошенном домике на Бразосе, - сказал Август. - Скорее всего, те поселенцы, что оттуда сбежали, сочли его слишком тяжелым, чтобы унести. Оно весило не меньше приличной овцы, поэтому Колл и отдал его Дитцу. У него одного силенок хватало, чтобы таскать его весь день. Разве ты забыл, Джейк? То было во время заварушки в Форт Фантом Хилл.

- Заварушку помню, а все остальное как в тумане, - признался Джейк. - Как я понимаю, вы тут, ребята, сидите и вспоминаете старые времена. Я еще молодой, Гас. Мне на жизнь надо зарабатывать.

Вот что он действительно помнил, как всегда дрожал от страха, когда они пересекали Бразос, потому что их всегда бывало не больше десяти двенадцати человек и они вполне могли нарваться на сотню индейцев команчи или кайова. Он с удовольствием ушел бы из рейнджеров, если бы сумел это сделать, не потеряв лица, но ничего не получалось. В результате он побывал в двенадцати схватках с индейцами и многочисленных заварушках с бандитами, а вот теперь влип по-настоящему в Форт Смите в Арканзасе, таком тихом городишке, что тише не бывает.

Он вернулся, и все ему напоминает здесь о Мэгги, которая всегда грозилась умереть, если он ее бросит. Разумеется, он считал это бабской болтовней, эдаким трюком, к которому прибегают все женщины, чтобы удержать мужика. Джейку часто приходилось такое слышать, пока он мотался по стране, и в Сан Антонио, и в Форт Уэрте, и в Абилине и Додже, и в Огаллале и Милс Сити. Обычный разговор шлюх, делающих вид, что они в тебя влюблены. Но Мэгги действительно умерла, а он то думал, что она просто переедет в другой город. Печально найти дома такое, хотя, по имеющимся у него сведениям, Колл обошелся с ней еще хуже чем он.

- Джейк, я заметил, что ты мне не ответил насчет Клары, - настаивал Август. - Если ты ее видел, мне бы хотелось послушать, хотя завидки берут, спасу нет.

- Ай, да нечему тут завидовать, - ответил Джейк. - Видел я ее не больше минуты, около магазина в Огаллале. Этот чертов Боб был с ней, так что я лишь приподнял шляпу и поздоровался.

- Клянусь, Джейк, я думал, у тебя больше смелости, - заметил Август. - Они живут в Небраске, так?

- Да, на Северном плато. Да он самый крупный торговец скотом в том районе. Армия покупает у него большую часть лошадей. Так что, думаю, он богат.

- А дети есть? - спросил Август.

- Вроде две девочки. Слышал, мальчики у нее, умерли. Боб не слишком мне обрадовался. И поужинать не позвали.

- Даже такой болван, как Боб, знает, что тебя надо держать подальше от Клары, - сказал Август. - Как она выглядит?

- Клара? Похуже, чем раньше.

- Полагаю, там не слишком сладкая жизнь, в этой Небраске.

Оба несколько минут молчали. Джейк считал, что бестактно было со стороны Гаса начинать разговор о Кларе, женщине, к которой он давно не испытывал никакой симпатии, поскольку она указала ему на дверь и вышла замуж за большого болвана из Кентукки, этого торговца лошадьми.

У Августа были свои печали, вызванные, главным образом, тем, что Джейк мельком видел Клару, а он принужден довольствоваться случайными сплетнями. В шестнадцать она была такой прелестной, что дух захватывало, и умной к тому же, хваткой, что она быстро доказала, когда ее родители были убиты во время большого набега индейцев в 56 м году, самом скверном за всю историю страны. Когда это случилось, Клара была в школе в Сан Антонио, но она сразу же вернулась в Остин и стала хозяйкой магазина, который открыли ее родители. Индейцы попытались подпалить его, но по чему-то им это не удалось.

Август чувствовал, что тогда он мог бы завоевать ее, но он в то время был женат, а когда его вторая жена умерла, Клара стала уже такой независимой, что завоевать ее было весьма затруднительно.

По правде говоря, это оказалось просто невозможным. Она отказала и ему, и Джейку, и все же вышла замуж за Боба Аллена, такого тупого мужика, что он в дверь не мог войти, не ударившись головой о притолоку. Вскоре они перебрались на север. С той поры Август все ждал вестей о том, что она овдовела. Не то чтобы он желал Кларе неприятностей, но торговля лошадьми в стране, где кишат индейцы, рискованное дело. Если бы Боб помер раньше времени, а такое случалось и с лучшими людьми, он хотел бы быть среди первых, предложивших помощь вдове.

- Повезло этому Бобу Аллену, - проговорил он. - Я знавал торговцев лошадьми, которые не протягивали и года.

- Черт возьми, да ты же сам торговец лошадьми, - сказал Джейк. - Вы, ребята, позволили себе завязнуть. Вам уже давно надо было отправиться на север. Там куча всяких возможностей.

- Может, и так, Джейк, но ты то их использовал лишь для того, чтобы убить дантиста, - заметил Август. - Мы, по крайней мере, никаких нелепых преступлений не совершали.

Джейк улыбнулся.

- А у вас тут выпить не найдется? - спросил он. - Или ты сидишь здесь весь день с пересохшим горлом?

- Он напивается, - возвестил Боливар, внезапно проснувшись.

Август поднялся.

- Пошли пройдемся, - предложил он. - Этому человеку не нравится, когда кто-то болтается на кухне без надобности.

Они вышли в жаркое утро. Небо уже побелело. Боливар двинулся за ними и взял лассо из сыромятной кожи, которое он хранил на поленнице дров у заднего крыльца. Они увидели, как он уходит в заросли карликового дуба с веревкой в руке.

- Этот старый pistolero не слишком вежлив, - сказал Джейк. - Куда это он пошел с веревкой?

- Я его не спрашивал, - ответил Гас.

Он пошел к погребу, где на этот раз не оказалось гремучек. Он мысленно веселился, представляя себе, как разозлится Колл, вернувшись в полдень и обнаружив их пьяными. Он протянул Джейку кувшин первому, поскольку тот был гостем. Джейк вытащил пробку и скромно приложился.

- Если нам удастся найти тень, где бы выпить, мы будем в порядке, - заявил Джейк. - Слушай, у вас ведь, наверное, в городе нет гулящей девки?

- Ну и дрянь же ты. - Август забрал у него кувшин. - Ты что, так богат, что ни о чем другом и думать не можешь?

- Я об этом думаю и когда богат, и когда беден, - ответил Джейк.

Они ненадолго присели на корточки в тени погреба, прислонившись к нему спинами. Солнце его еще не нагрело, и там было прохладно. Август не счел нужным упоминать о Лорене, поскольку Джейк и сам это скоро выяснит и, скорее всего, влюбит ее в себя за неделю. Мысль о том, как неудачно по времени приехал Диш Боггетт, заставила его улыбнуться. Вне сомнения, если и был у Диша какой шанс, Джейк его сведет на нет. Диш обрек себя на день копания колодца впустую, поскольку в обращении с женщинами у Джейка не было равных. Его большие глаза убеждали их, что без них он пропадет, и ни одной почему-то не хотелось, чтобы это произошло.

Пока они сидели на корточках, из-за дома появились свиньи, вынюхивающие себе жратву. Но даже паршивого кузнечика во дворе не было. Они остановились и с минуту смотрели на Августа.

- Шли бы к салуну, - посоветовал он им. - Может, найдете шляпу Липпи.

- Те, кто держит свиней, ничуть не лучше фермеров, - заметил Джейк. - Удивляюсь я тебе и Коллу. Если уж вы перестали быть блюстителями закона, хоть бы уж оставались скотоводами.

- Кстати, а я думал, что ты к этому времени уже станешь владельцем железной дороги, - сказал Август. - Или хотя бы борделя. Мы, знаешь ли, сильно разочарованы.

- Может, у меня и нет состояния, но я по крайней мере слова свинье никогда не сказал, - возразил Джейк. Теперь, когда был дома с друзьями, он почувствовал, что хочет спать. После еще нескольких глотков и небольшой перепалки он вытянулся как можно ближе к погребу, чтобы подольше находиться в тени. Потом приподнялся на локте, приготовившись выпить еще глоток.

- Отчего Колл разрешает тебе весь день сидеть и пить это пойло? - спросил он.

- Колл моим боссом никогда не был, - ответил Август. - Когда хочу, тогда и пью.

Джейк взглянул на пастбище с низкорослыми кустами. Кое-где торчали пучки травы, но в основном земля была как кремень. От нее поднимались волны жары, напоминающие пары керосина. Что-то шевельнулось в пределах видимости, и он разглядел странное коричневое животное под кустом. Приглядевшись, он понял, что это голая спина старика мексиканца.

- Черт, зачем он брал веревку, если просто собрался посрать? - спросил он. - Где ты раздобыл этого сального старого негодяя?

- У нас тут богадельня для ушедших на пенсию преступников, - объяснил Август. - Если ты уйдешь на пенсию, то тоже подойдешь.

- Мать твою, я и позабыл, какие тут жуткие края, - сказал Джейк. - Наверное, если бы был спрос на змеиное мясо, здесь можно было бы разбогатеть.

С этими словами он закрыл лицо шляпой и самое больше через пару минут тихо захрапел. Август поставил кувшин обратно в погреб. Ему пришло в голову, что, пока Джейк спит, он может нанести визит Лорене. Как только она попадет под действие чар Джейка, тот вполне может потребовать, чтобы на некоторое время она прекратила свою трудовую деятельность.

Август относился к такой перспективе философски. Он по опыту знал, что в отношениях мужчин с женщинами неизбежно случаются перерывы, иногда даже более длительные, чем те, что может вызвать Джейк Спун.

Он оставил Джейка спать и направился по руслу ручья Хэт. Проходя мимо загонов, он увидел надрывающегося над лебедкой Дитца, который вытаскивал из нового колодца ведро грязи. Колл занимался с Чертовой Сукой. Он привязал ее к столбу и обмахивал одеялом. Диш так промок от пота, что можно было подумать, будто он выкупался в желобе, из которого поят лошадей. У него даже лента на шляпе и ремень на брюках промокли от пота.

- Диш, ты мокрый до нитки, - заметил Август. - Если бы поблизости был колодец, я бы решил, что ты в него свалился.

- Если бы люди могли пить пот, то и колодца никакого не надо было бы, - ответил Диш. Его тон показался Августу не слишком дружелюбным.

- Ты вот как на это смотри, - посоветовал он. - Работаешь, чтобы скопить манну на небесах.

- Пошли они к черту, небеса, - выругался Диш.

Август улыбнулся.

- Как же, ведь и в Библии сказано про пот на лбу, - заметил он. - У тебя пот даже с пряжки ремня капает, Диш. Явно потрафишь Серафиму.

Это высказывание прошло мимо ушей Диша, горько сожалевшего о своей глупости, из-за которой он вляпался в такую унизительную работу. Август стоял и ухмылялся, как будто нет ничего забавнее человека в поту.

- Мне надо бы тебя спихнуть в эту дыру, - сказал Диш. - Если бы ты не дал мне денег, я бы уже был на полпути к Матагорде.

Август подошел к забору, чтобы взглянуть на Колла и кобылу. Он как раз собирался надеть на нее седло. Колл привязал ее почти у самой морды, но та не переставала косить глазом, ожидая, когда он зазевается.

- Ты б ей глаза завязал, - посоветовал Август. - Уж на это у тебя должно было ума хватить.

- Не хочу я завязывать ей глаза, - ответил Колл.

- Если у нее будут завязаны глаза, она может ошибиться и укусить вместо тебя столб.

Колл уже положил на спину лошади одеяло и взялся за седло. Будучи так привязана, лошадь не могла укусить его, но ее задние ноги связаны не были. Он держался поближе к плечу, собираясь надеть седло. Кобыла лягнула правой задней ногой. До него она не достала, попав по седлу и едва не выбив его из рук. Он снова попытался пристроить седло.

- Помнишь лошадь, которая откусила у старика пальцы на ноге, на левой, все до одного? - спросил Август. - Старика звали Харвелл. Он ушел на войну, и его убили под Виксбергом. Он уже мало чего стоил после того, как потерял эти пальцы. Разумеется, у той лошади, что это сделала, голова была как тыква. Не думаю, чтобы такая маленькая кобыла смогла откусить зараз сразу пять пальцев.

Колл положил на спину лошади седло, и в тот момент, когда подпруга коснулась ее живота, кобыла взвилась вверх так высоко, как только сумела, и седло отлетело на двадцать футов в сторону. Август жизнерадостно рассмеялся. Колл пошел в сарай и вернулся с веревкой из сыромятной кожи в руках.

- Если нужна помощь, скажи, - заметил Август.

- Не нужна, - отрезал Колл. - Во всяком случае, от тебя.

- Колл, тебе никакая наука впрок не идет, - сказал Август. - Тут полно тихих лошадей в округе. Зачем человеку с твоими заботами тратить время на кобылу, которой надо завязывать глаза и связывать ноги, прежде чем надеть на нее седло?

Колл замечание проигнорировал. В этот момент кобыла приподняла заднюю ногу, намереваясь лягнуть то, до чего дотянется. Колл улучил момент и, зацепив ногу петлей, привязал веревку к столбу. Кобыла осталась стоять на трех ногах, так что лягаться больше не могла, иначе бы свалилась. Она наблюдала за ним краешком глаза и слегка дрожала от негодования, но седло на нее удалось натянуть.

- Продай ее Джейку, - посоветовал Август. - Если его не повесят, может, ему удастся научить ее иноходи.

Колл оставил кобылу под седлом, привязанной к столбу и на трех ногах, и направился к забору, чтобы покурить и дать возможность кобыле оценить ситуацию.

- Где Джейк? - спросил он.

- Отсыпается, - ответил Август. - Думаю, устал от волнения.

- Он ничуть не изменился, - сказал Колл. - Ну ни капельки.

Август рассмеялся.

- Кто бы говорил, - заметил он. - Когда ты последний раз менялся? Скорее всего, лет тридцать назад, еще до того как мы встретились.

- Смотри, как она следит за нами, - удивился Колл.

Кобыла действительно следила за ними. Даже торчащие уши были повернуты в их направлении.

- Я бы не спешил считать это комплиментом, - усомнился Август. - Она следит за тобой, но не потому, что любит.

- Говори что хочешь, - возразил Колл. - Но я никогда кобылы умней не видел.

Август снова рассмеялся.

- А, так вот что тебе нужно? Ум? У нас с тобой противоположный взгляд на вещи. Именно умных и следует опасаться. Неважно, кто это - лошади, женщины, индейцы или еще кто. Я давно уже знаю, что у тупой лошади масса преимуществ. Тупая лошадь способна иногда ступить в яму, зато ты можешь спокойно поворачиваться к ней спиной и не бояться потерять кусок шкуры.

- Я предпочитаю лошадей, которые не заступают в ямы, - заявил Колл. - Как ты считаешь, кто-нибудь в самом деле гонится за Джейком?

- Трудно сказать, - ответил Август. - Джейк всегда отличался нервозностью. Он видел куда больше индейцев, которые на поверку оказывались кустами, чем любой другой из нас.

- Мертвый дантист - это тебе не куст.

- Нет, конечно, но здесь не все ясно насчет шерифа. А вдруг он не любил своего брата? А может, какой беглый пристрелит его до того, как он сюда доберется? А может, он заблудится и окажется в штате Вашингтон. А еще он может появиться завтра и всех нас высечь. Я не рискнул бы ставить деньги ни на один вариант.

Они немного помолчали, и единственным звуком был скрип лебедки, которой Дитц поднимал очередное ведро грязи.

- Почему бы не двинуть на север? - неожиданно для Августа спросил Колл.

- Ну, я не знаю. Я серьезно об этом не думал, и, насколько мне известно, ты тоже. У меня есть мнение, что мы уже маленько староваты, чтобы снова лезть в схватки с индейцами.

- Их не должно быть много, - заметил Колл. - Ты же слышал, что Джейк сказал. Там то же, что и здесь. А Джейк разбирается, какой край хороший, а какой нет. По его словам, там рай для скотоводов.

- Да нет, по его словам, там дикий край, - возразил Август. - Слушай, там ведь даже дома нет, где можно жить. Я уже достаточно поспал на земле, хватит. Мне теперь подавай хоть какую, но цивилизацию. Я обойдусь без опер и трамваев, но я хочу иметь приличную постель и крышу над головой на случай плохой погоды.

- Он сказал, там можно хорошо заработать, - продолжал Колл. - Похоже, что он прав. Кто-то должен там поселиться и получить эту землю. Предположим, мы будем первыми. Так мы сможем купить тебе сорок постелей.

Что удивляло Августа, так это не то, что предлагал Колл, но его тон. Уже многие годы Колл взирал на жизнь так, будто она в основном закончилась. Колл никогда не видел особых причин, чтобы чувствовать себя счастливым, но, с другой стороны, у него всегда была цель. Его целью было сделать то, что должно быть сделано, а вопрос о том, что нужно, решался довольно просто. Поселенцы в Техасе нуждались в защите от индейцев с севера и мексиканцев с юга. Работа рейнджера вполне подходила Коллу, и он выполнял ее с воодушевлением, которое можно было бы в другом человеке принять за счастье.

Но эта работа кончилась. На юге в защите нуждались в основном стада таких богачей, как капитан Кинг или Шанхай Пирс, у каждого из которых скота было больше, чем необходимо одному человеку. На севере войной с индейцами команчи занялась армия и почти их прикончила, освободив от этой задачи рейнджеров, а раз ни Колл, ни Август военных званий не имели, в армии им места не нашлось. Поскольку вдоль всей северо западной границы были построены форты, свободно передвигающиеся рейнджеры постоянно мешали армии - или армия мешала им. Когда началась Гражданская война, их позвал сам губернатор и попросил не уходить, поскольку большинство мужчин ушли в армию, а для защиты границы требовался по меньшей мере хоть один надежный отряд рейнджеров.

Именно это задание и привело их в Лоунсам Дав. После войны возник рынок скота, так что все крупные землевладельцы на юге Техаса принялись сбивать большие стада и гнать их на север, в Канзас, поближе к железной дороге. Когда наконец скот стал дичью и кустарниковые заросли наполнили ковбои и торговцы скотом, они с Коллом перестали быть рейнджерами. Для них не составляло труда перейти через реку, вернуться с сотней другой голов скота зараз и продать его торговцам, которые ленились сами лазить в Мексику. Они до известной степени процветали. В банке Сан Антонио у них на счету имелось достаточно денег, чтобы они могли чувствовать себя богатыми, если бы это их занимало. Но их это не волновало. Август точно знал, что в той жизни, которую они вели, Колла ничто особо не интересовало. У них были деньги, чтобы купить землю, но они этого не делали, хотя вокруг имелось еще полно земли, продававшейся за бесценок.

Они слишком надолго тут застряли, думал Август, когда он позволял себе призадуматься. Они были людьми на лошадях, не городскими жителями. В этом они куда больше напоминали индейцев, чем Коллу хотелось бы признать. Они жили в Лоунсам Дав уже почти десять лет, но та собственность, которой они владели, была так ничтожна, что ни один из них не пожалел бы ее, просто сел бы на лошадь и уехал.

По сути, Августу казалось, что именно это они оба и собираются давно сделать. Они ведь не из породы усидчивых, он и Колл. Время от времени они поговаривали о том, чтобы двинуть на запад от Пекоса, однако ни один из них никогда и не помышлял о Монтане. Но, яснее ясного, Колла идея захватила.

- Вот что я тебе скажу, Колл, - проговорил Август. - Ты с Дитцем и Пи поезжайте в Монтану и постройте там славный домик с камином и по меньшей мере одной кроватью, так чтобы все это уже ждало меня, когда я появлюсь. Потом разделайтесь с остатками чейенн и сиу, и вообще со всеми непокорными. Когда вы все это сделаете, мы тут с Джейком и Ньютом соберем стадо и встретимся с вами на реке Паудер.

Колла это позабавило.

- Хотел бы я посмотреть на стадо, которое вы с, Джейком соберете, - сказал он. - Разве что стадо шлюх.

- Уверен, было бы вовсе не плохо подсобрать несколько штук, - заметил Август. - Вряд ли там есть хоть одна приличная женщина.

Внезапно он сообразил, что в Монтану не попадешь, не пройдя через Плато, а именно там живет Клара. Вне зависимости от Боба Аллена уж его то она на ужин пригласит, хотя бы затем, чтобы похвастаться девочками. Может, сведения Джейка устарели и она прогнала своего мужа за то время, что прошло с их встречи. Так или иначе, мужей во все века обводили вокруг пальца, пусть это касается такой мелочи, как пригласить за стол старого соперника. Эти мысли придали всей идее некоторую привлекательность.

- Как ты думаешь, Колл, сколько ехать до Монтаны? - спросил он.

Колл посмотрел вдаль через пыльные равнины, как бы представляя мысленным взором эти волнистые пространства, протянувшиеся дальше, чем рассказывают, дальше, чем кто-либо видел. Джейк утром упоминал реку Милк, о которой он вообще никогда не слыхал. Он знал ту территорию, которую знал, но она кончалась на реке Арканзас. Многие говорили о Желтом камне так, будто это конец света; даже Кит Карсон, с которым он дважды встречался, никогда не рассказывал о том, что лежит далеко на север.

Но потом он вспомнил, как они однажды разбили лагерь на Бразосе, много лет назад, вместе с армейским капитаном. С ним был разведчик из делаваров, который пробирался дальше, чем кто-нибудь из них, вплоть до реки Миссури.

- Черного Бобра помнишь, Гас? - спросил он. - Вот он бы знал, насколько это далеко.

- Я его помню, - ответил Август. - Всегда удивлялся, как сумел такой коротконогий индеец прошагать столько миль.

- Он хвастался, что побывал всюду, от Колумбии до Рио Гранде, - сказал Колл. - Вот это и значит знать страну, так я тебе скажу.

- Так ведь он был индейцем, - заметил Август. - Ему не приходилось устанавливать порядок и закон и охранять банкиров и учителей воскресных школ, как нам. Наверное, поэтому ты и готов рвануть в Монтану. Хочешь помочь организовать еще несколько банков.

- Не мели чушь, - отрезал Колл. - Какой я тебе банкир?

- Нет, конечно, но многим банкирам ты дал шанс, - заметил Август. - Именно этим мы и занимались, надо признаться. Убивали чертовых краснокожих, чтобы они не беспокоили банкиров.

- Они не только банкиров беспокоили, - сказал Колл.

- Ну да, еще адвокатов, врачей, журналистов и коммивояжеров всех мастей.

- Не считая женщин и детей, - добавил Колл. - говоря уже о простых поселенцах.

- Ну, женщины, дети и простые поселенцы - просто пушечное мясо для адвокатов и банкиров, - заметил Август. - Часть общей картины. После того как индейцы повыбивали достаточно народу, раздался общий вопль и нас послали разделаться с индейцами. Если они все равно возвращались, за дело бралась армия, и тогда им приходилось совсем худо. В конечном итоге армии удастся так их подсократить, что их можно будет засунуть в какие-нибудь резервации, и тогда явятся адвокаты и банкиры и начнется настоящая цивилизация. Каждый банк в Техасе должен бы нам приплачивать за то, что мы сделали. Если бы мы этого не сделали, все банкиры до сих пор бы обретались в Джорджии, питаясь салатом и репкой.

- Тогда не знаю, чего ты тут застрял, если так думаешь, - проговорил Колл. - Надо было вернуться домой и учить детей в школе.

- Черт, вот уж нет. Мне хотелось взглянуть на все это, пока банкиры и адвокаты все не захапали.

- Ну, до Монтаны они еще не добрались, - сказал Колл.

- Если мы туда двинем, они пойдут по пятам, вот увидишь. Самые первые из них наймут тебя, чтобы ты перевешал всех конокрадов и приструнил тех индейцев, у которых еще остался запал. Ты все это сделаешь, и вы получите цивилизованный мир. А потом ты не будешь знать, чем заняться, и будешь маяться, вот как ты тут маешься последние десять лет.

- Я уже не мальчик. Я помру, прежде чем все это произойдет. И вообще, я вовсе не собираюсь порядки устанавливать. Я хочу заняться скотоводством. Джейк же сказал, что там рай для скотоводов.

- Какой из тебя скотовод, Колл, - возразил Август. - Такой же, как и из меня. Если бы у нас было ранчо, не знаю, кто бы им занимался.

Коллу показалось, что, возможно, кобыла простояла на трех ногах достаточно долго, да и с Гасом он уже наговорился. Иногда от Гаса можно услышать странные вещи. Он перебил индейцев не меньше, чем любой рейнджер, и видел достаточно совершенных ими зверств, чтобы знать, почему он это делал. И все же, когда он говорил, иногда казалось, что он на их стороне.

- Насчет ранчо, - сказал он. - Мальчишка сможет им заниматься. Он уже почти вырос.

Август немного подумал над этим предложением, как будто такое никогда не приходило ему в голову.

- Что же, может, и так, Колл, - согласился он. - Думаю, он мог бы этим заняться, если бы захотел и если бы ты ему позволил.

- Не понимаю, почему бы ему не захотеть, - заметил Колл и направился к кобыле.

8

К середине дня стало так жарко, что никто даже думать не мог. Во всяком случае, Ньют не мог, да и другие работники, похоже, тоже не слишком быстро соображали. Единственное, о чем у них хватало сил спорить, это где жарче - внизу, на дне колодца с лопатой, или наверху, на солнце при лебедке. Внизу они работали в такой тесноте и так потели, что там, по существу, стоял туман, тогда как на солнце наверху этой проблемы не было. Работая внизу, Ньют нервничал, особенно если там же был и Пи, потому что, когда Пи орудовал ломом, он не всегда смотрел, куда он его всаживал, и однажды едва не проткнул Ньюту ногу. С той поры Ньют работал, широко расставив ноги, чтобы не подставлять их под лом Пи.

Они трудились изо всех сил, когда вернулся капитан на кобыле. Она была вся в мыле, потому что он прогнал ее миль двадцать вдоль реки. Колл подъехал прямо к колодцу.

- Привет, ребятки, - сказал он. - Вода уже пошла?

- Пошла, пошла, - ответил Диш. - Из меня уже пара галлонов вышла.

- Скажи спасибо, что ты здоровый, - заметил Kолл. - Человек, не умеющий потеть, в такую жару помрет.

- Слушай, ты не хочешь продать эту кобылку? - спросил Диш. - Мне нравится ее вид.

- Не тебе первому, - парировал Колл. - Я так думаю, оставлю ее себе. Но вы можете прекратить работу и немного отдохнуть. Мы сегодня отправимся в Мексику.

Они все пошли во двор и уселись вдоль сарая, где было немного тени. Как только они сели, Дитц принялся зашивать свои штаны. У него в коробке из-под сигар всегда имелась иголка и суровая нитка, и при малейшей возможности он усаживался и принимался штопать. Густая плотная шевелюра Дитца уже начинала седеть.

- На твоем месте я бы эти штаны выбросил, - сказал Диш. - Если уж тебе приспичило носить одеяло, найди себе новое и начни сначала.

- Нет, сэр, - мягко ответил Дитц. - Эти штаны еще продержатся.

Ньют испытывал некоторое возбуждение. Капитан не отделил его от других, когда велел отдыхать. Вдруг это значит, что его наконец возьмут в Мексику. С другой стороны, он торчал внизу, так что капитан вполне мог просто забыть о нем.

- Мне правда нравится эта кобыла, - повторил Диш, глядя, как капитан снимает с нее седло.

- И зря, - вмешался Пи. - Она вчера чуть капитана не прикончила. Выдрала из него шматок величиной с мою ступню.

Они все посмотрели на ступню Пи, которая и по размерам и по форме напоминала совковую лопату.

- Я бы сказал, это маловероятно, - заметил Диш. - У нее вся морда меньше, чем твоя нога.

- Если бы она выгрызла этот кусок из тебя, ты бы счел его достаточно большим, так я думаю, - печально заметил Пи.

Когда Диш окончательно отдышался, он вытащил из кармана перочинный нож и спросил, не хочет ли кто-нибудь поиграть в ножички. У Ньюта был свой перочинный нож, и он быстро воспользовался приглашением. Игра заключалась в том, что нужно бросать нож разными способами, но так, чтобы он воткнулся в землю. Диш выиграл, и Ньюту пришлось зубами вытаскивать из земли колышек. Диш так основательно его вогнал, что Ньют весь нос в земле измазал, пока его вытащил.

Пи страшно развеселился.

- Право, Ньют, если лом сломается, ты можешь докопать колодец носом, - сказал он.

Так они и сидели кружком, лениво бросая ножи, когда услышали топот копыт, неспешно приближающийся с востока.

- Кого это несет? - поинтересовался Пи. - Странное время для визитов.

- Ну, если это не Хуан Кортинас, тогда, наверное, парочка грабителей банков. - Диш упомянул имя мексиканского конокрада, который к югу от реки славился своими успешными набегами на техасцев.

- Нет, это не Кортинас. - Пи Ай прищурился, чтобы разглядеть получше. - Он всегда на серой ездит.

Всадники остановились в дальнем конце участков, чтобы прочитать надпись, которую установил Август, когда возникла компания "Хэт крик". Колл хотел, что бы было просто написано "Платная конюшня Хэт крик", но Август не желал ограничиваться таким простым заявлением. Ему пришло в голову, что на вывеске должна быть их такса за постой. Колл считал достаточным, чтобы люди знали, что можно поставить лошадь, но Августу такая простота была не по душе. Он превозмог себя и разыскал старую фанерную дверь, которую сорвало с чьего-то погреба, скорее всего, тем же ветром, который сдул у них крышу с сарая. Он приколотил дверь у края загонов, лицом к дороге, так чтобы она была первым, что видели въезжающие в город путники. В конце концов они с Коллом так много спорили по поводу этой вывески, что Колл плюнул и умыл руки.

Это вполне устроило Августа, который считал, что он единственный в Лоунсам Дав, кто обладает достаточным литературным талантом, чтобы написать вывеску. Когда погода бывала хорошей, он садился в тени вывески и размышлял, как можно ее усовершенствовать. За два или три года после того, как они ее установили, он придумал столько изменений и дополнений к простому изначальному объявлению, что исписал практически всю дверь.

Сначала он скромно добавил название компании - "Скотоводческая компания „Хэт крик“ и конюшенный консорциум", что несколько противоречило одно другому. Колл утверждал, что никто не знает, что такое консорциум, включая его самого. Он и до сих пор не знал, несмотря на упорные попытки Августа это объяснить. Все, что Колл знал твердо, так это то, что ничего подобного у них нет, что ничего подобного он не хочет и что это никак не сочетается с животноводческой компанией.

Однако Август настоял на своем, и слово на вывеске осталось. Он его написал главным образом потому, что хотел, чтобы те, кто приезжает в Лоунсам Дав, знали, что там есть хотя бы один человек, который умеет написать такое сложное слово.

Дальше он поставил имена, свое и Колла. Сначала свое, потому что он был на два года старше и считал, что все должно делаться по старшинству. Колл не возражал, у него гордость вызывали совсем другие вещи. Так или иначе, он вскоре так возненавидел эту вывеску, что предпочел бы, чтобы его имени вообще там не было.

Пи Ай страстно хотел, чтобы на вывеске значилось и его имя, так что однажды Август вписал его туда в качестве рождественского подарка. Разумеется, Пи читать не умел, но мог смотреть, и, как только уточнил, где именно изображено его имя, он указывал на него любому, кто проявлял хоть какой-то интерес. Он уже успел показать его Дишу, хотя тот особого интереса не проявил. К сожалению, прошло уже больше тридцати лет с того времени, как кто-либо называл Пи иначе, чем Пи, и даже Колл, который брал его в рейнджеры, не мог вспомнить его настоящего имени, хотя и помнил, что фамилия у него Паркер.

Не желая обижать человека, Август написал: "П. А. Паркер, объездчик лошадей". Он бы предпочел написать, что он кузнец, потому что Пи в самом деле был великолепным кузнецом и весьма посредственным объездчиком, но сам Пи Ай считал, что он может сидеть на лошади не хуже любого другого, и не желал быть причисленным к менее престижной профессии.

Ньют понимал, что он слишком молод, чтобы претендовать на надпись на вывеске, посему никогда об этом не заикался, хотя был бы чрезвычайно польщен, выступи кто-нибудь с таким предложением. Но никто не выступил, но ведь и Дитц ждал почти два года, прежде чем его имя появилось на вывеске, так что и Ньют смирился, что придется подождать.

Разумеется, Августу не пришло в голову написать на вывеске имя Дитца, ведь он был черным. Но когда вписывалось имя Пи, процедура сопровождалась длинными разговорами, и как раз в тот период Дитц вдруг стал подвержен припадкам меланхолии, совершенно на него не похожим, которые страшно удивляли Колла. Дитц был рядом с ним многие годы, прошел сквозь все бури и опасности, через такие голые районы, где приходилось убивать лошадь, чтобы поесть, и все эти годы Дитц был весел и жизнерадостен. И вдруг из-за этой дурацкой вывески он впал в уныние и отказывался выпадать из него до той поры, пока Август случайно не увидел, как Дитц печально взирает на вывеску, и наконец не сообразил, в чем дело. Когда Гас рассказал Коллу о своих выводах, тот пришел в ярость.

- Эта проклятая вывеска нам все испортит, - заявил он и сам помрачнел. Он знал, что Август тщеславен, но никогда не подозревал, что Пи и Дитц страдают тем же недостатком.

Разумеется, Август с удовольствием приписал имя Дитца, хотя, как и в случае с Пи, здесь тоже имелись некоторые сложности насчет деталей. Просто написать "Дитц" было глупо. Дитц тоже не умел читать, но он мог видеть, что его имя слишком короткое по сравнению с другими, и захотел знать почему.

- Ну, Дитц, - объяснял Август, - у тебя просто одно имя. У большинства два. Может, и у тебя было два, но ты одно позабыл.

Пару дней Дитц сидел и думал, но так и не вспомнил, чтобы у него было еще имя, да и Колл это подтвердил. К этому времени даже Августу стало казаться, что от вывески больше вреда, чем пользы, поскольку угодить всем никак не удавалось. Единственный выход из положения - придумать еще имя для Дитца, но, пока они перебирали варианты, память Дитца неожиданно прояснилась.

- Джош, - заявил он однажды после ужина, удивив всех. - Верно, я ведь Джош. Вы так написать можете, мистер Гас?

- Джош - это сокращенное от Джошуа, - заметил Август. - Могу написать любое. Джошуа длиннее.

- Напишите которое подлиннее, - попросил Дитц. - Я слишком много делаю для короткого имени.

В этом заявлении было мало смысла. Кроме того, им так и не удалось узнать, каким образом Дитц умудрился вспомнить свое второе имя. Август написал на вывеске: "Дитц, Джошуа", поскольку "Дитц" уже было написано. К счастью, тщеславие Дитца не распространялось так далеко, чтобы потребовать титула, хотя Август еле удержался чтобы не зачислить его в пророки, что вполне бы подошло к Джошуа. Но Колл впал в истерику, стоило ему об этом упомянуть.

- Над нами весь край смеяться будет, - сказал он. - Вдруг кто-нибудь обратится к Дитцу и поинтересуется его пророчеством?

Самому Дитцу идея пришлась по душе.

- Да я вполне справлюсь, капитан, - заявил он. - Я предскажу жару и еще засуху и возьму с них деньги.

Когда вопрос с именами был утрясен, остальное труда не составляло. Кое-что они сдавали в аренду, а кое-что, продавали. Лошадей и буровые установки или, по крайней мере, лошадей и одну буровую установку они сдавали в аренду, как и рессорную коляску без рессор, которую они купили у Ксавье и которая придавила его жену Терезу. На продажу шли лошади и скот. Немного подумав, он добавил: "Козы и ослы не покупаются и не продаются", поскольку у него не хватало терпения для коз, а у Колла его было еще меньше, когда дело касалось ослов. Затем, еще подумав, он прибавил: "Свиней напрокат не даем", из-за чего снова возник спор с Коллом.

- Слушай, увидев это, они подумают, что мы свихнулись, - заявил он. - Ни один здравомыслящий человек не возьмет напрокат свинью. На кой она ему?

- Ну, свинья может делать много полезного, - заметил Август. - Переловить змей в погребе, если есть погреб. Или впитывать в себя грязные лужи. Засунь несколько свиней в грязь и оглянуться не успеешь, как никакой грязи не будет.

День выдался чудовищно жарким, и Колл весь взмок от пота.

- Ты мне покажи грязную лужу, я ее сам высушу, - предложил он.

- И вообще, Колл, вывеска, она ведь вроде зазывалы. Надо, чтобы человек остановился и подумал, чего ему хочется в жизни в ближайшие несколько дней.

- Если он решит, что ему следует взять свинью напрокат, то не надо мне таких клиентов, - заявил Колл.

Предупреждение насчет свиней завершило вывеску, к удовольствию Августа, по крайней мере на некоторое время. Но прошел год или два, и он решил, что вывеске следует придать больше достоинства, прибавив латинское изречение. У него имелся учебник латинского, который когда-то принадлежал его отцу. Основательно потрепанный, поскольку долгие годы возился в пристегнутой к седлу сумке. В конце имелось несколько страниц с девизами, и Август провел над ними много счастливых часов, решая, какой будет выглядеть лучше всего в нижней части вывески. К сожалению, девизы переведены не были, по-видимому, считалось, что к тому времени, когда студенты добирались до конца учебника, они уже должны уметь читать по-латыни. Август с этим языком был знаком шапочно, да и углубить свои знания возможности не имел: однажды он попал в ледяной шторм на равнине и был вынужден вырвать часть страниц из учебника, чтобы разжечь огонь. Он не замерз, но заплатил за это большей частью грамматики и словаря. Оставшиеся страницы не могли ему помочь в переводе девизов в конце книги. Но, поскольку он полагал, что латынь здесь только для общего впечатления, он выбрал тот, который, с его точки зрения, лучше всего выглядел. Итак, он остановился на Uva uvam vivendo varia fit[вино, оживляя, рождает разнообразие(вольный пер. с искаж. лат.)], который показался ему прекрасным девизом, что бы он там ни обозначал. Однажды, когда никого рядом не было, он вышел и приписал этот девиз внизу вывески, сразу после "Свиней напрокат не сдаем". Теперь он считал свое творение законченным. В целом вывеска выглядела следующим образом:

СКОТОВОДЧЕСКАЯ КОМПАНИЯ "ХЭТ КРИК" КОНЮШЕННЫЙ КОНСОРЦИУМ

Кап. Август Маккрае Капитан В. Ф. Колл владельцы

Сдается напрокат: лошади и буровые установки

Продается: скот и лошади

Козы и ослы не покупаются и не продаются

Свиней напрокат не даем

UVA UVAM VIVENDO VARIA FIT

Август не обмолвился ни словом о девизе, и прошло добрых два месяца, прежде чем кто-нибудь его заметил, что показывает, насколько ненаблюдательны были жители Лоунсам Дав. Августа ужасно разобидело, что никто не оценил его идею приписать латинский девиз, чтобы все въезжающие в город могли его видеть, хотя, по правде сказать, те, кто въезжал, обращали на вывеску так же мало внимания, как и те, кто уже въехал, - наверное, потому, что добраться до Лоунсам Дав было делом нелегким и изнуряющим. Те немногие, кто отважился на этот подвиг, не имели желания останавливаться и изучать высказывания эрудита.

Еще обиднее было то, что и среди собственных друзей никто не заметил девиза, даже Ньют, от которого Август ждал большей наблюдательности. Разумеется, двое из их компании были полностью неграмотны, даже трое, если посчитать Боливара, и не сумели бы отличить латынь от китайского. И все равно их равнодушное отношение к вывеске как части пейзажа заставило Августа поразмышлять, как часто привычка приводит к пренебрежению.

Колл наконец однажды заметил девиз, но только потому, что именно напротив вывески его лошадь умудрилась потерять подкову. Когда он выпрямился, подняв подкову, то взглянул на вывеску и заметил какую-то странную надпись после слов о свиньях. Он догадывался, что слова латинские, но это не объясняло их присутствия. В тот самый момент Август находился на веранде, общаясь с кувшином и стараясь не попадаться под ноги.

- Чего ты еще такого там намарал? - спросил Колл. - Тебе что, этого идиотизма насчет свиней не достаточно? Что там сказано в этом последнем предложении?

- Там немного на латыни, - сказал Август, ничуть не обеспокоенный сердитым тоном своего партнера.

- Почему латынь? - удивился Колл. - Мне казалось, ты знал греческий.

- Когда-то знал буквы, - пояснил Август. Он был порядком пьян и печален по поводу того, насколько он постепенно опустился. В особо трудные годы греческий алфавит буква за буквой исчезал из его памяти, так что от той свечи знаний, с которой он пустился в путь, остался лишь небольшой жалкий огарок.

- Так что там сказано по-латыни? - повторил Колл.

- Это девиз, - объяснил Август, - сам по себе. - Он твердо вознамерился скрывать доколе возможно тот факт, что не знал, что девиз означает, хотя, по сути, это никого не касалось. Он написал его на вывеске - теперь пусть другие читают.

Но Колл сразу усек.

- Ты сам не знаешь, - сказал он. - Да это может быть все, что хочешь. Может, ты даже приглашаешь людей нас ограбить.

Это рассмешило Августа.

- Что касается меня, так если появится бандит, умеющий читать на латыни, так пусть грабит, я не возражаю. Готов кое-чем рискнуть, чтобы ради разнообразия получить возможность пристрелить образованного человека.

После этого вопрос о девизе или целесообразности его присутствия на вывеске поднимался время от времени, если не находилось другого повода для спора. Из всех тех, кому приходилось жить по соседству с вывеской, больше всех она нравилась Дитцу, поскольку во вторую половину дня от двери, на которой она была изображена, падала какая никакая тень, где он мог посидеть и обсохнуть.

Другим она никакой пользы не приносила, так что зрелище двух всадников, читающих вывеску жарким днем, вместо того чтобы мчаться в Лоунсам Дав и поскорее промочить пыльное горло, было весьма необычным.

- Не иначе как профессора, - предположил Дитц. - До чего читать любят.

Наконец всадники подъехали к сараю. Один - коренастый и с красным лицом - был в возрасте капитана; у второго, маленького, как дворняжка, мужичка с лицом, изрытым оспой, к ноге была пристегнута огромная пушка. Старшим был явно красномордый. Его вороной конь наверняка вызывал зависть всех ковбоев. Маленький ехал на grulla.

- Парни, меня зовут Уилбергер, - произнес тот, что постарше. - Чертовски забавная у вас там вывеска.

- Ее мистер Гас написал, - пояснил Ньют, стараясь быть приветливым. Наверное, мистеру Гасу будет приятно, что наконец то появился кто-то, способный оценить вывеску по достоинству.

- Однако я бы ужасно расстроился, пожелай я взять напрокат свинью, - заметил Уилбергер. - Человека, желающего взять напрокат свинью, не стоит останавливать.

- Его бы остановили, появись он здесь, - заявил Ньют, немного подумав. Все остальные молчали, и ему подумалось, что замечание Уилбергера требует ответа.

- Так это что - коровник или вы, ребята, из цирка сбежали? - спросил Уилбергер.

- Ну, мы малость занимаемся скотом, - сказал Пи. - А сколько и чего вам надо?

- Мне нужно сорок лошадей, которых, если верить этой вывеске, вы продаете, - проговорил Уилбергер. - Шайка проклятых мексиканцев две ночи назад угнала почти всех наших верховых лошадей. У меня стадо скота собрано по другую сторону реки, и я не собираюсь гнать его в Канзас пешком. Мне один парень сказал, что вы можете достать лошадей. Это так?

- Ага, - ответил Пи Ай. - Более того, мы можем погоняться за этими мексиканцами.

- У меня нет времени болтать о мексиканцах, - отрезал Уилбергер. - Если вы, господа, можете достать мне сорок хорошо объезженных лошадей, мы вам заплатим и уедем.

Ньют чувствовал себя неловко. Он прекрасно понимал, что ни о каких сорока лошадях не может быть и речи, но ему смерть как не хотелось в этом признаваться. К тому же, как младшему из всех, ему не подобало выступать.

- Вам лучше поговорить об этом с капитаном, - предложил он. - Капитан занимается всеми сделками.

- Ах, вот как, - заметил Уилбергер, вытирая пот со лба рукавом рубашки. - Если бы я увидел капитана, то к нему бы и обратился, вместо того чтобы терять время на таких клоунов, как вы. Он где-нибудь здесь живет?

Пи показал на дом в пятидесяти ярдах в зарослях карликового дуба.

- Он, наверное, дома, - предположил Пи.

- Вам бы, ребята, газету издавать, - заметил Уилбергер. - Из вас информация так и прет.

Его отмеченный оспой спутник нашел это замечание необыкновенно забавным. Ко всеобщему изумлению, он издал некоторое подобие смеха, напоминающее кудахтанье разозленной донельзя курицы.

- Как проехать в бордель? - спросил он, откудахтавшись.

- Чик, ну ты даешь, - сказал Уилбергер, повернул лошадь и потрусил к дому.

- Как проехать в бордель? - повторил Чик.

Он смотрел на Диша, но Диш вовсе не собирался направлять к Лорене этого уродца на лошади с проваленной спиной.

- А там, в Сабинасе, - ответил Диш безразличным тоном.

- Где? - переспросил Чик, захваченный врасплох.

- В Сабинасе, - повторил Диш. - Заходите на мелководье и денек пути на юго-восток. Не промахнетесь.

Ньюту такое замечание Диша показалось чрезвычайно остроумным, но Чик явно не разделял его восхищения. Он хмурился, в результате чего его маленькое личико напряглось, оспины углубились и казались уже сквозными дырками.

- Я у тебя карту Мексики не спрашивал, - сказал он. - Мне говорили, что в этом городе есть девица со светлыми волосами.

Диш медленно поднялся на ноги.

- Да, моя сестра, - ответил он.

Разумеется, то была нахальная ложь, но свое дело она сделала. Чика эта информация не убедила, но Уилбергер уже отъехал, и Чик почувствовал, что он в одиночестве и не вызывает симпатии. Намек на то, что сестра ковбоя гулящая девка, мог привести к кулачному бою, если не хуже, а Диш Боггетт выглядел вполне здоровым экземпляром.

- Значит, какой-то дурак мне набрехал, - пошел на попятный Чик, поворачивая лошадь к дому.

Пи Ай, не любивший забегать вперед, не оценил всех тонкостей ситуации.

- Где это ты раздобыл сестру, Диш? - спросил он. Своим образом жизни Пи полностью копировал капитана. Он редко ходил в "Сухой боб" чаще двух раз в году, предпочитая промочить горло на передней веранде, откуда ему всего пара шагов до постели, если уж он чересчур промокнет. При виде женщины он чувствовал себя неловко: слишком уж велика опасность отклонения от приличного поведения. Обычно, заметив особу женского пола поблизости, он скромно опускал глаза долу. Тем не менее он рискнул разок поднять их, когда они гнали стадо через Лоунсам Дав. Он увидел, как из открытого окна на них смотрит девушка с белокурыми волосами. Плечи у нее были голые, что поразило его до такой степени, что он уронил поводья. Он не забыл девушку и иногда бросал взгляды на окно, проезжая мимо. Он очень удивился, узнав, что она, возможно, сестра Диша.

- Пи, ты когда родился? - спросил Диш, подмигивая Ньюту.

Вопрос привел Пи в полное недоумение. Он как раз думал о той девушке в окошке; вопрос о том, когда он родился, заставил его изменить ход мыслей, что всегда было для него затруднительно.

- Тебе лучше спросить капитана, Диш, - ответил он неуверенно. - Я все никак не могу запомнить.

- Ну что же, раз у нас полдня свободны, я, пожалуй, пойду пройдусь, - заявил Диш, направляясь в городок.

Ньют все никак не мог отказаться от мысли, что, возможно, его этой ночью возьмут с собой.

- Куда вы едете, когда направляетесь к югу? - спросил он Пи, который все еще размышлял по поводу даты своего рождения.

- Ну, мы просто петляем, пока не наткнемся на скот, - объяснил он. - Капитан знает, где искать.

- Надеюсь, меня тоже возьмут, - сказал Ньют. Дитц хлопнул его по плечу огромной черной лапой.

- Не дождешься, когда тебя пристрелят, парень? - заметил он, отошел к неоконченному колодцу и заглянул вниз.

Дитц говорил мало, но видел много. У Ньюта часто возникало чувство, что Дитц был единственным, кто в самом деле понимал, чего Ньют хочет и что ему нужно. Боливар иногда относился к Ньюту по-доброму, да мистер Гас всегда был к нему расположен, хотя доброта его носила несколько общий характер. У него постоянно находилось о чем позаботиться и о чем поговорить, так что на Ньюта он обращал внимание в основном тогда, когда уставал думать обо всем другом. Капитан редко бывал с ним резок, разве что он уж слишком напортачит, но у капитана также никогда не находилось для него теплого слова. Капитан вообще был скуповат насчет теплых слов, но Ньют знал, что, начни тот одаривать всех теплыми словами, он, Ньют, будет последним, кто их получит. Как бы хорошо он ни работал, капитан никогда его не хвалил. Это несколько разочаровывало: чем больше юноша старался угодить капитану, тем менее тот казался довольным. Если Ньюту удавалось хорошо выполнить работу, у него создавалось впечатление, что капитан вследствие этого чувствовал себя вроде как в долгу, и Ньют всегда дивился, зачем нужно хорошо работать, если это только раздражает капитана. И тем не менее капитана ничто не волновало, кроме хорошо сделанного дела.

Дитц замечал огорченное недоумение юноши и всеми силами старался взбодрить Ньюта. Иногда он помогал ему в особо трудных случаях, хвалил, когда было за что. Это помогало, хотя чувство, что капитан имеет что-то против него, не покидало Ньюта. Он понятия не имел, что бы это такое могло быть, но что-то наверняка было. Кроме него, только Дитц ощущал это, но Ньют никак не мог решиться спросить Дитца об этом прямо - он знал, что Дитц - не большой любитель подобных разговоров. Он вообще то мало говорил. Он лучше умел выразить то, что надо, с помощью глаз и рук.

Пока Ньют мечтал о ночи и Мексике, Диш Боггетт весело шагал к салуну, думая о Лорене. Весь день, на дне ли колодца, крутя ли ручку лебедки, он думал о ней. Ночь прошла не так хорошо, как он надеялся. Лорена не дала ему никакой надежды, но, может быть, подумал Диш, ей нужно больше времени, чтобы привыкнуть к мысли, что он любит ее. Если он побудет здесь неделю другую, она привыкнет или он ей даже понравится.

За магазином старый мексиканец, который делал седла, резал на полоски сыромятную кожу для веревок. Дишу пришло в голову, что он будет выглядеть получше, если спустится к реке и смоет хотя бы часть пота, высохшего на нем за день. Но это означало бы потерю времени, и потому он выбросил такую мысль из головы. Остановившись у задней двери салуна, он лишь заправил рубаху в штаны и отряхнул с них пыль.

Как раз когда он занимался рубахой, то услышал потрясший его звук. Диш стоял футах в двадцати от здания, которое было кое-как сбито из досок, все два этажа. Было тихо, жарко, безветренно. Если бы кто-нибудь пукнул в начале улицы, Диш обязательно бы услышал. Но он услышал совсем другое. Когда до него впервые донесся равномерный скрипучий звук, он не обратил на него внимания, но через пару секунд на него нашло озарение, от которого его едва не стошнило. Помимо воли он подошел поближе, чтобы подтвердить свои подозрения.

Из того угла, где находилась комната Лорены, доносился скрипучий звук, какой может издавать скверная постель с набитым кукурузной соломой матрацем от движений двух человек. Именно у Лорены была такая постель; только вчера ночью кровать издавала такие же звуки под ними, и Диш на короткое мгновение подумал, пока не перестал соображать от наслаждения, слышит ли эти звуки кто-нибудь, кроме них.

Теперь слышал он, стоял в недозапихнутой в штаны рубахой и слушал, как кто-то занимается этим с Лореной. Воспоминания о ее теле вперемешку со звуками вызвали такую боль в груди Диша, что какое-то время он не мог двигаться. Ему показалось, что его парализовало, что ему суждено вечно стоять под окном этой комнаты, куда он сам собирался войти. Она была частью этого звука, он даже разбирал, какие аккорды добавляла она в эту музыку. В Дише начал нарастать гнев, и сначала он был направлен на Ксавье Ванза, который хотя бы мог позаботиться, чтобы у Лорены был ватный матрац, а не этот кусачий, набитый соломой, на котором и спать то неудобно.

В следующее мгновение гнев обошел Ксавье стороной и сосредоточился на мужчине, находившемся там, над ним, в комнате Лорены, который использовал ее тело, чтобы издавать все эти скрипы и трески. Он не сомневался, что это изрытый оспой карлик, который только сделал вид, что поехал к дому, а на самом деле по руслу ручья направился прямиком в салун. Он еще об этом пожалеет.

Диш подтянул ремень на штанах и широкими шагами начал обходить салун с севера. Ему пришлось обойти вокруг почти всего здания, чтобы не так были слышны эти звуки. Он твердо вознамерился убить маленького ублюдка, когда тот выйдет из салуна. Диш не был забиякой, но есть вещи, которые терпеть нельзя. Он вытащил пистолет и проверил, заряжен ли он, одновременно подивившись, как быстро меняется жизнь: еще утром, когда он проснулся, у него не было других планов, кроме как стать ковбоем. Теперь же он собирался убить человека, после чего его будущее окажется под сомнением. У этого мужика могут быть могущественные друзья, которые откроют на него охоту. И все же, учитывая обуревавшие его чувства, Диш не мог поступить иначе.

Он снова вложил пистолет в кобуру и вышел из-за угла, собираясь подождать ковбоя около его лошади и вызвать того на поединок.

Но здесь Диша снова ждало потрясение. Никакой серой лошади у салуна привязано не было. Там вообще ни одной лошади не было. Около магазина Памфри пара крупных парней грузили в фургон мотки колючей проволоки. Если не считать их, улица была совершенно пуста.

Это повергло Диша в глубокое уныние. Он уже твердо решил совершить убийство, но теперь не знал, кого убивать. На мгновение он постарался убедить себя, что не слышал того, что слышал. Может, Лорена просто прыгала на соломенном матраце ради забавы.

Но это предположение не выдерживало критики. Даже беззаботная девушка не станет прыгать на соломенном матраце в жаркий полдень, тем более что Лорена была далеко не беззаботной. Здесь определенно замешан мужчина. Весь вопрос: кто?

Диш заглянул внутрь, чтобы обнаружить, что салун пуст, как церковь субботним вечером. Ни намека на Ксавье или Липпи, и, что самое скверное, - скрип все еще продолжался. Он мог его хорошо слышать прямо от дверей. Это уже чересчур. Он быстро вышел на веранду и пошел дальше по улице, но скоро сообразил, что идти то ему некуда, разве что забрать свою лошадь и двинуть в Матагорду, а капитан Колл пусть что хочет, то и думает.

К такому решительному шагу Диш не был готов, во всяком случае, он хотел сначала узнать, кто его соперник. Посему он прошел по одной стороне улицы, а потом вернулся по другой, чувствуя себя ужасно глупо. Он прошел даже до самой реки, но там тоже не на что было смотреть, кроме полоски коричневой воды и крупного койота. Койот, расположившись в тени, поедал лягушку.

Диш просидел около реки с час, так что когда он вернулся в салун, там уже все было в норме. Ксавье Ванз стоял в дверях с мокрой тряпкой в руке, а Липпи сидел у бара, срезая бритвой мозоль с большого пальца руки. Оба они Диша не интересовали.

Вот кто его интересовал, так это разрумянившаяся Лорена, сидевшая за одним столом с Джейком Спуном, тем самым незнакомцем с карими глазами и пистолетом с перламутровой рукояткой. Шляпа Джейка была сдвинута на затылок, и он обращался с Лореной так, будто знал ее годы. Во всяком случае, он так на нее смотрел. На столе стоял единственный стакан с виски. С порога Диш увидел, как Лорена отпила глоток и передала стакан Джейку, который приложился поосновательней.

Эта сцена страшно смутила Диша, у него даже похолодело в животе, почти как при скрипе кровати, когда он его впервые услышал. Он никогда не видел, чтобы его родители пили из одного и того же стакана, а они были женатыми людьми. И подумать только, накануне он практически не мог заставить Лорену взглянуть на себя, а ведь он - лучший работник в округе, не какой-то перекати-поле.

Пока он стоял на пороге, его мысли об этой женщине мгновенно изменились: как будто молния ударила, и все его старые мечты превратились в прах. Ничего из его планов не выйдет, ничего и никогда. Он повернулся, чтобы уйти, начать привыкать к своей новой жизни в одиночестве, но слегка замешкался. И Джейк, и Лорена оторвали взгляды друг от друга и посмотрели на него. Выражение лица Лорены не изменилось, но Джейк взглянул на него дружелюбно и поднял руку.

- Эй, - сказал он. - Иди сюда, сынок. Надеюсь, что ты - первый из толпы, которая здесь позднее соберется. Вот чего терпеть не могу, так это тоскливых салунов.

Липпи в своей любимой шляпе повернулся и потряс губой в сторону Диша. Потом сдул со стойки ошметки своей мозоли.

- Какая же Диш толпа, - заметил он.

Диш зашел в салун, от души жалея, что пришелец вообще узнал о существовании такого местечка, как Лоунсам Дав.

Джейк Спун махнул рукой Ксавье.

- Дейви, принеси ка своей отравы, - велел он. Он никогда не называл Ксавье иначе как Дейви. - Любой, кому приходится копать колодец в эту чертову жару, заслуживает выпивки на халяву. И я тебя угощаю.

Он показал на стул, Диш сел, попеременно то краснея, то бледнея. Ему было любопытно, что думает по этому поводу Лорена, и, когда Джейк отвернулся, он бросил на нее взгляд. Глаза ее необычно сияли, но Диша она не замечала. Она не могла отвести взгляда от Джейка, хотя он не особенно обращал на нее внимание. Она несколько раз с отсутствующим видом побарабанила пальцами по столу и дважды отпила из стакана Джейка. Над ее верхней губой Диш заметил капельки пота, одна прямо на краю маленького шрама, но в остальном казалось, что ни жара, ни что-то другое ее не беспокоит.

Диш с трудом отвел взгляд, так она была хороша, а когда ему это удалось, то поймал на себе взгляд Джейка. Вполне дружелюбный, создавалось впечатление, что он просто рад компании.

- Если бы мне пришлось копать колодец, я бы и часа не протянул, - признался он. - Вы, ребята, должны воспротивиться, пусть Колл сам копает свою дыру.

Подошедший в это мгновение Ксавье принес бутылку и стакан. Джейк сам взял бутылку и налил щедрую порцию.

- Это пойло лучше, чем то, что в Арканзасе, - заметил он.

- В Арканзасе, - презрительно повторил Ксавье, как будто это слово говорило само за себя.

Тут Диш просто перестал верить происходящему. Вряд ли было другое место, где ему хотелось бы быть меньше, чем за столиком с Лореной и этим мужчиной, и однако он здесь сидел. Лори, казалось, ничего не имела против его присутствия, но, с другой стороны, вне сомнения, она ничего не имела бы против, если бы он находился за тысячу миль от салуна. Ксавье стоял рядом, и вода с его тряпки стекала ему на штанину, а Джейк Спун пил виски и выглядел вполне дружелюбно. Сейчас, когда шляпа его была сдвинута на затылок, Диш мог видеть полоску белой кожи на лбу, которой никогда не касалось солнце.

К этому времени Диш окончательно потерял чувство реальности происходящего. Он даже забыл, что он ковбой, а это в его жизни было главным. Он превратился просто в парня со стаканом виски в руке, чья жизнь внезапно пошла наперекосяк. Еще вчера он был лучшим работником, но какое сейчас это имело значение?

Хотя день выдался ясным и жарким, Дишу стало холодно и туманно, и так его поразила эта странная штука - жизнь, что он не знал, куда смотреть, не то что бы что то сказать. Он выпил один стакан, потом еще, потом снова, и, хотя жизнь все еще оставалась в тумане, внутри этого тумана значительно потеплело. К середине второй бутылки он перестал беспокоиться о Лори и Джейке Спуне и сидел у пианино, распевая "Мою красотку за морями" под аккомпанемент Липпи.

9

Когда Уилбергер подъехал к дому, Август сидел на передней веранде и выжидал. То, что он выжидал, казалось ему вполне товарищеским поступком, поскольку Джейк Спун проехал длинный путь и был слишком напуган, чтобы искать общества женщин. Джейк был одним из тех мужиков, у кого круглый год стоит, к великому раздражению Колла, не отличавшегося такой способностью. Август тоже был подвержен этому пороку, но, как он сам говорил, он не пойдет, как мул, на поводу у этой штуки, хотя многие, слышавшие эту шутку, ее не понимали. Он любил, как он выражался, перепихнуться, но, если не было подходящих условий, мог долгое время обходиться виски. Ясно, что из-за возвращения Джейка условия не будут благоприятными, посему он обратил свое внимание на кувшин, чтобы дать Джейку пару часов для удовлетворения его насущных потребностей, а уж потом пойти и постараться заинтересовать его карточной игрой.

Появление Уилбергера было полной неожиданностью. Он подъехал на своем вороном вплотную к крыльцу, что удивило свиней не меньше, чем Августа. Они пробудились и захрюкали на лошадь.

Уилбергер с завистью посмотрел на кувшин Августа.

- Могу поклясться, что вы не сливовый сок пьете, - заметил он. - Жаль, не могу себе позволить легкую жизнь.

- Если вы спешитесь и перестанете пугать моих свиней, я угощу вас, - заверил Август. - Представиться друг другу можем потом.

Хряк поднялся и прошел прямо под брюхом вороного, который был настолько хорошо объезжен, что даже не шевельнулся. Значительно больше поразился Уилбергер. Да и сам Август. Раньше хряк такого никогда не делал, хотя он всегда отличался непредсказуемостью.

- Полагаю, это одна из свиней, которых вы не даете напрокат, - сказал Уилбергер. - Если бы я приехал на моей кобыле, она бы дала этой хрюшке такого пинка, что вам пришлось бы всю округу обшарить в поисках своего бекона.

- Ну-ну, просто эта свинья спала, - заметил Август. - Наверное, когда она проснулась, то удивилась, что здесь стоит лошадь.

- Вы кто, Колл или Маккрае? - спросил Уилбергер, которому надоела свинячья тема.

- Я - Маккрае, - ответил Август. - Колл столько бы болтать не стал.

- И я его понимаю, - заметил Уилбергер. - Я - Уилбергер.

В этот самый момент из дома вышел Колл. По правде говоря, рана от укуса беспокоила его весь день, и он собирался сделать себе примочку из мякоти кактуса. На это требовалось время, вот почему он так рано и пришел.

Когда он вышел на веранду, к дому на серой лошади подъехал маленький человек.

- Слушайте, да вы нас окружили, а мы и знать не знаем, - сказал Август. - Вон тот, у кого рубашка из штанов вылезла, капитан Колл.

- Я - Уилбергер, - представился Уилбергер. - А это мой работник, Чик.

- Вполне можете спешиться, - предложил Колл.

- Да ладно, - возразил Уилбергер, - чего слезать, когда скоро снова садиться? Я против бесполезных усилий. Слышал, вы торгуете лошадьми?

- Верно, - ответил Колл. - И скотом.

- Скот меня не интересует, - ответил Уилбергер. - У меня три тысячи голов, готовых к перегону. Мне нужны верховые лошади.

- Жаль, что скот нельзя приспособить под седло, - сказал Август. Эта мысль возникла у него внезапно, и, не изменяя своей привычке, он тут же облек ее в слова.

Колл и Уилбергер посмотрели на него, как на сумасшедшего.

- Вам, может, и жаль, - проговорил Уилбергер, - а для меня они - дар Божий. Я полагаю, это вы написали ту вывеску?

- Совершенно верно, - подтвердил Август. - Хотите, и вам напишу?

- Да нет, мне еще в дурдом рановато, - отказался Уилбергер. - Я никогда не ожидал встретиться с латынью в этой части Техаса, но, видно, образование начало распространяться вширь.

- Как вам удалось собрать столько скота без лошадей? - поинтересовался Колл, надеясь снова перевести разговор на деловую тему.

- Я зайцев натренировал, чтобы скот из кустов выгоняли, - слегка раздраженно ответил Уилбергер. - По правде говоря, - добавил он, - чертовы мексиканцы украли наших лошадей. Я слышал, что вы гонялись за мексиканскими конокрадами, когда были рейнджерами, но, похоже, нескольких из них вы упустили.

- Да нет, мы всех перевешали, - вмешался Август, обрадовавшись, что гость готов поспорить. - Наверное, это уже новое поколение подросло, они и увели ваших лошадей. Мы за них не в ответе.

- Все это болтовня, - отрезал Уилбергер. - На моей шее сейчас три тысячи голов скота и одиннадцать человек. Если бы я мог купить сорок лошадей, причем лошадей хороших, я бы чувствовал себя спокойнее. Вы можете мне помочь?

- Мы рассчитываем иметь голов сто завтра к восходу, - заявил Колл. Болтливость Августа иногда оказывалась полезной, она давала ему минутку на размышления.

- Я не собирался здесь ночевать, - заметил Уилбергер. - К тому же мне не только ста, мне и пятидесяти не нужно. Сколько я могу получить сегодня?

Август вытащил свои старые карманные часы и прищурившись посмотрел на них.

- Мы сегодня уже закрылись, - сообщил он. - Сегодня ничего не продаем.

Уилбергер резко соскочил с коня и автоматически слегка ослабил подпругу, чтобы коню было легче дышать.

- Вот уж не думал нарваться на такой разговор, - сказал он. - В первый раз встречаю платную конюшню, которая закрывается среди бела дня.

- Да нет, конюшня не закрывается, - поправил его Август. - Мы готовы поставить туда все, что вам потребуется. Закрывается то, что касается продажи лошадей.

Уилбергер подошел к веранде.

- Если тот кувшин сдается напрокат, я бы взял напрокат глоток, - предложил он. - Похоже, этот кувшин - единственное, что еще открыто в вашем городке.

- Открыто и на халяву, - заверил Август, протягивая сосуд.

Пока Уилбергер пил, Август взглянул на Колла. Его высказывание насчет ста лошадей показалось слишком уж нахальным, даже если они и планируют поход в Мексику. В последние набеги они в основном интересовались скотом. Иногда им попадалось несколько лошадей, которых они присоединяли к коровам, но их число редко превышало дюжину за одну ночь. Откуда возьмутся еще девяносто, Август представления не имел.

- Разве здесь в городе нет шлюхи? - спросил Чик. Он все еще сидел в седле. Вопрос застал всех врасплох. Даже Уилбергеру он явно не пришелся по вкусу. - Видите ли, те парни у колодца отказались меня просветить, - объяснил Чик несколько обиженным тоном.

- Это потому, что они богобоязненны, - пояснил Август. - Этих ребят вы ни с какой Изабелью не застанете.

- Ее так зовут? - спросил Чик. - Я слышал, по другому.

- Никак не научится бороться со своими страстями, - объяснил Уилбергер. - Надеюсь, вы его простите.

- Нам тут болтливых не надо, - туманно высказался Август.

- Так насчет лошадей, - сказал Уилбергер, возвращаясь к более серьезной теме. - Этот разговор насчет «закрыто» очень некстати. Я надеялся вернуться к своему стаду к восходу. Оно сейчас в неудачном месте. Комары сожрут моих людей, если я не потороплюсь. Если я достану достаточно лошадей, чтобы тронуться с места, я, может, остальных прикуплю по дороге на север.

- Рискованно, - заметил Колл.

- Знаю, что рискованно, - согласился Уилбергер. - А что не рискованно? Сколько вы мне можете продать сегодня днем?

Коллу надоело ходить вокруг да около.

- Три, - ответил он.

- Три сегодня днем и сто завтра, - заметил Уилбергер. - Наверняка у вас есть приятель, у которого полно лошадей на продажу. Жаль, что я с ним незнаком.

- Он только нам продает, - пояснил Август. - Мы на деньги не скупимся.

Уилбергер вернул кувшин.

- Вы и на время не скупитесь, - заметил он. - Мое. Мы прямо сейчас к этому человеку поехать не можем, я правильно понял?

Колл покачал головой.

- На восходе.

Уилбергер кивнул, как будто именно этого и ждал.

- Ладно, - сказал он. - Если вы и оставили мне выбор, я его не заметил.

Он направился к вороному жеребцу, подтянул подпругу и вскочил в седло.

- Надеюсь, вы, ребята, меня не подведете? - спросил он. - Когда меня подводят, я становлюсь злее бездомного индюка.

- Мы всегда слово держим, - ответил Колл. - Можете рассчитывать на сорок лошадей на восходе по тридцать пять долларов за штуку.

- Мы будем здесь, - уверил его Уилбергер. - Вам за нами охотиться не придется.

- Погодите ка, - поинтересовался Колл. - А у ваших лошадей есть тавро?

- Есть, - ответил Уилбергер. - HIС[этот (лат.)] на левом бедре.

- А они у вас подкованы? - спросил Колл.

- Все подкованы, - ответил Уилбергер. - Если встретите, приводите.

- А что значит HIC? - поинтересовался Август.

- Ну, это латынь, - ответил Уилбергер. - Проще, чем вы написали на вывеске.

- Вот как, - заметил Август. - И где вы изучали латынь?

- В колледже в Йеле, - объяснил Уилбергер. И они с Чиком уехали.

- Наверное, врет, - предположил Август. - Человек, который учился в Йеле, не станет перегонять скот, чтобы заработать на жизнь.

- Откуда ты знаешь? - удивился Колл. - Может, его семья разорилась. Или ему просто нравится жить на свежем воздухе.

Вид у Августа был скептический. Его потрясла новость, что в городе есть кто то образованнее него.

- Прищучил он тебя, так? - спросил Колл. - Ты даже не знаешь, что означает такое короткое слово.

- Отчего же, это сокращенное от hiccough[икота (англ.)], - ответил Август уверенно. - Странное слово для клейма, с моей точки зрения.

- Как, по твоему, Джейк напился? - спросил Колл.

- Да нет, - ответил Август. - Но я полагаю, настроение у него слегка улучшилось. А что?

- Он мне сегодня вечером нужен трезвый, - сказал Колл. - И ты тоже, кстати.

- Я могу быть таким трезвым, будто только что родился, и все едино сотни лошадей не найду, - заметил Август. - Эти цифры бессмысленны. Уилбергеру нужно лишь сорок, мы и столько ни за что не найдем. Что ты станешь делать с оставшимися шестьюдесятью, если мы их пригоним?

- Нам самим понадобятся верховые лошади, если мы отправимся в Монтану.

Август поставил кувшин и вздохнул.

- Удавил бы этого Джейка, - заметил он.

- За что?

- За то, что заразил тебя этой идеей. Джейку все легко. Такие идеи у него с одной стороны головы влетают, а с другой вылетают. Но ни одной идее еще не удавалось вылететь из твоей головы. У тебя мозг как болото. В нем и мул потонет. Посмотри на меня, живу себе почти всю жизнь в теплом климате, а ты хочешь, чтобы я все бросил и подался куда то, где холодно.

- Почему бы и нет, если там местность получше? - спросил Колл.

Август немного помолчал.

- Я сейчас про Монтану не хочу спорить. Мы уже достаточно наспорились. Скажи мне лучше, где мы украдем сотню лошадей?

- На гасиенде Флореса.

- Я так и знал, - заметил Август. - Мы не за коровами собрались, мы организуем нападение.

Гасиенда Флореса считалась самым большим ранчо в этом районе Мексики. Оно уже существовало, когда Рио Гранде была просто рекой, а не границей. Vaqueros пересекали ее так же запросто, как и любой ручей. Миллионы акров земли, тогда составлявшие часть гасиенды, стали теперь Техасом, но vaqueros до сих пор сохранили привычку переходить через реку и воровать скот и лошадей. С их точки зрения, они возвращали то, что им принадлежало. Центральная часть усадьбы находилась всего в тридцати милях, и именно там они держали большую часть своих лошадей, несколько сотен, на многих из которых стояло техасское клеймо.

- Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты хочешь спровоцировать войну, - заметил Август. - Старик Педро Флорес вряд ли согласится подарить нам сотню лошадей, даже если они у него ворованные.

- Везде есть свой риск, - согласился Колл.

- Ага, а тебя на риск так же тянет, как Джейка на баб, - сказал Август. - Предположим, угоним мы лошадей. И что дальше?

- Продадим Уилбергеру сорок и оставим остальных себе, - ответил Колл. - Соберем скот и двинем на север.

- Двинем на север с кем? - спросил Август. - Из нас команды не составишь.

- Можно нанять ковбоев, - предположил Колл. - Тут полно свободной молодежи.

Август вздохнул и встал. Создавалось впечатление, что легкой жизни на время приходил конец. Колл слишком долго работал спустя рукава и теперь собрался наверстать упущенное, трудясь вшестеро больше, чем положено нормальному человеку.

С другой стороны, совсем неплохо было бы угнать лошадей у Педро. Педро был старым соперником, а Август до сих пор не прочь помериться с ним силами.

- Джейку лучше надо было позволить себя повесить, - проговорил он. - Сам знаешь, как он страдает, когда приходится работать.

- Куда ты собрался? - спросил Колл, заметив, что Август направился прочь от дома.

- Да пойду сообщу Джейку новости. Может, он захочет смазать свой пистолет.

- Наверное, придется взять мальчишку, - сказал Колл. Он много об этом думал. Если им удастся раздобыть сотню лошадей, потребуется каждая пара рук.

- Ну и славно, - заметил Август. - Скажу Ньюту. Он небось будет так счастлив, что свалится с забора.

Но Ньют не сидел на заборе, когда узнал эту новость. Он стоял на песчаном русле ручья и слушал, как Диша рвет. Диш находился немного дальше по ручью, и, судя по всему, ему было здорово плохо. Он вернулся из салуна вместе с Джейком Спуном и мистером Гасом своим ходом, хотя ступал нетвердо. Затем перевалился через край обрыва и принялся блевать. Теперь он стоял на четвереньках и все еще блевал. Издаваемые им рыки напомнили Ньюту булькающий звук, который производит корова, вытаскивающая ноги из болота.

Ньюта несколько раз тошнило, но никогда ему не было так плохо, как сейчас Дишу, и он забеспокоился. По всем признакам, Диш вполне мог умереть. Ньют никогда бы не подумал, что можно так надраться за такой короткий промежуток времени. Однако мистер Джейк и мистер Гас не выказывали никакого волнения. Они стояли на берегу и мило беседовали, а Диш тем временем, свесив голову, издавал звуки, подобно корове в болоте.

- Мне позвать Боливара? - спросил Ньют. Боливар был их домашним доктором.

Мистер Гас отрицательно покачал головой.

- Боливар ничем не поможет пьяному в стельку человеку, - сказал он. - Колл зря снял вас, парней, с работы. Сиди Диш на дне того колодца, не возникло бы у него искушения напиться.

- Рыба так быстро не пьет, как этот парень, - добавил Джейк. - Если рыба вообще пьет.

- Они не пьют того, что пил он, - рассудил Август. Он прекрасно знал, что Диш безнадежно влюблен и таким образом попытался заглушить свои душевные муки.

- Надеюсь, капитан его не увидит, - проговорил Ньют. Капитан терпеть не мог выпивку, разве только если пили по вечерам и в меру.

Не успел он произнести эти слова, как из дома вышел капитан и направился к ним. Диш все еще стоял на четвереньках. Примерно в этот же момент Боливар принялся колотить ломом по колоколу, хотя обычное время для ужина еще не наступило. По видимому, свои действия он с капитаном не согласовал, поскольку тот раздраженно обернулся. Блямканье железа по железу не улучшило состояния Диша, он снова стал подражать корове в болоте.

Джейк посмотрел на Августа.

- Колл может его уволить, - заметил он. - Не могли бы мы как нибудь за него заступиться?

- Диш Боггетт - первоклассный работник, - возразил Август. - Он сам может за себя постоять.

Колл приблизился и посмотрел на несчастного ковбоя, которого все еще рвало.

- Что с ним случилось? - спросил он, нахмурившись.

- Меня там не было, - ответил Август. - Может, он кусок колючей проволоки проглотил?

Диш тем временем услышал новый голос и, повернув голову, увидел, что капитан присоединился к зрителям. Именно этого он и не переставал страшиться, как бы плохо ему ни было. Он не помнил, что произошло в салуне, кроме того, что он много пел, но даже в пьяном беспамятстве Диш сознавал, что за все придется ответить перед капитаном Коллом. В какой-то момент он перестал видеть Лорену, забыл, что любит ее, забыл даже, что она сидит напротив вместе с Джейком, но он никогда не забывал окончательно, что в эту ночь он должен ехать вместе с капитаном Коллом. Он мысленно представлял, как они едут, даже когда пел и пил, и теперь капитан пришел, и пора отправляться в путь. Диш не знал, хватит ли у него сил встать и тем более сесть на лошадь, не говоря уже о том, чтобы удержаться на ней и гнать скот, но он понимал, что речь идет о его репутации, и, если он не попытается, - позор ему на веки вечные. Желудок у него еще не совсем успокоился, но ему удалось сделать несколько глубоких вздохов и встать на ноги. Он хотел было подняться на берег как ни в чем не бывало, но ноги подогнулись, и, упав на колени, он пополз наверх на четвереньках, что совсем привело его в смущение, поскольку берег был пологий и не выше трех футов.

Подойдя поближе к молодому ковбою, Колл почувствовал запах виски и понял, что мальчишка пьян в стельку. Он меньше всего этого ожидал, и его первым побуждением было немедленно его уволить и отправить назад к Шанхаю Пирсу, который более терпимо относился к любителям приложиться к бутылке. Но едва он открыл рот, как заметил, что Гас и Джейк усмехаются и переглядываются, как будто все это всего лишь остроумная шутка. Для них наверняка так оно и было - шутки интересовали их куда больше, чем серьезное дело. Но поскольку они так уж рьяно веселились именно в этом случае, Колл сообразил, что, скорее всего, они как-то одурачили и напоили парня, и, следовательно, это не полностью его вина. Эти две хитрые лисы вместе становились еще невыносимее. На них похоже - сыграть такую шутку в самое неподходящее время. Они постоянно так делали в те годы, когда были рейнджерами.

Диш тем временем добрался до верха и с трудом встал на ноги. Когда он выпрямился, голова на мгновение прояснилась, и он возрадовался - может, он уже протрезвел. Но секундой позже все надежды улетучились. Он было направился к выгону, чтобы оседлать лошадь, споткнулся о корень мескитового дерева, тянущийся в пыли, и упал прямо вниз лицом.

Ньют уже тоже было возрадовался, когда Диш встал, и ужасно смутился, когда его приятель растянулся в пыли. Он все еще недоумевал, как это Диш умудрился так напиться за столь короткое время и зачем он это сделал, особенно если впереди такая ответственная ночь. Боливар все еще колотил ломом, и это мешало думать.

Незнакомый с привычками Боливара Джейк досадливо поморщился, поскольку грохот не умолкал.

- Кто разрешает старику устраивать такой бедлам? - спросил он. - Почему никто его не пристрелит?

- Если мы его пристрелим, готовить придется Гасу, - объяснил Колл. - Тогда нам придется жрать трепотню или подохнуть с голоду.

- Слушать меня - еще не самое худшее, - заметил Август.

Диш Боггетт снова поднялся. Он оглядывался вокруг остекленевшим взглядом и передвигался с такой осторожностью, будто боялся, что если упадет, то разобьется вдребезги.

- Что с тобой случилось? - спросил Колл.

- Да, капитан, я, право, не знаю…

- Почему не знаешь?

- Не помню…

- Да ладно, - вмешался Август, - он будет в порядке. Ему просто хотелось выяснить, как быстро он сможет вылакать две бутылки виски.

- Кто его в это втравил? - спросил Колл.

- Не я, - отозвался Август.

- И не я, - усмехнулся Джейк. - Я только предложил ему поискать воронку для слива. Если бы у него была воронка, он с этими бутылками расправился бы куда быстрее.

- Я могу ехать, капитан, - заверил Диш. - Как сяду на лошадь, все сразу пройдет.

- Надеюсь, что так, - заметил Колл. - Я не стану держать у себя человека, который не справляется со своей работой.

Боливар все еще барабанил в колокол, что окончательно вывело Джейка из себя.

- Черт, если сегодня Четвертое июля, то я займусь своим собственным салютом, - сказал он, вытаскивая пистолет. Никто и слова вымолвить не успел, а он уже сделал три выстрела в направлении дома. Блямканье продолжалось, как будто никто не стрелял, но Ньют был поражен. Ему казалось, что, хоть Боливар и вправду очень шумит, так неосторожно действовать нельзя.

- Если тебе столь не терпится нажать на спусковой крючок, - промолвил Август, - ничего нет удивительного, что ты в бегах. Если ты хотел покончить с этим шумом, то достаточно было бы вмазать ему кирпичом по башке.

- Зачем ходить, когда можно выстрелить? - снова усмехнулся Джейк.

Колл промолчал. Он успел заметить, что Джейк стрелял достаточно высоко, чтобы не подвергать повара никакой опасности. Вполне характерно для Джейка - хочет казаться хуже, чем он есть на самом деле.

- Если хотите поесть, лучше поторопитесь, - сообщил он. - На закате выезжаем.

После ужина Джейк и Август вышли наружу покурить и поплеваться. Диш сидел на печке, потягивая черный кофе и одной рукой сжимая висок, - он болел так, будто кто-то врезал по нему небольшим топориком. Дитц и Ньют отправились в загоны за лошадьми. Ньют остро сознавал, что из всех он - единственный, кто не вооружен. У Дитца на бедре болтался огромный кольт размером с окорок, который он прицеплял только тогда, когда собирался в набег, потому что даже Дитцу недостало бы сил таскать его весь день на себе.

Капитан пришел в загон раньше них, поскольку оседлать Чертову Суку было делом непростым. Он как раз привязывал ее к столбу, когда подошли Дитц и Ньют. Когда Ньют вошел в сарай, чтобы взять веревку, капитан повернулся и протянул ему пистолет в кобуре и с ремнем.

- Лучше пусть он будет и не понадобится, чем понадобится, а его у тебя не будет, - добавил он несколько торжественно.

Ньют взял пистолет и вытащил его из кобуры. Оружие слегка пахло маслом, по-видимому, капитан его недавно смазывал. Разумеется, Ньют не впервые держал в руках пистолет. Мистер Гас основательно занимался с ним стрельбой и хвалил за успехи. Но просто держать пистолет в руках и иметь его в своем полном распоряжении - вещи совершенно разные. Он повернул барабан кольта и прислушался к тихим, четким щелчкам. Рукоятка удобная, ствол прохладный и синеватый; кобура немного отдавала лошадиным потом. Ньют снова вложил пистолет в кобуру, надел и застегнул ремень и сразу почувствовал плотную тяжесть пистолета у себя на бедре. Когда он вышел в загон, чтобы поймать лошадь, то впервые почувствовал себя совершенно взрослым. Солнце склонялось к западному горизонту, ночные ястребы слетались к каменному резервуару, который Дитц и капитан соорудили много лет назад. Дитц уже поймал лошадь мистера Гаса, большую надежную гнедую по кличке Глиняный Куличик, и ловил коня для себя. Ньют приготовил лассо и с первого броска заарканил своего любимца, серовато коричневого мерина, которого он звал Мышью. Ему показалось, что с пистолетом у бедра он даже лассо лучше бросает.

- Ой, надо же, они тебе пистоль дали, подумать только, - широко улыбнулся Дитц. - Наверное, еще немного - и ты станешь нашим боссом.

Такая тщеславная мысль никогда не появлялась в голове у Ньюта. Пределом его мечтаний было стать членом команды - ездить везде со всеми и делать то же, что и они. Но Дитц явно шутил, а у Ньюта как раз было подходящее настроение для шуток, поэтому он ответил:

- Точно. Вот вот стану боссом. И первым делом тебе зарплату прибавлю.

Дитц хлопнул себя по ляжке и заржал, такой смешной показалась ему эта мысль. Когда остальные наконец вышли из дома и присоединились к ним, они увидели, что оба стоят и ухмыляются.

- Только поглядите, - сказал Август. - Такое впечатление, будто они в первый раз обнаружили, что у них есть зубы.

День умирал, и солнечный отсвет поднимался вверх в пустое, светлое еще небо, когда компания «Хэт крик» в полном составе пересекла реку и направилась на юго-восток, к гасиенде Флореса.

10

Первое, что Ньют заметил, став взрослым, - это то, что время уже не тянется так медленно. Сразу же как они перебрались через реку, капитан пустил лошадь рысью. Стало совсем темно, только светила луна. Поскольку Ньюта никогда не пускали в Мексику, разве что иногда брали с собой в маленькую деревушку, где они покупали скот законным путем, он не знал, чего ожидать, но никак не думал, что будет так темно и пусто. Пи Ай и мистер Гас постоянно говорили, как много в Мексике бандитов, а они всемером едут уже два часа - и никого, ни души. Они не видели никаких огней, не слышали никаких звуков, просто ехали через пологие овраги, поредевшие заросли карликового дуба, все дальше и дальше вдоль реки. Иногда капитан увеличивал скорость, и тогда они скакали коротким галопом, но по большей части шли рысью. Поскольку Мышь легко шел рысью, а галопировал тяжело, Ньюта такое положение вещей вполне устраивало.

Он ехал в середине. По традиции Пи Ай был замыкающим. Ньют все время находился рядом с Дишем Боггеттом, который с момента выезда не произнес ни слова, и Ньют не мог понять, в каком тот состоянии. Но с лошади, по крайней мере, Диш не падал. Тонкий месяц освещал небо, но не землю. Единственными ориентирами были тени, короткие тени, отбрасываемые главным образом карликовыми дубами и мескитовыми деревьями. Разумеется, не Ньютова ума дело было интересоваться маршрутом, но ему пришло в голову, что стоит как-то сориентироваться на случай, если он останется один и придется добираться домой. Но чем дальше они ехали, тем меньше он понимал, где находится. В одном, однако, он был уверен - слева река. Он попытался последить за капитаном и мистером Гасом и понять, как они находят дорогу, но не смог ничего заметить. Казалось, они почти не обращали внимания на местность. Только когда компания перевалила через холм и вспугнула стадо скота, капитан натянул поводья. Скот, разбуженный семью всадниками, уже мчался прочь.

Звезды ярко светили, а Млечный Путь напоминал конопатое облако. Капитан молча соскочил с лошади. Наступив ногой на поводья, он принялся мочиться. Один за другим остальные последовали его примеру, слегка развернувшись в разные стороны, чтобы не попасть друг в друга. Ньют решил, что и ему стоит сделать то же, что и другие, но, к его великому смущению, у него ничего не вышло. Пришлось просто застегнуть штаны и надеяться, что никто ничего не заметил.

В тишине, которая последовала за этим, они слыша лишь топот убегающего скота, дыхание лошадей и случайное побрякивание шпор. И больше ничего. Капитан, по-видимому, решил, что лошадям следует дать немного отдохнуть; он остался стоять на земле, глядя вслед убегающим животным.

- Этот скот ничего не стоит прибрать к рукам, - заметил он. - Кто-нибудь сосчитал?

- Нет, не сосчитал, - ответил Август, как будто он был единственным человеком в их компании, умеющим считать.

- А разве это скот? - удивился Джейк. - Я то думал, это проклятые антилопы. Они перемахнули через холм так быстро, я и разглядеть ничего не успел.

- Удачно, что они побежали на запад, - заметил Колл.

- Удачно для кого? - спросил Август.

- Для нас, - объяснил Колл. - Мы можем вернуться и собрать его завтра вечером. Тут сотни четыре или больше.

- Кому охота, пусть и собирает, - заявил Август. - Я уж и вспомнить не могу, когда последний раз работал две ночи подряд.

- Ты никогда не работал две ночи подряд, - объявил Джейк, вскакивая на лошадь. - Если, конечно, не трудился над дамой.

- Сколько мы прошли, Дитц? - спросил Колл. У Дитца имелась потрясающая способность - он умел определять расстояние лучше, чем кто-либо из тех, кого Колл когда-либо знал. И он мог это делать днем и ночью и при любой погоде.

- Миль пять будет до основного лагеря, - ответил Дитц. - И немного севернее.

- Давайте его объедем, - предложил Колл. Август посчитал это нелепой предосторожностью.

- Черт дери, - сказал он. - Этот проклятый лагерь в пяти милях. Мы вполне можем проскользнуть мимо, не заезжая при этом в Мехико.

- Никогда не мешает подстраховаться, - заметил Колл. - Может, еще какой скот вспугнем. Я слышал, есть люди, которые слышат топот бегущего скота за много миль.

- За пять миль я и трубу Иеговы не услышу, - заверил Август. - К тому же мы тут не единственные, кто может вспугнуть скот. Волк может или лев.

- Я не давал тебе слова, - парировал Колл. - Просто глупо рисковать.

- Кое-кто считает, что глупо пытаться украсть лошадей с самого хорошо охраняемого ранчо в Мексике, - проговорил Август. - Педро нанимает никак не меньше сотни vaqueros.

- Да, но они рассеяны по всей территории, и большинство из них не умеют стрелять, - возразил Колл.

- Большинство из нас тоже не умеют, - заметил Август. - Диш и Ньют никогда пороха не нюхали, да один из них еще и пьян.

- Гас, ты и опоссума заговоришь, - вставил Джейк.

- Один бы такой не помешал, - ответил Август. - Мне встречались опоссумы, которые были разумнее этой компании.

После этого разговор смолк, и они снова закачались в седлах. Ньют изо всех сил старался не терять бдительности, но шаг был таким ровным, что скоро он перестал думать, а просто ехал за Дитцем рядом с Дишем, Пи - сзади. Если бы ему хотелось спать, то он вполне мог бы и заснуть, настолько равномерно они двигались.

Диш Боггетт в основном протрезвел, хотя временами ему все еще бывало дурно. Диш большую часть своей жизни провел на лошади и мог держаться в седле в любом состоянии, кроме полного паралича. Он без труда сохранял свое место в строю. Порой голова переставала болеть и он начинал проявлять интерес к происходящему. Заблудиться он не боялся, и мексиканские бандиты его не беспокоили. Он верил в свою лошадь и знал, что сумеет скрыться в случае любой беды, если это будет необходимо. Самое неприятное заключалось в том, что ехал он непосредственно за Джейком Спуном и каждый раз, поднимая голову, вспоминал случившееся в салуне. Он знал, что много потерял в глазах Лорены, и в этом виноват едущий перед ним человек, от чего ему становилось горько. Единственным утешением была надежда, что до исхода ночи может случиться перестрелка, и, хотя Дишу не приходилось еще участвовать в таком деле, он полагал, что пули полетят достаточно густо и Джейк вполне может нарваться на одну из них, что коренным образом изменит ситуацию. Не то чтобы Диш надеялся, что Джейка убьют, может, просто ранят, и им придется оставить его где-нибудь ниже по реке, где есть врач.

Они неоднократно замечали стада длиннорогого скота, которые при приближении всадников уносились прочь, что твои олени.

- Ну, черт возьми, если мы направимся в Монтану с таким скотом, мы туда за неделю доберемся, - заметил Август. - Да за ними не только лошадь, паровоз не угонится.

- Большой лагерь, капитан, - сообщил Дитц, - вон там, за холмом.

- Зачем нам лагерь, нам нужен табун лошадей, - вмешался Август, ничуть не понижая своего громового голоса.

- Валяй громче, Гас, - сказал Джейк. - Если ты еще поднатужишься, они собственноручно пригонят нам табун, только сами будут сидеть в седлах.

- Все едино они лишь шайка поедателей бобов, - заметил Август. - Пока они не начнут пердеть в моем направлении, мне на них плевать.

Колл повернул на юг. Чем дальше они ехали, тем больше его раздражала болтливость спутников. Ему казалось, что люди, побывавшие в сражениях и повидавшие смерть и увечья, должны с большим уважением относиться к опасностям своей профессии. Ему меньше всего хотелось в данный момент разговаривать, потому что говорящий человек не может слушать пространство вокруг и способен упустить что-то, что может иметь решающее значение.

Небрежное отношение Гаса к подобного рода вещам стало уже легендой. Джейк внешне отличался тем же свойством, но Колл хорошо знал, что он по большей части притворяется. Гас начинал шутить, и Джейк считал, что он должен поддержать шутку, чтобы показать, какой он крутой мужик.

Если говорить правду, то если кто и был крутым мужиком, так это Гас Маккрае, возможно, самый крутой из всех, кого Колл когда-либо знал, а он знавал многих, кого напугать было непросто. Он настолько полностью игнорировал опасность, что Колл сначала думал, что Гас хочет умереть. Он встречал людей, которые хотели умереть, по той или иной причине жизнь им претила, и большинство из них таки получили желаемое. В то время в Техасе погибнуть было - как раз плюнуть.

Но Гас любил жить и не имел ни малейшего намерения позволить кому-либо лишить себя радостей бытия. Колл в конце концов решил, что тот такой крутой вследствие своей общей самовлюбленности и самоуверенности. Колл сам часто пытался дать себе оценку. Он с уверенностью мог сказать, на что способен и что может сделать, если повезет, и чего он не может, если не произойдет чуда. Он относился к опасности с легким или открытым презрением, а к Педро Флоресу испытывал именно презрение, хотя Педро и удавалось сохранять свои владения в течение сорока самых суровых лет.

Разумеется, в случае беды на Гаса всегда можно положиться, но единственным из всей команды, кто действительно мог помочь составить план действий, был Дитц. Никто не ожидал от Дитца разговоров, и это давало ему свободу относиться ко всему внимательно, что он и делал, порой замечая даже то, что пропустил Колл, или подтверждая суждения, в которых Колл был не совсем уверен. Даже Гас быстро признал, что Дитц в их команде слышит лучше всех, хотя сам Дитц уверял, что он больше полагается на нюх, и это очень веселило Гаса.

- И как же тогда пахнет опасность? - интересовался он. - Никогда не замечал, что у нее есть запах. Ты уверен, что не собственную вонь чуешь?

Но Дитц никогда не вдавался в объяснения и не спорил с Августом.

- А откуда койот знает? - иногда спрашивал он. Когда они проехали еще две или три мили к югу, Колл натянул поводья.

- Тут еще лагерь в этом направлении, - сказал он. - Там ковбои живут. Сомневаюсь, чтобы их было больше двух трех, но не стоит рисковать, они могут поднять тревогу и предупредить тех, кто в большом доме. Лучше прокрасться и захватить их. Мы с Дитцем справимся.

- Эти vaqueros уже наверняка надрались, - заметил Август. - Надрались и спят.

- Мы разделимся, - решил Колл. - Ты с Джейком, Пи и Дишем отправляйтесь за лошадьми. Мы словим ковбоев.

Тут он вспомнил про мальчишку. Совсем о нем позабыл. Разумеется, безопаснее отправить парня за табуном, но приказ уже был отдан, а он не любил менять своих указаний.

Август слез с лошади и слегка подтянул подпругу.

- Надеюсь, тут мало оврагов, - сказал он. - Ненавижу сигать через овраги в темноте.

Сердце Ньюта замерло, когда он сообразил, что капитан берет его с собой. Значит, капитан считает, что Ньют все же чего-нибудь да стоит, хотя он и представления не имел, как ловят ковбоев, будь то мексиканские или еще какие.

Когда группа разделилась, Колл замедлил ход. Он внутренне злился на себя за то, что не отправил мальчишку с Гасом. Они с Дитцем работали вместе так долго, что обходились почти без слов. Дитц молча делал то, что нужно. Но парень не знает, что нужно, и может совершить какую-нибудь ошибку.

- Как думаешь, у них есть собака? - спросил Колл. Собака может залаять, и сообразительный vaquero сразу насторожится.

Дитц покачал головой.

- Собака бы уже залаяла. Может, собаку укусила змея?

Ньют крепко сжимал поводья и каждые несколько минут поправлял шляпу на голове - боялся потерять. Его беспокоили две вещи - что его могут убить и что он может совершить какую-нибудь оплошность и вызвать неудовольствие капитана. Ни о том, ни о другом даже и думать не хотелось.

Колл остановился и соскочил с лошади на расстоянии примерно в четверть мили от лагеря, или так ему казалось. Мальчик последовал его примеру, но Дитц почему-то остался сидеть верхом. Колл вопросительно посмотрел на него и хотел было заговорить, но Дитц поднял свою большую руку. Судя по всему, он слышал что-то, чего они не слышали.

- Что это? - прошептал Колл.

Дитц спешился, все еще прислушиваясь.

- Не знаю, - ответил он. - Вроде как поют.

- С чего это vaqueros распевать среди ночи? - удивился Колл.

- Нет, это белые поют, - сказал Дитц. Еще удивительнее.

- Может, ты Гаса слышишь, - предположил Колл. - Вот только вряд ли он до того сбрендил, чтобы запеть.

- Я подойду поближе. - Дитц передал Ньюту поводья.

Когда Дитц исчез, Ньют почувствовал себя неуютно. Боялся заговорить, а поэтому просто стоял, держа под уздцы двух лошадей.

Колл всегда расстраивался, что не обладает достаточно тонким слухом. Он прислушивался, но ничего не слышал. Затем он заметил мальчишку, напряженного, как струна.

- Ты слышишь? - спросил он.

В любой другой момент вопрос показался бы Ньюту вполне простым. Или он слышит, или нет. Но под давлением ситуации и ответственности старая уверенность испарилась. Ему казалось, что он слышит что-то, но, что именно, не знал. Звук был таким отдаленным и не ясным, что он не был уверен, что это вообще звук. Чем больше он напрягал слух, тем неувереннее становился.

Никогда раньше не думал, что такая простая вещь, как звук, может привести в такое замешательство.

- Вроде слышу, - ответил Ньют, хорошо понимая, что ответ неудовлетворительный. - Очень высокий звук, - добавил он. - У них там птиц нет? Похоже на птицу.

Колл вынул ружье из чехла. Ньют потянулся за своим пистолетом, но Колл остановил его.

- Тебе он не понадобится, да и уронить можешь, - сказал он. - Я однажды свой уронил, так пришлось уехать и бросить.

Неожиданно появился Дитц и подошёл к капитану.

- В самом деле поют, - заметил он.

- Кто?

- Какие то белые. Двое. У них мул и осел.

- Совсем непонятно, - заметил Колл. - Что двум белым делать в лагере Педро Флореса?

- Можем пойти и посмотреть, - предложил Дитц.

Они вслед за Дитцем перевалили через небольшой холм и остановились. Отсюда был виден мерцающий огонь в сотне футов впереди. Когда они остановились, то сразу поняли, что Дитц прав. Ясно слышалось пение. Даже мотив казался знакомым.

- Ой, да это песня про Мэри Маккрае, - проговорил Ньют. - Ее Липпи играет.

Колл не знал, что и подумать. Они подкрались поближе, к углу загородки некогда большого загона. Вне со мнения, теперь эта стоянка использовалась редко, потому что загородка вся перекосилась и местами обрушилась. Хижина, в которой когда-то жили ковбои, стояла без крыши. Беловатый дымок от костра певунов поднимался вверх.

- Этот лагерь когда-то горел, - прошептал Колл.

Он сейчас уже четко слышал пение, и его растерянность увеличилась. Голоса не могли принадлежать мексиканцам, не похожи они были и на голоса техасцев. Звучали скорее по-ирландски, но зачем это ирландцы устроили спевку в старом лагере Педро Флореса? Ситуация явно была странной. Он никогда не слыхивал о vaquero ирландце. Тут концы с концами не сходились, но Колл не мог просто стоять и удивляться. Скоро они уже погонят табун лошадей.

- Пожалуй, лучше их словить, - сказал он. - Подойдем с трех сторон. Если заметите, что один из них пустится наутек, стреляйте по лошади.

- Да нет тут лошадей, - напомнил ему Дитц. - Лишь мул и осел.

- Все равно стреляйте, - велел Колл.

- А вдруг я попаду в человека? - спросил Ньют.

- Это его проблема, - ответил Колл. - Твоя задача - не дать ему ускакать.

Они привязали лошадей к маленькому кривому дереву и повернули к хижине. Пение прекратилось, зато слышались голоса спорящих людей.

В этот момент капитан и Дитц ушли, оставив Ньюта одного нервничать под тяжким грузом ответственности. Ему пришло в голову, что ближе всего он находится к их же собственным лошадям, и, если те люди в лагере - опытные бандиты, они с удовольствием украдут этих трех лошадей. Может, пением они их заманивали, старались сбить капитана с толку. Может, их не двое, а больше и остальные прячутся в темноте.

Не успела эта мысль прийти ему в голову, как он начал жалеть, что вообще об этом подумал. Он ощутил ужас. Между ним и хижиной полно низких кустов, в основном карликовый дуб, и под любым из них может прятаться бандит с ножом Боуи. Пи часто объяснял ему, какое хорошее оружие - нож Боуи в руках опытного человека. Ньют живо вспомнил описания того, как следует всаживать этот нож. Не успел он пройти и десяти шагов, как уверился, что конец его близок. Ньют понимал, что может стать легкой добычей даже для самого неопытного бандита: ведь он никогда ни в кого не стрелял, да и плохо видел ночью. Все это было настолько очевидно, что Ньют словно отупел, его просто сковывал страх, и он ничего не смог бы предпринять в случае нападения.

Юноша даже на мгновение почувствовал досаду от того, что капитан оставил его на той стороне хижины, где они привязали лошадей. Доверие капитана, которое он и не рассчитывал завоевать, внезапно показалось ему чрезмерным, поскольку возложило на него ответственность, которую он боялся не оправдать.

Но время шло, и Ньют, тем не менее, медленно продвигался к хижине, держа пистолет в руке. Когда с ним были капитан и Дитц, хижина казалась совсем близкой, но после их ухода она заметно отодвинулась, и на пути к хибаре попадалось много подозрительных теней.

Единственное, что придавало Ньюту бодрости, так это то, что люди у костра громко разговаривали и вряд ли могли его заметить и услышать, если только он с перепугу не выстрелит из пистолета.

Подойдя футов на тридцать к дому, он остановился и присел за кустом. Хижина вся покосилась, стены ее были сломаны и в дырах, в которые легко можно было за глянуть. Ньют разглядел, что спорящие мужчины не высоки ростом и довольно плотного сложения. К тому же не вооружены, во всяком случае, такое создавалось впечатление. На обоих были грязные рубашки, и тот, что постарше, совершенно лыс. Второй выглядел помоложе, возможно, не старше самого Ньюта. Он заметил у них бутылку, в которой почти ничего уже не осталось, если судить по тому, что старший отказывался передать ее младшему.

Нетрудно было разобраться в предмете спора. Они обсуждали свой следующий обед.

- Говорю, надо съесть мула, - предложил младший.

- Ничего подобного, - возразил второй.

- Тогда дай мне выпить, - попросил младший.

- Пошел вон, - сказал старший. - Ты свою выпивку не заслужил, и я тебе не дам съесть моего мула. Я ему обязан, этому мулу. И ты тоже. Разве не тащил он нас весь этот длинный путь, не жалуясь?

- В эту пустыню, чтобы помереть, так ты хочешь сказать? - спросил молодой. - И я еще должен благодарить мула?

Ньюту уже удалось рассмотреть худющего мула и маленького ослика, привязанных к хижине по другую сторону костра.

- Если подопрет, съедим осла, - сказал лысый. - Зачем вообще осел?

- Выучим его сидеть на заднице и лопать куски сахара, - предложил молодой и сам рассмеялся собственному остроумию.

Ньют подвинулся немного ближе. Страх его быстро исчезал. Люди, занятые такими разговорами, вряд ли представляли собой опасность. Не успел он так подумать, как чья-то рука ухватила его за плечо, и он едва не потерял сознания от страха, решив, что за рукой по следует нож. Затем он сообразил, что это Дитц. Жестом приказав ему следовать за собой, Дитц пошел прямиком к хижине. Вид у него был совершенно спокойный. Когда они находились футах в пяти от полуразрушенной хижины, Ньют увидел, как с другой стороны в освещенный круг ступил капитан Колл.

- Вы, ребята, не дергайтесь, - приказал он спокойным, почти дружеским голосом.

Но мужчинам у костра он таковым, очевидно, не по казался.

- Убийцы! - завопил молодой. Он вскочил и рванул мимо капитана с такой скоростью, что тот даже не успел подставить ему ногу или вмазать ружьем по голове. Двигаясь довольно быстро для толстяка, он вскочил на мула прежде, чем кто-то успел пошевелиться. Ньют ожидал, что капитан пристрелит его, но тот просто стоял и наблюдал, держа ружье на сгибе руки. Мальчишка, а он и был мальчишкой, безуспешно пинал мула пятками, и мул отреагировал, сделав короткий прыжок вперед и затем свалившись на землю, при этом перекинув мальчика через голову. Парень приземлился примерно на то же место, откуда только что сорвался. Присмотревшись, Ньют понял, почему капитан не стал ему мешать: ноги у мула были спутаны.

Зрелище человека настолько глупого, чтобы попытаться удрать на спутанном муле, привело в восторг Дитца. Он хлопнул себя рукой по бедру и от души расхохотался, на мгновение прислонив ружье к стенке хижины.

- Вот видишь, плохой мул, - с негодованием заметил парень, вскакивая. - У него ноги не идут.

Дитц заржал еще громче, но лысый вздохнул и как-то странно посмотрел на капитана.

- Он мой брат, но умом не блещет, - тихо сказал он. - Господь наделил его хорошим баритоном, так мне кажется. Он решил, что этого вполне довольно для бедного ирландского парня.

- Да уж поумнее тебя, - возразил парень. Судя по всему, он готов был продолжать спор, но его брат просто улыбнулся.

- Надо распутать мула, если хочешь, чтобы он передвигал ногами, - посоветовал он. - Ты всегда забываешь такие мелочи, Шон.

Мул исхитрился подняться на ноги и спокойно стоял рядом с капитаном.

- А я его и не спутывал, - заявил Шон. - Я на осле ехал.

Лысый мужчина гостеприимно протянул бутылку капитану.

- Тут последний глоток, - сказал он. - Но если вас мучает жажда, милости просим.

- Премного благодарен, но вынужден отказаться, - проговорил капитан. - Послушайте, а вы знаете, где находитесь?

- Не в Ирландии, - ответил мальчик. - Это уж точно.

- У вас случайно нет с собой мешочка картошки, сэр? - спросил тот, что постарше. - Мы очень соскучились по картошке.

Колл жестом пригласил Дитца и Ньюта присоединиться к ним. Когда они подошли, лысый встал.

- Поскольку вы, судя по всему, не собираетесь нас убивать, я бы хотел представиться, - сказал он. - Меня зовут Аллен О'Брайен, а это мой младший брат Шон.

- Это все ваши животные? - спросил Колл. - Только мул и осел?

- Когда мы пустились в путь, у нас было три мула, - пояснил Аллен. - Признаюсь, жажда взяла над нами верх. Мы поменяли двух мулов на осла и выпивку.

- И еще бобы, - вставил Шон. - Только эти бобы никуда не годятся. Я об них зуб сломал.

Пришла очередь Колла вздыхать. Он ждал встретить vaqueros, а вместо этого наткнулся на двух беспомощных ирландцев, к тому же не имеющих верховых лошадей. Вид и у мула и у осла был изголодавшийся.

- Как вы сюда попали? - спросил он.

- Это длинная история, - ответил Аллен. - Мы далеко от Галвестона? Мы туда ехали.

- Вы здорово промахнулись, - сказал Колл. - Эта вот хижина, где вы заночевали, принадлежит Педро Флоресу. У него неважный характер, и если он завтра вас здесь обнаружит, вполне может повесить.

- Наверняка, - подтвердил Дитц - Завтра у него будет здорово плохое настроение.

- Ладно, тогда мы поедем с вами, - произнес Аллен. Он вежливо предложил бутылку Дитцу и Ньюту, а когда они отказались, допил ее одним глотком и швырнул в темноту. - Все, мы уже собрались, - добавил он.

- Приведи лошадей, - велел Колл Ньюту, разглядывая ирландца. Он вовсе не обязан был о них заботиться, вполне мог повернуться и уехать, но кража, которую он собирался совершить, подвергала их жизни значительной опасности. Педро Флорес может сорвать свою злобу на первых попавшихся белых.

- У меня нет времени долго объяснять, - сказал он. - У нас есть лошади немного южнее. Я пришлю к вам человека с парой лошадей, как только смогу. Будьте готовы, мы ждать не станем.

- Вы хотите сказать, что надо ехать ночью? - спросил мальчик. - А спать когда?

Ньюту было жаль их обоих. Они казались вполне дружелюбными. Тот, что помоложе, держал в руке мешок с бобами. Ньюту казалось, что он не может уехать, не разъяснив парню насчет бобов.

- Бобы надо замачивать, - сообщил он. - Они помокнут и станут мягкими.

Капитан уже скакал прочь, и Ньют боялся задерживаться.

- Тут нет воды, чтобы мочить, - возразил Шон. Он ужасно хотел есть и в такие минуты был склонен приходить в отчаяние.

Дитц отъехал последним. Когда он садился на лошадь, Аллен О'Брайен подошел к нему.

- Надеюсь, вы про нас не забудете. Боюсь, что мы заблудились.

- Капитан сказал, что за вами приедут, значит, приедут, - уверил его Дитц.

- Может, у них есть фургон, - вмешался Шон. - Фургон мне больше подходит.

- Люлька тебе больше подходит, - посоветовал ему брат.

Они слушали удаляющийся топот лошадей, пока он не стал еле слышным и не потерялся в ночи.

11

Август быстро нашел табун лошадей в долине к югу от старого лагеря. Колл точно определил его местонахождение, но сильно переоценил размеры. Несколько лошадей заржали при виде всадников, но остальные не слишком всполошились.

- Скорее всего, все лошади из Техаса, - предположил Август. - Скорее всего, им Мексика уже обрыдла.

- И мне уже обрыдла, а я только что сюда приехал, - заметил Джейк, закуривая. - Мне тут среди этих любителей перца никогда не нравилось.

- Ну что ты, Джейк, - возразил Август. - Тебе бы тут остаться насовсем. Уж сюда шериф за тобой не приедет. И еще, подумай о женщинах.

- У меня уже есть женщина, - сказал Джейк. - Та, что в Лоунсам Дав, устроит меня на время.

- Скорее она тебе устроит, - заметил Август. - В этой девице больше характера, чем у тебя.

- Откуда тебе знать, Гас? - спросил Джейк. - Вряд ли ты проводил с ней время, в твои то годы.

- Чем старше скрипка, тем слаще музыка, - ответил Август. - Ты никогда в бабах не разбирался.

Джейк промолчал. Он уже подзабыл, как Август любил спорить.

- Ты, верно, полагаешь, что все бабы хотят, чтобы ты на них женился, построил им дом и нарожал шестерых сорванцов, - продолжал Август. - Но, по-моему, те бабы сущие дуры, потому что только полная идиотка выберет для этой цели тебя, Джейк. Ты вполне сойдешь, чтобы потанцевать, прогуляться или еще как-нибудь развлечься, но строить дом и растить сорванцов - это не для тебя.

Джейк промолчал. Он знал, что молчание - лучший способ защиты от Августа, если тот заведется. Ему потребуется время, чтобы выговориться, если ему не возражать, но любое замечание только подстегивает его.

- Здесь нет никакой сотни лошадей, - заметил он немного погодя. - Может, это не тот табун.

- Нет, все верно, - возразил Август. - Педро просто научился не держать всех своих лошадей в одном месте. Здесь примерно сорок лошадей. Вудроу это не удовлетворит, да ведь ему ничем не угодишь.

Не успел он произнести эти слова, как послышался топот трех лошадей, приближающихся с севера.

- Если это не они, нам надо готовиться к защите, - сказал Джейк.

- Это они, - ответил Август. - Разведчик вроде тебя, да еще побывавший в Монтане, должен отличать своих людей.

- Гас, ты можешь вывести из себя и святого, - проговорил Джейк. - Откуда мне знать, какой звук у твоих лошадей.

Это был их старый трюк - делать все, чтобы другой почувствовал себя некомпетентным из за того, что не видит в темноте или не различает местных лошадей на слух.

- Черт побери, ты чересчур чувствителен, Джейк, - съязвил Гас.

Подъехал Колл.

- Это все, или вы остальных вспугнули? - спросил он.

- По твоему, эти лошади нервничают? - поинтересовался Август.

- Дьявол, когда мы тут в прошлый раз были, их толкалось две три сотни.

- Может, Педро разорился, - предположил Гас. - Мексиканцы тоже разоряются, не только техасцы. Что вы сделали с vaqueros!

- Мы их не нашли. Только двух ирландцев.

- Ирландцев?

- Они заблудились, - объяснил Дитц.

- Ну да, так я и поверил, - заметил Джейк.

- По пути в Галвестон, - вставил Ньют, считая, что тем самым прояснил ситуацию. Август рассмеялся.

- Наверное, нетрудно промахнуться мимо Галвестона, если стартуешь из Ирландии. Но нужна сноровка, чтобы вообще не попасть в эти чертовы Соединенные Штаты, а оказаться на ранчо Педро Флореса. Хотелось бы мне посмотреть на того, кто на такое способен.

- Тебе сейчас представится такая возможность, - сказал Колл. - У них нет верховых лошадей, только мул и осел. Думаю, нам надо выручить их из беды.

- Странно, что они к тому же не голые, - заметил Август. - Какой-нибудь бандюга уже давно должен быть спереть их одежду.

- Вы лошадей посчитали или сидите здесь и работаете языком? - резко спросил Колл. Ночь получалась более сложной и менее доходной, чем он рассчитывал.

- Я это Дишу Боггетту поручил, - сообщил Август. - Тут около сорока.

- Мало, - отрезал Колл. - Бери две и поезжай за ирландцами.

Он снял веревку с седла и протянул Ньюту.

- Иди и поймай пару, - велел он.

Ньют так удивился, что едва не уронил веревку. Ему никогда не приходилось набрасывать лассо на лошадей в темноте, но он должен попытаться. Он направился к табуну, уверенный, что при его приближении тот умчится прочь. Но ему повезло. Шесть или восемь лошадей приблизились, чтобы обнюхать Мышь, и он легко поймал одну из них. Ведя пойманную лошадь к Пи Аю, он только начал делать другую петлю, как подъехал Диш Боггетт и небрежно заарканил вторую лошадь, хотя его никто об этом не просил.

- Что будем с ними делать? - спросил он. - Клеймить?

Ньют рассердился, ему хотелось выполнить задание самостоятельно, но, поскольку это был Диш, он смолчал.

- Дадим их напрокат двум мужикам, которых мы нашли, - объяснил он. - Ирландцам.

- Вот как, - заметил Диш. - Не хочу давать свою веревку ирландцу. Так у меня никакой веревки не хватит.

Ньют разрешил проблему, привязав вторую лошадь своей собственной веревкой. Он отвел их к капитану. Когда он подходил, мистер Гас снова принялся хохотать, заставив Ньюта забеспокоиться, не сделал ли он что-то не так, но никак не мог сообразить, что именно.

Потом Ньют обратил внимание, что они смотрят на клеймо - HIC на левом бедре.

- Это доказывает, что даже грешники могут совершать христианские поступки, - заговорил Август. - Мы собрались обокрасть человека, а получилось, что мы возвратили ценную собственность человеку, которого обокрали. Неисповедимы пути Господни.

- Я бы на вашем месте заставил того мужика платить вознаграждение за этих лошадей, - предложил Джейк. - Если бы не мы, не видать бы ему их как своих ушей.

Колл молчал. Разумеется, они не могут брать с человека деньги за его же собственных лошадей.

- Не расстраивайся, Колл, - обратился к нему Август. - Мы компенсируем это дело на ирландцах. Вдруг у них богатые дяди - директора банков, или железнодорожные магнаты, или еще кто. Они обрадуются, что мы вернем им их мальчиков, и тут же возьмут нас в компаньоны.

Колл не обратил на него внимания, стараясь придумать, как бы спасти ситуацию. Несмотря на то, что он тщательно все планировал заранее, жизнь на границе научила его, что планы - вещь хрупкая. По правде сказать, все планы в той или иной степени проваливаются. Он выжил как рейнджер потому, что быстро соображал, как отреагировать на реальную ситуацию, а вовсе не потому, что все безошибочно планировал.

В данном случае он нашел двух путешественников в отчаянном положении и табун украденных лошадей. Но до восхода еще четыре часа, и ему не хотелось отказываться от цели, которую он сам себе поставил: вернуться с сотней мексиканских коней. Если действовать решительно, все еще можно исправить.

- Ладно. - Он быстро соображал, кому что поручить. - Здесь почти все лошади Уилбергера. Именно потому они и не пугливы, просто хорошо объезжены да и привыкли к техасцам.

- Я могу поймать одну и поехать на ней домой, если она способна на иноходь, - предложил Джейк. - Мне надоело трястись на этой кляче, которую вы мне дали.

- Джейк привык к пуховым подушкам и арканзасским шлюхам, - заметил Август. - Какая жалость, что ему приходится общаться с такими старыми кочерыжками, как мы.

- Оставь свои остроты на завтра, - перебил его Колл. - Где-то должны быть лошади Педро. Хочу поискать, пока есть время. Значит, нам придется разбиться на три группы.

- Меня так разбей, чтобы поближе к дому, - попросил Джейк, который никогда не стеснялся пожаловаться. - Я натер достаточно мозолей на заднице в этой Мексике.

- Ладно, - согласился Колл. - Ты с Дитцем и Дишем погонишь этих лошадей домой.

Он предпочел бы оставить Дитца с собой, но тот был единственным, кто точно довел бы лошадей Уилбергера до Лоунсам Дав. Диш Боггетт, хоть все его и хвалят, был ему неизвестен, а Джейк, весьма вероятно, может заблудиться.

- Гас, получается, что тебе достаются ирландцы, - продолжил он. - Если они умеют ездить верхом, вы обязательно догоните лошадей где-нибудь еще на этой стороне реки. Только не останавливайся, чтобы поиграть с ними в покер.

Август с минуту раздумывал над ситуацией.

- Значит, такая твоя стратегия? - спросил он. - Тебе с Ньютом и Пи достаются все удовольствия, а мы делай грязную работу?

- Наоборот, я старался облегчить тебе жизнь, Гас, - возразил Колл. - Поскольку ты у нас самый старый и дряхлый.

- Тогда увидимся за завтраком, ребята, - сказал Август, забирая у Ньюта веревки, которыми были привязаны лошади. - Надеюсь, ирландцы не ждут повозки.

С этими словами он ускакал. Остальные подъехали к тому месту, где ждали Диш и Пи.

- Пи, ты поедешь со мной, - распорядился Колл. - И ты… - Он посмотрел на паренька. Хотя таким образом он подвергал Ньюта большей опасности, он хотел, чтобы парень ехал с ним. По крайней мере, мальчишка не наберется дурных привычек, что обязательно произошло бы, отправь он его с Гасом.

- От вас троих требуется доставить этих лошадей в город к восходу, - прибавил он. - Если мы не вернемся, передайте Уилбергеру его лошадей.

- А ты что собираешься делать? Остаться здесь и жениться? - спросил Джейк.

- Я еще не определился, - ответил Колл. - О нас не беспокойся, гони лошадей, и все.

С этими словами он взглянул на Дитца. Формально он не мог сделать Дитца главным над двумя белыми, но он хотел, чтобы негр знал, что ответственность за доставку лошадей лежит на нем. Дитц промолчал, но когда пустился в путь во главе табуна, то занял это место так, как будто оно естественным образом принадлежало ему. Диш Боггетт пристроился в середине, вынудив Джейка стать замыкающим.

Джейка, казалось, это совсем не волновало, что было вполне в его духе.

- Ну и друг из тебя, Колл, - заметил он. - Еще и дня не прошло, как я вернулся домой, а ты уже сделал из меня конокрада.

Тем не менее он пустил свою лошадь за табуном и скоро скрылся из виду. Пи Ай зевнул, провожая его взглядом.

- Надо же, - промолвил он. - Джейк совсем не изменился.

Часом позже они обнаружили основной табун в узкой долине в нескольких милях к северу. Колл прикинул, что в нем больше сотни лошадей. Положение не сколько осложнялось тем, что лошади находились всего лишь в миле от усадьбы Флореса, и к тому же с не удобной стороны. Надо было гнать их либо назад мимо гасиенды, либо на север вдоль реки, что значительно удлиняло путь. Если Педро Флорес со своими людьми пустятся в погоню, у них будет реальный шанс накрыть их в открытом месте, при свете дня, в нескольких милях от помощи. Так что он, Пи и мальчишка окажутся лицом к лицу с небольшой армией vaqueros.

С другой стороны, ему не хотелось бросать лошадей, раз они их нашли. У него возникло искушение прогнать мимо гасиенды в надежде, что там все перепились и спят.

- Что же, - сказал он, - раз уж мы здесь, надо их брать.

- Тут их порядком, - заметил Пи. - Мы сможем довольно долго не возвращаться.

- Мы и не собираемся возвращаться, - возразил Колл. - Мы продадим некоторых, а остальных возьмем с собой в Монтану.

Наконец то жизнь начинается, подумал Ньют. Вот сейчас он погонит к границе огромный табун лошадей, а через несколько дней или недель перегонит скот в такое место, о котором почти не слышал. Большинство ковбоев, покидавших Лоунсам Дав, ехали в Канзас, считая это краем света, а ведь Монтана в два раза дальше. Ему даже трудно было себе представить, как там все выглядит. Джейк говорил, там бизоны и горы, а он еще никогда не видел ни того, ни другого. И еще снег - вообразить невозможно. Он видел хребты и холмы, так что мог представить себе горы, а также видел фотографии бизонов в журналах, которые кучера почтовых карет иногда оставляли мистеру Гасу.

Снег, однако, был чем-то совершенно мистическим. За его жизнь один или два раза в Лоунсам Дав бывали морозы, он сам видел тонкий слой льда в ведре, стоящем на веранде. Но лед ведь не снег. Снег должен падать на землю такими высокими сугробами, что людям, трудно передвигаться. Он видел на картинках людей, катающихся по снегу на санках, но все равно не мог себе представить, как это - попасть под снег.

- Думаю, нам пора двигать к дому, - проговорил Колл. - Если разбудим их, значит, разбудим. - Он взглянул на паренька. - Ты стань слева, - приказал он. - Я поеду справа, а Пи сзади. Так я их первым замечу. Если они всерьез погонятся за нами, мы всегда можем оставить им тридцать - сорок лошадей, чтобы умерить их пыл.

Они объехали табун и начали осторожно двигать его на северо-запад, иногда размахивая веревкой, чтобы поторопить лошадей, но не произнося почти ни слова. Ньют не мог отделаться от какого-то странного чувства, поскольку ему всегда казалось, что в Мексику ездят покупать лошадей, а не воровать их. Его удивляло, что такая маленькая грязная река вроде Рио Гранде может служить границей между законом и беззаконием. На техасской стороне за кражу лошади вешали, и среди многих повешенных были мексиканские ковбои, перешедшие реку точно так же, как и они сейчас. Капитан славился своей суровостью в отношении конокрадов, и все же - вот они здесь, гонят украденный табун. По всей вероятности, когда ты пересечешь реку, конокрадство перестает быть преступлением и становится игрой.

Ньют как-то не ощущал, что то, что они делают, неправильно. Если бы это было неправильно, капитан бы этим не занимался. Но тут ему пришла в голову мысль, что, возможно, по мексиканским законам их деяния - тоже преступление, достойное повешения. Это придавало игре совсем другой оттенок. Мечтая отправиться в Мексику, он всегда предполагал, что главную опасность могут составлять пули, но теперь уже не так был в этом уверен. Когда они ехали сюда, он так не беспокоился, потому что они были все вместе.

Но когда они пустились в обратный путь, около него не оказалось никого. Пи был далеко, через долину, а капитан - на полмили сзади. Если выскочат враждебно настроенные vaqueros, он своих спутников и найти не успеет. Даже если его не схватят, он вполне может потеряться. Не так просто найти Лоунсам Дав, особенно если за тобой погоня.

Он знал, что, если его поймают, на жалость рассчитывать не придется. Единственное, что его слегка утешало, так это то, что поблизости нет ни одного подходящего дерева, чтобы его повесить. Мистер Гас однажды рассказывал, что одного конокрада пришлось повесить на перекладине сарая за неимением дерева, но, сколько Ньют ни озирался, сараев он тоже не видел. Одно он знал точно - он перетрусил. Несколько миль он проехал, трясясь от страха. Мысль о виселице, впервые пришедшая ему в голову, теперь не оставляла его. В какой-то момент она так овладела им, что он рукой сжал себе горло, чтобы хоть немного иметь представление, как это - не дышать. Поскольку то была его собственная рука, впечатление не ужаснуло, но он понимал, что веревка покажется значительно неприятнее.

Так они проехали много миль, а vaqueros все не появлялись. Лошади легко скакали, растянувшись в лигу. Они уже давно проехали гасиенду, и Ньют начал было расслабляться, ночь казалась такой спокойной. Ведь и капитан, и Пи, и другие делали все это много раз. Просто обычная ночная работа, которая вскоре окончится.

Ньют не чувствовал усталости, а поскольку и страх его уменьшился, он стал представлять себе, как приятно будет появиться в Лоунсам Дав с таким большим табуном. Все, кто их увидит, поймут, что он уже мужчина, даже Лорена сможет в этом убедиться, если выглянет в окно в подходящий момент. Он с капитаном и Пи делает непростое дело. Дитц будет им гордиться, даже Боливар обязательно обратит на него внимание.

Вокруг было тихо и спокойно, яркая полоска месяца светила с запада. Ньюту стало уже казаться, что эта ночь - самая длинная в году. Он все посматривал на восток, не зарозовел ли он, но горизонт был темен.

Ньют как раз думал об утре, о том, как приятно будет пересечь реку и появиться с табуном в городе, когда ночная тишина вдруг взорвалась, как бомба. Они находились в заросшей кустарником долине, немного к югу от реки, двигаясь с табуном через самые густые заросли карликового дуба и колючего мескитового дерева, когда это произошло. Ньют только немного отъехал в сторону, чтобы дать возможность лошадям обогнуть особенно густой кустарник, как сзади раздались выстрелы. Он еще не успел оглянуться и дотронуться до собственного пистолета, как табун рванулся вперед, широко растекаясь по равнине. Несколько ближайших к нему лошадей с треском вломились в кустарник. Затем с другой стороны чащи он услышал выстрел Пи и с той минуты потерял всякую способность соображать, что происходит. Когда началась гонка, большая часть табуна находилась сзади, а лошади впереди по крайней мере двигались в нужном направлении. Но через несколько секунд после начала гонки, когда вся масса животных устремилась единым потоком, он заметил группу лошадей, приближающуюся к нему справа. Новые лошади обогнули заросли и столкнулись с первым табуном. Ньют не успел ничего сообразить, как оказался в самой гуще животных, причем некоторые из них при столкновении табунов свалились на землю. Затем сквозь взволнованное лошадиное ржание примерно сотни лошадей он расслышал вопли и ругательства - мексиканские ругательства. Он неожиданно заметил попавшего в гущу стада всадника, и то не был капитан или Пи. Он тогда понял, что столкнулись два табуна, - один они гнали в Техас, а второй из Техаса, и оба табуна пытались объехать одну и ту же чащу, только с разных сторон.

Но понимание происходящего ничему не помогло, потому что Ньюта догоняли бегущие сзади лошади и создавалась страшная толкотня. На секунду он подумал, а не стоит ли попытаться выбраться в сторону, но увидел там двух всадников, пытающихся повернуть табун. Им это не удавалось, но он этих всадников не знал и решил, что находиться в середине табуна безопаснее.

Быстро выяснилось, что их табун больше и поглощает новый. Скоро все лошади мчались на северо-запад, и Ньют все еще был в самой середине. Один раз большой одуревший жеребец едва не сбил Мышь с ног. Потом Ньют услышал выстрелы слева и пригнулся, решив, что стреляют по нему. Мышь перепрыгнул через большой куст. Ньют, отвлеченный стрельбой, к прыжку не подготовился, ноги у него выскочили из стремени, а одна рука потеряла поводья. Но он уцепился за луку седла и удержался на коне. С этого момента он сосредоточился на езде, несмотря на раздававшиеся время от времени выстрелы. Сидел он пригнувшись, в чем вовсе не было нужды, поскольку бегущий табун поднимал такую пыль, что Ньют ничего не мог видеть на расстоянии и десяти футов, даже если бы был день. Он радовался пыли, хоть и задыхался. Она защищала его от пуль, и это было самое важное.

Через несколько миль лошади уже перестали сбиваться так плотно. Ньюту пришло в голову, что ему следует выбраться из стада и не позволять, чтобы его несло, как ошметок коровьего дерьма по реке, но он не знал заранее, чего тем самым добьется. Нужно ли ему будет стрелять по vaqueros, если они еще там? Он почти боялся вынуть пистолет из кобуры - а вдруг Мыши снова вздумается прыгать через куст и он выронит оружие?

Так Ньют и мчался вместе с табуном, от души надеясь, что лошади не вынесут его к обрыву и не устремятся в слишком узкое ущелье, когда услышал обнадеживающий звук - звук выстрелов из большого ружья капитана. Выстрелов было два. Это должен был быть капитан, поскольку ни у кого другого на границе такого ружья не имелось: все уже давно перешли на легкие винчестеры.

Выстрелы означали, что капитан жив здоров. Они прозвучали спереди, что показалось Ньюту странным, поскольку капитан должен был находиться сзади, но, с другой стороны, ведь и vaqueros тоже были спереди. Каким-то образом, значит, капитану удалось проехать вперед и разобраться с ними.

Ньют посмотрел через плечо и увидел, что восток зарозовел. Пока это еще была красная полоска над густо темной землей, но она возвещала, что ночи пришел конец. Он понятия не имел, где они находились, но у них все еще было много лошадей. Теперь лошади шли не так скученно, и он сумел выбраться из табуна. Не смотря на покрасневший восток, ночь казалась еще темнее, чем раньше. Он ничего не мог разглядеть, просто ехал, надеясь, что движется в правильном направлении. Странно было ощущать себя целым и невредимым после такого приключения, и Ньют все поглядывал на восток в надежде, что побыстрее рассветет, он сможет оглядеться и сообразить, достаточно ли безопасно, чтобы расслабиться. Насколько он мог судить, мексиканцы и винчестеры вполне могли находиться от него в сотне футов.

Вот было бы здорово, если бы капитан выстрелил еще разок! Ньюту еще никогда не приходилось попадать в ситуации такой неопределенности. Как он ни присматривался, ничего, кроме темной земли и белой пыли, разглядеть не мог. Разумеется, солнце вскоре разрешит все его проблемы, но что предстанет его взору, когда он сможет видеть? Капитан и Пи вполне могут оказаться где-нибудь далеко, милях в десяти от него, а сам он может оказаться едущим в Мексику вместе с vaqueros Педро Флореса.

Вскоре, въехав на невысокий холм, он увидел то, что придало ему бодрости: тонкую серебряную ленту на северо-западе, которая не могла быть ничем иным, кроме реки. Как раз прямо над ней висела бледнеющая луна.

Через реку вдали виднелся Техас, где было еще так же темно, как и в Мексике, но тем не менее он был там. Глубокое облегчение, которое почувствовал Ньют при виде Техаса, унесло прочь почти все его страхи. Он даже узнал изгиб реки, где находилась старая индейская переправа, всего в миле от Лоунсам Дав. Кто бы с ним ни гнал стадо, он привел его домой.

К своему стыду, при виде безопасного, знакомого места он едва не заплакал. Ему казалось, что ночь длилась много дней, и все эти дни были заполнены тревогой, что он сделает что-то не так и никогда не сможет вернуться в Лоунсам Дав или вернется, покрытый позором. Теперь все позади, он почти дома, и чувство облегчения омыло его, как водой, часть из которой попала в глаза. Он порадовался, что еще темно, иначе что могут подумать другие, если заметят? Его лицо оказалось настолько покрытым пылью, что, когда он попытался стереть слезы облегчения со щек, пальцы только размазали грязь по лицу.

Через несколько минут, когда табун приблизился к реке, темнота начала редеть и приобретать серый оттенок. Красная полоска на востоке превратилась в широкий веер. Вскоре Ньют смог разглядеть лошадей, двигающихся в предрассветных сумерках, - много лошадей. Не успел он подумать, что это он самостоятельно привел такую кучу скота, как темнота окончательно рассеялась, долину залили первые лучи солнца, которые, пробив пылевую завесу, коснулись шкуры усталых животных, большинство из которых перешло на спокойную рысь, - и впереди на берегу реки он увидел капитана Колла с ружьем на сгибе руки. Его Чертова Сука была вся в мыле, но голова ее была поднята и видно, как она прядает ушами, наблюдая за приближающимся стадом, даже к Мыши принюхалась. Ни капитан, ни кобыла не казались слишком уставшими после тяжелой ночи. Ньют так им обрадовался, что пришлось смахнуть еще одну слезу и окончательно испачкать физиономию.

Вниз по реке виднелся Пи, сидящий на мускулистой гнедой по прозвищу Сардинка. Нигде ни намека на vaqueros. Ньюту хотелось задать так много вопросов по поводу того, где они были и что они делали, что он не знал, с чего начать. Но когда юноша подъехал к капитану, стараясь держать Мышь на приличном расстоянии от Чертовой Суки, чтобы она не выкусила из него кусок, он ни о чем не спросил. Он бы не сдержался, будь на месте капитана мистер Гас, Пи или Дитц, но, поскольку это был капитан, Ньют помолчал. Все, что он сделал в конце самой увлекательной ночи в своей жизни, - это просто поздоровался.

- Неплохо, верно? - спросил Колл, наблюдая за табуном больше чем в сотню голов, который пересекал реку и растягивался вдоль берега на водопой. Пи вогнал Сардинку в реку по стремена, чтобы помешать лошадям растянуться слишком далеко к югу.

Колл понимал, что им редкостно повезло, когда они наскочили на четверых мексиканских конокрадов и отняли у них большую часть лошадей, которых те украли в Техасе. Мексиканцы решили, что они нарвались на армию, поскольку только у армии могло быть так много лошадей, и даже не пытались воспротивиться, хотя одного vaquero, пытавшегося было завернуть табун, пришлось припугнуть.

Что касается парня, хорошо, что он поднабрался немного опыта и вышел из всей заварухи невредимым, только физиономия грязная.

Они молча сидели вместе, а солнце бросало длинные полосы света через коричневую реку на пьющих воду лошадей, некоторые из которых уже улеглись на мелководье и катались в грязи, чтобы немного остыть. Когда лошади начали по двое трое подниматься на северный берег, Колл тронул свою кобылу и вместе с Ньютом въехал в реку. Здесь капитан ослабил поводья и дал Чертовой Суке возможность напиться. Он был доволен ею не меньше, чем добычей. Она двигалась легко, по кошачьи, и была вполне свежей, тогда как мерин под парнем настолько ухайдакался, что еще не делю будет приходить в себя. Гнедая Пи была ненамного лучше. Колл дал своей кобыле напиться вволю и подобрал поводья. Большинство лошадей уже поднялось на северный берег, а солнце полностью взошло над горизонтом.

- Поехали ка домой, - обратился он к парню. - Надеюсь, у Уилбергера хватит денег. У нас много лошадей на продажу.

12

Если Уилбергера и удивило такое количество лошадей, он ничем этого не показал. Первый табун находился уже в загоне, и он с помощью Дитца и своего работника Чика отбирал лошадей с клеймом. Диш Боггетт стоял у калитки между двумя загонами и пропускал лошадей Уилбергера, размахивая веревкой перед мордами тех, на которых он не претендовал. Джейка Спуна нигде видно не было, как и Августа с ирландцами.

Новый табун был слишком велик для загона. Колл всегда собирался огородить кусок пастбища для таких вот случаев, да так и не собрался. В данном случае это не имело такого уж большого значения. Лошади сильно устали от длинного пробега, и их вполне можно было оставить на берегу пастись и отдыхать. После завтрака он пошлет парня присмотреть за ними.

Уилбергер на мгновение отвлекся от работы, чтобы взглянуть на пробегавших мимо лошадей, затем снова принялся за выборку, которая уже почти закончилась. Поскольку там рук хватало, Ньюту оставалось только стоять у ограды и наблюдать. Пи уже успел залезть на верхнюю перекладину забора, которую они называли наблюдательным пунктом, и оттуда обозревал происходящее. Его гнедая и мерин Ньюта, только что расседланные, сделали несколько шагов, потом легли и принялись кататься в пыли.

Колл все еще не слезал с Чертовой Суки. Когда Уилбергер кончил сортировать лошадей, взгляд его остановился на ней, а не на капитане.

- Утро доброе, - поздоровался он. - Давайте меняться. Я оставлю вам тридцать восемь великолепных лошадей, которых я только что отобрал, и заберу это хитрющее животное, на котором вы сидите. По-моему, тридцать восемь за одну - хорошее предложение, я так считаю.

- Ну и считайте себе, - ответил Колл, ничуть не удивленный предложением.

Пи Ай так удивился тому, что услышал, что едва не свалился с забора.

- Ты хочешь сказать, что отказываешься от всех этих лошадей ради того, чтобы она вырвала из тебя еще шматок? - спросил он. Он знал, что мужикам нравится кобыла Колла, но чтобы до такой степени - этого он не мог вообразить.

Подошел Диш Боггетт, веревкой сбивая пыль с сапог.

- Это ваше последнее слово? - спросил Уилбергер. - Предлагаю тридцать восемь за одну. Такого второго шанса у вас больше не будет.

Диш фыркнул. Ему самому нравилась серая кобылка.

- Это все равно что менять золотую монету в пятьдесят долларов на тридцать восемь пятицентовиков. - Он пребывал в дурном расположении духа. Как только они загнали лошадей за ограду, Джейк Спун немедленно расседлал свою лошадь и направился прямиком в салун, как будто он там жил постоянно.

Уилбергер тоже его проигнорировал.

- Тут у вас что ни человек, то свое мнение, - заметил он. - Если бы мнения были деньгами, вы бы тут все разбогатели. - Он взглянул на Колла.

- Я эту кобылу не отдам, - проговорил Колл. - И это вовсе не чье-то мнение.

- Верно, это скорей печальный факт, - согласился Уилбергер. - Я, можно сказать, живу на лошади, и они у меня всегда самые лучшие.

- Это моя третья, - объяснил Колл. Уилбергер кивнул.

- Что же, сэр, - проговорил он. - Я признателен вам за то, что вы приехали вовремя. Яснее ясного, что тот человек, с которым вы имеете дело, знает, где обретаются конокрады.

- Их там порядком, - заметил Колл.

- Ладно, поехали, Чик, - сказал Уилбергер. - Если мы не двинемся, домой никогда не попадем.

- Можете остаться позавтракать, - предложил Колл. - Тут еще пара ваших лошадей на подходе.

- А почему они так долго? - спросил Уилбергер. - На трех ногах путешествуют?

- Они с мистером Маккрае, - объяснил Колл. - Он путешествует в своем собственном темпе.

- И разговаривает, - добавил Уилбергер. - Не думаю, что нам стоит ждать. Оставьте их себе в качестве благодарности.

- Мы привели недурных лошадей, - сообщил Колл. - Можете посмотреть, если вам нужно еще.

- Не интересуюсь, - ответил Уилбергер. - Раз уж вы не даете напрокат свиней и не продаете кобылу, я лучше поеду.

Затем он повернулся к Дишу Боггетту.

- Работа не нужна, сынок? - спросил он. - На мой взгляд, ты выглядишь подходяще.

- У меня есть работа, - ответил Диш.

- Гонять мексиканских лошадей? Какая это работа, - заметил Уилбергер. - Просто игра. Ты выглядишь настоящим ковбоем, а я собираюсь пуститься в путь со стадом в три тысячи голов.

- Мы тоже. - Колл развеселился при виде человека, который пытается сманить у него работника в его же присутствии.

- И куда? - поинтересовался Уилбергер.

- В Монтану, - ответил Колл.

- Я бы на вашем месте не стал этого делать, - посоветовал Уилбергер. Он подъехал к калитке, наклонился, чтобы открыть ее, и поехал дальше, предоставив Чику возможность ее закрыть. Когда Чик наклонился, чтобы захлопнуть калитку, с него свалилась шляпа. Никто не двинулся, чтобы поднять ее. Поэтому ему пришлось спешиться, что привело Чика в большое смущение. Уилбергер ждал, но терпение его истощалось на глазах.

- Что же, тогда, может, встретимся в пути, - обратился он к Коллу. - Хоть я двинусь и не в сторону Монтаны. Слишком далеко, слишком холодно, полно медведей, и я не уверен насчет индейцев. Может, их и повыбили, но я не стал бы на это рассчитывать. Вы можете в результате просто подарить кому-нибудь хорошее стадо говядины.

- Постараемся, чтобы этого не произошло, - возразил Колл.

Уилбергер тронулся с места, Чик двинулся замыкающим в конце небольшого табуна. Когда Чик проезжал мимо, у Диша Боггетта появилось большое искушение накинуть на него лассо, стащить с лошади и хорошенько намять бока - просто чтобы дать волю чувствам относительно Лори и Джейка Спуна. Но капитан сидел рядом, так что он ограничился суровым взглядом и пропустил Чика.

- Черт, ну и жрать хочется, - заговорил Пи Ай. - Надеюсь, Гас не заблудился. - И, поскольку никто не обратил внимания на его замечание, добавил: - Если он потерялся, то прямо не знаю, как мы будем обходиться без лепешек.

- Ты всегда можешь жениться, - сухо заметил Диш. - Полно женщин, умеющих печь лепешки.

Уже не впервые Пи пытались внушить эту простую истину.

- Знаю, что есть, - согласился он. - Но это не значит, что хоть одна сподобится выйти за меня.

Дитц с удовольствием хмыкнул.

- Чего там, эта вдовушка Коул выйдет, - сказал он. - И с удовольствием. - Затем, зная, что вдовушка Коул - больное место Пи Ая, направился к дому.

Упоминание о Мэри Коул привело Пи Ая в большое смятение. Время от времени ему говорили, что он может жениться, особенно любил болтать об этом Гас Маккрае.

Но иногда, даже если об этом никто не упоминал, он думал о женщинах, а уж если эта мысль приходила ему в голову, то задерживалась надолго, жужжала там, как туча комаров. Разумеется, туча комаров не шла ни в какое сравнение с москитами на побережье, так что мысль о женщинах не была для него настолько неприятной, но все же Пи Ай предпочел бы, чтобы она вообще не приходила ему в голову.

Он никогда не знал, да и сейчас не знает, что думать о женщинах, но, что касается действий, он следовал примеру капитана, а капитан не обращал на женщин никакого внимания. Все те годы, что Пи был с ним, так оно и было, за исключением одного странного случая, происшедшего несколько лет назад, о котором Пи вспоминал раз в пару лет, да и то обычно во сне. Он тогда пошел в салун, чтобы забрать топор, который одолжили и не вернули, и, пока там был, услышал, как плачет и жалуется кому-то женщина.

Плакала шлюха по имени Мэгги, мать Ньюта, к которой Джейк Спун так потом прилип. Только после того как Пи нашел топор и был уже на полпути к дому, до него дошло, что Мэгги разговаривала с капитаном, даже называла его по имени, чего никогда за все годы не позволял себе Пи.

Мысль о том, что капитан находится в одной комнате со шлюхой, произвела на Пи такое же впечатление, что и пуля, некогда попавшая ему под лопатку во время большой драчки с индейцами у Форт Фантом Хилл. Когда в него попала пуля, он почувствовал сильный удар, после которого у него, как ему показалось, онемели мозги. Точно так же он себя чувствовал, когда нес домой топор из салуна: Мэгги говорила с капитаном в своей комнате, один на один, а ведь, насколько он знал, все дела капитана с прекрасным полом ограничивались легким приподнятием шляпы, если он случайно встречал какую-либо из них на улице.

Пи все никак не мог забыть подслушанный разговор. Месяц другой после этого он нервничал, боясь, как бы жизнь вдруг не изменилась самым резким образом. Но все осталось по-прежнему. Вскоре они отправились вверх по реке, чтобы ловить бандитов, совершавших набеги на Чиуауа, и капитан, насколько Пи мог судить, оставался все тем же капитаном. Когда они вернулись, Мэгги уже родила сына, и Джейк Спун на время поселился с ней. Потом он уехал и Мэгги умерла, а Гас однажды поехал и забрал Ньюта у одной мексиканской семьи, которая приютила его после смерти Мэгги.

Прошло много лет, многие из которых тянулись медленно, особенно после того как они перестали работать рейнджерами и занялись скотоводством. Единственным результатом подслушанного разговора было то, что Пи с той поры стал с большей осторожностью одалживать свой топор. Ему нравилось жить тихо и спокойно, не для него загадки и сюрпризы.

Хотя он вполне довольствовался своей жизнью с капитаном и Гасом и повседневной работой, оказалось, что от мыслей о женщинах отделаться окончательно не получалось. Постоянно его мучил вопрос о женитьбе, над которым посмеивался Дитц. Гас, который был женат дважды и который шлялся, если подворачивалась шлюха, был виновником этой навязчивой идеи. Он обожал распространяться о женитьбе. Как только Гас садился на своего конька, капитан обычно брал ружье и уходил, но Пи к тому времени успевал уже разнежиться на веранде и подремывать, разморенный алкоголем, так что ему приходилось выслушивать самые разнообразные суждения Гаса, одним из которых было то, что он, Пи, много теряет, не женясь на вдовушке Коул.

То, что Пи разговаривал с Мэри Коул пять или шесть раз в жизни, да и то когда она еще была замужем за Джошем Коулом, для такого постороннего человека, как Гас, или такого постороннего человека, как Дитц, не имело никакого значения. Оба почему-то полагали, что она считает его достойным преемником Джоша. Их подталкивал к этой мысли еще и тот факт, что, хотя Мэри отличалась необычно высоким ростом, она все же была ниже Пи. Она на добрый фут возвышалась над Джошем Коулом, которому не повезло отправиться в Пиклс Гэп покупать молочную корову в грозу. Молния ударила в лошадь и Джоша, корову только слегка подпалило, но молоко она давать перестала. Мэри Коул снова замуж не вышла, но, как считал Гас, только из-за того, что у Пи не хватало инициативы перейти через дорогу и предложить ей руку и сердце.

- Да Джош был недомерком, - часто говорил Гас. - Этой бабе нужен полноценный мужик. Это же здорово - иметь рядом мужика, который может дотянуться до верхней полки.

Пи никогда не приходило в голову, что рост может быть важным фактором в браке. Он поразмышлял над этим несколько месяцев и сообразил, что Гас тоже высокий, да к тому же еще и образованный.

- Черт, ты тоже длинный, - однажды заявил он. - Тебе самому на ней надо жениться. Тогда вы сможете читать вместе.

Он знал, что Мэри умела читать, потому что раза два бывал в церкви и видел, как священник просил ее прочитать псалмы. У нее был низкий, скрипучий голос, редкий для женщины. Раз или два, когда он ее слушал, у Пи возникало странное ощущение: будто мурашки по коже пробежали.

Гас решительно отрицал, что он может быть подходящим спутником для Мэри Коул.

- Нет, Пи, это не пойдет, - говорил он. - Я уже дважды пробирался сквозь тернии брака. Этой вдовушке нужен кто-то посвежее. Они, бабы, все этого хотят, и вдовушки тоже. Если у мужика есть опыт, то он вполне может заняться этим с другой женщиной, а это всегда им не по душе. Такая прямая женщина, как Мэри, скорее всего считает, что только она может передать весь опыт, который тебе может потребоваться.

Для Пи все это было неприятной загадкой. Он не мог вспомнить, каким образом вообще возникла данная тема, потому что он ни слова никогда не говорил насчет того, что хочет жениться. Что бы в это понятие еще ни входило, оно прежде всего означало, что придется покинуть капитана, а Пи к этому не был готов. Разумеется, Мэри жила совсем рядом, но капитан предпочитал держать своих людей под рукой на случай необходимости. Трудно даже представить себе, что скажет капитан, если он вот так возьмет и женится. Однажды Пи напомнил Гасу, что он далеко не единственный холостяк в Лоунсам Дав. Еще был Ксавье, не говоря уже о Липпи. Много неженатых проезжали через городок. Но когда он об этом заговорил, Гас его проигнорировал.

Иногда, лежа ночью на веранде, Пи казался сам себе дураком, потому что думал о таких вещах, но думать тем не менее не переставал. Всю свою жизнь он прожил с мужчинами, работал, был рейнджером; перебирая всю свою взрослую жизнь, он не мог вспомнить, чтобы хоть десять минут провел с женщиной наедине. Он куда лучше был знаком со свиньями Гаса, чем с Мэри Коул, да и чувствовал себя с ними уютнее. Разумнее с его стороны было бы правильнее не обращать внимания на Гаса и Дитца и думать о чем-нибудь, имеющем отношение к работе, к примеру, как сделать так, чтобы старый сапог не натирал мозоль на большом пальце левой ноги. Десять лет назад ему наступил на этот палец мул, и с той поры палец торчит в слегка неправильном направлении и сапог трет его. Единственным решением было бы прорезать дыру в сапоге, что вполне бы сошло в жаркую погоду, но причиняло бы неудобство в дождь и холод. Гас предлагал снова сломать палец и установить его в правильном направлении, но Пи недостаточно сильно ненавидел мозоль, чтобы согласиться на такое. Ему казалось вполне разумным полагать, что больной палец важнее для его жизни, чем женщина, с которой он почти и не разговаривал. И все же он то и дело возвращался к ней мыслями. Случались ночи, когда он слишком хотел спать, чтобы срезать мозоль или беспокоиться по этому поводу, и тогда в его сознании внезапно, как черепаха на поверхности пруда, возникала вдовушка Коул. В этих случаях он старался сделать вид, что спит, потому что Гас был таким хитрюгой, что, можно сказать, умел читать чужие мысли и мог вполне догадаться, что Пи думает о Мэри и ее скрипучем голосе.

Но куда более упорным, чем воспоминание о Мэри, читающей псалмы, было другое. Однажды он проходил мимо ее дома, когда на город налетела небольшая гроза, разогнав кошек и собак и погнав по улице мусор и перекати поле. Мэри во дворе развесила сушиться белье и теперь старалась снять его побыстрее, пока не начался дождь. Но гроза оказалась проворнее. В пыль начали падать крупные капли дождя, поднялся ветер, заставляя простыни на веревке хлопать так, что, казалось, раздался выстрел. Пи всегда учили, что надо помогать людям, а поскольку было очевидно, что Мэри с простынями не справиться, он направился к ней, чтобы предложить помощь.

Но гроза опередила и его, и он даже не успел подойти, как начался настоящий ливень, сразу сделав белую пыль коричневой. Большинство женщин на этой стадии решили бы, что белье все равно не спасти, и побежали бы в дом, но только не Мэри. Юбка у нее уже так промокла, что прилипла к ногам, но она все еще сражалась с трепещущей простыней. При этом две или три вещи, которые она уже сняла, вывалились у нее из рук. Их ветром понесло по двору, уже превратившемуся в мелкое озеро. Пи поспешил поднять эти вещи и помочь Мэри снять мокрую простыню с веревки, что она, по всей видимости, делала из чистого упрямства, поскольку дальше на западе вовсю сияло солнце, которое снова высушило бы эту простыню за несколько минут.

Это было единственное близкое знакомство Пи с той чертой женского пола, о которой постоянно распространялся Гас, - склонностью действовать вопреки разуму. Мэри промокла до нитки и сверху и снизу, бьющаяся простыня вырвала гребень из ее волос, и они рассыпались по плечам. Белье было таким же мокрым, как когда она его вешала, и все же она не сдавалась. Она продолжала снимать с веревки белье, которое через пятнадцать минут снова придется развешивать, а Пи еще и помогал ей, как будто в этом был смысл. Когда он придерживал веревку, заметил кое-что, что поразило его не менее сильно, чем когда-то молния - Джоша Коула. Вещи, которые он спас, оказались нижним бельем - белые панталоны, которые, вероятно, Мэри носила под юбкой, сейчас плотно облепившей ей ноги. Пи был так шокирован, что едва не уронил панталоны в грязь. Она должна была бы рассердиться, что он поднял ее нижнее белье, но она продолжала снимать простыни, а ему оставалось стоять, онемев от смущения. Ему еще повезло, что дождь так разошелся, что лил потоками с полей его шляпы, давая ему возможность прятаться за этим маленьким водопадом, пока не кончатся его мучения. Через слой воды он видел все весьма приблизительно и не мог оценить, насколько шокирована была Мэри его неуклюжей попыткой помочь.

Но, к его удивлению, ничего страшного не произошло. Когда Мэри наконец справилась с простыней, то забрала у него штанишки с таким видом, будто это были салфетки или носовые платки. К его великому удивлению, ее, похоже, позабавил его вид - стоит, а со шляпы вода потоками льет.

- Пи, тебе повезло, что ты умеешь держать рот на замке, - сказала она. - Открой ты его сейчас, наверняка бы утонул. Большое спасибо за помощь. - Она была женщиной прямой, звала всех по именам и не скупилась на критику. - Нам следует поблагодарить Господа за эту ванну, - добавила она. - Мне лично она не требуется, но тебе здорово помогла. Ты вовсе не такой страшный, как я думала, если хоть немного тебя помыть.

К тому моменту, когда она вернулась на веранду, дождь несколько поутих, и солнечные лучи превращали еще падающие капли в маленькие радуги. Пи пошел домой, вода уже не так сильно текла с его шляпы. Он ничего никому не рассказал, так как прекрасно понимал, что его безжалостно задразнят. Но он запомнил этот случай. Когда он полупьяный лежал на веранде и воспоминания всплывали в его памяти, ему иногда приходило на ум такое, на что он тогда, как ему казалось, и не обратил внимания, например, запах влажного тела Мэри. Он не собирался ее нюхать, ничего для этого не делал, но почти каждую ночь после случившегося вспоминал, что от Мэри пахло так, как не пахло ни от одной мокрой вещи. Он не мог определить, что именно отличало запах Мэри; возможно, от нее, как от женщины, пахло чем-то более чистым, чем от тех мокрых живых существ, с которыми ему приходилось иметь дело. С той грозы прошло уже больше года, но запах Мэри все еще был частью его воспоминаний. Он также помнил, как она выпирала из корсета и сверху, и снизу.

Но он не каждую ночь вспоминал Мэри. Чаще он задумывался над общими положениями брака. Больше всего он беспокоился по тому поводу, что в браке мужчина и женщина должны жить вместе. Много раз он пытался представить себе, как это - находиться под одной крышей с женщиной, вместе завтракать и ужинать. О чем с ней разговаривать? И как себя вести? Он не имел ни малейшего представления об этом. Иногда он думал, что вполне может сказать Мэри, что хотел бы на ней жениться, но считает себя недостойным жить с ней под одной крышей. Если он правильно себя поведет, она может пойти ему навстречу и разрешить продолжать жить ниже по улице, с ребятами, к чему он давно привык. Он, конечно, сделает так, чтобы быть всегда под рукой, когда возникнет хозяйственная необходимость, а в остальном жизнь пойдет привычным чередом.

Он подумывал, не посвятить ли Гаса в свои планы, поскольку Гас знал о женитьбе больше, чем кто-либо другой, но каждый раз, как собирался начать разговор, вдруг чувствовал, что сильно хочет спать, или в последнюю секунду решал, что лучше уж он сегодня помолчит. Если, на взгляд эксперта, его план покажется смешным, Пи не будет знать, что тогда и думать, а, кроме того, Гас его засмеет.

Они сидели вокруг стола, поглощая обычный жирный завтрак Боливара, когда услышали во дворе конский топот. В следующую минуту подъехал Август и спешился. За ним, несколькими ярдами позади, двигались два ирландца. Вместо того чтобы скакать не неоседланных лошадях, ирландцы восседали в больших, отделанных серебром мексиканских седлах и гнали перед собой восемь или десять тощих лошадей. Подъехав к веранде, они так и остались сидеть на конях с несчастным видом.

Диш Боггетт, который не мог до конца поверить, что в Мексике вдруг оказались ирландцы, выйдя на заднее крыльцо и увидев их, не удержался от хохота.

Ньюту их было немного жаль, но и он должен был признать, что зрелище они собой являли комическое. Мексиканские седла явно предназначались для людей с более длинными ногами: ступни ирландцев не доставали до стремян. И тем не менее они явно не хотели слезать с лошадей.

Август сдернул седло со своего усталого вороного и пустил его пастись.

- Слезайте, мальчики, - обратился он к ирландцам. - Вы в безопасности, если только не будете есть эту жратву. Мы это называем домом.

Аллен О'Брайен обеими руками держался за луку седла. В последние два часа он цеплялся за нее с такой силой, что не был уверен, что сможет разжать руки. Он тоскливо посмотрел вниз.

- Я и не представлял себе, насколько лошадь выше мула, - заметил он. - До земли так далеко.

Диш решил, что ничего смешнее он не слышал. Ему никогда не приходило в голову, что может найтись взрослый человек, который бы не умел спешиться. Вид двух ирландцев с короткими ногами, болтающимися по бокам лошадей, был настолько смешон, что он согнулся пополам от хохота.

- Наверное, придется соорудить им лестницу, ей - Богу, - сказал он, с трудом переводя дыхание.

Августа тоже слегка позабавила беспомощность пришельцев.

- Ну, парни, перевалитесь на одну сторону и падайте, - посоветовал он.

Аллену удалось спуститься на землю без особых трудов, но Шон сваливаться отказывался. Он несколько секунд висел, держась за седло, чем сильно озадачил лошадь, которая начала пятиться и взбрыкивать. Она была слишком худа и слаба, чтобы быть способной на многое, и все же Шона слегка поболтало, при виде чего даже Колл рассмеялся. Аллен, уже стоя на твердой земле, от облегчения присоединился к веселью. Шон наконец свалился и гневно уставился на брата.

- Ага, что-то я Джейка не наблюдаю, оно и понятно, - заметил Август, беря ковш воды и прополаскивая горло от пыли. Затем он предложил ковшик Аллену О'Брайену, который, подражая Августу, принялся так же брызгаться и отплевываться, решив, что таков обычай в стране, в которую он попал.

- Гляжу, ты не торопился, - начал Колл. - Я уже собирался назад с похоронной командой.

- Ерунда, - возразил Август. - Тащить этих парней оказалось такой плевой задачей, что я успел побывать в борделе в Сабинасе.

- Тогда ясно, откуда седла, - заметил Колл.

- И лошади тоже, - добавил Август. - Все бандиты оказались мертвецки пьяными к тому времени, как мы туда добрались. Эти ирландские парни без седел ехать почти не могли, вот мы и позаимствовали эти, да еще заодно несколько лошадей.

- Из этих кляч даже мыла путного не получится, - заметил Диш, рассматривая приведенных Августом лошадей.

- Не будь я так голоден, я бы поспорил, - проговорил Август. - Покормить их недельку другую, отличное мыло получится.

Молодой Шон своего разочарования Америкой не скрывал.

- Если это Америка, то где же снег? - вопрошал он, ко всеобщему удивлению. Его представление о стране было основано на картинке, изображавшей бостонский порт зимой, которую он видел в старом журнале. Там было полно снега, а жаркий и пыльный двор, в котором он оказался, не имел с той картинкой ничего общего. Вместо кораблей и высоких мачт - низкий дом да груда старых седел и сгнившей упряжи, сваленных под навесом. Хуже того, нигде ни клочка зеленой травы. Все кусты серые и колючие, и ни одного дерева.

- Нет, сынок, мимо снега вы маханули, - сказал ему Август. - У нас тут больше песок.

Колл ощущал нетерпение. Ночь оказалась куда удачнее, чем он предполагал. Они оставят себе лучших лошадей и продадут остальных, а на выручку наймут команду и оборудуют фургон для путешествия на север. Так что им останется только собрать скот и заклеймить его. Если все будут работать нормально, на это уйдет недели три, и к первому апреля они смогут двинуться в путь. Главная проблема - заставить всех работать нормально. Джейк уже умотал к своей шлюхе, а Август еще не завтракал.

- Вы, ребята, пойдите поешьте, - обратился он к ирландцам. Уж если он их спас, придется накормить.

Аллен О'Брайен без удовольствия рассматривал не сколько домов, составлявших Лоунсам Дав.

- И это весь город? - спросил он.

- Да, и он еще хуже, чем кажется, - ответил Август.

Тут, ко всеобщему смущению, Шон О'Брайен принялся плакать. Ночь выдалась тяжелой, он даже думал, что не выживет. Сидя на лошади, паренек все время боялся упасть и стать паралитиком: он всегда связывал падение с параличом, потому что его двоюродный брат как-то свалился с крыши и с той поры был парализован. Лошадь, на которую его посадили, казалась Шону ничуть не ниже дома, так что у него были все основания волноваться. Он очень долго плыл на корабле, все больше и больше тоскуя по зеленому краю, который покинул. Когда их высадили на берег в Веракрусе, он не слишком расстроился: они прибыли в Мексику, а никто не говорил ему, что Мексика - зеленая страна.

Но теперь они находились в Америке, и вокруг него были только пыль, низкие колючие кусты и практически никакой травы. Он ждал прохлады, росы и зеленой травы, на которой можно вытянуться и поспать. Голый двор страшно разочаровал его, да и, кроме того, Шон вообще был плаксой. Слезы начинали лить у него из глаз каждый раз, когда он думал о чем-нибудь печальном.

Его брат Аллен так смутился при виде плачущего Шона, что направился прямиком в дом и уселся за стол. Их пригласили поесть, а если Шон предпочитает стоять во дворе и реветь, это его дело.

Диш решил, что молодой ирландец скорее всего сумасшедший. Только псих разревется на глазах у нескольких взрослых мужчин.

Август выручил всех, подойдя к Шону и взяв его за руку. Он заговорил с ним мягко и повел к дому.

- Пойди поешь, сынок, - сказал он. - На сытый желудок все покажется не таким страшным.

- Но где же трава? - спросил Шон, шмыгая носом. Диш Боггетт присвистнул.

- Он, наверное, хочет попастись, - сострил он.

- Нет, Диш, - заметил Август. - Просто он вырос в таком месте, где земля покрыта травой, а не в пустыне, как ты.

- Я вырос в Матагорде, - сообщил Диш. - У нас там трава вот по сих пор.

- Гас, нам надо поговорить, - позвал Колл.

Но Август уже ввел мальчика в дом, так что Коллу пришлось последовать за ними.

Боливар с удавлением взирал, как ирландцы уписывают потроха и бобы. Он так поразился их появлению, что взял ружье, которое хранил около печки, и положил его поперек коленей. С этим ружьем, старым, десятого калибра, он охотился на коз и предпочитал иметь его под рукой на случай непредвиденных обстоятельств.

- Надеюсь, ты из этой штуковины здесь стрелять не собираешься, - обратился к нему Август. - Ты всю стену снесешь, не говоря уж про нас.

- Я еще пока не стреляю, - угрюмо ответил Боливар, оставляя себе выбор.

Колл дождался, пока Август наполнит свою тарелку, поскольку говорить с ним, прежде чем он поставит перед собой еду, было бесполезно. Молодой ирландец перестал плакать и уплетал бобы даже быстрее Августа. Возможно, вся его беда была в голоде.

- Я хочу попытаться кого-нибудь нанять, - проговорил Колл. - А ты днем перегони лошадей.

- Куда это? - спросил Август.

- Вверх по реке, сам решишь, как далеко, - ответил Колл.

- У этих ирландцев хорошие голоса, - заметил Август. - Жаль, что нет еще парочки, был бы у нас квартет.

- Будет жаль, если ты проворонишь лошадей, пока я ищу работников, - сказал Колл.

- А, ты хочешь, чтобы я несколько ночей спал на земле и не дал Педро Флоресу спереть этих лошадей назад? - спросил Гас. - Я уже отвык спать на земле.

- А на чем ты собираешься спать по пути в Монтану? - поинтересовался Колл. - Мы не можем взять с собой дом, а по дороге нет гостиниц.

- Я вообще в Монтану не собирался, - заявил Август. - Это ты придумал. Я, может, и поеду, если захочу. Или ты передумаешь. Знаю, ты еще никогда не передумывал, но ведь всегда бывает первый раз.

- Ты даже с пнем возьмешься спорить, - посетовал Колл. - Следа за табуном. Вряд ли нам еще так по везет.

Колл видел, что дальше терять время нет смысла. Если Август не хочет говорить серьезно, его ничем не заставишь.

- Джейк вернулся, верно? - спросил Август.

- Его лошадь здесь, - ответил Колл. - Так что скорее всего именно он на ней приехал. Как ты думаешь, он станет работать, когда мы начнем?

- Нет, и я тоже не буду, - заявил Август. - Лучше найми этих ирландцев, пока есть такая возможность.

- Мы ищем работу, - вмешался Аллен. - Если мы чего не знаем, то с радостью научимся.

Колл воздержался от комментариев. Вряд ли от мужиков, не умеющих слезть с лошади, будет много пользы при коровьем стаде.

- Где ты будешь искать работников? - спросил Август.

- Хочу наведаться к Рейни. У них столько парней, что как-нибудь обойдутся без нескольких.

- Мне когда-то Мод Рейни нравилась, - заметил Август, откидываясь на стуле. - Если бы не команчи, то я бы, верно, на ней женился. Она была Гроув до за мужества. Она несет этих парней, как курица яйца, верно?

Колл вышел, в противном случае можно было проговорить весь день. Дитц маленько прикорнул на задаем крыльце, но поднял голову, заслышав шаги Колла. Диш Боггетт и Ньют накидывали лассо на низкие кусты, причем Диш показывал пареньку секреты этого мастерства. Оно и к лучшему, потому что среди них никто не умел достаточно хорошо обращаться с веревкой, чтобы чему-либо научить паренька. Колл в случае необходимости мог бросить лассо, как, впрочем, и Пи, но ни тот, ни другой не были мастерами этого дела.

- Тренируйтесь, ребятки, - одобрил он. - Как только наберем достаточно скота, ваше умение пригодится.

Затем он поймал свою вторую лошадь, похуже Чертовой Суки, которую звали Солнышко, и направился на северо-запад, в край кустарников.

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ НА ГЛАВНУЮ